Ну, во-первых, духи.

Когда я выходил из комнаты, отведенной для членов жюри, в коридоре ими даже не пахло. Так, обычный запах дорогой питерской гостиницы: отдушка из туалета напротив, дух старинного паркета и растворённая в воздухе кислинка уже разлитого по бокалам шампанского.
Во-вторых, вот это - "я умоляю". Я знаю, что за такой мольбой всегда прячется просьба о чём-то заведомо невозможном.
В-третьих, я боюсь, когда в притемнённом закутке меня поджидают зрелые женщины.
Послонявшись среди гостей церемонии, я возвращался в судейскую, чтобы забрать свой конверт с именем победителя, но тут же угодил рукой в горячую варежку её ладоней. Она удержала меня за руку, когда я качнулся из-за аварийной утечки невыносимых духов.
- Умоляю, - доверительно сказала она мне, и только тут я рассмотрел совершенного персонажа Лены Степаненки: яркие глаза, подведённые брови, пончо из нежно-лазурного шёлка и придушенные перстнями пальцы.
- Передайте, пожалуйста, вашему Петросяну, что так нельзя...
- Но я...
- Я знаю. Но вы же наверняка его где-то увидите. Передайте, что так нельзя.
Дама еще раз заглянула мне в глаза, и удостоверившись, что я не подведу её, освободила мою руку и пошла, поправляя на ходу лазурный прикид.
Дело было в июне 2015 г. В начале своей речи на "Нацбесте" я немножко заикался.
"Так нельзя".
А поджидать человека в закутке, повесить на него камень невыполнимой просьбы и чуть не лишить дара речи, значит, можно...
(Е. Шифрин, "Мир тесен")