Похмелье

В этом мире всё взаимосвязано. Я проснулся и ползу на кухню, и маленькая улитка тоже ползёт по склону горы Фудзи… Она ползёт вверх – зачем? Чтобы попить росы на восходе… Я тоже проснулся, чтобы попить, но склон по дороге на кухню слишком крут для меня, и путь мой нелёгок, медленен и неудержим. Путь улитки тоже нелёгок, полон знаний и смыслов, поэтому она иногда замирает, водя своими глазами-щупальцами… Ей семь лет, и половина жизни позади, и половина пути позади и она — это я, только не знает об этом. Я тоже замер, пройдя половину пути, у меня тоже позади половина жизни и всё здоровье, и руки мои это трясущиеся щупальца, только глаз нет пока. И если она это я, значит, я это она и это я ползу по склону горы Фудзи, чтобы попить воды на восходе. И мне обязательно надо доползти, чтобы где-то не погибла от жажды маленькая улитка… И видна уже вершина, и кран на вершине, и осталось несколько минут и восход озарит небо над Фудзи и облака над ней, надо только зажечь свет и припасть, и живительная влага попадёт в ротовую полость, и жизнь будет прожита не зря…
А в это время неуклюжий пингвинёнок забавно семенит по льду Антарктиды. Он впервые идёт к воде, он впервые будет ловить рыбу – если дойдёт, конечно. Он падает, поскользнувшись, но заботливый папа-пингвин помогает ему подняться и толкает дальше – к воде, к воде… Вот пингвинёнок упал на спину и долго вставал, а папа не помогал, просто наблюдал. И поморник, сидящий неподалёку, внимательно наблюдал, но решил, что добыча ему не по клюву и улетел. А улитка на Фудзи взобралась на камушек, чтобы увидеть, сколько осталось до вершины, как вдруг камешек покачнулся, чуть-чуть прокатился и прижал упавший домик улитки к другому камушку… И ей надо выползти из домика и освободить его, и помощи нет, и уже закружил над ней чёрный ворон, чающий добычу…
Неуклюжий пингвинёнок лежал в коридоре, в метре от кухни, у самой вершины Фудзи, голый и беспомощный, как улитка без домика. Поморник не наблюдал за ним, и не кружил над ним чёрный ворон, потому что не водятся в коридоре ни поморники, ни вороны. В коридоре водится жена и она смотрела на пингвинёнка глазами поморника, только клюва у неё не было. Пингвинёнок жалобно моргал, не в силах даже приподняться, и улитка сидела в домике, не осмеливаясь вылезти, и я лежал в холодной Антарктиде, возле океана воды, океана близкого и недоступного…
«Дай попить…» — прошептал я жене, но она бросила в меня какую-то тряпку, которая оказалась моими трусами, и чёрный ворон вдруг спикировал, схватил улитку, на секунду высунувшуюся из домика, и поднялся с ней ещё выше, ещё ближе к вершине Фудзи, только улитка уже этого не видела… А пингвинёнок по прежнему лежал на льду, и папа-пингвин пропал куда-то, и вернувшийся поморник был уже рядом и уже занёс свой острый клюв…
Боль… Клюв поморника бил по моей голове, желая расколотить её, и нет уже маленькой улитки, и рванулся куда-то пингвинёнок, но поморник подцепил его клювом и начал кромсать, а я, в двух метрах от крана и в трёх - от холодильника с пивом, заплакал, потому что это меня кромсает поморник, меня хочет проглотить чёрный ворон и это я никогда не выпью росы на вершине горы Фудзи…
Кто-то перешагнул через меня, открыл холодильник и сунул мне бутылку пива. Кто это был? Жена? Или папа-пингвин? Кто отогнал поморника от лежащего пингвинёнка? Кто вытащил полуживую улитку из клюва чёрного ворона и положил её возле домика, откатив камушки?
Я сидел на вершине горы Фудзи, держа уже пустую бутылку пива, и жизнь приобретала цвет, и всё вокруг становилось оранжевым, и улитка ожила, напившись росы и спряталась в своём домике, высунув один глаз-щупалец и тоже любовалась восходом. Я посадил её на ладонь и поднял повыше – на, смотри, ведь ты всю свою жизнь мечтала увидеть восход над Фудзи… И пингвинёнок подарил мне небольшого кальмара – свою первую добычу… И солнце…
Таким и увидела меня вышедшая на кухню жена. Я улыбался горе Фудзи, зажав в кулаке пивную пробку и холодную сосиску. Я благодарил Фудзи за росу на восходе и заклинал всех остерегаться поморников. Я показывал пивной пробке солнце, а пингвинёнок сидел у меня на коленях и льды Антарктиды таяли от солнечных лучей…
«Больше никаких пьянок! — прокаркал где-то в вышине чёрный ворон. —Пригласили на день рождения, все люди, как люди, один ты нажрался…».
Я пытался увидеть каркающего ворона, но солнце слепило глаза и исчез куда-то пингвинёнок, а на его месте сидела кошка. Кто-то взял у меня с ладони улитку, а кальмар сам укатился в сторону холодильника.
«До белой горячки допился... Всё, надоело. Разводимся!» — прокаркал на прощанье ворон и взмыл, а я задремал в луже от растаявшего льда.
«Но почему так путаются мысли? — заныл где-то в голове утренний гимн неопохмелённых. — Почему так часто меркнет свет?»
Осталось найти тысячу рублей, грамотно похмелиться, разделить имущество, развестись и помереть налегке, даже без нижнего белья. Там оно не нужно. Там ангелы в белых одеждах и музыка…
А в понедельник – на работу…
Надо узнать, когда здесь начинается понедельник… Надеюсь, что не в субботу…
Или бросить всё, уехать к горе Фудзи и жить там, среди облаков, пить росу на восходе, писать хокку и разговаривать с улитками?..
#ИльяКриштула