Хозяин леса.

Ближе к концу июля лес наполняется особыми звуками. Деревенские ребятишки идут собирать клубнику. То и дело слышно звонкое протяжное «Ау», чтобы не потерялся никто и не отстал.
Так происходит из года в год.
Мелкие ягоды обычно сушили, потом заваривали и пили вместо чая всю зиму, а из тех, что покрупнее, варили варенье, которое, если ставили на стол зимой, то аромат жаркого лета сразу же чувствовал всякий, кто заходил в дом. А уж клубника свежая, да с парным молочком, - это просто объедение! Ребятишки, а иногда, если удавалось, то и сами хозяйки, ходили в лес каждый день, и всегда приносили по полному лукошку. Вечером всей семьёй сощипывали с ягод зелёные хвостики (которые тоже сушили). Освобождали от этого ягодощипательства, пожалуй, только взрослых мужчин. Им и без того было чем заняться. Да и не мужское это дело.
Христианство к тому времени уже дошло и до сибирских деревень, но в леших, русалок и многих других волшебных существ люди верили. Первое, что делали, вошедшие в лес - здоровались с «Хозяином» и просили помочь найти поляну ягодную (или грибную, смотря за чем пришли), а при выходе из лесу благодарили и прощались. Нельзя было в лесу ничего кроме «Ау» кричать, просто так без надобности шуметь и ругаться.
Так случилось и в этот раз.
Поздоровались все (а ходили дети не по одному, человек по шесть-семь), кроме Дуняшки Юрчиковой. Они с братом Никиткой повздорили, ругаясь в лес и вошли. Начисто забыв про все предосторожности. А ещё, Дуняшка возьми, да и крикни брату со зла:
- Как же ты мне надоел, лучше бы тебя вообще не было!
Дошли ребятишки до поляны. Стали клубнику собирать. А её в этом году было много. Ягоды крупные, спелые. Дети увлеклись, каждому хотелось нарвать больше других, чтобы было чем похвалиться.
Тут Никитку за ногу кто-то ужалил, но он, отмахнувшись, сказал с досадой:
- Жара-то какая, оводы загрызли уже.
Сестра повернула голову в его сторону, хотела заругать, чтобы не ныл, но вместо этого, вскрикнув от неожиданности, лукошко из рук выронила.
От ноги мальчика быстро уползала в траву большая серая гадюка. Девочка узнала её по очень тёмной полосе вдоль спины.
Позвала подружек, вместе отвели Никиту в тенёк.
Дуняшка крепко перетянула ногу брату косынкой повыше укуса и принялась выдавливать, сочившийся из ранки, тёмно-жёлтый, цвета мёда из одуванчиков, яд. Потом стала высасывать остатки и сплёвывать, прополощет рот водой, что с собой взяли, и снова. Пока у самой в голове не зашумело. А Никитка совсем раскис и бисером пота весь покрылся. Бросив корзинку мальчика на поляне, посадили его девчонки на скрещенные руки и понесли в деревню, благо ребёнок был худенький, не сильно тяжёлый.
Дуня, как пришли домой, матери всё рассказала. Та ей молока полную крынку выпить велела, а сама до знахарки бегом побежала.
Вернулась быстро, а чуть позже пришла и сама бабка Марфа с узелком полным разными сушёными травками и корешками. Посмотрела на Никиткину ногу, подошла к столу, растолкла и смешала траву с корешками, насыпала три одинаковых по высоте кучки этой смеси. Сказала матери, чтобы та заваривала на ковш воды по одной, и трижды в день поила этим сына, а из остатков настоя примочки к месту укуса делала.
- А тебе, Дунька, повезло, что ранок нет во рту, да зубы молодые, крепкие, - сказала она, заглянув в рот девочке.
- Ей, Варвара (так звали мать Никиты и Дуняши), ничего не надо. Вон пусть молоко дует, спит больше, да по жаре не носится, сама оклемается, - тыкнув пальцем в девочку, велела старуха. - Я через три дня приду. Не забудь, отдать мне, что обещала.
Три дня тянулись вечностью. Нога Никиты сильно раздулась. Раз в пять она толще его худенькой ножки стала. Опухоль поднималась всё выше и выше. Мальчик метался весь в поту и бредил, не приходя в себя. Казалось, что толку от отваров не было.
Дуняшка, как только не кляла себя за то, что не доглядела. От брата не отходила ни на шаг.
- Лучше бы меня та змеюка тяпнула, - то и дело, хлюпая носом, причитала она.
Бабка Марфа пришла через три дня, как и обещала. На вопрос Никиткиной матери:
- Отчего так плохо и жар не проходит?
Услышала от старухи следующее:
- Всё правильно. Борется он. Справится, не бойся, я помогу. На той неделе уже с мальчонками другими носиться по деревне будет. Но только не забудь, потом, как парнишка оклемается, отправь их с Дунькой на опушку. Дай с собой каравай ещё тёплый, соль и крынку молока. Пусть, входя в лес, поклонятся и попросят у Хозяина прощения, за то, что глупые – неразумные не поприветствовали его с должным уважением. Положат гостинцы на землю, потом ещё раз поклонятся и уходят, не оборачиваясь.
С этими словами бабка подняла одеяло и положила раздутую ногу ребёнка на подушку, которую подала по её просьбе Варвара. Нога стала почти синей, а опухоль начала уже переползать вверх через колено. Марфа взяла принесённую ей сухую траву (на этот раз какую-то другую, Дуняшке незнакомую) и, перетерев её между ладонями, стала посыпать ногу, что-то бурча себе под нос. Потом достала из кармана мелок. Обвела опухоль по верхнему краю и снова что-то быстро и непонятно заговорила.
И тут у всех присутствующих одновременно от удивления разом рты пооткрывались. Опухоль начала сползать вниз, как оседает пенка у кипящего молока, если на неё подуть. Старуха перестала бубнить и снова очертила мелом по краю, опустившейся вниз опухоли. Так продолжалось часов пять, пока нога стала нормальной по размеру, как до укуса. Только синюшность слегка осталась.
- Пройдёт синь, дня через два напрочь пройдёт, - успокоила врачевательница хозяйку.
Бабка стала совсем бледной, будто её саму посыпали мелом, а по вискам струился ручейками пот. Покачиваясь, она поднялась и, ничего больше не говоря, ни с кем не прощаясь, вышла из хаты. Варвара догнала её в ограде и стала отдавать корзинку с курицей (которую только что зарубил и ощипал муж) и прочими подарками, сложенными в корзину, не без казённой водки само - собой. Но старуха отстранила всё рукой:
- Донеси потом сама. Мне сейчас не поднять. Хотя бы до дому дойти - не упасть. Совсем без сил я. Курицу эту съешьте сами, вон мальчонке своему дай, а мне новую заколи через два дня. Отдай Полашке, скажи, пусть сварит. Я эти два дня спать буду. Как проснусь, она меня горячим накормит. И не забудь, пускай дети идут в лес, поклониться Хозяину, иначе им дорога туда навсегда заказана.
С этими словами, не прощаясь, бабка Марфа, еле волоча ноги, побрела домой, придерживаясь за изгороди вдоль домов.
Через несколько дней, когда Никите совсем полегчало, Дуняша с братом пошли в лес с подарками. Поклонились, попросили прощения и, оставив всё, ушли, не оглядываясь, как бабка Марфа велела.
А на следующее утро их мать нашла на крыльце корзинку сына полную спелой клубники.
- Знать, простил Хозяин, - улыбнулась и наконец-то успокоилась она.
Начинался новый день. И начинался он хорошо.
из интернета
#МистическиеРассказы