К 100-летию советского и российского поэта, барда, прозаика БУЛАТА ОКУДЖАВЫ
Мастер поэтического языка, властитель чувств нескольких поколений, подаривший нам удивительное песенное слово большой доверительности и естественности. Он прошел через войну, посвятил ей 28 стихов и ненавидел больше всего на свете. Булат Окуджава – это лицо эпохи, его песни – это неотъемлемая часть московской культурной жизни и послевоенного периода.Булат Окуджава родился 9 мая и впоследствии отмечал два праздника: День Победы и свой день рождения. Будущий московский поэт родился в Москве в 1924 году в семье большевиков, приехавших из Тифлиса для партийной учёбы в Москву. Его отец Шалва Степанович был грузином, а мама Ашхен Степановна Налбандян – армянкой, и родственницей известного армянского поэта Ваана Терьяна. Вскоре после рождения Булата его отец был отправлен на Кавказ в качестве комиссара грузинской дивизии, а мама осталась в Москве, и работала в партийном аппарате. Поэтому детство Булата прошло в Москве, где его семье были выделены две комнаты в коммунальной квартире дома 43 на Арбате. Отношение к Москве нашло позже свое отражение в стихах Окуджавы:
Мой город носит высший чин и звание Москва,
Но он навстречу всем гостям всегда выходит сам.
Булат был старшим из двух сыновей. Дома родители говорили с сыновьями по-русски, часто водили их на оперу и концерты, Булат с юных лет знал репертуар оперного театра, и рано начал сам писать стихи и прозу. Когда у отца Окуджавы, который к тому времени стал секретарем Тбилисского горкома, произошел конфликт с Лаврентием Берией, Шалва Окуджава обратился к Серго Орджоникидзе с просьбой о переводе на партийную работу в Россию, и был направлен на Урал парторгом на строительство вагоностроительного завода в Нижний Тагил, где стал первым секретарём Нижнетагильского горкома партии. Он выписал семью к себе на Урал, но в 1937 году отец Окуджавы был арестован в связи с троцкистским делом на Уралвагонстрое. Арестованный директор завода Л. М. Марьясин дал показания, что в августе 1934 года он и Окуджава во время приезда наркома тяжёлой промышленности Орджоникидзе на Уралвагонстрой пытались организовать на него покушение. 4 августа 1937 года Ш. С. Окуджава был расстрелян, два его брата также были расстреляны как сторонники Троцкого.
Вскоре после ареста отца, в феврале 1937 года, мать, два сына (13-летний Булат и трехлетний Виктор) вместе с бабушкой вернулись в Москву. В 1938 году арестовали мать Окуджавы и сослали в Карагандинский лагерь, откуда она вернулась в 1947 году. Сестра отца Ольга Окуджава (супруга поэта Галактиона Табидзе) была расстреляна под Орлом в 1941 году. Булат редко говорил о судьбе своих родителей, лишь к концу жизни описав постигшие его семью события в автобиографическом романе «Упразднённый театр». Позже Булат Шалвович всегда хранил в ящике письменного стола копию дела отца, выданную ему в Свердловске в 1989 году.
Вскоре после ареста отца, в феврале 1937 года, мать, два сына (13-летний Булат и трехлетний Виктор) вместе с бабушкой вернулись в Москву. В 1938 году арестовали мать Окуджавы и сослали в Карагандинский лагерь, откуда она вернулась в 1947 году. Сестра отца Ольга Окуджава (супруга поэта Галактиона Табидзе) была расстреляна под Орлом в 1941 году. Булат редко говорил о судьбе своих родителей, лишь к концу жизни описав постигшие его семью события в автобиографическом романе «Упразднённый театр». Позже Булат Шалвович всегда хранил в ящике письменного стола копию дела отца, выданную ему в Свердловске в 1989 году.
Осиротевшие братья стали жить в Москве с бабушкой, и Булат с 14-летнего возраста подрабатывал статистом и рабочим сцены в театре, а также работал слесарем, но в 1940 году родственники забрали его в Тбилиси. В начале Великой Отечественной войны Булат трудился токарем на оборонном заводе по 14 часов в сутки, а весной 1942 года после окончания девятого класса Булат ушел добровольцем в армию. А до этого девятиклассник Окуджава полгода штурмовал Тбилисский военкомат, прежде чем его отправили на фронт.
Его приняли в 10-й отдельный миномётный запасной дивизион, два месяца он проходил подготовку на Закавказском фронте, затем служил миномётчиком в кавалерийском полку 5-го Донского кавалерийского казачьего корпуса. Позже он стал радистом.
«Мне было 17 лет. Я пошёл воевать с фашистами, был такой красный юноша. Помню, первый раз на фронте мне сказали: «Наши пошли в атаку». И я сразу представил себе, как в фильме – идут колонны в бой, с красными знамёнами, впереди гордые командиры… А потом выглянул из-за холма, посмотрел: атаковали населённый пункт. И я увидел: бежит человечек с автоматом – падает, потом другой – падает, потом первый поднимается, бежит и снова падает. Меня это так поразило и сокрушило: я-то ждал вдохновенных гимнов, а получилось вот что. Был романтизм. Но он очень быстро сошёл на нет».
Его приняли в 10-й отдельный миномётный запасной дивизион, два месяца он проходил подготовку на Закавказском фронте, затем служил миномётчиком в кавалерийском полку 5-го Донского кавалерийского казачьего корпуса. Позже он стал радистом.
«Мне было 17 лет. Я пошёл воевать с фашистами, был такой красный юноша. Помню, первый раз на фронте мне сказали: «Наши пошли в атаку». И я сразу представил себе, как в фильме – идут колонны в бой, с красными знамёнами, впереди гордые командиры… А потом выглянул из-за холма, посмотрел: атаковали населённый пункт. И я увидел: бежит человечек с автоматом – падает, потом другой – падает, потом первый поднимается, бежит и снова падает. Меня это так поразило и сокрушило: я-то ждал вдохновенных гимнов, а получилось вот что. Был романтизм. Но он очень быстро сошёл на нет».
Потрясение от войны позже было описано Окуджавой в автобиографической повести «Будь здоров, школяр», написанной им в 1960-1961 гг. Эта повесть будет именно о них – школьниках, ушедших на войну. Идея названия родилась из воспоминаний Окуджавы о Тбилисском военкомате, где капитан Качаров отсылал домой юных добровольцев: «Чтобы я вас здесь больше не видел, ясно? Надо будет, сами вызовем. Всё. Бывайте здоровы, школяры».
Булат Окуджава о Великой Отечественной войне:
«Когда я отправился на фронт, во мне бушевала страсть защищать, участвовать, быть полезным. Это был юношеский романтизм человека, не обремененного заботами, семьей. Я не помню, чтобы простой народ уходил на фронт радостно. Добровольцами уходили, как ни странно, интеллигенты, но об этом мы стыдливо умалчиваем до сих пор. А так война была абсолютно жесткой повинностью. Больше того, рабочие, как правило, были защищены литерами всякими, потому что нужно было делать снаряды. А вот крестьян отдирали от земли. Аппарат подавления функционировал точно так же, как раньше, только в экстремальных условиях – более жестко, более откровенно.
Я, помню, написал один материал военный: войну может воспевать либо человек неумный, либо, если это писатель, только тот, кто делает ее предметом спекуляции. И поэтому все эти повести и романы наших военных писателей я не могу читать, я понимаю, что они недостоверны. Редко кто бывал достоверным. Люди придумывали свою войну и себя в ней».
Булат Окуджава о Великой Отечественной войне:
«Когда я отправился на фронт, во мне бушевала страсть защищать, участвовать, быть полезным. Это был юношеский романтизм человека, не обремененного заботами, семьей. Я не помню, чтобы простой народ уходил на фронт радостно. Добровольцами уходили, как ни странно, интеллигенты, но об этом мы стыдливо умалчиваем до сих пор. А так война была абсолютно жесткой повинностью. Больше того, рабочие, как правило, были защищены литерами всякими, потому что нужно было делать снаряды. А вот крестьян отдирали от земли. Аппарат подавления функционировал точно так же, как раньше, только в экстремальных условиях – более жестко, более откровенно.
Я, помню, написал один материал военный: войну может воспевать либо человек неумный, либо, если это писатель, только тот, кто делает ее предметом спекуляции. И поэтому все эти повести и романы наших военных писателей я не могу читать, я понимаю, что они недостоверны. Редко кто бывал достоверным. Люди придумывали свою войну и себя в ней».
В военные годы он написал свою первую песню – «Нам в холодных теплушках не спалось».
Нам в холодных теплушках не спалось,
Но не гаснул всю ночь огонёк.
Потому ль, что мешала усталость
Или фронт был совсем недалёк
1943 г.
«Я ненавижу войну... Потом уже, впоследствии, когда я стал писать стихи, первые мои стихи были на военную тему. Много было стихотворений. Из них получились песни... Из некоторых. Это были в основном грустные песни. Потому что, я вам скажу, ничего веселого в войне нет».
Война – это время, о котором или хорошо, или – никак. Но никак для людей, прошедших и переживших весь этот ад, не получалось. Более того, со временем желание переосмыслить и рассказать о пережитом усиливалось, потому как воображение и память открывали перед поэтом, прозаиком ли все более значительные виды и горизонты. Возможность абстрагироваться и вышагнуть из трафаретов сознания и идеологических клише, решиться на то, о чем еще совсем недавно и помыслить было страшно, стала своеобразным шансом совершить поступок, на который раньше в силу разных обстоятельств и причин не хватило ни сил, ни мужества, не объективных условий.
Нам в холодных теплушках не спалось,
Но не гаснул всю ночь огонёк.
Потому ль, что мешала усталость
Или фронт был совсем недалёк
1943 г.
«Я ненавижу войну... Потом уже, впоследствии, когда я стал писать стихи, первые мои стихи были на военную тему. Много было стихотворений. Из них получились песни... Из некоторых. Это были в основном грустные песни. Потому что, я вам скажу, ничего веселого в войне нет».
Война – это время, о котором или хорошо, или – никак. Но никак для людей, прошедших и переживших весь этот ад, не получалось. Более того, со временем желание переосмыслить и рассказать о пережитом усиливалось, потому как воображение и память открывали перед поэтом, прозаиком ли все более значительные виды и горизонты. Возможность абстрагироваться и вышагнуть из трафаретов сознания и идеологических клише, решиться на то, о чем еще совсем недавно и помыслить было страшно, стала своеобразным шансом совершить поступок, на который раньше в силу разных обстоятельств и причин не хватило ни сил, ни мужества, не объективных условий.
Поэт рассказал, как он относится к войнам:
«Война – это грязь, война – это мерзость. Какая бы она ни была. Приходится иногда брать в руки оружие и защищаться от нашествия. Это необходимо, но я не воспеваю войну. Это, во-первых. Во-вторых, как я теперь понимаю, это было столкновение двух тоталитарных режимов, выяснение отношений. Да, мы победили, но оказались побеждёнными в итоге».
Говорил, что ранен войной на всю жизнь. Всю свою жизнь он придерживался пацифистских взглядов, но при этом искренне уважал ветеранов, которые защищали Отечество от врагов.
16 декабря 1942 года Булат Шалвович получил ранение под Моздоком. «Меня ранило весьма прозаически. Из крупнокалиберного пулемета, с самолета. «Рама» летала и постреливала. Случайно какая-то пуля раздробила кость и застряла в бедре. Я долго ее потом носил на веревочке…». С 1943 года он служил в запасном стрелковом полку в Батуми. «Я вообще в чистом виде на фронте очень мало воевал. В основном скитался из части в часть. А потом – запасной полк, там мариновали. Но запасной полк – это просто лагерь. Кормили бурдой какой-то. Заставляли работать. Жутко было. Там уже содержались бывшие фронтовики, которые были доставлены с фронта. Они ненавидели это все». Военная служба после госпиталя была описана в повести «Приключения секретного баптиста» (1984 г.).
«Война – это грязь, война – это мерзость. Какая бы она ни была. Приходится иногда брать в руки оружие и защищаться от нашествия. Это необходимо, но я не воспеваю войну. Это, во-первых. Во-вторых, как я теперь понимаю, это было столкновение двух тоталитарных режимов, выяснение отношений. Да, мы победили, но оказались побеждёнными в итоге».
Говорил, что ранен войной на всю жизнь. Всю свою жизнь он придерживался пацифистских взглядов, но при этом искренне уважал ветеранов, которые защищали Отечество от врагов.
16 декабря 1942 года Булат Шалвович получил ранение под Моздоком. «Меня ранило весьма прозаически. Из крупнокалиберного пулемета, с самолета. «Рама» летала и постреливала. Случайно какая-то пуля раздробила кость и застряла в бедре. Я долго ее потом носил на веревочке…». С 1943 года он служил в запасном стрелковом полку в Батуми. «Я вообще в чистом виде на фронте очень мало воевал. В основном скитался из части в часть. А потом – запасной полк, там мариновали. Но запасной полк – это просто лагерь. Кормили бурдой какой-то. Заставляли работать. Жутко было. Там уже содержались бывшие фронтовики, которые были доставлены с фронта. Они ненавидели это все». Военная служба после госпиталя была описана в повести «Приключения секретного баптиста» (1984 г.).
Затем он служил радистом в гаубичной артиллерийской бригаде на Закавказском фронте. В 1944 году Булата Окуджаву демобилизовали по состоянию здоровья в звании гвардии рядового. Он был приставлен к наградам «За оборону Кавказа», «За победу над Германией» и позднее, в 1985 году, он был награждён Орденом Отечественной войны I степени.
Булат поселился в Тбилиси у своей тетки. Он экстерном окончил школу, поступил на филфак Тбилисского университета, много писал и читал свою лирику в литературном кружке, сложившемся вокруг поэта Георгия Крейтана. В 1945 году в газете Закавказского фронта были опубликованы военно-патриотические стихи Окуджавы, а свою первую свою песню «Нам в холодных теплушках не спалось» он написал еще в 1943 году на фронте, но кроме первой строчки, текст этой песни не сохранился. В 1946 году им была сочинена «Студенческая песня» в актовом зале Тбилисского университета, где Булат подбирал мелодию на рояле к недавно написанному стихотворению.
Неистов и упрям,
Гори, огонь, гори.
На смену декабрям
Приходят январи.
Нам все дано сполна –
И радости и смех.
Одна на всех луна,
Весна одна на всех.
Прожить лета б дотла,
А там пускай ведут
За все твои дела
На самый страшный суд...
Булат поселился в Тбилиси у своей тетки. Он экстерном окончил школу, поступил на филфак Тбилисского университета, много писал и читал свою лирику в литературном кружке, сложившемся вокруг поэта Георгия Крейтана. В 1945 году в газете Закавказского фронта были опубликованы военно-патриотические стихи Окуджавы, а свою первую свою песню «Нам в холодных теплушках не спалось» он написал еще в 1943 году на фронте, но кроме первой строчки, текст этой песни не сохранился. В 1946 году им была сочинена «Студенческая песня» в актовом зале Тбилисского университета, где Булат подбирал мелодию на рояле к недавно написанному стихотворению.
Неистов и упрям,
Гори, огонь, гори.
На смену декабрям
Приходят январи.
Нам все дано сполна –
И радости и смех.
Одна на всех луна,
Весна одна на всех.
Прожить лета б дотла,
А там пускай ведут
За все твои дела
На самый страшный суд...
После окончания университета, с 1950 по 1955 гг., Булат Окуджава работал по распределению учителем в деревне Шамордино и районном центре Высокиничи Калужской области, затем – в одной из средних школ города Калуги. Там же, в Калуге, он был корреспондентом и литературным сотрудником областных газет «Знамя» и «Молодой ленинец». В 1955 году были реабилитированы родители Булата Шалвовича, а в 1956 году он возвратился в Москву, где стал членом литературного объединения «Магистраль», работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», а затем – заведующим отделом поэзии в «Литературной газете».
Булат Окуджава рассказывал:
«Мой друг Борис Балтер работал тогда консультантом в «Литературной газете». Как-то он сказал: «Слушай, я хочу показать твои работы Старику». Так мы называли Константина Георгиевича Паустовского. «Покажи, – говорю, – если хочешь, только страшно». И, действительно, было страшно. К.Г. Паустовского я всегда считал мэтром и пытался его глазами взглянуть на то, что предназначалось лишь для близких людей. Но Балтер уехал уже с рукописью в Тарусу. Вернулся, сказал: «Старик просил тебя привезти». В гостях у Константина Георгиевича мы прожили три дня. Он тогда уже был болен, близкие, естественно, старались его уберечь от лишних встреч, разговоров. Все равно вокруг него было много молодых. Он готов был поддержать каждого, кто искал свой путь в искусстве. Помню какой-то сарай, откуда-то взявшуюся гитару, наспех нарезанные бутерброды. Константин Георгиевич тайком удрал из дома... Что я тогда пел – не вспомнить, но сама атмосфера доброжелательности и доброты рождала песни».
Булат Окуджава рассказывал:
«Мой друг Борис Балтер работал тогда консультантом в «Литературной газете». Как-то он сказал: «Слушай, я хочу показать твои работы Старику». Так мы называли Константина Георгиевича Паустовского. «Покажи, – говорю, – если хочешь, только страшно». И, действительно, было страшно. К.Г. Паустовского я всегда считал мэтром и пытался его глазами взглянуть на то, что предназначалось лишь для близких людей. Но Балтер уехал уже с рукописью в Тарусу. Вернулся, сказал: «Старик просил тебя привезти». В гостях у Константина Георгиевича мы прожили три дня. Он тогда уже был болен, близкие, естественно, старались его уберечь от лишних встреч, разговоров. Все равно вокруг него было много молодых. Он готов был поддержать каждого, кто искал свой путь в искусстве. Помню какой-то сарай, откуда-то взявшуюся гитару, наспех нарезанные бутерброды. Константин Георгиевич тайком удрал из дома... Что я тогда пел – не вспомнить, но сама атмосфера доброжелательности и доброты рождала песни».
В конце 1950-х гг. песни Окуджавы приобрели широкую популярность благодаря неповторимому языку, музыкальности, доверительности и отсутствию фальши. Став культовой приметой времени, авторская песня сплотила вокруг себя людей. В эти годы Окуджавой были написаны песни «О Леньке Королеве», «Девочка плачет – шарик улетел», «Последний троллейбус», «До свидания, мальчики» и другие произведения.
Ты течешь, как река. Странное название!
И прозрачен асфальт, как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат, ты – мое призвание.
Ты и радость моя, и моя беда.
Ты течешь, как река. Странное название!
И прозрачен асфальт, как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат, ты – мое призвание.
Ты и радость моя, и моя беда.
Булат Окуджава, Ах Арбат, мой Арбат
Только зная правду о годах разлук и смятений, «когда свинцовые дожди лупили так по нашим спинам, что снисхождения не жди», можно понять, почему Арбат для Окуджавы – и радость, и беда. И понять, почему им была написана иная «арбатская» песня, менее восторженная, но более биографичная.
О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой,
Когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой?
Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют,
Где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают…
О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой,
Когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой?
Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют,
Где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают…
Такое уникальное явление в современной поэзии, как поэт с гитарой сам Окуджава не считал чем-то особенным. Он никогда не писал стихотворений «на заказ». Негромкий, задушевный голос Окуджавы притягивал и заставлял вслушаться слушателей, потому что его душа и сердце безошибочно определяли важные темы для современников.
В нашей жизни, прекрасной и странной, и короткой,
как росчерк пера, над дымящейся свежею раной
призадуматься, право, пора…
В нашей жизни, прекрасной и странной, и короткой,
как росчерк пера, над дымящейся свежею раной
призадуматься, право, пора…
Драматург Александр Володин писал:
«Я увидел его в гостинице «Октябрьская» в компании московских поэтов. Он поставил ногу на стул, на колено – гитару, подтянул струны и начал. Что начал? Потом это стали называть песнями Окуджавы. А тогда было еще непонятно, что это. Как назвать? Как рассказать об этом, что произошло в гостинице «Октябрьская»? Окуджава уехал в Москву. А я рассказывал и рассказывал о нем, пока директор Дома искусств не полюбопытствовал, что это были за песни. Я изложил их своими словами. И вскоре в ленинградском Доме искусств был запланирован первый публичный вечер Окуджавы. Я обзвонил всех, уговаривая прийти. «Что, хороший голос?» – спрашивали меня. «Не в этом дело, он сам сочиняет слова!» – «Хорошие стихи?» – Не в этом дело, он сам сочиняет музыку!» – «Хорошие мелодии?» – «Не в этом дело!..» Перед тем как я должен был представить его слушателям, он попросил: «Только не говорите, что это песни. Это стихи». Видимо, он не был уверен в музыкальных достоинствах того, что он делал. На следующем вечере Окуджавы в Доме искусств стояла толпа. «Что такое тут?» – спрашивали прохожие. «Аджубей приехал», – отвечали».
«Я увидел его в гостинице «Октябрьская» в компании московских поэтов. Он поставил ногу на стул, на колено – гитару, подтянул струны и начал. Что начал? Потом это стали называть песнями Окуджавы. А тогда было еще непонятно, что это. Как назвать? Как рассказать об этом, что произошло в гостинице «Октябрьская»? Окуджава уехал в Москву. А я рассказывал и рассказывал о нем, пока директор Дома искусств не полюбопытствовал, что это были за песни. Я изложил их своими словами. И вскоре в ленинградском Доме искусств был запланирован первый публичный вечер Окуджавы. Я обзвонил всех, уговаривая прийти. «Что, хороший голос?» – спрашивали меня. «Не в этом дело, он сам сочиняет слова!» – «Хорошие стихи?» – Не в этом дело, он сам сочиняет музыку!» – «Хорошие мелодии?» – «Не в этом дело!..» Перед тем как я должен был представить его слушателям, он попросил: «Только не говорите, что это песни. Это стихи». Видимо, он не был уверен в музыкальных достоинствах того, что он делал. На следующем вечере Окуджавы в Доме искусств стояла толпа. «Что такое тут?» – спрашивали прохожие. «Аджубей приехал», – отвечали».
В 1961 году в Харькове состоялся первый в СССР официальный вечер авторской песни Окуджавы. В 1962 году он впервые появился на экране в фильме «Цепная реакция», в котором исполнил песню «Полночный троллейбус». В 1961 году повесть Окуджавы «Будь здоров, школяр» была включена Паустовским в альманах «Тарусские страницы», но официальная критика не приняла эту повесть за пацифистские мотивы в оценке переживаний молодого человека на войне. А в 1965 году режиссер Владимир Мотыль ее экранизировал, дав фильму другое название – «Женя, Женечка и Катюша».
Тогда же, в 1961–1962 гг., официальная критика осудила и многие песни Окуджавы. По мнению руководства Союза писателей России, «большинство этих песен не выражали настроений, дум, чаяний нашей героической молодёжи». В середине и конце 1960-х гг. писатель подписывал письма в защиту Ю. Даниэля и А. Синявского, и печатался за границей. Окуджава в соавторстве с Петром Тодоровским написал сценарий к фильму «Верность», и два сценария с Ольгой Арцимович к фильмам «Частная жизнь Александра Сергеича, или Пушкин в Одессе» и «Мы любили Мельпомену...», но обе эти картины так и не были поставлены.
Тогда же, в 1961–1962 гг., официальная критика осудила и многие песни Окуджавы. По мнению руководства Союза писателей России, «большинство этих песен не выражали настроений, дум, чаяний нашей героической молодёжи». В середине и конце 1960-х гг. писатель подписывал письма в защиту Ю. Даниэля и А. Синявского, и печатался за границей. Окуджава в соавторстве с Петром Тодоровским написал сценарий к фильму «Верность», и два сценария с Ольгой Арцимович к фильмам «Частная жизнь Александра Сергеича, или Пушкин в Одессе» и «Мы любили Мельпомену...», но обе эти картины так и не были поставлены.
Булат Окуджава на вечере поэтов в Политехническом музее в худ. фильме М. Хуциева "Мне двадцать лет (Застава Ильича)". 1963 г.
Песни Окуджавы начали звучать в кино. На его стихи писали музыку профессиональные композиторы. Песня на стихи Окуджавы «Бери шинель, пошли домой» быстро стала невероятно популярной. А самым плодотворным оказалось содружество Окуджавы с Исааком Шварцем, результатом которого стали песни «Капли Датского короля», «Ваше благородие», «Песня кавалергарда», «Дорожная песня», песни к телефильму «Соломенная шляпка» и многие другие произведения. Всего за время работы Булата Окуджавы в кино прозвучало более 70-ти его песен в 50-ти фильмах, из них более 40 песен – на его музыку.
- Булат Окуджава - Ваше благородие, госпожа удача (Из к/ф "Белое солнце пустыни")
- Булат Окуджава - Капли датского короля
- Булат Окуджава - Кавалергарда век не долог..
В 1960-х гг. Окуджава много работал в жанре прозы. Он рассказывал: «В прозе и в стихах я выражаю себя. В стихах – с помощью рифмы и ритма, в прозе – иначе. Разница только в форме...». В конце 1960-х гг. Окуджава обратился к исторической прозе. В 1970–1980 гг. отдельными изданиями вышли его повести «Бедный Авросимов» о трагических страницах в истории декабристского движения, «Похождения Шилова, или Старинный водевиль» и написанные на историческом материале начала XIX века романы «Путешествие дилетантов» и «Свидание с Бонапартом». Окуджава продолжал писать и автобиографическую прозу, вошедшую в сборники «Девушка моей мечты» и «Заезжий музыкант», а также роман «Упраздненный театр», получивший в 1994 году Международную премию Букера, как лучший роман года на русском языке.
Окуджава всегда держался особняком от писательской и бардовской среды, принципиально не бывал на слетах КСП, несмотря на многочисленные приглашения. Очень редко, в исключительных случаях, он соглашался быть председателем или членом жюри. На слетах авторской песни его крайне огорчали «вторичность, плагиативность, хоровые нетрезвые песни и выкрики типа: «Давай Высоцкого!»
Булат Окуджава рассказывал:
«Теперь я особенно не раздумываю об авторской песне: по моему мнению, сегодня ее больше нет. Есть массовое явление, потерявшее главные привлекательные черты, сделавшие ее в свое время «властителем дум» очень многих людей. Сейчас все играют на гитарах, пишут стихи (в большинстве своем плохие), поют их. Публика уже привыкла к человеку с гитарой. И каждый, кто берет в руки гитару, называется бардом, и название это тоже нравится. Ко всему этому я лично не испытываю интереса. Считаю – жанр умер. Он оставил по себе добрую память, оставил имена и творчество нескольких истинных поэтов; как это всегда бывает, слабое ушло, сильное осталось, ну, и надо ценить и помнить то, что родилось и существовало в рамках данного жанра... Для меня, прежде всего важен Поэт. Поэт, который исполняет некоторые свои стихи под свою же мелодию. Именно поэтому я несведущ в том, что раньше называлось КСП, а теперь – движение авторской песни. Там ведь 90 процентов просто исполнителей (очень, кстати, хороших); есть люди, которые пишут музыку на чужие стихи; есть те, кто пишет стихи, но, на мой взгляд, чаще – слабые (потому что хорошего много не бывает). Я никогда не был с этим движением особенно связан, хотя всегда уважал людей поющих... Я не знаю, что такое – бард. Для меня все равно в первую очередь существуют стихи, и я могу рассуждать только о поэзии лишь потом – обо всем остальном… Повторю, для меня существует Поэт, читающий свои стихи и напевающий их...»
Булат Окуджава рассказывал:
«Теперь я особенно не раздумываю об авторской песне: по моему мнению, сегодня ее больше нет. Есть массовое явление, потерявшее главные привлекательные черты, сделавшие ее в свое время «властителем дум» очень многих людей. Сейчас все играют на гитарах, пишут стихи (в большинстве своем плохие), поют их. Публика уже привыкла к человеку с гитарой. И каждый, кто берет в руки гитару, называется бардом, и название это тоже нравится. Ко всему этому я лично не испытываю интереса. Считаю – жанр умер. Он оставил по себе добрую память, оставил имена и творчество нескольких истинных поэтов; как это всегда бывает, слабое ушло, сильное осталось, ну, и надо ценить и помнить то, что родилось и существовало в рамках данного жанра... Для меня, прежде всего важен Поэт. Поэт, который исполняет некоторые свои стихи под свою же мелодию. Именно поэтому я несведущ в том, что раньше называлось КСП, а теперь – движение авторской песни. Там ведь 90 процентов просто исполнителей (очень, кстати, хороших); есть люди, которые пишут музыку на чужие стихи; есть те, кто пишет стихи, но, на мой взгляд, чаще – слабые (потому что хорошего много не бывает). Я никогда не был с этим движением особенно связан, хотя всегда уважал людей поющих... Я не знаю, что такое – бард. Для меня все равно в первую очередь существуют стихи, и я могу рассуждать только о поэзии лишь потом – обо всем остальном… Повторю, для меня существует Поэт, читающий свои стихи и напевающий их...»
Песни Булата Окуджавы, распространяясь в магнитофонных записях, быстро завоёвывали популярность, в первую очередь среди интеллигенции: сначала в СССР, а затем и среди русской эмиграции. Песни «Возьмёмся за руки, друзья…», «Молитва Франсуа Вийона» («Пока Земля ещё вертится…») стали гимном многих слётов КСП и фестивалей.
Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:
мудрому дай голову, трусливому дай коня,
дай счастливому денег... И не забудь про меня.
Пока Земля еще вертится — Господи, твоя власть! —
дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому, хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня...
Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:
мудрому дай голову, трусливому дай коня,
дай счастливому денег... И не забудь про меня.
Пока Земля еще вертится — Господи, твоя власть! —
дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому, хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня...
- Булат Окуджава - Пока земля еще вертится
В 1970 году Окуджава завершил работу над двумя романами «Мерси, или похождения Шилова» и «Старинный водевиль». В этом же году в прокат вышел кинофильм «Белое солнце пустыни», в котором песня «Ваше благородие, госпожа разлука» была написана на стихи Окуджавы. А в 1971 году на экраны вышел фильм «Белорусский вокзал», в котором прозвучала еще одна из известных песен Булата Шалвовича «Мы за ценой не постоим». Когда Андрей Смирнов, режиссер фильма, предложил ему написать песню, поэт сначала отказался. Лишь посмотрев картину, он согласился сочинить текст и мелодию к нему. Булат Шалвович вспоминал: «Неожиданно вспомнился фронт. Я как бы воочию увидел этого самодеятельного фронтового поэта, думающего в окопе об однополчанах. И тут же сами собой возникли слова: «Мы за ценой не постоим…». Автора поддержал Альфред Шнитке, который писал музыку к фильму. Шнитке сделал аранжировку для песни, она стала маршем и зазвучала на военных парадах.
Мы за ценой не постоим - Белорусский вокзал
Некоторые свои песни Окуджава «забывал», никогда не исполнял и запрещал включать в сборники. Одна такая шуточная песня была им написана в 1957 году: «Марья Петровна идет за селедочкой, около рынка живет, а над Москвою серебряной лодочкой новенький спутник плывет». Другую песню «Ты в чем виновата?» Булат Окуджава написал после расставания со своей первой женой Галиной Смольяниновой в 1964 году. Ровно через год после развода, день в день, она умерла в 39 лет от разрыва сердца. Для Окуджавы это был один из самых тяжелых ударов в жизни. Вторая жена Ольга Арцимович стала его заботливым и верным другом на долгие годы их совместной непростой жизни.
В 1976 году был опубликован сборник стихов Окуджавы под названием «Арбат, мой Арбат», в 1977 году им был написан роман «Путешествие дилетанта», в 1983 году роман «Свидание с Бонапартом», и с середины 1980-х годов творчество Окуджавы стало крайне популярно. В годы перестройки власти его работы не преследовали, а наоборот, всячески поощряли. Окуджава вошел в Комиссию о помиловании при президенте Российской Федерации, в 1984 году стал кавалером ордена Дружбы народов.
Все угадал гений: и песню, и гитару – и даже участие в Комиссии по помилованию». А 9 мая 1994 года Окуджава праздновал свое 70-летие – в небольшом уютном зале, в окружении поклонников и друзей, и в присутствии некоторых, симпатичных Булату членов правительства. Звучали естественные для такого случая приветствия, речи и песни. Под конец Окуджава поднялся на сцену. Выглядел он смущенным, усталым и больным. Дождавшись тишины, он тихо поблагодарил публику и добавил, виновато: «Простите, но все это мне глубоко чуждо...».
В 1990-х гг. работы Окуджавы были отмечены большим количеством премий и наград. В 1990 году Норвический университет в США присвоил Окуджаве почетную степень Доктора гуманитарных наук, в 1991 году ему была присуждена Государственная премия СССР, и в этом же году он получил премию от независимой писательской ассоциации «Апрель» «За мужество в литературе» имени Сахарова. В 1991 году в США перенёс операцию на сердце. В 1994 году за биографический роман «Упраздненный театр», написанный годом ранее, Булат Шалвович получил Букеровскую премию в номинации «Лучший роман года на русском языке». В этом же году Окуджава сам вошел в Комиссию по Государственным премиям РФ. Также был членом Совета общества «Мемориал». В эти годы Булат Шалвович часто выступал с концертами в Москве, Санкт-Петербурге, США, Германии и Израиле. 23 июня 1995 года состоялся его последний концерт в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже.
В 1990-х гг. работы Окуджавы были отмечены большим количеством премий и наград. В 1990 году Норвический университет в США присвоил Окуджаве почетную степень Доктора гуманитарных наук, в 1991 году ему была присуждена Государственная премия СССР, и в этом же году он получил премию от независимой писательской ассоциации «Апрель» «За мужество в литературе» имени Сахарова. В 1991 году в США перенёс операцию на сердце. В 1994 году за биографический роман «Упраздненный театр», написанный годом ранее, Булат Шалвович получил Букеровскую премию в номинации «Лучший роман года на русском языке». В этом же году Окуджава сам вошел в Комиссию по Государственным премиям РФ. Также был членом Совета общества «Мемориал». В эти годы Булат Шалвович часто выступал с концертами в Москве, Санкт-Петербурге, США, Германии и Израиле. 23 июня 1995 года состоялся его последний концерт в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже.
Окуджава осудил войну в Чечне. В январе 1996 года он был среди деятелей культуры и науки, призвавших российские власти остановить чеченскую войну и перейти к переговорному процессу. В 1997 году в журнале «Новый мир» были опубликованы «Автобиографические анекдоты» Булата Окуджавы, и это была его последняя прижизненная публикация прозы. За несколько месяцев до смерти Окуджава пережил трагическую гибель своего старшего сына Игоря, перед которым он всю жизнь чувствовал вину и о котором написал в стихотворении «Итоги» строки:
В пятидесятых сын мой родился,
печальный мой старший,
рано уставший, в землю упавший...
И не поднять...
После смерти сына здоровье Окуджавы резко ухудшилось. Летом семья отправилась в Париж, любимый город Окуджавы, чтобы побродить по знакомым улочкам и встретиться с друзьями. Вечером все вместе пошли ужинать в китайский ресторан, где Булат Шалвович написал такие строки: «Бамбук с китайскими грибами вкушал я жадными губами». Тогда еще никто не знал, что они станут последними в его жизни…
В пятидесятых сын мой родился,
печальный мой старший,
рано уставший, в землю упавший...
И не поднять...
После смерти сына здоровье Окуджавы резко ухудшилось. Летом семья отправилась в Париж, любимый город Окуджавы, чтобы побродить по знакомым улочкам и встретиться с друзьями. Вечером все вместе пошли ужинать в китайский ресторан, где Булат Шалвович написал такие строки: «Бамбук с китайскими грибами вкушал я жадными губами». Тогда еще никто не знал, что они станут последними в его жизни…
На следующий день Окуджава слег с высокой температурой и был госпитализирован в клинику парижского пригорода Кламар. Последовали осложнения, вызванные астмой и желудочными болезнями, позже начала развиваться почечная недостаточность, и врачи сказали, что улучшения ждать невозможно, так как у Окуджавы был очень ослаблен иммунитет. Хотя Булат Шалвович не был религиозным человеком, он принял крещение в Париже всего за несколько часов до смерти, и получил благословение одного из старцев Псково-Печорской лавры, получив при крещении имя Иоанн. По странному совпадению в автобиографической прозе он предпочитал называть себя Иваном Ивановичем.
Булат Окуджава скончался 12 июня 1997 года в парижском военном госпитале. Похоронен на Ваганьковском кладбище Москвы. На могиле был установлен памятник — каменная глыба с именем поэта работы скульптора Георгия Франгуляна. В этом же году по указу президента России утвердили премию имени Булата Окуджавы, которой награждаются поэты и исполнители авторских песен.
Булат Окуджава скончался 12 июня 1997 года в парижском военном госпитале. Похоронен на Ваганьковском кладбище Москвы. На могиле был установлен памятник — каменная глыба с именем поэта работы скульптора Георгия Франгуляна. В этом же году по указу президента России утвердили премию имени Булата Окуджавы, которой награждаются поэты и исполнители авторских песен.
На третий день после смерти Окуджавы в студии радиостанции «Эхо Москвы» Илья Мильштейн сказал:
«Как минимум для трех поколений русских людей он был своим поэтом, выразителем чувств самых заветных и убеждений самых выстраданных. Его смерть — для тех, кто дожил и до этой смерти — стала личной утратой. Невосполнимой, тяжкой и горестной... У него было удивительное лицо: по-детски доверчивые глаза презрительные, насмешливые губы. В глазах отражался поэт, каким он был задуман, чистым, возвышенным и романтичным. Над жесткими складками у рта потрудились люди и годы. Так соединились в его стихах и мелодиях неповторимые интонации голоса и те несоединимые черты: беспечность и страдание, наивность и тоска, беззащитность и мудрость... Само присутствие Окуджавы в городе, в стране, на планете, чуточку облагораживало действительность. Ненамного, на миллиграмм. Но пока хватало. С уходом Окуджавы, теперь уже, вне всякого сомнения, в России начинается настоящая, взрослая жизнь. Без Бумажных Солдатиков, Милосердных Сестер и Зеленоглазого Бога. Без жалости, без надежды и без пощады. А простодушная мудрость наша, детская доверчивость и насмешливая любовь умерли 12-го... во французском военном госпитале...».
«Как минимум для трех поколений русских людей он был своим поэтом, выразителем чувств самых заветных и убеждений самых выстраданных. Его смерть — для тех, кто дожил и до этой смерти — стала личной утратой. Невосполнимой, тяжкой и горестной... У него было удивительное лицо: по-детски доверчивые глаза презрительные, насмешливые губы. В глазах отражался поэт, каким он был задуман, чистым, возвышенным и романтичным. Над жесткими складками у рта потрудились люди и годы. Так соединились в его стихах и мелодиях неповторимые интонации голоса и те несоединимые черты: беспечность и страдание, наивность и тоска, беззащитность и мудрость... Само присутствие Окуджавы в городе, в стране, на планете, чуточку облагораживало действительность. Ненамного, на миллиграмм. Но пока хватало. С уходом Окуджавы, теперь уже, вне всякого сомнения, в России начинается настоящая, взрослая жизнь. Без Бумажных Солдатиков, Милосердных Сестер и Зеленоглазого Бога. Без жалости, без надежды и без пощады. А простодушная мудрость наша, детская доверчивость и насмешливая любовь умерли 12-го... во французском военном госпитале...».
Через 5 лет после смерти «поющему поэту» открыли памятник на Арбате. Тихо, сердечно, без пафоса, с юмором и талантом он нам пропел свою и наши жизни. Он нам предлагал решения, которые были слишком хороши для ожесточенного людьми времени.
#поэзия
#поэзия
Булат Окуджава Виноградную косточку в теплую землю зарою
К 95-летию со дня рождения поэта, композитора, легендарного автора и исполнителя своих песен был снят документальный фильм "Булат Окуджава. "Надежды маленький оркестрик...". Режиссер Ирина Крячко. "Когда я запел, - это был большой шухер!" - посмеялся однажды Окуджава и оказался пророчески прав. Его запели все. И у каждого был свой "зеленоглазый Бог", свой "голубой шарик", который улетел, своя "Надя, Наденька", и, конечно, свой "полночный троллейбус".
Комментарии
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
"Вообще же, я с годами войну и Победу переосмыслил весьма основательно. Считаю, что мы слишком много говорим о своей победе. Кричим, кричим, кричим. А это вещь такая - как любовь к Родине. О ней тихо говорить надо. Если в мой дом приходит грабитель, я беру палку и сопротивляюсь, я защищаюсь. Это правильно. Но потом на каждом перекрёстке я же не кричу, что я его победил. То есть, дом защищать надо, но не возводить это в гордость, не упиваться победой. Мы её чересчур эксплуатируем. У меня такое впечатление, что мы на сегодняшний день по этой причине самое милитаризованное государство."
Булат Окуджава