Улыбка, это подарок.

От Славы Сэ.
Лето - это маленькое всё.
Ольга сказала, я шизоид. Так наука называет необщительных, угрюмых людей.
До этого мы сорок часов тряслись в тесной железной хонде. В корыте, набитом русскими туристами.
Мы проехали четыре страны. Я стал молчалив и гавкал на живых пассажиров.
Они просились курить, писать, и другими способами пытались меня разозлить.
Я отвечал им, боже мой, на что вы тратите жизнь.
Давайте доедем скорей и высокодуховно полежим на чистом и горизонтальном.
Недалеко от Дрездена известный композитор Александр Бекназаров готовился лопнуть.
Он тайно выпил пива и скрывал от меня этот гадкий поступок. А Ольга - его жена.
Она привыкла к мужу с целым пузырём. А я сказал, тормозить не буду, разбирайтесь на ходу.
А то пописать перерастает в покурить, потом достанем курочку, и так проходят годы.
Чувствуете драматический конфликт?
Наш полёт прервал штурмбанфюрер немецкой таможни.
Он весь день сидел в железной будке с другими фашистами.
Ему хотелось пива, сигарет, оружия и наркотиков.
Я ответил по-немецки “Кайне”. Это значит в переводе “мне бы самому все эти блага”.
Грустный фриц поплёлся прочь.
Тут Александр выпал из машины и закричал ему вслед интеллигентным баритоном:
- Гебен зи бир битте пописать, порфавор!
Таможенник понял по красным армянским глазам, какой катаклизм чуть не въехал в страну.
Внутренне содрогнувшись, он указал в сторону Польши. Дескать, иди и лопни там, чужестранец.
Главное, Родину не задень. Наш терпилец послушно скрылся в польских ёлках.
Время шло. Ровно в восемь аккуратное немецкое солнце коснулось леса.
Стало ясно, можно идти, собирать клочки композитора. Кое-кто не добежал.
Когда же он всё-таки вернулся, пассажиры уже ненавидели всех мужчин с фамилией на “Б”.
Александр сел и признался интимно, что подходящего места не нашёл.
И мы помчались искать какой-нибудь Большой Каньон.
Я не люблю путешествовать. Злюсь на окружающих.
Все быстро смекают, с каким говном связались.
Посвящать друзей в удивительный мир своего характера бывает вредно.
После поездок некоторые дуются неделями.
То ли дело Бек.
Он путешествует с упоением. Позвал меня в Барселону, на фестиваль.
Сам выехал заранее, но в Таллин. Якобы, так дешевле.
Пыльный автобус повёз его в другую от Испании сторону.
В Таллине живёт один сильно пьющий бард. У него контакт с ирландскими авиаторами.
Очень дёшево, буквально за мытьё полов, ирландцы возят армянских композиторов куда угодно.
Так сказал Саша, садясь в автобус.
Я купил билет и долетел как травоядный немецкий пенсионер. Лишь немного нервничал.
Три дня взвешивал трусы и сандалии, выбирал самые лёгкие. Мне хотелось, чтобы глаза остались в черепе,
когда придёт пора поднять чемодан.
Но знакомые женские террористы сказали - какой пустой - и подложили ворох платьев, туфли и утюг.
Улетая, залил кота прощальными слезами. Подарил ему ведро консервов и пять поддельных мышек.
Сто раз перепрятал паспорта и деньги. Потерял два килограмма нервов.
И в конце пути обнаружил лишь, что
1. В Испании земля такая же плоская.
2. Саша ещё в пути.
Наверное, ирландцы летают на списанном бомбардировщике времён войны за Эфиопию.
Точное место посадки не пишут. Аппарат старый, сильно зависит от ветров.
Может даже, это знаменитый “Аироне”, итальянский гидроплан с негерметичным салоном и тремя моторами “Изотта-Фраскини”.
Благодаря гипоксии, в полёте можно посмотреть интересные галлюцинации.
Во второй день пути Саша звонил друзьям, спрашивал, как будет по-голландски “Немного хлебушка и сосиску”.
Было слышно, вокруг него плачут пьяные дети. Ответ не дослушал, бросил трубку.
На третий день прислал эсэмэс - “В Тулузе холодней чем в Любеке”.
Было ли это наблюдение результатом кислородного голодания, или впрямь его возят
по Европе, заставляя мыть полы - неизвестно.
Он добирался четыре дня. Загорел, отощал. Романтические шорты с дырками болтаются свободно.
А когда выезжал, они были концертными брюками. И что-то в нём появилось такое, терпкое.
В аэропорту Жироны его подобрала русская женщина в трико.
Совершенно бесплатно, (за мытьё полов), привезла в гостиницу.
Я в сравнении с ним - скучный овощ. Например, сажусь пить кофе. А он уходит загорать.
Через пять минут я всего лишь выпил кофе, а его чуть не застрелили.
Он улёгся под бок к одной девчонке. Оказалась, к подружке наркобарона.
Других свободных мест и женщин на пляже не было.
Бандит выныривает и видит: его баба вовсю штудирует русскую поэзию. Причём так плотно,
что не может разглядеть преподавателя. Ей виден, в основном, нос.
Колумбиец угрожал на десяти языках. Бард отвечал, что по-немецки не понимает.
Тогда латинос показал пальцем в нагрудную Александрову шерсть и сказал “Пиф-паф”.
- Да иди ты в жопу - дерзко возразил композитор. Взял полотенце и ушёл репетировать концерт.
Чтобы не отстать в смысле развлечений, я пошёл купаться ночью в шторм.
Спустился по галечке к тёмной воде. Зашёл по щиколотку. Поднял голову и увидел
что огромная волна уже надо мной, а жизнь как бы позади.
Выглядело, будто из темноты набегает кремлёвская стена.
“Уж лучше бы я не…” - успел подумать на прощание. Тут меня накрыло, перевернуло,
насыпало в трусы камней для равновесия и высадило на пляж.
Никогда ещё чувство прохлады и свежести не приходило так стремительно.
Наверное, хватит купаться сегодня - подумал я. Собрал шорты, тапки и пошёл в номер читать про Одиссея.
Средиземное море солоней нашей балтийской лужи. Но и в нём я тону как гантеля.
Особенно, с камнями в трусах. Всё равно здорово.
Одиссей двадцать лет плавал тут в корыте, набитом шумными греками. И никого почти не убил.
Вот что значит климат. Все милы и обходительны. Завтракаешь в обществе приятных испанцев,
купаешься с ними же, садишься на горшок - приятные испанцы стучат в дверь.
Они волнуются, всё ли в порядке и если чего надо, они принесут. Загорают даже сквозь облака,
а вино дешевле минералки. Фруктовая лавка в Барселоне выглядит гнездом порока.
Нектарины у них - большие сладкие мутанты. А наш латвийский нектарин,
это маленький тяжёлый шарик. Его можно сунуть в носок и получится оружие ближнего боя.
Неожиданно, словно повестка, пришло письмо с Родины. Дети написали:
“Ходили на море, замёрзли. Нашли ёжика, накормили кефиром. Он тёплый. Приезжай.”
Одиссей ходил по тому же морю, на котором жил. И поэтому ему всё нравилось - циклопы, сирены, слегка кривоногие южанки.
Но как не психовать, если завтра самолёт - и всё, здравствуй Родина, страна зелёных помидоров,
бесконечный мокрый колотун. Зонт, пальто и такое выражение лица,
будто латыши и впрямь великая нация.
Уезжать из Барселоны глупо. Приезжать в неё - преступное легкомыслие.
Я твердил, улетая, что возвращаюсь в страну тёплых ёжиков. Они необщительные, как я сам.
Нам, шизоидам, лучше держаться вместе.
автор: #СлаваСэ