А помните пресловутые довлатовские четыре миллиона доносов?

Они ведь, эти миллионы, никуда не девались. Все, все жили потом, получали двухкомнатные хрущёвки, делали цыплёнка табака на юбилеи, покупали хрустали в серванты, доставали радиолу и трельяж. Занимали у соседей соль, муку и табуретки на свадьбу. Кричали горько-горько и желали счастья, здоровья и всего наилучшего. Вешали мокрые простыни на верёвках во дворе. Ездили в трамваях без билета. Рожали детишек, Машу и Витю, читали им на ночь сказки, проверяли дневник и рассуждали, что без образования жизни то никакой не будет, так что ты уж давай, поднажми, исправляй эту свою тройку по арифметике!
Слушали радио, ходили в кино, пели на даче под гармошку разудалые песни, танцевали во хмелю, немножечко кособоко, но зато — от души. Покуривали, сплёвывая, морщась опрокидывали тугие стопочки, довольно крякали, закусывая самодельными соленьями. Страшно кашляли по утрам и сплёвывали чёрную мокроту. Дрались без жалости и хватались за ножи. Слезливо выясняли и сокрушённо признавали. Угрюмо отмалчивались и нехорошо поглядывали, мрачно сопели и ехидно напоминали, холодно кивали и нагло отнекивались.
Кричали ура спутнику и Гагарину, деловито волокли домой ковры и торшеры, заводили нужные знакомства, устраивались товароведами и завскладами, помогали достать, и просили помочь пристроить сынишку, уважали тех, кто умеет жить, и презирали тех, кто жить не умеет.
Хохотали над приключениями Шурика, и горячо болели за наших. Гордились золотыми медалями и, безобразно выворачивая белёсые губы, скандалили в очередях. Делились самым сокровенным в поликлиниках со случайными людьми, приобретали облигации займа и заводили сберегательные книжки, откладывали детям на лучшую жизнь, тайно крестили им воздух вслед, ездили на картошку, выбивали путёвку на юг, пили минеральные воды, принимали солнечные ванны, соблюдали режим, набирались витаминов, бронзовели от загара.
Служили в армии, заказывали брюки в ателье, покупали джинсы у спекулянтов, делали бигуди, мечтали о французских духах и автомобиле «жигули», владели полным собранием сочинений Дюма, коллекционировали марки, продвигались по карьерной лестнице, вступали в партию.
Выезжали за рубеж в страны соцлагеря, показывали фотографии, говорили со значением — а это я в Болгарии, да. Удачно урывали ботиночки «Цебо» и консервы «Глобус», безутешно плакали на похоронах, ездили на кладбища на пасху, слушали Высоцкого, вырезали из журналов портреты киноактёров, имели дома здоровенную подарочную коробку спичек «Речные и озёрные рыбы» и не менее десятка олимпийских мишек в разных вариантах материального воплощения: от мелких латунных значков до фарфоровой масштабной скульптуры напольного формата.
Разменивали центр на новостройку, радовались тринадцатой зарплате, налегали на полусладкое, ходили в баню вместе с Женей Лукашиным, считали заливную рыбу гадостью, спрашивали у ясеня, знали, почему слезам не верит Москва, поддерживали Новосельцева.
Дожидались внуков, пекли пирожки, покупали на рынке топлёное молоко в стаканчике, вспоминали молодость и с осуждением смотрели на теперешнюю молодёжь. Горбились, морщинились, пахли корвалолом, грелись на последнем сентябрьском солнышке, жаловались на давление, шаркали ногами, подвязывали очки резинкой, становились набожными и суеверными.
Короче, люди как люди. Обычные.
Яков Коган #Ъ