- Ну что, явилась? Ты почто сюда пришла, а, Наталья? Ещё этого не хватало, чтобы в мой дом нога твоя ступала. Ну что стоишь, словно истукан? Сказывай, зачем пожаловала? Да стой ты, где стоишь, куды поперлась? Дальше крыльца ходу нет тебе, даже если шибко захочешь, не пройдешь.
-Это ты! Я ить знаю, что это ты во всем виновата! Ты почто Тоньку тогда из воды вынула? Не суждено ей было самой выбраться, я ить такой морок на её наслала, что она сама поверила, что жизни ей не будет с Петром!
-А кто ты така, чтобы судьбы людские вершить? Ты почто за людей решила , кому жениться, кому сводиться, а кому помирать? По судьбе ей писано за Петра выйти, деток народить, внуков- правнуков нянчить. А ты, втемяшила в тыкву свою, что на шее болтатся, что без Петра и свет тебе не мил, да загубила душеньку свою добровольно.
-А ты-то кто така, чтобы влезать, куда не должно? Ты, Марфа, ко мне лезь, а не то знашь, что будет? Я ить не только её извести могу, а и весь род её уничтожу! Все одно Петр моим будет.
-Сил тебе не хватит с Тонькой совладать, а со мной и подавно тебе тягаться силами без надобности. Пока живая- Тоню защищать буду, а ты-то раньше меня преставишься, точно вижу. Ты силушку-то взяла, а ума дать не можешь, злобой одной берешь, пакости людям делашь да зверями оборачивашься, добрый люд пугашь. Смотри, я тебя упредила, гвоздик тот, что под порогом у Тоньки- это ишшо пол беды, коли не угомонишься, шибко пожалешь, что ввязалась во все это.
-А ты мне тута не грози, так и боялась я тебя! Я теперь много чего могу, много чего умею!
-Ты, покуда до моих умений доживешь, уж и состаришься. Смотри, Наталья, я тебя упредила. На ко вот, держи, чтобы слова мои не пустыми были:- Марфа, сунув руку в карман передника вынула оттуда горсть соли, что-то буркнула себе под нос и бросила ту соль Наталье под ноги.
-Постой покамест тут, тебе полезно будет. Вижу, гости важные сейчас ко мне пожалуют, а мы с тобой их тута подождем, да все, что мы с тобой натворили, им и расскажем. А там Петро уж пусть сам решат, кто из нас прав, кто виноват. Ну что ты глазьями -то врашшашь? Что, слова сказать не можешь? Ну погодь, погодь маленько, да подумай хорошень, как перед братом своим каяться станешь. Идут, идут оне с Тонькой- то, недалече уже.
Наталья словно приросла к месту, не могла ни рукой, ни ногой пошевелить, да на языке словно гиря висит, слова злымские на ём, на языке-то, вертятся, а сказать не может, только глазишшами все врашшат, пучит их, глазишши -то свои, силится рот открыть, а оттуда окромя мычания и не идет ничего. Ну чисто корова, му, да му.
***
А ну стоять, кому сказано! Ты куды это собралась? Ты что это удумала? К самой Марфе, на поклон идти? Како тако прощение? В чем ты пред её виноватиться собралась? Не пушшу, сказал не пушшу!
-А ничего-то ты, Петр, и не знашь! Да ить невиновная Марфушка-то! Она ить всю жисть, сколь мы с тобой живем, все ить меня спасала! Не она ить ведьма-то, а сестрица твоя, Наталья!
-Ты что это, Тоня, белены где хватанула, или че ли? Кака така с Натальи-то ведьма? Я ить её вот с таких пор знаю! - Петр, отмерив небольшое расстояние от земли, показал ладошкой словно рост человека. Ну кака ведьма с её, она ить меня шибко любит, дружно мы с ей живем, сроду зла мне не сделат она!
-Толи ты слыхал, как она меня тута чихвостила-то! Столь всякого наговорила, у меня и по сей час волосья-то дыбом! Сама ить она, своим ртом сказала, что изведет меня, да с тобой жить станет, что люб ты ей! Как так-то, а , Петр? Сестра ить она тебе, грешно ить, про брата рОдного таки мысли иметь.
-Так ить не сестра она мне, а Настасья- не мать, оне ить к нам в дом -то пришли, тятька их привел, Наталья-то махонька была, не рОдная она мне, не сестра , стало быть. От ить дурак я, ну как есть дурак. Она ить мне в любви клялась- божилась, да я отмахнулся от её, думал, глупости это, перелюбится, все пройдет. А оно вон ить как вышло! А уж не брешешь -ли ты, Тонька? Можа спутала чего, не расслышала?
-Да как жа, Петро, как жа не раслышала! Тута ить вся улка слыхала, каво она тут городила, как хаяла меня да извести грозилась. Мне веры нет- так пойди, хоть у Нинки спроси, она все на изгороди-то висела, все ить слыхала, вот как есть все. Так что, Петр, ты как знашь, а мне к Марфе надобно идти, покаяться, повиниться пред ей. Она ить спасительница моя, кабы не она, так давно меня Наталья извела бы.
-Не пушшу однуё, с тобой пойду. Вот только пушшай попробует твоя Марфа со мной шутки шутить, я ей тако устрою, мало не покажется, ты ить меня знашь, я слов попусту не бросаю.
-Заходь, заходь, Антонина, давненько мы тебя уже поджидам! Наталья-то притомилась ужо стоять, вас ожидаючи, язык уж правду на себе держать устал, так и хочет все рассказать. Говори, Наталья, позволяю тебе правду сказать.
Не своим голосом завыла Наталья. Язык-то Марфа ей развязала, а тело словом оковано, слово Марфино крепко, и пошевелиться мочи нет, а тело-то ломат да корёжит, словно изнутри его режут да разрывают, вот така боль-то сильная.
-Ты, Наталья, со мной шутки не шути. Только соврать надумашь али слова гадливые сказывать станешь- пуще прежнего ломать тебя будет, тогда только отпустит, когда правду сказывать будешь. Ты уж подумай хорошень, а потом друзьям своим волю давай, можа и научишься скоренько в себе их удерживать.
-Брешет! Все-то она брешет, Петр! Не верь ей, не верь, ты поглянь, что она со мной сотворила, без пут, без веревок связала! Она это, все она, от ей весь вред, все беды... Ой, лихо мне, ой худо, аааай, колют, режут меня, болит все внутрях-то. Стой, Стой, Марфушка, помоги, не ломай меня, все, все скажу, ничего не утаю.
-То не я тебя ломаю, совесть твоя с темной силой борется, я маленько только подсобила.
-Шибко ты мне люб, Петр, сызмальства люб, никто мне окромя тебя и не нужон был. Только с тобой быть хотела, а тут эта, Антонина явилася. Как узнала я, что с тятькой ейным вы сговорились, так и помутилось во мне что-то.
-Да как жа так, Наталья? Ты-ли это вред нам делала, лихо насылала?
-Не я то, Марфа это, все Марфа! И корова издохла- Марфа её извела, и птица пала- тоже Марфа. Все она, она одна виновная, она вам пакостила. Оооой, лихушко, Марфа, да все скажу, во всем сознаюсь, ой, болит, мочи нет терпеть!
-Сказывай, все сказывай. Откель сила твоя дурная взялась?
-Бабы у колодца трепались, что Никитична помереть не может, покуда дар не отдаст. А я и взяла, мне не лишний. Да ить не думала я, не гадала, что за дар у ей, я ить думала, как Марфа буду, приворожу тебя, Петр, ты от Тоньки ко мне и уйдешь. А ить не простой дар у ей, злой да трудный. Это ить я Тоньку в реку направила, морок на её навела, она сама туда и бросилась, а Марфа спасла её. Я ить и рада была, что греха не станет на мне, а эти, которы внутрях сидят, друзья-то мои, которых к себе сама я подсадила, всю душу ить у меня съели, оне ить голодны, коли я зла да пакости не делаю, вот и толкают меня обратно на грех. Это ить я в тот раз бревно- то свалила, что невестушку чудом не убило! А ить это Марфа! Она, одна во всем виноватая! Кабы из воды Тоньку не вынула, прибралась бы она ишшо в тот раз, в воде утопла, давно бы ты, Петр моим был! Ой, лишеньки, прости, Марфушка, сама не ведаю, что плету! Ой, преставлюсь нынче! Не губи, спаси, помоги мне, грешной, избави от боли нестерпимой!
Петр и Антонина стояли и смотрели на все происходящее, и не верили своим глазам. И ладно Тоня, уж она -то видела силу своей подруги-спасительницы, а Петр, который во всю эту чертовщину отродясь не верил, только стоял и дивился.
-А скотина? Скотина- то, Марфа, почто дохла? Ить аккурат опосля кажного твоего прихода беды у нас случались! Тут ить не отвертишься, ты, ты ить виновница, ты ить завистница, однако, зависть- то и тебя гложет, что все у нас гладко да ладно, что во дворе все мычит, болеет да кукарекат!
- А ты, Петр, словами- то тута не бросайся, покуда всей правды не знаешь. Тебе корова живая милее али Тонька в добром здравии да детушки здоровы при мамке живой?
- Ты загадками- то не сказывай, я тута не шутки шутить пришел. Кака связь у коровы и Тоньки?
-Прости ты меня, Петро, то не Марфа, то я виновата! Я ить как удумала Антонину извести, так и не отступилась от задуманного. На сносях ить Тонька была, когда я ей на сме@ть сделала. А Марфа, она почуяла ить, да подалася к вам! Ох, язык мой длинный, да почто же он все не то говорит-то! Ить не хочу я, Марфушка, плохо о тебе сказывать, а словно толкат меня кто, словно тянет за язык-то! Ой, спаси ты меня, помоги, Марфушка! Ой, нет уж мОчи терпеть-то! Шибко, шибко больно мне.
-На сносях Тонька была, ей ить- вот-вот опрастаться срок подходил, как беду я почуяла. Шибко зло было сделано, да неумело, в родах и Тоня, и младенчик бы преставились, не нашла я иного выхода, как на коровушку, кормилицу вашу стельную, смертушку отвесть. Корова не растелилась, да и померла вместе с телком, а Антонина хорошо разродилась, не случилось беды- несчастья. И друга ваша скотина тоже как откуп от смертушки ушла, а не то не видать бы тебе Тонечки милой рядом, не слыхивать смеху детского в хате, не видать улыбок на лицах младенческих.
-Вот и думай, Петро, кто из нас виновный, да кто тебе милее. Скотины полон двор, али жена здоровая рядом.
-А детушек? Детушек-то почто ты хворью изводила? На их-то кака вина?
-То не я, нет у меня мочи детушкам вредить, без надобности все это. Ты у ей, у сестрицы своей поспрошай, она ить тебе все расскажет, всю правду поведат!
-Прости ты меня, Петро, и ты, Антонина, зла не держи! Я это, все я! Тоньку извести не способная оказалась, так удумала я новый грех на душу взять. Детушек ваших извести хотела, а Тонька сама бы от горя вслед за ими ушла. Не ведала я, что ты, Марфа, не только Тонькину беду чуешь, а и всю кровь их спасать тебе надобно. Ох, ведьма ты, Марфа! Глядеть на тебя не могу, чтоб ты провалилась сей же час! Ой, да что же это делатся-то, да почто же болит-то все так? Почто свербит, разрыват внутрях-то? Прости, Марфушка, прости, родимая, сама не ведаю, что болтаю!
-А ить и правда, Петр! Детушки жаром горели, на глазах таяли, сгорали- угасали, а как Марфушка явилась, так вскорости и затих жар- то у их!
-Жар-то затих, да токмо сено в полях пыхнуло, вот как есть, в одну минуту все и сгорело! Твоя работа, Марфа? Опять твои штучки ? Мы ить от твоих игрушек скотину впроголодь всю зиму держали, так и знай, чуть все не вымерли!
-А ты мне тута гонор -то не показывай! Сено он пожалел! А младенчиков своих тебе не жаль? Кабы я их жар на сено не перекинула, к вечеру детушки твои сгорели бы как свечечки, и следа не осталося бы. Вот вся вам правда, вся истина, а теперича думай, Петр, думай, да решай, кто тута прав, а кто виноватый.
После этих слов Марфа подошла к Наталье, да стукнула её легонько по спине. Иди, Наталья, с богом, да смотри мне, не шуткуй со мной, со злыми мыслями ко мне не касайся, а не то худо будет, найду я на тебя управу.
Наталья как стояла, так на бок и завалилась, только и успел Петр подхватить её у самой землицы, чтоб шибко не зашиблась.
Хоть и зла много сделала сестрица сводная, а ить один шут жалко её, непутевую...
***
Возмездие.
Марфушка, сил моих больше нет, спаси, помоги мне, знаю, в твоих силах мне помочь, покуда беды я не наделала!
-Что, Наталья, гложет тебя силушка-то ведьмина, выхода просит?
-Ой, просит, Марфа, шибко просит. Грызет, разрыват меня изнутри, так и манит гадости творить, словно шепчет кто, сделай, Наталья, сделай. Я уж и руки на себя наложить думала, дак ить страшно, и так грешна, а тут великий грех будет.
-Совсем помочь я тебе не в силах, бабушка-то моя, Лизавета Конифатьевна, всю жизнь с Никитичной враждовали, да сдерживала бабушка силу-то злую, но тут надобно, чтобы на полную луну , аккурат в полночь, ты сама, по доброй воле пришла ко мне, тогда на первый, на недолгий срок удержу я дурость-то твою. Эх, Наталья, сама себе ты жизнь молодую загубила, жить бы тебе сейчас, да радоваться, детушек рожать, а ты себя на муки вечные обрекла.
Потоки дождевой воды на лобовом стекле. Очень красиво. -Приду, Марфа, приду. Прийти не смогу- так ползти буду, хоть на карачках, хоть как, а все одно приду.
-А ить не так просто прийти-то будет! Те, кто в тебе сидят, пускать не будут, всяко держать станут. Ты вот что, на-ко, молитва то, как почуешь, что на зло тебя толкают, так сразу и читай, не останавливаясь, покуда не отпустит маленько, а как отпустит- так сразу ко мне и беги, а иначе быть беде. Это ить в своем уме ты Наталья, да ладим мы с тобой, мирно говорим, а когда друзья в тебе бушуют- от тебя только оболочка и остается, съедят оне тебя, коли не помочь.
***
К ночи, что в полнолуние наступает, Марфа готовилась загодя. Из лесу принесла зайца, что в силки попался, да жив ишшо был. Чуяла она, что явится Наталья, не все человечье-то в ней померло, осталось пока маленько.
В полночь в дверь поскребли. Открывай, Марфа, пришла я по твою душеньку!
-Пришла- так молодец, а уж зачем пришла и в чьем обличье- сейчас и увидим.
Снова кинула Марфа соли под ноги Наталье, слова нужные сказала, так Наталья и обездвижила, лежит, что чурка с глазами, только язык и шевелится, да слова злые сказывает, расправой грозит всем и каждому.
Сволокла Марфа Наталью в баню, и что уж она там с ей делала, нам не ведомо, а только вышла потом Наталья на своих двоих, бледная, под глазишшами черно, шатается, словно пьяная, а на лице така благодать застыла, словно святой водицы баба испила!
-Ну, ступай, Наталья, до хаты. Через месяц, в другое полнолуние, снова ко мне придешь, другого беса изводить будем.
-А сколь же их, бесенят-то энтих во мне?
-9 штук сидит в тебе. Начали мы с малого, одного и выселили, 9 дней спокойно жить будешь, а дальше сызнова на злобу тебя поманит. Ты не искушайся, терпи, да молитву, что я тебе дала, читать не забывай, а не то все старания наши напрасные, и мучения твои бестолковые будут. Теперича кажну полну луну по одному жителю убирать из тебя будем, но помни, кажный новый поселенец страшнее прежнего, и с кажным разом все труднее будет. Смотри, Наталья, не сдюжишь- так изведут оне тебя , съедят. Чтобы такой силой владеть науку долго надобно перенимать, а не то, что ты, силу взяла, да знания забыла. Ну, ступай, недосуг мне теперь, обряд доделывать стану.
Пошептав нужные слова над тушкой кролика, Марфа, подцепив его вилами унесла в забоку, да там и прикопала, вдали от глаз человечьих.
-Ну, одним жильцом меньше, даст бог, и с остальными справимся.
***
Долго -ли, коротко -ли, а 8 месяцев, 8 раз ходила Наталья к Марфе,8 жителей , друзей ведьминых извела Марфа, на скотину перевела их, да в забоке прикопала. Самый страшный, самый сильный житель остался, с им так просто не совладать, не справиться. Коли получится все у Марфушки, выдюжит Наталья испытание, так и вернется жизнь её в прежнее русло, уберут подселенцев, и не поманит Наталью боле зло творить, заново родится баба. А уж коли не сдюжит Наталья , так и съест её изнутри друг ейный, он, хоть и сильный, а один мало что может, токмо пакости мелки делать да в скотину оборачитваться, людей пугать. Страхами людскими питается, от того и сильный становится. А как сильный станет- нужно ему большое зло, чтобы сущность свою прокормить, а без восьми изведенных друзей не сделат Наталья зло большое, знаний не хватит, так и будет он её пожирать, её страхом питаться, покуда совсем всю не съест.
Близилось последнее, решающее полнолуние. Сызнова готовилась, суетилася Марфа, а хоть и гнала от себя мысли дурные, хоть и убеждала себя, что все хорошо будет, а только чувствовала, что не все гладко будет.
Вот и полночь на пороге. Волнуется Марфа, ходит по избе, шепчет молитву, ждет Наталью. Уходит, уходит времечко-то. Эх, да кабы могла Марфушка повлиять, поспособствовать, да неужель не помогла бы? Это те разы помогала, манила Наталью, звала молитвой, а нонче-то нельзя, не положено. Сама она должна прийти, сама должна путь-дороженьку осилить, тогда только и поможет ей Марфа.
Эх, времечко, бежит скоренько, быстротечно оно. Не успеть Наталье явиться, ох не успеть!
Вот и заполночь перевалило, а Натальи нет... Опоздала... Не успела... Не спасла душу грешную, обрекла себя на верную погибель. Эх, Наталья, да что же ты натворила, почто же ты глупа-то така, жизнь младую загубила.
Поздно, нет Натальи-то боле, все, что человечье в ей было- сгинуло этой ночкой, хоть и с виду та же Наталья, да не та, совсем друга она стала.
***
Ох, и темный буран-то в ту ночь был! Мело, кружило да вьюжило, кажный следок тот час заметало, словно и не бывало его, деревья к земле гнуло, ветви ломало, да так, что стонали они, горемычные, и стон этот мешался с воем собачьим, таким страшенным, что ажно кровь в жилах стынула. Страшились люди из дому выйти, да и в оконце глянуть редкий смельчак находился, а уж те, кто в это ненастье в пути был- так и вовсе заробели, страшнА стихия, не ровен час, сгинешь бесследно.
Всю ноченьку Марфушка молилась, что есть мочи, на коленях пред иконой ползала, а на рассвете вышла из хаты, слова на чужом языке крикнула, да пустила что-то по ветру. То-ли пепел -то был, то-ли зола, а можа и травы- коренья каки, нам то неведомо, да только как разлетелось то, что Марфа кинула, так собака та так страшно заскулила, зарычала, да выть принялася, а после так наутёк припустила, что никто и не понял, куды-то она подевалась? А только буря в тот же миг тише, тише стала, и вскорости совсем утихла.
И так повелось в деревне той, что кажны девять дней собака та по деревне бегала, выла- скулила, на добрый люд бросалася, а погода о ту пору така была, что словами не передать, ненастье страшное. И кажну таку ночь Марфушка на коленях стояла, молилась, а к рассвету неведанное нам по ветру пускала.
Люди в деревне пугливы стали, шутка-ли, две ведьмы силами меряются, и поди ж ты, узнай, котора из их победит? И к Марфе не лезли, и Наталью стороной старались обходить, а только как стемнет, так из дому никто и шагу не делат, страшно, боязно людям.
***
Марфушка, подруженька моя милая, что теперича с Натальей будет? Не она ить это,вот как есть, не она. Боюсь я её, хоть и не ходит она к нам, а ить один шут страшно, кто ж его знат-то, что у ей на уме?
-Ничего не пужайся, никого из вас не тронет Наталья, днем-то она не блудит, дома все сидит, а ночью не достать ей вас, оберег, защита на хате вашей така, что не пробраться ей. Вы, главно, на улку после полуночи не идите, там защиты нет. Недолог век у ей, сожрет её изнутри скоро тот, кто в ей остался, кого не захотела она извести.
-Да как жа так, Марфа? Неужель не помочь ей никак?
-Вышло время, когда шутки шутили, не поможешь ей теперь. Сама все решила, удумала, путь свой выбрала, нет теперь виноватых окромя её.
***
Ох, и суров январь- батюшка был в ту годину! То буран, то мороз лютый, такой, что сказывают, птицы на лету замертво падали, замерзали сразу.
У Петра да Тоньки в ту пору корова стельна была, вот-вот отелится. Страшно телкА в мороз лютый во дворе бросать, на верну погибель дитя коровье обрекать, вот Петр ночами и ходил во двор- то, караулил, стало быть, корову-то. А ну , как принесет телкА корова в холод такой, а тут вот он, Петр, сразу его, телкА-то в избу сразу и снесет, у его уж тама и угол отгорожен, аккурат за печкой, теплышко тама, да сухо. Оне люди простые, привычные , скотинкой не брезгуют, а что поделашь, коли не в городе, а в деревне родились!
Хоть и страшно Петру на улку-то идти, а что поделашь-то, надо ить, вот и побрел. Корову глянул- лежит, кормилица, жвачку жует, все хорошо. И побрел Петро домой. От как нашептал кто ему, ить сроду за вилы не хватался, а тут, как со двора выходил, в праву руку-то вилы и прихватил.
Только он дверь-то в сарай прикрыл, так откуда ни возьмись- собака! Больша, страшна, черна, шерсть-то дыбором, встала поперёд Петра и шагу ступить не дает. Только он ногу подымат, чтобы шаг сделать, так у собаки загривок-то ершится, щетинится, псина зубы скалит и на Петра идет. Встал Петро, подкурил папиросу, смотрит на собаку, а она вокруг его ходит, об ноги трется, словно улыбается. Только он опять ногу- то подымет- собака снова серчает, да скалится.
Долго-ли, коротко-ли так стоял Петр на морозе, ажно задубел весь, а собака не отпускат его, и шагу шагнуть не дает...
***
Что-то долго нет Петра в избе, ужо вернуться должон, а все нет. Как бы не случилося чего. Лежит Тоня в избёнке, а у самой душа не на месте. Встала, тулуп накинула, ноги в валенки, да пошла на улку.
Скрипнула дверь в сенцах, вышла Антонина на крыльцо. Темно, хоть глаз коли.
Собака, что вокруг Петра кругом ходила, разом напряглась, носом повела, да как прыгнет сквозь изгородь! Одним махом и перескочила через неё.
-Петр! Петя, ты где тама запропостился-то? Каво ты там копашься?
-Тоня! Скорее, скорее в избу заходи! Тоня! Тонюшка! Уйди, псина проклятущая! И откель ты только взялась на мою голову! Прочь, поди прочь отсель!
Покуда добежал Петр до крыльца- то, глядь, лежит Антонина , навзничь упала, а собака верхом на ей сидит, так и норовит в горло вцепиться!
Сам того не ожидаючи ткнул мужик в собаку вилами раз, да другой, да третий, заскулила псина, жалобно так, надрывно, да и умолкла, кажись, насовсем.
Отопнул Петр собаку-то, да к Тоньке кинулся, дышит-ли? Шарит руками околевшими по лицу, и чует, вроде липкое что под руками. Да неужто кровь? Опоздал! Не успел! От ить лишеньки! Да ка жа так-то, Тонюшка?
Повернул голову в сторону псины- а ить как не бывало её, на том месте , где псина валялась Наталья лежит, не дышит уж...
***
-Ох, горюшко, опоздала я, замешкалась в снегу-то. А ну, отойди, Петр! Отойди, кому сказано.
-Марфушка, милая, да что-то было-то? Собака ить это была, я своими глазами видал, как она кругом меня ходила, к избе не пускала. А тут Антонина... А она, собака-то, как сиганула! Да сквозь изгородь! Я за ей, дак ить не быстро, по снегу-то, да в пимах! А Тонька... Лежит, навзничь... И собака на ей, сверху. Я ить не знаю, как вышло... Вилами... Вилами её. И в сторону... А Тоня... Тоня... Кровь у ей, не дышит, кажись. Я на собаку-то глядь, а ить нет её, Наталья ить тама, вот ей богу, Наталья. Это что жа? Это как жа? Это я ить её, Наталью-то, вилами...
Начало тут Просто нажмите на синий текст, чтобы читать сначала, так точно интереснее.
-Отмучилась Наталья-то. И поделом. Не ты, так кто другой порешил бы её. Отойди, Петр, не мешайся, Христом богом прошу.
Крутилась Марфа вокруг Антонины, вертела её и так, и эдак, словно куклу, под нос себе бормотала, а потом как крикнет!
-Ну открывай, открывай глаза-то, полежала, поспала, да будя! Вставай немедля.
Открыла Тонька глазоньки, глянула кругом, да все и вспомнила. Увидала Наталью-то, что в снегу лежала, поняла все, да залилася слезами горючими.
Была Наталья, ох, и хороша девка, справна, да ладна, глаз ясный, стан стройный, взор не отвесть, была, да вся вышла, связалася с нечистой-то силушкой, да сгубила жизнь свою молодую. Ить и 30 годков не стукнуло ей о ту пору, жить бы да жить, ан нет, закопали, зарыли за воротами. Жила как зря, и прибралася в собачьем обличье.
***
Сколь-то времени прошло, никто уж и не упомнит. А ить шибко-то никто и не горевал об Наталье, окромя мамки ейной, Настасьи, да Петр вину за собой чуял, ночи спать перестал. Пошептала Марфушка над им, слова чуднЫе сказывала, да и оправился он от вины своей, понял однако, что не шибко виновный был, себя спасал да жену милую.
Была Наталья, да нет её, вся и вышла. Забыли вскорости люди добрые, что ходила така девка-то по землице, коптила небушко по чем зря. Так, только иной раз мелькало имечко её, да не добром поминали, а не иначе, как ведьмой-то и кликали. Дескать, от ить ведьма кака, что творила, что деела. Неспокойное времечко было, и до ветру выйти боялись, не то, что нынче, ходи- не хочу, тихо, спокойно стало, нетука ведьмы то боле.
А Марфу уж и не кличут ведьмой-то. И то правда, кака уж с её ведьма, коли худа никому не делат? Так и прозвали её Марфа - Знахарка. Други и вовсе Марфой- Травницей кликали. Кто как величал Марфу-то, да только ласково все стало, да уважительно.
***
Идут годки-то , бегут скоротечно, сколь их уж утекло- убежало, несчитано. А только появился в деревне мужик. Мужик, как мужик. Обычный, не черный, не белый, не худой, не тонкий, не молодой, не старый, не тихий, не громкий. Появился, да и шут с им, мало-ли их ходит, людей разных, что баб, что мужиков. А этот- от хоть кого спроси, каков он, мужичишко-то, на лицо да фигуру, а ить и не скажет никто. Вроде все с им за ручку здоровались, в глаза глядели, а каков он- и не запомнили.
Поселился мужичишко на опушке лесной, заместо лесника старого, который по весне помер, стало быть. Живет себе, по гостям не ходит, и к себе никого не зовет. Коли уж беда кака приключится, да путника заблудшего увидит, так приветит, обогрет, да накормит, да нелюдим шибко, слова не вытянуть с его. Да и шут с им, пущщай живет, тихий он да смирный.
Лето прошло, осень наступила. Пожелтели листочки, следом и осыпались, и вот сызнова деревца-то стыдливо голыми ветками тела свои нагие прикрывают, словно прячутся от взора постороннего.
С утра Марфушке неспокойно было, все беду ждала, да понять не могла, с какой стороны притопат оно, лихушко-то.
Толи Антонине беда кака грозит? - Села Марфа, к себе прислушалась. Нет, не у Тоньки беда, ладно все у подруженьки, да гладко, тихо да спокойно. Отчего же тревожно на душе, словно кому родному худо? Матушка? Тятька? Сестры с братьями? Нет, не у их беда, все там справно, все ладно.
От ить тянет Марфу в лес, а понять -не поймет, на что ей туда идти-то? Одно видно, что шибко надо.
Делать нечего, собралася, да подалась в лес. Идет Марфушка по дорожке-тропиночке, словно кто неведомый направлят её, куды надо. Уж совсем в чащу забралась, далече от деревни забрела, встала, отдышалась, да к деревцу прислонилась. Прислонилась, да глаза прикрыла, смотрит душой вглубь леса, ажно дышать забыват, чтобы важного не упустить. Глядь, а в канаве, что от неё недалече, мужичишко лежит, ветками присыпан.
Побежала Марфа к мужику, насилу через бурелом пробралась, ветки раскидала. Вроде живой, дышит, но раны страшные, брюхо изодрано.
Снова закрыла Марфа глаза, и тот же час картинку и увидала. Медведь это его подрал, да ветками завалил, на потом, стало быть оставил, попозжа решил полакомиться. Другой бы от таких ран и не выжил, а этот, не гляди, что хиленький, силы в ем- что в самом медведе, да жить шибко охота ему, мужичишке-то.
Смастерила Марфа настил из еловых лапок, перевалила на его болезного-то, да поволокла в деревню. Уж сколь ташшила-то она его, притомилась, бедная, в грязи извозилась, а бросить его- все одно что на погибель оставить, недолго ему осталось, коли не помочь, не подсобить.
Долго выхаживала Марфа мужичонку. По первости-то он все не в себе был, глаз не открывал, опосля в бреду, в горячке метался. Марфа брюхо-то ему мазала, да пить отвары целебны давала, тем и жил, в чем только душенька держалась? А ить цеплялся за жисть-то, это сколь-то времени прошло, пока затянулись раны-то, поджили маленько. Стал он в себя приходить, вставать помаленьку, до двора выходить, похлебку хлебать начал, ожихарился маленько.
Покуда хворый он лежал, уж и весна пришла, оделись деревья в новы наряды, уж и не скромничают деревца-то, не прикрываются ветвями стыдливо, напротив, шибко имЯ размахивают, мол, глядите, в обновках мы теперича.
Оздоровил мужичонка-то, значится, вроде и уходить ему пора, в домишко-то свой, да прикипел душой к Марфушке. Да и она к ему попривыкла, вдвоем-то все сподручнее, да веселее. Никто и не ведат, как так случилося, а только остался мужичишко-то, Василем его кликали, у Марфы в избенке, да стали они вместе жить, навроде как поженилися.
А вскоре и родила Марфушка, дочка у ей появилася, Марьюшка. Смышлена девка-то росла, умна не по годам. Силы Марфиной в ей не было, а тяга к травушкам сызмальства появилась. Шибко она их чуяла, травинушки-то, хотя и не знала, от чего лечит, а угадывала безошибочно.
Пойдет, бывало, Марьюшка на луг, долго ходит, выискиват да высматриват, Словно ищет что. А после-то, глядь, идет девка, сама махонька, а волокёт пучок трав, к землице сгибатся вся. Дома сядет, переберет травинки бережно, поделит на маленьки пучки, навесит их в сенях, а после тем, кто к Марфе лечиться приходит и раздает их. И что главно-то, хоть и грамоте ишшо не обучена, читать- писать не умет, а все хвори людские видала, да травушку для лечения безошибочно подбирала.
Добрая, ласковая росла Марьюшка. Голос тихий, нрав спокойный, сама улыбчивая, всем поможет, со всеми поговорит. Для Марфушки дочка отрадой стала, шибко уж любила Марфа дочку-то, холила да лелеяла, души в ей не чаяла.
Вот уж и заневестилась Марьюшка. Ладной девка выросла, коса руса до пояса, фигурка складна, росточка невеликого, как была махонька, так и осталась, глаза- что два озерца, коли долго смотреть в их- так и утопнуть можно.
Женихи-то проходу не давали Марье, да не все родители согласные были с ведьминым родом сродниться. Хоть и уважали Марфу-то, а все одно побаивались, и дел близких старались не иметь с ей.
Глядела Марфушка на дочку-то свою, да видала, что упорхнет дитя вскорости из гнезда родного, из дома отчего. Хоть и радовалась Марфа за дочку свою, а тоскливо ить на душе было. Ну да ладно, хоть и испытаний много их впереди ждет, а все одно хороша жизнь у Марьюшки будет.
***
Дочери и внуки.
- Матушка, батюшка, совета да благословения вашего хочу спросить.
- Спрошай, Колюшка, спрошай, поможем, чем сможем.
-Люба мне девица одна, шибко люба, сидит в сердце моем крепко, в мыслях только она одна. Жениться хочу, дозволите-ли?
-А отчего же не дозволить, коли шибко люба девица-то? Сказывай, кто така, чьего роду- племени будет? Поди-ка сватов пора засылать, да с родичами знакомство заводить.
-Знате вы ить её, девицу эту, и родичей тоже знате. Марьюшка это, Марфы- Знахарки дочка. Вижу, хмур лицом батюшка, не по нраву выбор мой тебе, али плоха девица-то?
-Знам, Кольша, знам и Марфу, и Марью, и родителей Марфиных, и прародителей, всех знам. Хороша девка, про её ничего худого не скажу, а токмо не кажна семья согласится с ведьминым родом якшаться да родниться. Али не слыхал ты, каки про их разговоры ходют?
-Да что ты тако говоришь-то, Пётр? Как язык-то твой поворачиватся о Марфушке слова таки гадливые сказывать? Она ить спасительница наша, Берегиня. Кабы не Марфушка, так и не бывало бы на белом свете ни меня, ни детушек наших, извела бы род наш сестрица твоя сводная, Наталья. Али запамятовал, что у вашего-то роду тоже рыльце в пушку?
-Ну будя, будя тебе, Антонина. Я ить просто, так, для порядку сказал. Ну что думашь, мать? Сватов засылам, али как?
***
И была невеста- красавица, жених- богатырь, гостей хоть не много, а все дорогие да желанные. Привел Кольша жену молодую не абы куда, а в дом свой, собственный, своими руками ставленый. Светла горница, окошки больши, просторны, как заходишь в его, в дом-то, словно в сказку окунашься! У кажного дома свой, собственный запах имеется, а в Марьюшкином дому он ить особый всегда, запах- то. От самых ворот уж пирогами пахнет, да так, что ажно живот сводит от аромату. Уж что не говори, а пироги- то печь Марья- искусница, тесто- что пух, так и тает во рту-то, так и тает. Ешь их, пироги эти, и ишшо хочется. От и не лезет уже, брюхо полно, сам весь сыт, а глаза голодны, так бы весь таз и съел, пирогов этих. В сенцах деревом пахнет да травами , словно в полюшке летним днем оказался. И каки только травы не заготовлены у Марьи!
Молодая мята. Фото автора Тут и душица, и зверобой, и трава Богородская, и шалфей, и пижма с тысячелистником, кора черемухи сама по себе скрутилась, да лежит тута, аромат издает, аккуратно на нитку нанизан лист мать- и -мачехи, да так причудливо эта нитка развешана под потолком, что сквозь тонкие листы проглядывают цельные бревна, вымытые добела. Мятой как пахнёт, так словно морозного воздуха хапнул, так свежо и легко становится, дышится полной грудью. Хорошо у Марьи в хате, уютно. И не гляди, что молода ишшо совсем, а хозяюшка хороша с её вышла, ладно Марфушка да Василь дочку воспитали, да не одну, а целых двух народили, втора-то уж под старость лет родилась, махонька совсем , девка-то, а ить словно одно лицо с Марьюшкой-то, как нарисованы обе одним художником. А ить и точно, одним, обоих ить Василь рисовал, а хоть бы другим местом, пусть и не пером, а все же одним словом- художник.
Кольша- то не ходит, летает, словно на крыльях, да Марью свою на руках носит, шибко любит он её, наглядеться все никак не может.
Деревенские-то тоже с уважением к Марьюшке относятся, у кого голова, у кого живот заболит, а другой и со спиной- к Марфе по таким делам уж и не идут, знают, что рядом Марьюшка есть, она точно поможет, травушку нужную даст, и разом полегчает, боль отпустит.
Так и жили Николай с Марьюшкой, в миру, любви да согласии, двоих деток уж народили, два сынка подрастают, да скотины- полон двор, крепкое хозяйство. Все ладно у их, как по книге написано.
***
Сам старешь быстро, а дети ишшо быстро растут, Вот и выросла Варвара, младша дочка Марфина, да тожа замуж выскочила. Замуж-то выскочила, да уехала к мужу жить в другу деревню. Редко Марфушка с дочкой видится, тоскует шибко об ей, да радуется, что муж хороший доченьке попался, ласковый да любящий. Хорошо все у деток-то , и самим на душе спокойнее
Быстро дети-то вырастают, а внуки-то ишшо быстрее растут. Вот ить только маленьки бегали по деревне дети-то Марьины, да Марфы с Тонькой парнишки- внучата, а уже женихаются, на девок заглядаться стали.
У Варвары девчончишки подрастают, большеньки уже, да хорошие такие, ладненькие, что куколки, да мальчишечка давеча народился, кроха совсем ишшо.
Неспокойно у Марфы на душе уж который день. И глянуть бы, в чем беда- проблема, а не может Марфушка себя заставить глаза закрыть да вглубь глянуть, чует, что лихо там, в глубине, идет лишенько, да не одна беда бредет, а и другу с собой следом ташшит. Чуть прикроет Марфушка глаза, сразу старуху костлявую рядом чует. Да к кому же ты бредешь, смертушка? На кого же косу- литовушку свою наточила?
Чувствует Марфа, то не за ней старуха топат, а за близкими, родными. Вздохнула глубоко страдалица наша, да направила взор внутренний вглубь, туда, куда нет доступа простому смертному.
Василь! Да как жа так-то? Да почто жа так рано за им костлявая свои клешни протянуть хочет? Ить не пьянчужка какой, добрый да ласковый, за столь лет дурного слова не слыхивала от его Марфа, а от поди ж ты, идут уже за им, ждут дома-то его, нагостился, пора собираться.
А ить не мудрено, что пожил мало. Натруженный ить весь, да израненный, труднА работа у его была, в лесу-то, и лесинами придавляло, и пупок натруждал, и спина искалечена, а там и вовсе - шутка-ли, медведь подрал- покатал. Вышли , стало быть, силы-то жизненные. Ну что же, знать, так надо.
***
Тихо ушел Василь, не маялся шибко, лег почивать да не открыл боле глазоньки,как могла супружница верная облегчала страдания мужа болезного. Ушел Василь, а у Марфушки ишшо одна глубока морщинка проложила дорожку по усталому лицу, ишшо меньше улыбаться стала Марфа, все боле сурова стала да неулыбчива.
Снова беду чует Марфа, снова лихо над ними кружится, носом водит. И не хочет уж знать Марфушка, к кому горюшко в дверь стучится, а делать нечего, глядеть надобно, а ну , как помочь ишшо можно?
Закрыла глаза, да так на пол и осела. Беда, горе лютое над дочкой младшенькой, над Варварушкой, к ним старуха с косой направляется, тянет клешни свои костлявы к внучку маленькому, не жилец он боле.
***
-Матушка, миленька! Да за что жа нам горюшко -то тако? Почто сына моего старуха чёрная забрать хочет? Ить и не жил он совсем, свету белого не видовал, ножками землицу попуте не топтал, глазками не глядал... Где, да где жа моя вина-то есть? За что горе тако мне послали? За чьи грехи искупать вину младенчику невинному-то, а , Матушка? Скажи мне, поведай, ты ить все у нас знашь, все ведашь! Почто моя кровиночка свет белый покинуть дОлжна? Почто у Марьюшки все ладно да складно, а мой сыночек уйти должОн? Почто не Марьины -то парни, а? Говори, мать, всю правду мне сказывай, правда-ли люди-то бачут, что за твои прегрешения сына у меня господь отбират?
-Замолчи, Варвара, Христом богом прошу, замолчи, не гневи Господа-то. Грешна я, шибко грешна, но нет за мной такого, чтобы младенчик за меня плату страшную вносил.
Судьба у его неладная, нехорошим человеком стать ему суждено. Тебе Господь избавление готовит, в младости забрать хочет, чтоб душу не загубил он вскорости, а ты гневишь господа нашего словами своими необдуманными.
-Да за что же, матушка? Сказывай, все мне сказывай, что видится тебе, все стерплю, все сдюжу.
-Земля стонать станет, не черная она вскорости станет, алой будет от крови людской, люди лихие придут , да не с добром явятся, с войной. Брат на брата пойдет, сын на отца, все плакать будут, и бабы, и мужики, и дети , и старики со старухами. Кажна семья пострадат от того лиха, никто без беды не останется, всех она пометит, на кажном роду метка та страшная останется, долго ишшо потом люди помнить будут ту страшную пору.
Сын твой народ свой предаст, к ворогам примкнет, на свой люд, на свою кровь орудие страшное подымет, врагам прислужничать станет, для своих врагом сделатся. Весь род от его пострадат, и ты сама, и муж твой, и Марьюшка с сынами. Все вы врагами народными станете, коли жив он останется, все на погибель пойдете от поступка его низкого. Дарует тебе господь избавление, пущщай уйдет он маленьким да безвинным, а вскорости к тебе и вернется в другом теле.
-Матушка, рОдная, да как жа мне быть, что жа делать-то? Больше жизни люб он мне, ить во след за им пойду, коли помрет он. Да разве же ты сделать ничего не можешь? Матушка, не губи. Сроду ни о чем тебя не просила, так тут не откажи, отведи старуху страшную, пущщай не забират она сына у меня!
-Ты мои правила знашь. Коли худой человек- отродясь не отводила смертушку.
-Так то чужи были, не рОдные. Свой ить он. Когда ишшо то страшное -то станет, сколь времени пройдет? Пущщай поживет маленько, поглядит на солнышко ясное, ступит на травушку молоду да зелену, в речке нашей вдосталь искупатся! Не губи, матушка, помоги, Христом богом прошу!
***
Итоги жизни.
-Уговор мой таков будет: Спасу сына твоего, пущщай и недолго, а порадуется сердечко твое материнское, на сыночка маленького глядючи, только один шут недолог век его будет, а ты боле матерью не станешь, да сама вослед за ним отправишься.
-Спасибо, Матушка, вовек не забуду доброту твою, всю жизнь в ногах твоих валяться буду, да тебя благодарить!
-Ты раньше времени-то не радуйся, не благодари. Откуп сурьезный для смертушки нужон. Жизнь на жизнь поменять надобно. Сказывай, чью жизнь на жизнь сына своего поменять согласная? Перву девчонку на откуп костлявой отдашь али вторую? Думай, Варвара, хорошень думай, назад пути- дороги нет, выбирай ту, котору меньше всего жальче тебе, котора из девчонок меньше тобой любима.
-Да как жа это, Матушка? Ты что тако говоришь-то? Как жа это, жизнь за жизнь? Как жа выбрать меж их? Оне же все мои, равно любимы, одинаково в муках рождёны. Да почто это выбирать-то я меж имЯ я должна, а, Матушка?
-А ты как хотела, Варвара? И дитя у смерти из лап вырвать, и откупа ей не дать? Не быват так, вот хоть ты тресни. Она ить, смертушка-то, шагат уж за душенькой, настроилась, что не пуста уйдет. За так не оставит она младенчика, только на замену может другого забрать, оттого и говорю, выбирай, кого меньше жалко. По иному не получится.
-Не могу я меж своими детушками выбирать, кому жить, а кому нет. Все они желанны мною да любимы. Да неужели нет иного способа обмануть костлявую?
-Есть. свою жизнь супротив его ты можешь поставить. Он жить будет, а ты уйдешь. Думай, Варвара, думай. Только ежели свою жизнь поставишь, кому девчончишки-то твои нужны будут? Отец-то, он что? Нову жинку себе приведет, новы детушки народятся, а девки твои без тебя как неприкаянны жить останутся.
***
Быстро угас младенчик, к утру уж и преставился, болезный. Безутешна Варвара была, все глазоньки выплакала, весь голос сорвала, выла- кричала, волосья на голове рвала от горя, от безысходности. От тоски да печали покрылась голова белым волосом, да в глазах искорки угасли. Кажный день теперь на могилку бегат, от матери отреклась.
Величественная скала. Сколько всего видала, а сколько ещё увидит... Фото моё -Знать тебя не хочу, видеть не желаю! Ведьма ты и есть! Почто же ты помочь не сумела, коли така сильна-то? Ить всем помогашь, вех спасашь, а мальцу помочь не захотела. Ты ить нарошно так сказала, потому как знала, что не смогу я средь детушек своих выбирать! От почто жа у Марьи никаких бед нетука, живет, как сыр в масле кататся.
-У всех своя судьбина, у всякого свой путь. И у Марьюшки не все ладно будет, и у тебя не вечна печаль станется, скоро и ты вспомнишь, как смеяться да радоваться. Не гневи господа, Варюшка, не говори слова необдуманны...
Ишшо больше морщинок пролегло по Марфушкиному лицу, ишшо суровее стали глаза на лице неулыбчивом. Жалко дочку свою маленьку, жалко и внука жизни не познавшего, да уж лучше так, чем потом ишшо шибче беда придет. Пушшай его Варварушка младенцем безвинным помнит, чем потом люди их род в грязи валять станут да предвтелями кликать.
***
Через 2 лета понесла Варвара, да снова мальчонку родила. Уж какой хорошенький, да один в один с тем мальчишкой-то, что ушел без времени, люди-то судачили, мол, без Марфушкиной силы тут не обошлось, постаралась она, чтоб душу родную вернуть на землю. Правда-ли, али нет, нам никто не сказывал, Марфа все молчком больше ходила, старенька ить уже стала, сгорбилась совсем, а людей все принимала болезных. Варвара-то как понесла, да родила, пришла к Марфе-то, да в ноги и упала, каялась все, винилась, прощения просила за слова свои злые, да только Марфа вроде и не сердилась вовсе, улыбнулась, погладила дочку-то свою по головушке седой, да сказала, что и не обижена она, все мол хорошо.
Долго-и, коротко ли, а времечко уж как быстро бежит, что и не успевашь за им, токмо встал спозаранку, а уж сызнова ночь наступила, токмо родился, а уже большенький, женился, да у самого дети малы народились.
Уж и Марьюшка бабкой стать готовится, а Марфа и вовсе- прабабкой будет! Парнишки- то Марьины один за одним женились, да детки вскорости пошли. У младшего девчонка народилась, а у старшего парнишка. Уж как радовалась Марфушка, что до правнуков дожила! Видала, что девчончишка та хоть и наследовала дар , а ужо не тот он, что раньше был. Она ить больше как бабка, Марьюшка, все по травушкам, да боль людскую видит. Не удержалась, заглянула одним глазком в будущее-то правнучкино. Так и есть, доктором будет. Детушкам появляться на свет будет помогать. Хороша судьба у правнучки, да шибко уж тяжелая. На войну сбежит ишшо соплячкой, солдатиков наших раненных спасать будет, а уж потом, когда война великая закончится, отучится девка-то, да откроет целую династию медиков.
Глянула на парнишку- содрогнулась сначала от увиденного, прямо как мясник ножом на человека замахивается. А пригляделась- спокойно на душе стало. Малец-то ить тоже всю войну пройдет, уж сколь жизней спасет людских, солдатских, а опосля, и в мирное время много жизней спасет, хорошим хирургом стать ему уготовано.
У Варвары тоже и детушки, и внуки, все хорошими людьми станут. А одна, самая младшая правнучка, дочка последнего мальчонки, которую уж не суждено Марфушке на руках подержать, станет хорошей ведуньей. Вместо прабабки своей будет лечить людей да сказывать им будущее. очень уж сильна девка-то будет, под стать самой Марфушке.
***
-Ну что, подруженька моя дорогая, Антонина моя ненаглядная. Пришла пора нам с тобой прощаться, уйду я в скорости, заждалися меня дома уже, хватит небушко коптить. Ты уж живи тута за нас обоих, правнуков тетёшкай за двоих, в скуку и уныние не впадай, живи, да радуйся кажному дню.
-Да как жа это, Марфушка? Почто это ты меня покинуть-то хочешь на этом свете? Всю жизнь холила да лелеяла ты меня, от бед да лихих людей спасала, а под старость -то лет бросашь меня?
-Не тоскуй, Тонюшка. Свидимся ишшо мы с тобой, хоть и не в этой жизни. А спасать больше не от кого , кончились на твоем веку лихие люди, живи спокойно.
-Долго-ли жить ишшо мне, подруженька? Скажи, не таи, всю правду, каку видишь, таку и сказывай.
-Поживешь ишшо маненько. От как правнук невеститься начнет, так и готовься. Войну не застанешь, не кручинься о чем зря. Дети да внуки с правнуками хоть и изранены, а живы будут. А пока живи, живи за двоих, я-то свою силу жизненную внуку отдала, что у Варвары народился...
***
Хорошие потомки у Марфы да Антонины получились. Так и стало, как Марфа сказывала. И была война, долгая, страшная, в народе Великой её прозвали. И правнучка, что успела Марфушка на руках подержать санитарочкой там была, солдатиков израненных на себе носила, спасала их, сердешная. А хоть и видала кровь, смерть и боль людскую, а ить не озлобилась, опосля войны-то отучилась, да акушеркой стала. Сколь новых жизней приняла- и не счесть.
И правнук хорошим хирургом стал, много жизней людских спас, все, как Марфа и говорила.
И дети их, и внуки, и правнуки- все в медицину ушли. пусть по Марьиной линии и нет больше знахарей, а ить все одно, служат людям, да спасают их от хворей.
Варварушкины детушки выросли, девки замуж вышли, парнишка женился. А ить хоть медиков там нет, а все одно хорошими людьми стали. Правнучка так и живет в той самой деревне, где и Марфушка жила, и по сей день ишшо хворых принимат, хоть и сама уже старуха. Ждет, когда смена ей вырастет, чтоб убедиться, что дар прабабкин зазря не пропадет.
Вот такая вот история, друзья мои. Кто знает, а можа и вы знакомы с потомками Марфы-то? Сколь уж их по белу свету-то ходит, да людям помогат?
✨Судьба Человека✨ (истории из жизни)
ОБЕРЕГ ОТ ЗЛОГО ГЛАЗА (2)
Момент истины.- Ну что, явилась? Ты почто сюда пришла, а, Наталья? Ещё этого не хватало, чтобы в мой дом нога твоя ступала. Ну что стоишь, словно истукан? Сказывай, зачем пожаловала? Да стой ты, где стоишь, куды поперлась? Дальше крыльца ходу нет тебе, даже если шибко захочешь, не пройдешь.
-Это ты! Я ить знаю, что это ты во всем виновата! Ты почто Тоньку тогда из воды вынула? Не суждено ей было самой выбраться, я ить такой морок на её наслала, что она сама поверила, что жизни ей не будет с Петром!
-А кто ты така, чтобы судьбы людские вершить? Ты почто за людей решила , кому жениться, кому сводиться, а кому помирать? По судьбе ей писано за Петра выйти, деток народить, внуков- правнуков нянчить. А ты, втемяшила в тыкву свою, что на шее болтатся, что без Петра и свет тебе не мил, да загубила душеньку свою добровольно.
-А ты-то кто така, чтобы влезать, куда не должно? Ты, Марфа, ко мне лезь, а не то знашь, что будет? Я ить не только её извести могу, а и весь род её уничтожу! Все одно Петр моим будет.
-Сил тебе не хватит с Тонькой совладать, а со мной и подавно тебе тягаться силами без надобности. Пока живая- Тоню защищать буду, а ты-то раньше меня преставишься, точно вижу. Ты силушку-то взяла, а ума дать не можешь, злобой одной берешь, пакости людям делашь да зверями оборачивашься, добрый люд пугашь. Смотри, я тебя упредила, гвоздик тот, что под порогом у Тоньки- это ишшо пол беды, коли не угомонишься, шибко пожалешь, что ввязалась во все это.
-А ты мне тута не грози, так и боялась я тебя! Я теперь много чего могу, много чего умею!
-Ты, покуда до моих умений доживешь, уж и состаришься. Смотри, Наталья, я тебя упредила. На ко вот, держи, чтобы слова мои не пустыми были:- Марфа, сунув руку в карман передника вынула оттуда горсть соли, что-то буркнула себе под нос и бросила ту соль Наталье под ноги.
-Постой покамест тут, тебе полезно будет. Вижу, гости важные сейчас ко мне пожалуют, а мы с тобой их тута подождем, да все, что мы с тобой натворили, им и расскажем. А там Петро уж пусть сам решат, кто из нас прав, кто виноват. Ну что ты глазьями -то врашшашь? Что, слова сказать не можешь? Ну погодь, погодь маленько, да подумай хорошень, как перед братом своим каяться станешь. Идут, идут оне с Тонькой- то, недалече уже.
Наталья словно приросла к месту, не могла ни рукой, ни ногой пошевелить, да на языке словно гиря висит, слова злымские на ём, на языке-то, вертятся, а сказать не может, только глазишшами все врашшат, пучит их, глазишши -то свои, силится рот открыть, а оттуда окромя мычания и не идет ничего. Ну чисто корова, му, да му.
***
А ну стоять, кому сказано! Ты куды это собралась? Ты что это удумала? К самой Марфе, на поклон идти? Како тако прощение? В чем ты пред её виноватиться собралась? Не пушшу, сказал не пушшу!
-А ничего-то ты, Петр, и не знашь! Да ить невиновная Марфушка-то! Она ить всю жисть, сколь мы с тобой живем, все ить меня спасала! Не она ить ведьма-то, а сестрица твоя, Наталья!
-Ты что это, Тоня, белены где хватанула, или че ли? Кака така с Натальи-то ведьма? Я ить её вот с таких пор знаю! - Петр, отмерив небольшое расстояние от земли, показал ладошкой словно рост человека. Ну кака ведьма с её, она ить меня шибко любит, дружно мы с ей живем, сроду зла мне не сделат она!
-Толи ты слыхал, как она меня тута чихвостила-то! Столь всякого наговорила, у меня и по сей час волосья-то дыбом! Сама ить она, своим ртом сказала, что изведет меня, да с тобой жить станет, что люб ты ей! Как так-то, а , Петр? Сестра ить она тебе, грешно ить, про брата рОдного таки мысли иметь.
-Так ить не сестра она мне, а Настасья- не мать, оне ить к нам в дом -то пришли, тятька их привел, Наталья-то махонька была, не рОдная она мне, не сестра , стало быть. От ить дурак я, ну как есть дурак. Она ить мне в любви клялась- божилась, да я отмахнулся от её, думал, глупости это, перелюбится, все пройдет. А оно вон ить как вышло! А уж не брешешь -ли ты, Тонька? Можа спутала чего, не расслышала?
-Да как жа, Петро, как жа не раслышала! Тута ить вся улка слыхала, каво она тут городила, как хаяла меня да извести грозилась. Мне веры нет- так пойди, хоть у Нинки спроси, она все на изгороди-то висела, все ить слыхала, вот как есть все. Так что, Петр, ты как знашь, а мне к Марфе надобно идти, покаяться, повиниться пред ей. Она ить спасительница моя, кабы не она, так давно меня Наталья извела бы.
-Не пушшу однуё, с тобой пойду. Вот только пушшай попробует твоя Марфа со мной шутки шутить, я ей тако устрою, мало не покажется, ты ить меня знашь, я слов попусту не бросаю.
***
Марфа! Марфушка! Дома-ли ты, подруженька моя дорогая? Выдь на минуту, поговорить надобно.
-Заходь, заходь, Антонина, давненько мы тебя уже поджидам! Наталья-то притомилась ужо стоять, вас ожидаючи, язык уж правду на себе держать устал, так и хочет все рассказать. Говори, Наталья, позволяю тебе правду сказать.
Не своим голосом завыла Наталья. Язык-то Марфа ей развязала, а тело словом оковано, слово Марфино крепко, и пошевелиться мочи нет, а тело-то ломат да корёжит, словно изнутри его режут да разрывают, вот така боль-то сильная.
-Ты, Наталья, со мной шутки не шути. Только соврать надумашь али слова гадливые сказывать станешь- пуще прежнего ломать тебя будет, тогда только отпустит, когда правду сказывать будешь. Ты уж подумай хорошень, а потом друзьям своим волю давай, можа и научишься скоренько в себе их удерживать.
-Брешет! Все-то она брешет, Петр! Не верь ей, не верь, ты поглянь, что она со мной сотворила, без пут, без веревок связала! Она это, все она, от ей весь вред, все беды... Ой, лихо мне, ой худо, аааай, колют, режут меня, болит все внутрях-то. Стой, Стой, Марфушка, помоги, не ломай меня, все, все скажу, ничего не утаю.
-То не я тебя ломаю, совесть твоя с темной силой борется, я маленько только подсобила.
-Шибко ты мне люб, Петр, сызмальства люб, никто мне окромя тебя и не нужон был. Только с тобой быть хотела, а тут эта, Антонина явилася. Как узнала я, что с тятькой ейным вы сговорились, так и помутилось во мне что-то.
-Да как жа так, Наталья? Ты-ли это вред нам делала, лихо насылала?
-Не я то, Марфа это, все Марфа! И корова издохла- Марфа её извела, и птица пала- тоже Марфа. Все она, она одна виновная, она вам пакостила. Оооой, лихушко, Марфа, да все скажу, во всем сознаюсь, ой, болит, мочи нет терпеть!
-Сказывай, все сказывай. Откель сила твоя дурная взялась?
-Бабы у колодца трепались, что Никитична помереть не может, покуда дар не отдаст. А я и взяла, мне не лишний. Да ить не думала я, не гадала, что за дар у ей, я ить думала, как Марфа буду, приворожу тебя, Петр, ты от Тоньки ко мне и уйдешь. А ить не простой дар у ей, злой да трудный. Это ить я Тоньку в реку направила, морок на её навела, она сама туда и бросилась, а Марфа спасла её. Я ить и рада была, что греха не станет на мне, а эти, которы внутрях сидят, друзья-то мои, которых к себе сама я подсадила, всю душу ить у меня съели, оне ить голодны, коли я зла да пакости не делаю, вот и толкают меня обратно на грех. Это ить я в тот раз бревно- то свалила, что невестушку чудом не убило! А ить это Марфа! Она, одна во всем виноватая! Кабы из воды Тоньку не вынула, прибралась бы она ишшо в тот раз, в воде утопла, давно бы ты, Петр моим был! Ой, лишеньки, прости, Марфушка, сама не ведаю, что плету! Ой, преставлюсь нынче! Не губи, спаси, помоги мне, грешной, избави от боли нестерпимой!
Петр и Антонина стояли и смотрели на все происходящее, и не верили своим глазам. И ладно Тоня, уж она -то видела силу своей подруги-спасительницы, а Петр, который во всю эту чертовщину отродясь не верил, только стоял и дивился.
-А скотина? Скотина- то, Марфа, почто дохла? Ить аккурат опосля кажного твоего прихода беды у нас случались! Тут ить не отвертишься, ты, ты ить виновница, ты ить завистница, однако, зависть- то и тебя гложет, что все у нас гладко да ладно, что во дворе все мычит, болеет да кукарекат!
- А ты, Петр, словами- то тута не бросайся, покуда всей правды не знаешь. Тебе корова живая милее али Тонька в добром здравии да детушки здоровы при мамке живой?
- Ты загадками- то не сказывай, я тута не шутки шутить пришел. Кака связь у коровы и Тоньки?
-Прости ты меня, Петро, то не Марфа, то я виновата! Я ить как удумала Антонину извести, так и не отступилась от задуманного. На сносях ить Тонька была, когда я ей на сме@ть сделала. А Марфа, она почуяла ить, да подалася к вам! Ох, язык мой длинный, да почто же он все не то говорит-то! Ить не хочу я, Марфушка, плохо о тебе сказывать, а словно толкат меня кто, словно тянет за язык-то! Ой, спаси ты меня, помоги, Марфушка! Ой, нет уж мОчи терпеть-то! Шибко, шибко больно мне.
-На сносях Тонька была, ей ить- вот-вот опрастаться срок подходил, как беду я почуяла. Шибко зло было сделано, да неумело, в родах и Тоня, и младенчик бы преставились, не нашла я иного выхода, как на коровушку, кормилицу вашу стельную, смертушку отвесть. Корова не растелилась, да и померла вместе с телком, а Антонина хорошо разродилась, не случилось беды- несчастья. И друга ваша скотина тоже как откуп от смертушки ушла, а не то не видать бы тебе Тонечки милой рядом, не слыхивать смеху детского в хате, не видать улыбок на лицах младенческих.
-Вот и думай, Петро, кто из нас виновный, да кто тебе милее. Скотины полон двор, али жена здоровая рядом.
-А детушек? Детушек-то почто ты хворью изводила? На их-то кака вина?
-То не я, нет у меня мочи детушкам вредить, без надобности все это. Ты у ей, у сестрицы своей поспрошай, она ить тебе все расскажет, всю правду поведат!
-Прости ты меня, Петро, и ты, Антонина, зла не держи! Я это, все я! Тоньку извести не способная оказалась, так удумала я новый грех на душу взять. Детушек ваших извести хотела, а Тонька сама бы от горя вслед за ими ушла. Не ведала я, что ты, Марфа, не только Тонькину беду чуешь, а и всю кровь их спасать тебе надобно. Ох, ведьма ты, Марфа! Глядеть на тебя не могу, чтоб ты провалилась сей же час! Ой, да что же это делатся-то, да почто же болит-то все так? Почто свербит, разрыват внутрях-то? Прости, Марфушка, прости, родимая, сама не ведаю, что болтаю!
-А ить и правда, Петр! Детушки жаром горели, на глазах таяли, сгорали- угасали, а как Марфушка явилась, так вскорости и затих жар- то у их!
-Жар-то затих, да токмо сено в полях пыхнуло, вот как есть, в одну минуту все и сгорело! Твоя работа, Марфа? Опять твои штучки ? Мы ить от твоих игрушек скотину впроголодь всю зиму держали, так и знай, чуть все не вымерли!
-А ты мне тута гонор -то не показывай! Сено он пожалел! А младенчиков своих тебе не жаль? Кабы я их жар на сено не перекинула, к вечеру детушки твои сгорели бы как свечечки, и следа не осталося бы. Вот вся вам правда, вся истина, а теперича думай, Петр, думай, да решай, кто тута прав, а кто виноватый.
После этих слов Марфа подошла к Наталье, да стукнула её легонько по спине. Иди, Наталья, с богом, да смотри мне, не шуткуй со мной, со злыми мыслями ко мне не касайся, а не то худо будет, найду я на тебя управу.
Наталья как стояла, так на бок и завалилась, только и успел Петр подхватить её у самой землицы, чтоб шибко не зашиблась.
Хоть и зла много сделала сестрица сводная, а ить один шут жалко её, непутевую...
***
Возмездие.
Марфушка, сил моих больше нет, спаси, помоги мне, знаю, в твоих силах мне помочь, покуда беды я не наделала!
-Что, Наталья, гложет тебя силушка-то ведьмина, выхода просит?
-Ой, просит, Марфа, шибко просит. Грызет, разрыват меня изнутри, так и манит гадости творить, словно шепчет кто, сделай, Наталья, сделай. Я уж и руки на себя наложить думала, дак ить страшно, и так грешна, а тут великий грех будет.
-Совсем помочь я тебе не в силах, бабушка-то моя, Лизавета Конифатьевна, всю жизнь с Никитичной враждовали, да сдерживала бабушка силу-то злую, но тут надобно, чтобы на полную луну , аккурат в полночь, ты сама, по доброй воле пришла ко мне, тогда на первый, на недолгий срок удержу я дурость-то твою. Эх, Наталья, сама себе ты жизнь молодую загубила, жить бы тебе сейчас, да радоваться, детушек рожать, а ты себя на муки вечные обрекла.
Потоки дождевой воды на лобовом стекле. Очень красиво.
-Приду, Марфа, приду. Прийти не смогу- так ползти буду, хоть на карачках, хоть как, а все одно приду.
-А ить не так просто прийти-то будет! Те, кто в тебе сидят, пускать не будут, всяко держать станут. Ты вот что, на-ко, молитва то, как почуешь, что на зло тебя толкают, так сразу и читай, не останавливаясь, покуда не отпустит маленько, а как отпустит- так сразу ко мне и беги, а иначе быть беде. Это ить в своем уме ты Наталья, да ладим мы с тобой, мирно говорим, а когда друзья в тебе бушуют- от тебя только оболочка и остается, съедят оне тебя, коли не помочь.
***
К ночи, что в полнолуние наступает, Марфа готовилась загодя. Из лесу принесла зайца, что в силки попался, да жив ишшо был. Чуяла она, что явится Наталья, не все человечье-то в ней померло, осталось пока маленько.
В полночь в дверь поскребли. Открывай, Марфа, пришла я по твою душеньку!
-Пришла- так молодец, а уж зачем пришла и в чьем обличье- сейчас и увидим.
Снова кинула Марфа соли под ноги Наталье, слова нужные сказала, так Наталья и обездвижила, лежит, что чурка с глазами, только язык и шевелится, да слова злые сказывает, расправой грозит всем и каждому.
Сволокла Марфа Наталью в баню, и что уж она там с ей делала, нам не ведомо, а только вышла потом Наталья на своих двоих, бледная, под глазишшами черно, шатается, словно пьяная, а на лице така благодать застыла, словно святой водицы баба испила!
-Ну, ступай, Наталья, до хаты. Через месяц, в другое полнолуние, снова ко мне придешь, другого беса изводить будем.
-А сколь же их, бесенят-то энтих во мне?
-9 штук сидит в тебе. Начали мы с малого, одного и выселили, 9 дней спокойно жить будешь, а дальше сызнова на злобу тебя поманит. Ты не искушайся, терпи, да молитву, что я тебе дала, читать не забывай, а не то все старания наши напрасные, и мучения твои бестолковые будут. Теперича кажну полну луну по одному жителю убирать из тебя будем, но помни, кажный новый поселенец страшнее прежнего, и с кажным разом все труднее будет. Смотри, Наталья, не сдюжишь- так изведут оне тебя , съедят. Чтобы такой силой владеть науку долго надобно перенимать, а не то, что ты, силу взяла, да знания забыла. Ну, ступай, недосуг мне теперь, обряд доделывать стану.
Пошептав нужные слова над тушкой кролика, Марфа, подцепив его вилами унесла в забоку, да там и прикопала, вдали от глаз человечьих.
-Ну, одним жильцом меньше, даст бог, и с остальными справимся.
***
Долго -ли, коротко -ли, а 8 месяцев, 8 раз ходила Наталья к Марфе,8 жителей , друзей ведьминых извела Марфа, на скотину перевела их, да в забоке прикопала. Самый страшный, самый сильный житель остался, с им так просто не совладать, не справиться. Коли получится все у Марфушки, выдюжит Наталья испытание, так и вернется жизнь её в прежнее русло, уберут подселенцев, и не поманит Наталью боле зло творить, заново родится баба. А уж коли не сдюжит Наталья , так и съест её изнутри друг ейный, он, хоть и сильный, а один мало что может, токмо пакости мелки делать да в скотину оборачитваться, людей пугать. Страхами людскими питается, от того и сильный становится. А как сильный станет- нужно ему большое зло, чтобы сущность свою прокормить, а без восьми изведенных друзей не сделат Наталья зло большое, знаний не хватит, так и будет он её пожирать, её страхом питаться, покуда совсем всю не съест.
Близилось последнее, решающее полнолуние. Сызнова готовилась, суетилася Марфа, а хоть и гнала от себя мысли дурные, хоть и убеждала себя, что все хорошо будет, а только чувствовала, что не все гладко будет.
Вот и полночь на пороге. Волнуется Марфа, ходит по избе, шепчет молитву, ждет Наталью. Уходит, уходит времечко-то. Эх, да кабы могла Марфушка повлиять, поспособствовать, да неужель не помогла бы? Это те разы помогала, манила Наталью, звала молитвой, а нонче-то нельзя, не положено. Сама она должна прийти, сама должна путь-дороженьку осилить, тогда только и поможет ей Марфа.
Эх, времечко, бежит скоренько, быстротечно оно. Не успеть Наталье явиться, ох не успеть!
Вот и заполночь перевалило, а Натальи нет... Опоздала... Не успела... Не спасла душу грешную, обрекла себя на верную погибель. Эх, Наталья, да что же ты натворила, почто же ты глупа-то така, жизнь младую загубила.
Поздно, нет Натальи-то боле, все, что человечье в ей было- сгинуло этой ночкой, хоть и с виду та же Наталья, да не та, совсем друга она стала.
***
Ох, и темный буран-то в ту ночь был! Мело, кружило да вьюжило, кажный следок тот час заметало, словно и не бывало его, деревья к земле гнуло, ветви ломало, да так, что стонали они, горемычные, и стон этот мешался с воем собачьим, таким страшенным, что ажно кровь в жилах стынула. Страшились люди из дому выйти, да и в оконце глянуть редкий смельчак находился, а уж те, кто в это ненастье в пути был- так и вовсе заробели, страшнА стихия, не ровен час, сгинешь бесследно.
Всю ноченьку Марфушка молилась, что есть мочи, на коленях пред иконой ползала, а на рассвете вышла из хаты, слова на чужом языке крикнула, да пустила что-то по ветру. То-ли пепел -то был, то-ли зола, а можа и травы- коренья каки, нам то неведомо, да только как разлетелось то, что Марфа кинула, так собака та так страшно заскулила, зарычала, да выть принялася, а после так наутёк припустила, что никто и не понял, куды-то она подевалась? А только буря в тот же миг тише, тише стала, и вскорости совсем утихла.
И так повелось в деревне той, что кажны девять дней собака та по деревне бегала, выла- скулила, на добрый люд бросалася, а погода о ту пору така была, что словами не передать, ненастье страшное. И кажну таку ночь Марфушка на коленях стояла, молилась, а к рассвету неведанное нам по ветру пускала.
Люди в деревне пугливы стали, шутка-ли, две ведьмы силами меряются, и поди ж ты, узнай, котора из их победит? И к Марфе не лезли, и Наталью стороной старались обходить, а только как стемнет, так из дому никто и шагу не делат, страшно, боязно людям.
***
Марфушка, подруженька моя милая, что теперича с Натальей будет? Не она ить это,вот как есть, не она. Боюсь я её, хоть и не ходит она к нам, а ить один шут страшно, кто ж его знат-то, что у ей на уме?
-Ничего не пужайся, никого из вас не тронет Наталья, днем-то она не блудит, дома все сидит, а ночью не достать ей вас, оберег, защита на хате вашей така, что не пробраться ей. Вы, главно, на улку после полуночи не идите, там защиты нет. Недолог век у ей, сожрет её изнутри скоро тот, кто в ей остался, кого не захотела она извести.
-Да как жа так, Марфа? Неужель не помочь ей никак?
-Вышло время, когда шутки шутили, не поможешь ей теперь. Сама все решила, удумала, путь свой выбрала, нет теперь виноватых окромя её.
***
Ох, и суров январь- батюшка был в ту годину! То буран, то мороз лютый, такой, что сказывают, птицы на лету замертво падали, замерзали сразу.
У Петра да Тоньки в ту пору корова стельна была, вот-вот отелится. Страшно телкА в мороз лютый во дворе бросать, на верну погибель дитя коровье обрекать, вот Петр ночами и ходил во двор- то, караулил, стало быть, корову-то. А ну , как принесет телкА корова в холод такой, а тут вот он, Петр, сразу его, телкА-то в избу сразу и снесет, у его уж тама и угол отгорожен, аккурат за печкой, теплышко тама, да сухо. Оне люди простые, привычные , скотинкой не брезгуют, а что поделашь, коли не в городе, а в деревне родились!
Хоть и страшно Петру на улку-то идти, а что поделашь-то, надо ить, вот и побрел. Корову глянул- лежит, кормилица, жвачку жует, все хорошо. И побрел Петро домой. От как нашептал кто ему, ить сроду за вилы не хватался, а тут, как со двора выходил, в праву руку-то вилы и прихватил.
Только он дверь-то в сарай прикрыл, так откуда ни возьмись- собака! Больша, страшна, черна, шерсть-то дыбором, встала поперёд Петра и шагу ступить не дает. Только он ногу подымат, чтобы шаг сделать, так у собаки загривок-то ершится, щетинится, псина зубы скалит и на Петра идет. Встал Петро, подкурил папиросу, смотрит на собаку, а она вокруг его ходит, об ноги трется, словно улыбается. Только он опять ногу- то подымет- собака снова серчает, да скалится.
Долго-ли, коротко-ли так стоял Петр на морозе, ажно задубел весь, а собака не отпускат его, и шагу шагнуть не дает...
***
Что-то долго нет Петра в избе, ужо вернуться должон, а все нет. Как бы не случилося чего. Лежит Тоня в избёнке, а у самой душа не на месте. Встала, тулуп накинула, ноги в валенки, да пошла на улку.
Скрипнула дверь в сенцах, вышла Антонина на крыльцо. Темно, хоть глаз коли.
Собака, что вокруг Петра кругом ходила, разом напряглась, носом повела, да как прыгнет сквозь изгородь! Одним махом и перескочила через неё.
-Петр! Петя, ты где тама запропостился-то? Каво ты там копашься?
-Тоня! Скорее, скорее в избу заходи! Тоня! Тонюшка! Уйди, псина проклятущая! И откель ты только взялась на мою голову! Прочь, поди прочь отсель!
Покуда добежал Петр до крыльца- то, глядь, лежит Антонина , навзничь упала, а собака верхом на ей сидит, так и норовит в горло вцепиться!
Сам того не ожидаючи ткнул мужик в собаку вилами раз, да другой, да третий, заскулила псина, жалобно так, надрывно, да и умолкла, кажись, насовсем.
Отопнул Петр собаку-то, да к Тоньке кинулся, дышит-ли? Шарит руками околевшими по лицу, и чует, вроде липкое что под руками. Да неужто кровь? Опоздал! Не успел! От ить лишеньки! Да ка жа так-то, Тонюшка?
Повернул голову в сторону псины- а ить как не бывало её, на том месте , где псина валялась Наталья лежит, не дышит уж...
***
-Ох, горюшко, опоздала я, замешкалась в снегу-то. А ну, отойди, Петр! Отойди, кому сказано.
-Марфушка, милая, да что-то было-то? Собака ить это была, я своими глазами видал, как она кругом меня ходила, к избе не пускала. А тут Антонина... А она, собака-то, как сиганула! Да сквозь изгородь! Я за ей, дак ить не быстро, по снегу-то, да в пимах! А Тонька... Лежит, навзничь... И собака на ей, сверху. Я ить не знаю, как вышло... Вилами... Вилами её. И в сторону... А Тоня... Тоня... Кровь у ей, не дышит, кажись. Я на собаку-то глядь, а ить нет её, Наталья ить тама, вот ей богу, Наталья. Это что жа? Это как жа? Это я ить её, Наталью-то, вилами...
Начало тут Просто нажмите на синий текст, чтобы читать сначала, так точно интереснее.
-Отмучилась Наталья-то. И поделом. Не ты, так кто другой порешил бы её. Отойди, Петр, не мешайся, Христом богом прошу.
Крутилась Марфа вокруг Антонины, вертела её и так, и эдак, словно куклу, под нос себе бормотала, а потом как крикнет!
-Ну открывай, открывай глаза-то, полежала, поспала, да будя! Вставай немедля.
Открыла Тонька глазоньки, глянула кругом, да все и вспомнила. Увидала Наталью-то, что в снегу лежала, поняла все, да залилася слезами горючими.
Была Наталья, ох, и хороша девка, справна, да ладна, глаз ясный, стан стройный, взор не отвесть, была, да вся вышла, связалася с нечистой-то силушкой, да сгубила жизнь свою молодую. Ить и 30 годков не стукнуло ей о ту пору, жить бы да жить, ан нет, закопали, зарыли за воротами. Жила как зря, и прибралася в собачьем обличье.
***
Сколь-то времени прошло, никто уж и не упомнит. А ить шибко-то никто и не горевал об Наталье, окромя мамки ейной, Настасьи, да Петр вину за собой чуял, ночи спать перестал. Пошептала Марфушка над им, слова чуднЫе сказывала, да и оправился он от вины своей, понял однако, что не шибко виновный был, себя спасал да жену милую.
Была Наталья, да нет её, вся и вышла. Забыли вскорости люди добрые, что ходила така девка-то по землице, коптила небушко по чем зря. Так, только иной раз мелькало имечко её, да не добром поминали, а не иначе, как ведьмой-то и кликали. Дескать, от ить ведьма кака, что творила, что деела. Неспокойное времечко было, и до ветру выйти боялись, не то, что нынче, ходи- не хочу, тихо, спокойно стало, нетука ведьмы то боле.
А Марфу уж и не кличут ведьмой-то. И то правда, кака уж с её ведьма, коли худа никому не делат? Так и прозвали её Марфа - Знахарка. Други и вовсе Марфой- Травницей кликали. Кто как величал Марфу-то, да только ласково все стало, да уважительно.
***
Идут годки-то , бегут скоротечно, сколь их уж утекло- убежало, несчитано. А только появился в деревне мужик. Мужик, как мужик. Обычный, не черный, не белый, не худой, не тонкий, не молодой, не старый, не тихий, не громкий. Появился, да и шут с им, мало-ли их ходит, людей разных, что баб, что мужиков. А этот- от хоть кого спроси, каков он, мужичишко-то, на лицо да фигуру, а ить и не скажет никто. Вроде все с им за ручку здоровались, в глаза глядели, а каков он- и не запомнили.
Поселился мужичишко на опушке лесной, заместо лесника старого, который по весне помер, стало быть. Живет себе, по гостям не ходит, и к себе никого не зовет. Коли уж беда кака приключится, да путника заблудшего увидит, так приветит, обогрет, да накормит, да нелюдим шибко, слова не вытянуть с его. Да и шут с им, пущщай живет, тихий он да смирный.
Лето прошло, осень наступила. Пожелтели листочки, следом и осыпались, и вот сызнова деревца-то стыдливо голыми ветками тела свои нагие прикрывают, словно прячутся от взора постороннего.
С утра Марфушке неспокойно было, все беду ждала, да понять не могла, с какой стороны притопат оно, лихушко-то.
Толи Антонине беда кака грозит? - Села Марфа, к себе прислушалась. Нет, не у Тоньки беда, ладно все у подруженьки, да гладко, тихо да спокойно. Отчего же тревожно на душе, словно кому родному худо? Матушка? Тятька? Сестры с братьями? Нет, не у их беда, все там справно, все ладно.
От ить тянет Марфу в лес, а понять -не поймет, на что ей туда идти-то? Одно видно, что шибко надо.
Делать нечего, собралася, да подалась в лес. Идет Марфушка по дорожке-тропиночке, словно кто неведомый направлят её, куды надо. Уж совсем в чащу забралась, далече от деревни забрела, встала, отдышалась, да к деревцу прислонилась. Прислонилась, да глаза прикрыла, смотрит душой вглубь леса, ажно дышать забыват, чтобы важного не упустить. Глядь, а в канаве, что от неё недалече, мужичишко лежит, ветками присыпан.
Побежала Марфа к мужику, насилу через бурелом пробралась, ветки раскидала. Вроде живой, дышит, но раны страшные, брюхо изодрано.
Снова закрыла Марфа глаза, и тот же час картинку и увидала. Медведь это его подрал, да ветками завалил, на потом, стало быть оставил, попозжа решил полакомиться. Другой бы от таких ран и не выжил, а этот, не гляди, что хиленький, силы в ем- что в самом медведе, да жить шибко охота ему, мужичишке-то.
Смастерила Марфа настил из еловых лапок, перевалила на его болезного-то, да поволокла в деревню. Уж сколь ташшила-то она его, притомилась, бедная, в грязи извозилась, а бросить его- все одно что на погибель оставить, недолго ему осталось, коли не помочь, не подсобить.
Долго выхаживала Марфа мужичонку. По первости-то он все не в себе был, глаз не открывал, опосля в бреду, в горячке метался. Марфа брюхо-то ему мазала, да пить отвары целебны давала, тем и жил, в чем только душенька держалась? А ить цеплялся за жисть-то, это сколь-то времени прошло, пока затянулись раны-то, поджили маленько. Стал он в себя приходить, вставать помаленьку, до двора выходить, похлебку хлебать начал, ожихарился маленько.
Покуда хворый он лежал, уж и весна пришла, оделись деревья в новы наряды, уж и не скромничают деревца-то, не прикрываются ветвями стыдливо, напротив, шибко имЯ размахивают, мол, глядите, в обновках мы теперича.
Оздоровил мужичонка-то, значится, вроде и уходить ему пора, в домишко-то свой, да прикипел душой к Марфушке. Да и она к ему попривыкла, вдвоем-то все сподручнее, да веселее. Никто и не ведат, как так случилося, а только остался мужичишко-то, Василем его кликали, у Марфы в избенке, да стали они вместе жить, навроде как поженилися.
А вскоре и родила Марфушка, дочка у ей появилася, Марьюшка. Смышлена девка-то росла, умна не по годам. Силы Марфиной в ей не было, а тяга к травушкам сызмальства появилась. Шибко она их чуяла, травинушки-то, хотя и не знала, от чего лечит, а угадывала безошибочно.
Пойдет, бывало, Марьюшка на луг, долго ходит, выискиват да высматриват, Словно ищет что. А после-то, глядь, идет девка, сама махонька, а волокёт пучок трав, к землице сгибатся вся. Дома сядет, переберет травинки бережно, поделит на маленьки пучки, навесит их в сенях, а после тем, кто к Марфе лечиться приходит и раздает их. И что главно-то, хоть и грамоте ишшо не обучена, читать- писать не умет, а все хвори людские видала, да травушку для лечения безошибочно подбирала.
Добрая, ласковая росла Марьюшка. Голос тихий, нрав спокойный, сама улыбчивая, всем поможет, со всеми поговорит. Для Марфушки дочка отрадой стала, шибко уж любила Марфа дочку-то, холила да лелеяла, души в ей не чаяла.
Вот уж и заневестилась Марьюшка. Ладной девка выросла, коса руса до пояса, фигурка складна, росточка невеликого, как была махонька, так и осталась, глаза- что два озерца, коли долго смотреть в их- так и утопнуть можно.
Женихи-то проходу не давали Марье, да не все родители согласные были с ведьминым родом сродниться. Хоть и уважали Марфу-то, а все одно побаивались, и дел близких старались не иметь с ей.
Глядела Марфушка на дочку-то свою, да видала, что упорхнет дитя вскорости из гнезда родного, из дома отчего. Хоть и радовалась Марфа за дочку свою, а тоскливо ить на душе было. Ну да ладно, хоть и испытаний много их впереди ждет, а все одно хороша жизнь у Марьюшки будет.
***
Дочери и внуки.
- Матушка, батюшка, совета да благословения вашего хочу спросить.
- Спрошай, Колюшка, спрошай, поможем, чем сможем.
-Люба мне девица одна, шибко люба, сидит в сердце моем крепко, в мыслях только она одна. Жениться хочу, дозволите-ли?
-А отчего же не дозволить, коли шибко люба девица-то? Сказывай, кто така, чьего роду- племени будет? Поди-ка сватов пора засылать, да с родичами знакомство заводить.
-Знате вы ить её, девицу эту, и родичей тоже знате. Марьюшка это, Марфы- Знахарки дочка. Вижу, хмур лицом батюшка, не по нраву выбор мой тебе, али плоха девица-то?
-Знам, Кольша, знам и Марфу, и Марью, и родителей Марфиных, и прародителей, всех знам. Хороша девка, про её ничего худого не скажу, а токмо не кажна семья согласится с ведьминым родом якшаться да родниться. Али не слыхал ты, каки про их разговоры ходют?
-Да что ты тако говоришь-то, Пётр? Как язык-то твой поворачиватся о Марфушке слова таки гадливые сказывать? Она ить спасительница наша, Берегиня. Кабы не Марфушка, так и не бывало бы на белом свете ни меня, ни детушек наших, извела бы род наш сестрица твоя сводная, Наталья. Али запамятовал, что у вашего-то роду тоже рыльце в пушку?
-Ну будя, будя тебе, Антонина. Я ить просто, так, для порядку сказал. Ну что думашь, мать? Сватов засылам, али как?
***
И была невеста- красавица, жених- богатырь, гостей хоть не много, а все дорогие да желанные. Привел Кольша жену молодую не абы куда, а в дом свой, собственный, своими руками ставленый. Светла горница, окошки больши, просторны, как заходишь в его, в дом-то, словно в сказку окунашься! У кажного дома свой, собственный запах имеется, а в Марьюшкином дому он ить особый всегда, запах- то. От самых ворот уж пирогами пахнет, да так, что ажно живот сводит от аромату. Уж что не говори, а пироги- то печь Марья- искусница, тесто- что пух, так и тает во рту-то, так и тает. Ешь их, пироги эти, и ишшо хочется. От и не лезет уже, брюхо полно, сам весь сыт, а глаза голодны, так бы весь таз и съел, пирогов этих. В сенцах деревом пахнет да травами , словно в полюшке летним днем оказался. И каки только травы не заготовлены у Марьи!
Молодая мята. Фото автора
Тут и душица, и зверобой, и трава Богородская, и шалфей, и пижма с тысячелистником, кора черемухи сама по себе скрутилась, да лежит тута, аромат издает, аккуратно на нитку нанизан лист мать- и -мачехи, да так причудливо эта нитка развешана под потолком, что сквозь тонкие листы проглядывают цельные бревна, вымытые добела. Мятой как пахнёт, так словно морозного воздуха хапнул, так свежо и легко становится, дышится полной грудью. Хорошо у Марьи в хате, уютно. И не гляди, что молода ишшо совсем, а хозяюшка хороша с её вышла, ладно Марфушка да Василь дочку воспитали, да не одну, а целых двух народили, втора-то уж под старость лет родилась, махонька совсем , девка-то, а ить словно одно лицо с Марьюшкой-то, как нарисованы обе одним художником. А ить и точно, одним, обоих ить Василь рисовал, а хоть бы другим местом, пусть и не пером, а все же одним словом- художник.
Кольша- то не ходит, летает, словно на крыльях, да Марью свою на руках носит, шибко любит он её, наглядеться все никак не может.
Деревенские-то тоже с уважением к Марьюшке относятся, у кого голова, у кого живот заболит, а другой и со спиной- к Марфе по таким делам уж и не идут, знают, что рядом Марьюшка есть, она точно поможет, травушку нужную даст, и разом полегчает, боль отпустит.
Так и жили Николай с Марьюшкой, в миру, любви да согласии, двоих деток уж народили, два сынка подрастают, да скотины- полон двор, крепкое хозяйство. Все ладно у их, как по книге написано.
***
Сам старешь быстро, а дети ишшо быстро растут, Вот и выросла Варвара, младша дочка Марфина, да тожа замуж выскочила. Замуж-то выскочила, да уехала к мужу жить в другу деревню. Редко Марфушка с дочкой видится, тоскует шибко об ей, да радуется, что муж хороший доченьке попался, ласковый да любящий. Хорошо все у деток-то , и самим на душе спокойнее
Быстро дети-то вырастают, а внуки-то ишшо быстрее растут. Вот ить только маленьки бегали по деревне дети-то Марьины, да Марфы с Тонькой парнишки- внучата, а уже женихаются, на девок заглядаться стали.
У Варвары девчончишки подрастают, большеньки уже, да хорошие такие, ладненькие, что куколки, да мальчишечка давеча народился, кроха совсем ишшо.
Неспокойно у Марфы на душе уж который день. И глянуть бы, в чем беда- проблема, а не может Марфушка себя заставить глаза закрыть да вглубь глянуть, чует, что лихо там, в глубине, идет лишенько, да не одна беда бредет, а и другу с собой следом ташшит. Чуть прикроет Марфушка глаза, сразу старуху костлявую рядом чует. Да к кому же ты бредешь, смертушка? На кого же косу- литовушку свою наточила?
Чувствует Марфа, то не за ней старуха топат, а за близкими, родными. Вздохнула глубоко страдалица наша, да направила взор внутренний вглубь, туда, куда нет доступа простому смертному.
Василь! Да как жа так-то? Да почто жа так рано за им костлявая свои клешни протянуть хочет? Ить не пьянчужка какой, добрый да ласковый, за столь лет дурного слова не слыхивала от его Марфа, а от поди ж ты, идут уже за им, ждут дома-то его, нагостился, пора собираться.
А ить не мудрено, что пожил мало. Натруженный ить весь, да израненный, труднА работа у его была, в лесу-то, и лесинами придавляло, и пупок натруждал, и спина искалечена, а там и вовсе - шутка-ли, медведь подрал- покатал. Вышли , стало быть, силы-то жизненные. Ну что же, знать, так надо.
***
Тихо ушел Василь, не маялся шибко, лег почивать да не открыл боле глазоньки,как могла супружница верная облегчала страдания мужа болезного. Ушел Василь, а у Марфушки ишшо одна глубока морщинка проложила дорожку по усталому лицу, ишшо меньше улыбаться стала Марфа, все боле сурова стала да неулыбчива.
Снова беду чует Марфа, снова лихо над ними кружится, носом водит. И не хочет уж знать Марфушка, к кому горюшко в дверь стучится, а делать нечего, глядеть надобно, а ну , как помочь ишшо можно?
Закрыла глаза, да так на пол и осела. Беда, горе лютое над дочкой младшенькой, над Варварушкой, к ним старуха с косой направляется, тянет клешни свои костлявы к внучку маленькому, не жилец он боле.
***
-Матушка, миленька! Да за что жа нам горюшко -то тако? Почто сына моего старуха чёрная забрать хочет? Ить и не жил он совсем, свету белого не видовал, ножками землицу попуте не топтал, глазками не глядал... Где, да где жа моя вина-то есть? За что горе тако мне послали? За чьи грехи искупать вину младенчику невинному-то, а , Матушка? Скажи мне, поведай, ты ить все у нас знашь, все ведашь! Почто моя кровиночка свет белый покинуть дОлжна? Почто у Марьюшки все ладно да складно, а мой сыночек уйти должОн? Почто не Марьины -то парни, а? Говори, мать, всю правду мне сказывай, правда-ли люди-то бачут, что за твои прегрешения сына у меня господь отбират?
-Замолчи, Варвара, Христом богом прошу, замолчи, не гневи Господа-то. Грешна я, шибко грешна, но нет за мной такого, чтобы младенчик за меня плату страшную вносил.
Судьба у его неладная, нехорошим человеком стать ему суждено. Тебе Господь избавление готовит, в младости забрать хочет, чтоб душу не загубил он вскорости, а ты гневишь господа нашего словами своими необдуманными.
-Да за что же, матушка? Сказывай, все мне сказывай, что видится тебе, все стерплю, все сдюжу.
-Земля стонать станет, не черная она вскорости станет, алой будет от крови людской, люди лихие придут , да не с добром явятся, с войной. Брат на брата пойдет, сын на отца, все плакать будут, и бабы, и мужики, и дети , и старики со старухами. Кажна семья пострадат от того лиха, никто без беды не останется, всех она пометит, на кажном роду метка та страшная останется, долго ишшо потом люди помнить будут ту страшную пору.
Сын твой народ свой предаст, к ворогам примкнет, на свой люд, на свою кровь орудие страшное подымет, врагам прислужничать станет, для своих врагом сделатся. Весь род от его пострадат, и ты сама, и муж твой, и Марьюшка с сынами. Все вы врагами народными станете, коли жив он останется, все на погибель пойдете от поступка его низкого. Дарует тебе господь избавление, пущщай уйдет он маленьким да безвинным, а вскорости к тебе и вернется в другом теле.
-Матушка, рОдная, да как жа мне быть, что жа делать-то? Больше жизни люб он мне, ить во след за им пойду, коли помрет он. Да разве же ты сделать ничего не можешь? Матушка, не губи. Сроду ни о чем тебя не просила, так тут не откажи, отведи старуху страшную, пущщай не забират она сына у меня!
-Ты мои правила знашь. Коли худой человек- отродясь не отводила смертушку.
-Так то чужи были, не рОдные. Свой ить он. Когда ишшо то страшное -то станет, сколь времени пройдет? Пущщай поживет маленько, поглядит на солнышко ясное, ступит на травушку молоду да зелену, в речке нашей вдосталь искупатся! Не губи, матушка, помоги, Христом богом прошу!
***
Итоги жизни.
-Уговор мой таков будет: Спасу сына твоего, пущщай и недолго, а порадуется сердечко твое материнское, на сыночка маленького глядючи, только один шут недолог век его будет, а ты боле матерью не станешь, да сама вослед за ним отправишься.
-Спасибо, Матушка, вовек не забуду доброту твою, всю жизнь в ногах твоих валяться буду, да тебя благодарить!
-Ты раньше времени-то не радуйся, не благодари. Откуп сурьезный для смертушки нужон. Жизнь на жизнь поменять надобно. Сказывай, чью жизнь на жизнь сына своего поменять согласная? Перву девчонку на откуп костлявой отдашь али вторую? Думай, Варвара, хорошень думай, назад пути- дороги нет, выбирай ту, котору меньше всего жальче тебе, котора из девчонок меньше тобой любима.
-Да как жа это, Матушка? Ты что тако говоришь-то? Как жа это, жизнь за жизнь? Как жа выбрать меж их? Оне же все мои, равно любимы, одинаково в муках рождёны. Да почто это выбирать-то я меж имЯ я должна, а, Матушка?
-А ты как хотела, Варвара? И дитя у смерти из лап вырвать, и откупа ей не дать? Не быват так, вот хоть ты тресни. Она ить, смертушка-то, шагат уж за душенькой, настроилась, что не пуста уйдет. За так не оставит она младенчика, только на замену может другого забрать, оттого и говорю, выбирай, кого меньше жалко. По иному не получится.
-Не могу я меж своими детушками выбирать, кому жить, а кому нет. Все они желанны мною да любимы. Да неужели нет иного способа обмануть костлявую?
-Есть. свою жизнь супротив его ты можешь поставить. Он жить будет, а ты уйдешь. Думай, Варвара, думай. Только ежели свою жизнь поставишь, кому девчончишки-то твои нужны будут? Отец-то, он что? Нову жинку себе приведет, новы детушки народятся, а девки твои без тебя как неприкаянны жить останутся.
***
Быстро угас младенчик, к утру уж и преставился, болезный. Безутешна Варвара была, все глазоньки выплакала, весь голос сорвала, выла- кричала, волосья на голове рвала от горя, от безысходности. От тоски да печали покрылась голова белым волосом, да в глазах искорки угасли. Кажный день теперь на могилку бегат, от матери отреклась.
Величественная скала. Сколько всего видала, а сколько ещё увидит... Фото моё
-Знать тебя не хочу, видеть не желаю! Ведьма ты и есть! Почто же ты помочь не сумела, коли така сильна-то? Ить всем помогашь, вех спасашь, а мальцу помочь не захотела. Ты ить нарошно так сказала, потому как знала, что не смогу я средь детушек своих выбирать! От почто жа у Марьи никаких бед нетука, живет, как сыр в масле кататся.
-У всех своя судьбина, у всякого свой путь. И у Марьюшки не все ладно будет, и у тебя не вечна печаль станется, скоро и ты вспомнишь, как смеяться да радоваться. Не гневи господа, Варюшка, не говори слова необдуманны...
Ишшо больше морщинок пролегло по Марфушкиному лицу, ишшо суровее стали глаза на лице неулыбчивом. Жалко дочку свою маленьку, жалко и внука жизни не познавшего, да уж лучше так, чем потом ишшо шибче беда придет. Пушшай его Варварушка младенцем безвинным помнит, чем потом люди их род в грязи валять станут да предвтелями кликать.
***
Через 2 лета понесла Варвара, да снова мальчонку родила. Уж какой хорошенький, да один в один с тем мальчишкой-то, что ушел без времени, люди-то судачили, мол, без Марфушкиной силы тут не обошлось, постаралась она, чтоб душу родную вернуть на землю. Правда-ли, али нет, нам никто не сказывал, Марфа все молчком больше ходила, старенька ить уже стала, сгорбилась совсем, а людей все принимала болезных. Варвара-то как понесла, да родила, пришла к Марфе-то, да в ноги и упала, каялась все, винилась, прощения просила за слова свои злые, да только Марфа вроде и не сердилась вовсе, улыбнулась, погладила дочку-то свою по головушке седой, да сказала, что и не обижена она, все мол хорошо.
Долго-и, коротко ли, а времечко уж как быстро бежит, что и не успевашь за им, токмо встал спозаранку, а уж сызнова ночь наступила, токмо родился, а уже большенький, женился, да у самого дети малы народились.
Уж и Марьюшка бабкой стать готовится, а Марфа и вовсе- прабабкой будет! Парнишки- то Марьины один за одним женились, да детки вскорости пошли. У младшего девчонка народилась, а у старшего парнишка. Уж как радовалась Марфушка, что до правнуков дожила! Видала, что девчончишка та хоть и наследовала дар , а ужо не тот он, что раньше был. Она ить больше как бабка, Марьюшка, все по травушкам, да боль людскую видит. Не удержалась, заглянула одним глазком в будущее-то правнучкино. Так и есть, доктором будет. Детушкам появляться на свет будет помогать. Хороша судьба у правнучки, да шибко уж тяжелая. На войну сбежит ишшо соплячкой, солдатиков наших раненных спасать будет, а уж потом, когда война великая закончится, отучится девка-то, да откроет целую династию медиков.
Глянула на парнишку- содрогнулась сначала от увиденного, прямо как мясник ножом на человека замахивается. А пригляделась- спокойно на душе стало. Малец-то ить тоже всю войну пройдет, уж сколь жизней спасет людских, солдатских, а опосля, и в мирное время много жизней спасет, хорошим хирургом стать ему уготовано.
У Варвары тоже и детушки, и внуки, все хорошими людьми станут. А одна, самая младшая правнучка, дочка последнего мальчонки, которую уж не суждено Марфушке на руках подержать, станет хорошей ведуньей. Вместо прабабки своей будет лечить людей да сказывать им будущее. очень уж сильна девка-то будет, под стать самой Марфушке.
***
-Ну что, подруженька моя дорогая, Антонина моя ненаглядная. Пришла пора нам с тобой прощаться, уйду я в скорости, заждалися меня дома уже, хватит небушко коптить. Ты уж живи тута за нас обоих, правнуков тетёшкай за двоих, в скуку и уныние не впадай, живи, да радуйся кажному дню.
-Да как жа это, Марфушка? Почто это ты меня покинуть-то хочешь на этом свете? Всю жизнь холила да лелеяла ты меня, от бед да лихих людей спасала, а под старость -то лет бросашь меня?
-Не тоскуй, Тонюшка. Свидимся ишшо мы с тобой, хоть и не в этой жизни. А спасать больше не от кого , кончились на твоем веку лихие люди, живи спокойно.
-Долго-ли жить ишшо мне, подруженька? Скажи, не таи, всю правду, каку видишь, таку и сказывай.
-Поживешь ишшо маненько. От как правнук невеститься начнет, так и готовься. Войну не застанешь, не кручинься о чем зря. Дети да внуки с правнуками хоть и изранены, а живы будут. А пока живи, живи за двоих, я-то свою силу жизненную внуку отдала, что у Варвары народился...
***
Хорошие потомки у Марфы да Антонины получились. Так и стало, как Марфа сказывала. И была война, долгая, страшная, в народе Великой её прозвали. И правнучка, что успела Марфушка на руках подержать санитарочкой там была, солдатиков израненных на себе носила, спасала их, сердешная. А хоть и видала кровь, смерть и боль людскую, а ить не озлобилась, опосля войны-то отучилась, да акушеркой стала. Сколь новых жизней приняла- и не счесть.
И правнук хорошим хирургом стал, много жизней людских спас, все, как Марфа и говорила.
И дети их, и внуки, и правнуки- все в медицину ушли. пусть по Марьиной линии и нет больше знахарей, а ить все одно, служат людям, да спасают их от хворей.
Варварушкины детушки выросли, девки замуж вышли, парнишка женился. А ить хоть медиков там нет, а все одно хорошими людьми стали. Правнучка так и живет в той самой деревне, где и Марфушка жила, и по сей день ишшо хворых принимат, хоть и сама уже старуха. Ждет, когда смена ей вырастет, чтоб убедиться, что дар прабабкин зазря не пропадет.
Вот такая вот история, друзья мои. Кто знает, а можа и вы знакомы с потомками Марфы-то? Сколь уж их по белу свету-то ходит, да людям помогат?
Конец
Автор
Язва Алтайская