Памятный знак В.В. Каменскому в Парке истории реки Чусовой
Уж нам таких земляков больше не видать! Время состарилось в своей рассудительности и в нем и молодая душа поневоле бессильна.
А он вот и родиться умудрился дважды, чтобы не было скучно энциклопедиям, – по одним сведениям на пароходе под Сарапулом, по другим, тоже на пароходе, но через неделю и под Пермью.
Кама была его матерью, его улицей, его школой. Матросы и крючники -воспитателями. А они народ вольный, как сама Кама, как ее простор, ее неустанное течение. Эти течение и воля однажды и унесут его туда, где кипела другая жизнь, где уже пробудившееся в нем слово рвалось к молодому слову других. Жадная молодость нетерпеливой подростковой революции требовала всего и сразу. «Весь мир насилья мы разрушим». Непременно – весь! «Лишь мы работники всемирной, великой армии труда…». Всемирной – а как же! И он от уже осмотрительных для него Горького и Куприна неизбежно кинется к Маяковскому и Хлебникову – «облаку в штанах» и «председателю земного шара», чтобы соединить небо и землю.
Всем им было тесно в узком времени. И он мчался в Париж учиться летать у самого Блерио и пел в небесах своим здоровенным голосом, пугая птиц, будущие стихи о братьях по нетерпению Иване Болотникове, Емельке Пугачеве и Стеньке Разине. Но за крылатыми спинами поэтов уже ткали свою паутину люди другой крови и других идеалов. Выстрел Маяковского попал и в молодые сердца друзей. И они все остались там, где воля и молодость, даже те, кто как Василий Васильевич жили еще долго. Есть что-то горько символическое в том, что он тринадцать лет пролежал парализованным.
Их стихией были любовь и свобода. Без них – выстрел и паралич.
Мы не их наследники. Мы дети рассудительного времени и почти не имеем права поминать их, не оскорбляя их сердца. Рожденные ползать под тяжестью потребительской корзины, а летать разве взглядом по полкам супермаркетов, мы уже не взмоем на его «Блерио XI», который так и будет парализован, прикован растяжками к музейной земле.
Но как хочется верить, что однажды мы проснемся, а связи оборваны, рама пуста, а моноплан поэта летит, сверкая в небесах над Чусовой, над Камой, над Уралом, Россией…
И мы опять почувствуем, что и у нас прорезаются забытые крылья…
Из письма В.Я. Курбатова Л.Д. Постникову
АЭРО-ГРЕЗЫ
Я в душе лелею план Приобресть аэроплан, Настрочив куплетов море и спросив аванс в конторе. И ещё имею план, Как купить аэроплан: Нужно трахнуть в лоб Пегаса И продать татарам мясо. Что за прелесть быть пилотом, Над гнилым взлететь болотом, Круче, круче - прямо в тучи Направляя свой полет! Ну, так вот: Я хотел бы быть пилотом. К чорту школу! В печку книжки! Карты, парты - с молотка. Окна - настежь...Ребятишки, - В облака!.. Я хочу, Куда хочу - Вольной пташки вроде я! Не пымать, Ваше благородие!..
СЕРДЦЕ ДЕТСКОЕ И расцвела Моя жизнь молодецкая Утром ветром по лугам. А мое сердце — Сердце детское — не пристало К берегам. Песни птиц Да крылья белые Раскрылились по лесам, Вольные полеты смелые Приучили к небесам. С гор сосновых Даль лучистую Я душой ловлю, Нагибаю ветку, чистую
140 лет со дня рождения В.
В.Каменского, поэта и авиатора
Уж нам таких земляков больше не видать! Время состарилось в своей рассудительности и в нем и молодая душа поневоле бессильна.
А он вот и родиться умудрился дважды, чтобы не было скучно энциклопедиям, – по одним сведениям на пароходе под Сарапулом, по другим, тоже на пароходе, но через неделю и под Пермью.
Кама была его матерью, его улицей, его школой. Матросы и крючники -воспитателями. А они народ вольный, как сама Кама, как ее простор, ее неустанное течение. Эти течение и воля однажды и унесут его туда, где кипела другая жизнь, где уже пробудившееся в нем слово рвалось к молодому слову других. Жадная молодость нетерпеливой подростковой революции требовала всего и сразу. «Весь мир насилья мы разрушим». Непременно – весь! «Лишь мы работники всемирной, великой армии труда…». Всемирной – а как же! И он от уже осмотрительных для него Горького и Куприна неизбежно кинется к Маяковскому и Хлебникову – «облаку в штанах» и «председателю земного шара», чтобы соединить небо и землю.
Всем им было тесно в узком времени. И он мчался в Париж учиться летать у самого Блерио и пел в небесах своим здоровенным голосом, пугая птиц, будущие стихи о братьях по нетерпению Иване Болотникове, Емельке Пугачеве и Стеньке Разине.
Но за крылатыми спинами поэтов уже ткали свою паутину люди другой крови и других идеалов. Выстрел Маяковского попал и в молодые сердца друзей. И они все остались там, где воля и молодость, даже те, кто как Василий Васильевич жили еще долго. Есть что-то горько символическое в том, что он тринадцать лет пролежал парализованным.
Их стихией были любовь и свобода. Без них – выстрел и паралич.
Мы не их наследники. Мы дети рассудительного времени и почти не имеем права поминать их, не оскорбляя их сердца. Рожденные ползать под тяжестью потребительской корзины, а летать разве взглядом по полкам супермаркетов, мы уже не взмоем на его «Блерио XI», который так и будет парализован, прикован растяжками к музейной земле.
Но как хочется верить, что однажды мы проснемся, а связи оборваны, рама пуста, а моноплан поэта летит, сверкая в небесах над Чусовой, над Камой, над Уралом, Россией…
И мы опять почувствуем, что и у нас прорезаются забытые крылья…
Из письма В.Я. Курбатова Л.Д. Постникову
АЭРО-ГРЕЗЫ
Я в душе лелею план
Приобресть аэроплан,
Настрочив куплетов море
и спросив аванс в конторе.
И ещё имею план,
Как купить аэроплан:
Нужно трахнуть в лоб Пегаса
И продать татарам мясо.
Что за прелесть быть пилотом,
Над гнилым взлететь болотом,
Круче, круче -
прямо в тучи
Направляя свой полет!
Ну, так вот:
Я хотел бы быть пилотом.
К чорту школу! В печку книжки!
Карты, парты - с молотка.
Окна - настежь...Ребятишки, -
В облака!..
Я хочу,
Куда хочу -
Вольной пташки вроде я!
Не пымать,
Ваше благородие!..
СЕРДЦЕ ДЕТСКОЕ
И расцвела
Моя жизнь молодецкая
Утром ветром по лугам.
А мое сердце —
Сердце детское — не пристало
К берегам.
Песни птиц
Да крылья белые
Раскрылились по лесам,
Вольные полеты смелые
Приучили к небесам.
С гор сосновых
Даль лучистую
Я душой ловлю,
Нагибаю ветку, чистую