Падение Советского Союза породило в умах отдельных отечественных историков идею, показавшуюся им весьма продуктивной: поменять оценки тех или иных событий на полностью противоположные.

Так стал продвигаться миф о «благородстве и рыцарской чистоте Белого движения».
В действительности благородством там и не пахло. Насилие, грабежи, уничтожение мирного населения, террор — борцы за Россию без большевиков ни в чем себя не ограничивали.
«Мы живем в страшные времена озверения, обесценивания жизни. Сердце, молчи, и закаляйся, воля, ибо этими дикими, разнузданными хулиганами признается и уважается только один закон — "око за око", а я скажу: "два ока за око, все зубы за зуб", "поднявший меч..." В этой беспощадной борьбе за жизнь я стану вровень с этим страшным звериным законом — с волками жить...» — так писал в своем дневнике белый генерал Михаил Дроздовский.
Дроздовский, впоследствии превращенный эмиграцией в легенду, благородным рыцарем не был никогда. Нетерпимый к чужому мнению, он обладал сильным характером и готовностью смести с пути любого, кто не разделяет его точку зрения.
Возможно, на его характере сказалась ранняя смерть матери. Михаил, происходивший из военной династии, воспитывался в спартанских условиях. Ему внушали безоговорочную верность самодержавию и, надо сказать, добились в этом больших успехов: Дроздовский оставался монархистом даже тогда, когда на этой идее поставили жирный крест даже большинство воевавших в Белой армии.
И в кадетском корпусе, и в Павловском военном училище отмечали, что Дроздовский совмещал прилежность в учебе с резкостью и неуважением не только к соученикам, но и к преподавателям. Из-за этого он регулярно попадал в карцер, что, однако, не помешало ему окончить учебу с отличием. 13 августа 1901 года Дроздовский был выпущен в гвардию в чине подпоручика.
В 1904 году он поступил в Академию Генштаба, однако, не проучившись и двух месяцев, добился отправки на русско-японскую войну. За храбрость в боях офицер был отмечен орденами Святой Анны 4-й степени и Святого Станислава 3-й степени. Вернувшись в стены Академии Генерального штаба, Дроздовский успешно прошёл два академических курса и дополнительный. За отличия в учёбе он получил звание штабс-капитана.
Интересно, что одновременно с ним в Академии учились будущий «черный барон» Петр Врангель и будущий советский маршал Борис Шапошников, возглавлявший впоследствии Генштаб РККА в первые годы Великой Отечественной войны. Тогда они еще не знали, что каждому придется сделать выбор.
Кстати, о выборе. В 1907 год Дроздовский женился на Ольге Евдокимовой, дворянской дочери, однако отношения не сложились. Супруга мечтала о театральной карьере, но муж отрезал: или он, или искусство. Ольга выбрала искусство, и брак распался.
Неудачи в личной жизни он пытался компенсировать усердием в службе. Следя за новинками военной техники, в 1913 году Дроздовский окончил Севастопольскую офицерскую школу авиации, но в новый род войск так и не перешел.
С началом Первой мировой войны Михаил Гордеевич получил назначение на должность помощника начальника общего отдела штаба Северо-Западного фронта. Но Дроздовский рвался на передовую и своего добился. Получив должность начальника штаба дивизии, а затем корпуса, он отличился в сражениях, был отмечен почетным Георгиевским оружием и орденом Святого Георгия 4-й степени.
Монархист Дроздовский Февральскую революцию не принял, причем с оппонентами не церемонился, заявляя, что никакой демократии в вверенных ему частях не потерпит.
«У меня положение в полку становится очень острое, — писал он в апреле 1917 года. — Можно жить хорошо только до тех пор, пока всем во всём потакаешь, ну а я не могу. Конечно, было бы проще оставить всё, проще, но нечестно. Вчера наговорил несколько горьких истин одной из рот, те возмутились, обозлились. Мне передавали, что хотят "разорвать меня на клочки", когда вполне достаточно на две равные части, как-никак, а быть может, придётся испытать несладкие минуты. Кругом наблюдаешь, как у лучшего элемента опускаются руки в этой бесполезной борьбе. Образ смерти является всем избавлением, желанным выходом».
Впрочем, Дроздовский и не думал сдаваться. Смуту подавлял при помощи заградотрядов из верных ему солдат, публично расстреливая тех, кто пытался покинуть передовую.
После Октябрьской революции он оказался в числе тех, кто выступал за вооруженное противодействие большевикам, то есть за начало Гражданской войны. Сформировав на Румынском фронте добровольческую бригаду, он начал переход на Дон, чтобы примкнуть к Добровольческой армии Лавра Корнилова.
Из дневника Дроздовского: «Большевиков нет нигде, говорят, что они бегут при первых вестях о нашем приближении и давно уже покинули наш район; вообще, о нас ходят самые дикие вести: то корпус, то дивизия, то 40 тысяч, буржуи, нанятые помещиками, старорежимники. Жители разбираются в общем слабо; нередко спрашивали: "Вы украинцы?" — "Нет". — "Австрийцы?" — «Нет". — "Большевики?" — "Нет". — "Так кто же вы?" — "Мы русские". — "Значит, большевики, русские ведь все большевики"».
Те, кто ждал от бригады Дроздовского защиты и справедливости, получали от убежденного монархиста и его последователей примерно следующее: «После казни пожгли дома виновных, перепороли жестоко всех мужчин моложе 45 лет, причем их пороли старики; в этой деревне до того озверелый народ, что когда вели этих офицеров, то даже красногвардейцы не хотели их расстреливать, а этого требовали крестьяне и женщины... и даже дети... Характерно, что некоторые женщины хотели спасти своих родственников от порки ценою своего собственного тела: оригинальные нравы. Затем жителям было приказано свезти даром весь лучший скот, свиней, птицу, фураж и хлеб на весь отряд, забраны все лучшие лошади; все это свозили к нам до ночи... "Око за око..." Сплошной вой стоял в деревне. Уже экзекуция была кончена, когда донесли, что 8 красногвардейцев с повозкой едут в деревню с востока — те, очевидно, не знали, что здесь творится, — они были немедленно атакованы нашими кавалеристами, которые бросились с шашками на стрелявших в них даже в упор красногвардейцев: 6 человек легли, одного привезли раненого, а один, предводитель, казак, удрал — сидел на чудной кровной лошади; за ним гнался Колзаков, тоже на отличной лошади, но догнать не смог. Всего истреблено было 24 человека».
Такие, как Дроздовский, очень быстро получали ярлык «карателей» и «вешателей». Причем сам он данной репутации особенно не стеснялся.
Говорят, генерал мог пустить слезу, когда речь заходила о гибели соратников. Тех самых, что шашками рубили заподозренных в симпатиях к красным и жгли деревни. Дроздовский мастерски научился делить жизни на ценные и не стоящие копейки.
Став командиром дивизии в Добровольческой армии, он превратился в большую проблему, причем не только для красных, но и для белых. Фанатики-дроздовцы были хороши в боях, но их зацикленность на преданности Романовым позволяла большевистской пропаганде вовсю мобилизовывать колеблющихся, говоря об угрозе монархического реванша.
Дроздовскому настоятельно советовали сбавить свой монархический пыл, объясняя, что он объективно вредит общему делу. Но упрямец отвечал: «Вы недооцениваете нашей силы и значения».
Он творил такое, от чего даже у самых непримиримых борцов с большевизмом кровь стыла в жилах. В июле 1918 года в ответ на гибель одного из своих соратников Дроздовский приказал расстрелять 1000 пленных красноармейцев.
А вот воспоминания о другом подобном случае, оставленные белым генералом Иваном Беляевым: «Выйдя за ворота, я наткнулся на группу молодых офицеров, спешивших на станцию с винтовками в руках. Впереди шел сам Дроздовский в фуражке с белым околышем на затылке, с возбужденным видом заряжая винтовку на ходу...
— Куда вы? — спросил я с недоумением одного из догонявших офицеров.
— На станцию! — ответил он на ходу. — Там собрали пленных красноармейцев, будем их расстреливать, втягивать молодежь...
За ними бежала обезумевшая от горя старушка.
— Моего сына, — умоляла она. — Отдайте мне моего сына!..»
В конце концов количество руководителей Белого движения, считавших, что от Дроздовского вреда стало больше, чем пользы, достигло критической массы. В октябре 1918 года в бою под Ставрополем он был ранен в ступню. Ранение, казалось, не представляло серьезной угрозы, однако Дроздовскому становилось все хуже и хуже.
У белых в ту пору была острая нехватка медикаментов, не могли добыть даже простого йода. Перевязки Дроздовскому делали кровавыми бинтами, которые после кипячения использовали по два-три раза. Кончилось это тем, что у раненого началось заражение крови, а затем и гангрена.
Когда Дроздовскому стало хуже, командующий Добровольческой армией Деникин приказал передать раненому, что ему присвоено звание генерал-майора. Спустя несколько дней новоиспеченный генерал умер.
«Высокое бескорыстие, преданность идее, полное презрение к опасности по отношению к себе соединились в нём с сердечной заботой о подчинённых, жизнь которых всегда он ставил выше своей. Мир праху твоему, рыцарь без страха и упрёка», — написал Деникин в некрологе.
Мертвый Дроздовский был куда более удобен, чем живой. Он уже никого не расстреливал и не вешал, поэтому воспевать благородство покойного можно было без опасений насчет того, что генерал что-то испортит.
Запущенная антибольшевистской пропагандой легенда о его рыцарских качествах гуляет до сих пор. В ней нет ни слова правды, но кто будет разбираться в этом, кроме специалистов...