Футбол и Хоккей СССР

28 сен 2023

СПОРТ ЭКСПРЕСС Разговор по пятницам

«По юношам я был гораздо лучше Харламова. А он вообще ничего собой не представлял». Потерянный талант советского хоккея
Юрий Голышак Александр Кружков 21 июля 2023 года.

Обозреватели «СЭ» разыскали самую таинственную фигуру в истории советского хоккея — бывшего форварда ЦСКА Александра Смолина, которому 26 июля исполняется 75.
Искали мы его долго. Годами!
Искали не мы одни — а самые видные хоккейные журналисты. Нашел только собкор ТАСС по Швеции Вуколов. Написал коротенькую заметку. А написав, немедленно скончался.

Всем остальным найти Смолина не удалось. Хоккейный мир на наши поиски отзывался холодно:
— Он пропал. Ни с кем не общается. На хоккее не появляется. Говорят, работает то ли монтером, то ли слесарем...
Когда мы уж отчаялись, телефон вдруг отыскался — одному из нас помог хоккейный ветеран. Другому, как ни странно, футбольный.
Через три дня мы были в Орехово-Борисово — где и живет Александр Смолин. Самый яркий юниор советского хоккея. Любимец Тарасова.
Спроси любого из хоккеистов той поры про самый большой нераскрывшийся талант — всякий ответит: «Смолин!»
Из-за него, Александра Смолина, не взяли с ЦСКА в Японию Харламова. Предложив альтернативу — Чебаркуль.
Александр Федорович показывает фотографию того ЦСКА, тарасовского. Водит пальцем, вслух вычисляя живых. Отыскивается немного. Смолин в том ряду возвышается над всеми со своим ростом и статью.
Нам снова странно: как мог не заиграть? Как закончил с хоккеем в 26, отправившись работать на электроламповый завод?
Он вдруг вспоминает о чем-то, вскакивает с дивана — и достает из серванта миниатюрную клюшку, на которой расписались все-все-все. Мы принимаем ее с восторгом. Какая возможность — еще и прикоснуться к тому времени. К 60-м.
Восклицаем:
— О, это Тарасов! А вот Альметов, Рагулин, Харламов...
Судьба нас отводила от Смолина долго — должно быть, чтобы мы встретились вовремя. Когда совпадет место и настроение.
Успели к самому 75-летию — на которое не ждет Смолин поздравлений ни от старых хоккейных товарищей, ни от ЦСКА. Уверен — даже не вспомнят. Не вспомнили же про предыдущие юбилеи.
Мы и не пытаемся переубеждать.

Шунтирование
— Ведете жизнь пенсионера?
— Да. Классический пенсионер. Получаю свои 28 тысяч. При том, что у меня вторая группа инвалидности, шунтирование делали. Разрезали всего. Вот, посмотрите...
Александр Федорович расстегивает рубаху, и мы видим шрам через всю грудь. Вздрагиваем.
— Давно случилось?
— Года четыре назад сердце вдруг прихватило. Одышка. Положили на обследование. Доктор взглянул — сосуды забиты на 75 процентов! Говорит: «Смотри, парень, штука непредсказуемая. Можешь еще долго протянуть, а можешь завтра сковырнуться. Лучше прооперируйся». Как оказалось, сам он из Воскресенска, в хоккей играл. Братьев Квартальновых знает. Я доверился — и пока живой. Все сделал как себе, тьфу-тьфу...
— Бесплатно, по квоте?
— Так-то оно так, но полтинник пришлось занести. Официально оплачивал бы операцию — вышло бы в три раза дороже.
— Юбилей надвигается. Отметите тихо?
— В кругу семьи. На дачу поедем, шашлыки пожарим.
— Старые товарищи звонят?
— Когда им надо — звонят! Если нужен в качестве почетного гостя для какого-то турнира. А чтобы просто о здоровье спросить — что вы! Никогда!
— Грустно.
— Хоть бы один набрал, поинтересовался: «Саш, ты живой вообще?» Есть такой Александр Старостин, президент фонда «Ветераны спорта», проводит юбилеи, турниры Харламова, Блинова. Как-то дозвонился до меня: «Приезжай!» — «Не могу, надо операцию делать. А с деньгами туго...» — «Я помогу». И пропал.
— Обидно.
— А я уже не обижаюсь. Вот в январе Харламову было 75. Пригласили Первухина, Ерфилова, Пашкова, меня. Еще кого-то из самбо. Видимо, что-то им приплатили. Потому что Ерфил так просто не поедет, это я точно знаю. Завершение вечера в ресторане — а я домой.
— Почему?
— Я ж непьющий. Что, думаю, мне смотреть, как люди выпивают? Там какие-то подарки раздавали, книжки. Мне на следующий день звонят: «Саш, тебе-то мы забыли вручить». Ну и ладно. Бог с вами.
— Трезвенника из вас сделало шунтирование?
— Не-е-т! Я давно бросил!
— Что заставило?
— Давление скакало. Так-то поддавал я, конечно. Еще и случай подействовал — отец с матерью умерли друг за другом. Чуть больше месяца прошло.
— Какой ужас.
— 1979 год. Жили в соседнем подъезде. У папы рак, за полгода иссох весь. Мама говорит: «Сынок, надо с квартирой что-то делать». Да подожди, отвечаю. 40 дней пройдет — тогда и будем решать. Неудобно как-то! А на 40-й день мать частично парализовало! Оставили ее в той квартире. Все равно я рядом. Постоянно захожу. Но как-то звоню-звоню — трубку не берет. Дверь изнутри закрыта.
— Как быть?
— Третий этаж, я от соседей перелез через балкон. Смотрю — лежит на полу. Через неделю в больнице умерла. А квартира пропала. Не существовало еще приватизации. Никто не прописан — значит, все. Государственная собственность.
— Тогда и завязали?
— Такой стресс был, что можно и спиться. Вскоре начальник с моего завода звонит: «Мы новый холодильник купили. Приезжай, поможешь переставить. Потом посидим, отметим». Еду — и вдруг в метро чуть сознание не теряю. Быстрее наверх, ловлю такси — и назад, домой. Вызываю неотложку — у меня давление 230!
— Смертельная доза.
— Врач ахнул! «Вам вообще прикасаться к алкоголю нельзя». Так все навалилось, что решил — больше ни грамма! Уже 43 года держусь. Правда, как бросил пить — пошел псориаз по всему телу!
— Это же штука от нервов?
— Да. Не заразная — но и не лечится. Можно лишь немножко заглушить.
Жуков
— На хоккей заглядываете?
— Нет.
— Нам и говорили — «Смолин на матчах не появляется».
— Раз приехал — ребята увидели: «Саш, как дела?» — «Нормально...» Через минуту разошлись в разные стороны. Такое отношение, что не хочется ни ходить на хоккей, ни встречаться. Каждый сам по себе!
— Когда вам последний раз из ЦСКА звонили?
— В 1970 году.
— Господи. Даже на матчи не приглашают?
— Да нет, что вы. Им-то зачем?
— Стипендия от клуба вам как ветерану полагается?
— Нет. Насчет остальных — не знаю. Раньше-то приплачивали. Кто-то посоветовал: «Сходи к Саше Рагулину, он старший по этим делам. Хоть что-то будешь получать». А мне неловко. Сыграл-то за ЦСКА всего ничего. Разве мало таких, как я? Но убедили: «Он мужик мировой, не откажет!» Только собрался — Рагулин умер.
— Из вашего поколения живых-то почти нет?
— А я сейчас скажу, кто! Подайте-ка очки и во-о-н ту фотографию... Так! Михайлов, Лутченко, Третьяк, Юрка Блинов, я. Нет на карточке Толстикова и Витьки Полупанова, они тоже живые. Остальные все, покойники.
— Семь человек. Могли бы что-то и приплачивать.
— Да кому это надо? Хоть бы какие подарки к праздникам. Не! Ничего!
— ЦСКА ни на 60 лет вас не поздравил, ни на 70?
— Не-а.
— На 75 тоже звонков и телеграмм не ждете?
— Да кто вспомнит-то? Зато Собянин 21 июня грамоту прислал. Вот она, на кнопочках. К стене прикреплена.
— Это по какому случаю?
— Изумрудная свадьба. С Валентиной 55 лет вместе! Еще 31 тысячу перечислили.
— Неплохо.
— Не то слово! У меня где-то бумага лежит, надо бы найти. Заявление на женитьбу — подписанное Тарасовым!
— Это надо было разрешение спрашивать?
— Да. Я ж солдат. Помню, выводил: «Начальнику команды ЦСКА полковнику Тарасову от рядового Смолина. Прошу разрешить вступить в брак...» Тот визировал!
— Анатолий Владимирович молча такие документы не подмахивал. Наверняка прокомментировал как-то.
— Поднимает на меня глаза, смотрит строго. Думаю — что скажет-то? А он вдруг: «Ну и правильно! Молодцы, что пораньше — может, за ум возьмешься...»
— Вам сколько?
— 20 лет. Но мы с Валей уж год встречались. Она сестра Женьки Жукова, футболиста московского «Динамо». Их у матери было десять детей. Я дружил с братом Мишкой, приходил в гости. Ну одна из сестер и понравилась, самая младшая.
— Жуков известен историей — был в том самом лифте с погибшим Кожемякиным.
— Нет!
— Официальная версия: Кожемякин с Жуковым застряли в лифте между этажами. Проем, чтобы вылезти, был. Жуков полез первый — и удачно. Кожемякину не повезло — лифт тронулся...
— Выдумок-то много. На самом деле Женьки в лифте не было. Дома сидел.
— Рушатся легенды.
— Кожемякин поддал и приехал к нему в гости. Они дружили. У нас квартира на Семеновской, а это все случилось на Щербаковской. Рядышком. Лифт сломался — и нет бы Кожемякину подождать... Под градусом был — полез! Еще и лифт-то старой конструкции. Так и разрезало.
— Жуков тоже рано умер.
— Его убили. В 40 лет.
— Мы не знали.
— Да мы сами мало что знаем. Закончил он в «Динамо» играть, взяли его и защитника Долбоносова в телецентр. Шоферами. Где-то выпили, драка — Женьке осколком бутылки хватанули по горлу. Чуть не перерезали артерию. Левая рука стала плохо работать. Устроился в какую-то командочку на стадионе «Красная Пресня».
— Чем занимался?
— Формой заведовал. А Женька если выпьет — сразу начинается: «Да я! Да мне!» Видно, с кем-то зацепился. Как мы думаем — выбросили из грузовика. Тело-то не могли найти! Обнаружили случайно!
— Это как?
— Морги родня обходила. Внезапно сестра наткнулась — среди невостребованных, под другой фамилией. А вскоре звонок: «Если начнете рыть это дело — будет плохо и жене, и ребенку». Темная история.
— Мог в бесхозной могиле сгинуть?
— Конечно! Еле нашли, уже неделю в морге пролежал. Вот-вот закопали бы. А так — похоронили на Головинском. Недалеко от Кожемякина.
Полупанов
— Сколько мы про вас читали, слышали — все говорят, что талантом вы были выдающимся. В юности накручивали по пять человек — никто не мог дотянуться до шайбы.
— Это да. Играл-то я лучше всех — а судьба странная: ни в юношескую сборную не брали, ни в молодежную.
— Насчет юношеской — для нас новость.
— А для меня вообще секрет! Вот почему не приглашали? От ЦСКА Борька Ноздрин ездил, а я отдыхал.
— Про пятерых — значит, правда?
— Да-а! Было такое! Когда после ЦСКА пришел в саратовский «Кристалл», у меня шайбу отобрать не могли. Просто издевался над людьми. Но там тренировки совершенно другие, «физика» не та. Тарасов-то гонял будь здоров — моща была!
— Анатолий Владимирович заметил вас еще в юношах?
— Да. Он ходил, смотрел на эти команды. Как-то меня подозвал: «Вот ты шайбу таскаешь хорошо. Но почему один играешь? Надо пас отдавать!» Взял меня в ЦСКА на ставку совсем мальчишкой — уже в 14 лет я деньги получал!
— Сколько?
— Первая ставка — 120 рублей на двоих. С Сашкой Гусевым делили напополам. Потом уже каждому начали по 120 платить. Ну а дорос я в ЦСКА до оклада 220.
— Еще читали про любимый ваш трюк: сблизиться с защитником, подбросить шайбу верхом. Тот лицо отдернет — а вы уже объехали...
— Это только в юношах фокус прокатывал. В первой команде ЦСКА попробуй выкини такое — сразу руки отрубят! Я пришел — пацан! А вокруг одни заслуженные мастера спорта. У каждого свое «я»! Просто обыграешь на тренировке, без издевательства — все равно начнут окучивать.
— Когда получили особенно жестко?
— Не получил — но мог. В Свердловске. В двусторонке вышел против тройки Фирсова. Как-то Полупанов незаметно шайбу убрал — а я как маханул ему! Сбил с ног! Он вскочил — и на меня: «Ах ты, сопляк!» Погнался за мной. Но Тарас прикрикнул — Полупанов успокоился. Потом подхожу: «Ты уж прости, я не нарочно...»
— В игре кому-то врезали?
— Поехали в Финляндию. А там играющим тренером был Карл Брюэр, знаменитый канадец.
— Слышали.
— А-а, «слышали»... Надо было видеть! Харламова чуть не расколол — клюшкой взмахнул, как секирой! Хорошо, Валерка в последний момент нагнулся. Удар получился скользящий. Я это все увидел — как Брюэру двинул на их же пятаке! Еще и забил!
— Продолжение было?
— Отыграли матч — смотрю: Брюэр на пороге нашей раздевалки. С клюшкой в руках. Спрашивает: «Кто 19-й номер? Покажите!» Ему на меня указывают. Подходит, клюшку дарит: «Молодец. Так и играй!»
Япония
— В юношах вы действительно были лучше Харламова?
— Гораздо.
— В чем?
— Что в технике, что в катании. Я все мог. Валера и физически отставал, и обводка была не ахти. Это в Чебаркуле поднатаскался.
— Вы верили, что из Харламова вырастет хоккеист?
— Да он вообще ничего собой не представлял!
— Ну и ну.
— Его в школу ЦСКА еле взяли. Сказал, что 1949 года рождения. А он — 1948-го. Отец харламовский, дядя Боря, пошептался о чем-то с Ерфиловым... Не знаю как — но зачислили. А так-то Валерка на вид — никто и ничего!
— Не выделялся?
— Абсолютно.
— Когда впервые услышали от Тарасова по адресу Харламова легендарное — «конек-горбунок»?
— Лично я ни разу не слышал. Черт его знает — говорил ли...
— А кто юного Харламова прозвал Гурвинек?
— Понятия не имею. Да это быстро прошло. В команде мастеров его уже по имени звали, а меня — Смола.
— В Чебаркуль при вас отправляли?
— Разумеется. Все помню!
— В фильмах одна версия. В книжках — другая.
— В 1968-м ЦСКА пригласили в Японию на товарищеские матчи. Тарасов начал выбирать из молодых — кого брать-то?
— Вас или Харламова?
— Да. Это главный вопрос был. Собрал тренерский совет — Фирсова, Веньку Александрова. «Кого берем?» — «Смолина! Он лучше всех выглядит». А Харламова вместо Японии отослали в Чебаркуль — на подкрепление! Как и Гуся.
— Гусева-то за пьянку.
— Какая разница — за что? Главное, вдвоем. На базе объявили: «Харламов с Гусевым едут на помощь нашим товарищам из Чебаркуля...»
— Многие хоккейные люди говорили — Валерий с вещами явился в аэропорт, тоже собирался в Японию. А его сняли с трапа.
— Да ерунда это! Байки! Зачем ему приезжать к трапу — если состав за три дня до вылета огласили?
— Ну и как вам Япония?
— Встречал нас олигарх. У него свой заводик и при нем команда, которую сам же тренировал. На всю Японию было-то клубов пять-шесть. После каждого матча подарки. То жемчуг, то колье, то часы Seiko, которые только-только появились!
— В Союзе такие часы могли произвести фурор.
— Да и производили. Поначалу все носили — а потом смотрю в раздевалке: меньше, меньше... По 350-400 рублей разлетались!
— Вы тоже продали?
— Со временем. Кто-то из ребят сказал: «У кого-то остались? Давай! Просят!» Выплатили нам в Японии по 100 долларов.
— Это много?
— Считалось — огромные деньжищи. Я два баула тащил!
— Что накупили?
— Шмотье. Рубашки, сапоги, кофточки. А ребята поопытнее, поумнее — вроде Викулова — везли технику. Человек пять-шесть сгруппировались, пошли в магазин. Говорят, берем оптом магнитофоны. Отдайте нам не по 150, а по 100.
— Видео?
— Откуда в 60-е — видео? Э-э, деревня! Катушечные, здоровые. Им в Союзе цены не было.
— Тарасов тоже покупал?
— Не знаю. С Тарасовым там история вышла. Сначала нас в европейскую гостиницу поселили. Стандартные кровати, как мы привыкли. Затем переезжаем в какой-то город — там уже все японское. Дают кимоно, циновки.
— Не были готовы к такому повороту?
— Мне-то что? Я могу! А Тарас вскипел: «Мне, полковнику, на полу спать?! Не буду! Ищите кровать!»
— Отыскали?
— Специально для него нашли номер с кроватью. Из всей команды он один спал вот так. Остальные — на циновках. Кстати, мне понравилось.
— Выигрывали с двузначным счетом?
— Мы особо не старались. Да и Тарасов вперед не гнал. Неудобно же, так принимают... Забьем штук восемь — и хватит.

Вышка
— Из Чебаркуля Харламов вернулся другим человеком?
— Ну да. Набрался!
— Физически тоже подтянулся?
— Да. Но он и был крепыш. Предсезонку прошел в ЦСКА — и как начал в Чебаркуле забивать! Тарасов-то 17-летним поблажек не давал. Сколько мужики выполняют — столько и ты. Говорил: «Это твое дело — можешь или нет...» Все для него одинаковые. И заслуженный мастер спорта, и юниор.
— Выворачивало ребят от нагрузок?
— Когда молодых подпускал к первой команде — обычная история. Вроде мои ровесники, а едва выдерживают. Мне-то проще, я уже два года работаю в таком режиме. Каждую ступеньку на лестнице в Кудепсте знаю.
— На себе людей таскали по этой лестнице.
— Вуколов, коллега ваш, забрал карточки — сколько там было крымских! Умер — и все сгинуло, теперь не найти. На спине кого-то тащу, в баскетбол с товарищем на плечах играем. Обычно напарника подбирали по весу. Если во мне 80 — чтобы и в нем было столько же. А то в Рагулине 100! Куда, е?
— Кто же Рагулина таскал?
— Вот это вопрос... А-а! Володя Лутченко! Он тоже здоровый. Стольника в нем не было, килограммов 90.
— Как он жив-то после этого?
— А Тарас никого не жалел! Помню, в Москве тренируемся в зале, вдруг кто-то ему позвонил. Он сразу: «Мне надо срочно уезжать». Глазами нащупал Фирсова: «Давай, Толь за старшего. Тренировку доведи до конца».
— А дальше что-то случилось?
— Что там может случиться? Ясно, что! Тарас за дверь — «старики» расслабились. Мы на них смотрим — тоже скисли. Фирсов: «Э-э! Вы-то что, молодежь? Работаем!» К концу тренировки показывается Тарасов, сразу к Толе: «Как прошло?» — «Да нормально. Правда, молодые филонили...»
— Что Анатолий Владимирович?
— Побагровел: «Как?!» Собирает в кучу Харлама, Гуся, Блина, меня, еще кого-то. Сердито: «Одевайтесь!» Рядом со старым Дворцом ЦСКА аэродром. Шлаковые дорожки. Бегали-бегали по ним, потом Тарасова осенило: «Кульбиты!»
— По шлаку?
— Да! Мы смотрим друг на дружку — чернющие! Кровь сочится. А Тарас доволен: «Вот это настоящая работа». Возвращаемся в раздевалку — все в кровоподтеках. Кто из ребят постарше еще в душе был — поскорее оделись, бежать оттуда...
— Через вышку в бассейне тоже прошли?
— Прыгали с 10-метровой! Тарасов заставлял!
— 10 метров — это ужас.
— Хорошо, не настаивал, чтобы вниз головой сигали. Допускалось «солдатиком». Еще Рагулина освободил от этой экзекуции. А молодых гнал под потолок!
— Ощущения?
— Снизу-то смотришь — ничего особенного. А туда вскарабкаешься — голова кругом идет! 10 метров!
— Борис Майоров нам рассказывал — в сборной отказался прыгать с вышки. Ничего, сошло с рук.
— Чтобы в ЦСКА кто-то решился отказаться? Невозможно представить! Или в зале штанги взгляд Тарасова вдруг на перила упал. Наверное, с метр высотой. Указывает: «Кульбиты через них! Покажите-ка нам, как умеете!» Вот там даже Рагулин не отвертелся.
— Ай да Анатолий Владимирович.
— Как-то в двусторонке я взял и от шайбы увернулся. Тарас заметил. Сразу свисточек, игру останавливает. На меня указывает: «Молодой человек! Почему вы отворачиваетесь? Может, боитесь?» Так получилось, отвечаю. Тарасов глубоко вздохнул. Видимо, мои слова удручили его еще сильнее.
— Наказал?
— Задумался — и вынес решение: «Так, Владик! Снимай перчатки — отдавай молодому человеку...» Я напялил. Взял вратарскую клюшку. Шлема нет. Никакой маски. Тарасов ставит на синюю линию тех, кто с щелчком — Фирсова, еще кого-то: «Бросайте! А вы ловите — и попробуйте только отвернуться!»
— Вот это испытание.
— Хорошо еще, бросали не со всей силы. А я ловил! Сразу пропало желание уворачиваться!
— Ну и как вам в воротах?
— Я не думал, что сквозь ловушку так руку жжет. В лицо, слава богу, не попали. Зубы мне шайбой выщелкнуло как-то в игре, срикошетила.
— Еще кого-то из полевых Тарасов в ворота ставил? Лечил от трусости?
— Нет. Я один такой.
— Правильный прием?
— Конечно! Если человек боится — как еще лечить? А то он и в игре отвернется!

Харламов
— В вашу дружбу с Харламовым японское турне вбило клин? Вы за границу, его отцепили.
— Я из Японии привез ему кофту, рубашки, еще что-то. Полно! А потом Валерку в Канаду взяли за сборную. Возвращается: «Поехали, у меня для тебя подарки». Приезжаем, тетя Бегония дома, его мать... Выносит!
— Что?
— Хоккейные календари — и все! Ха-ха!
— Это какой-то новый для нас Харламов.
— Ребята! Я вам рассказываю, как было! Говорит: «Я на все деньги матери купил шубу». Ну и правильно сделал, отвечаю. Молодец.
— Родителей Харламова вы хорошо знали?
— Да. После тренировок приезжали к нему домой с Юркой Блиновым. Валера у Белорусского вокзала жил. Кажется, пятиэтажка. И он ко мне ездил. На свадьбе у меня был.
— Что подарил?
— Набор фужеров. Шесть штук. Вон, в серванте стоят.
— За полвека ни один не разбился?
— Все целы. Да мы редко ими пользуемся.
— Под свадьбу ресторан сняли?
— Какой ресторан, о чем вы?! Откуда такие деньжищи в 20 лет... Справляли у родителей Вали — они на Щербаковской в трехкомнатной жили. Накрыли столы, гуляли два дня.
— Мощно.
— Ну а что? Свадьба ж! Да и команда уже в отпуске была.
— Харламов тоже два дня гулял?
— Естественно. Мы были не разлей вода — Харлам, Юрка Блин и я. А ушел из ЦСКА — и все оборвалось. Закончилась дружба.
— Почему?
— Понятия не имею. Мы не ссорились, не ругались. Но между собой они продолжали общаться, а обо мне не вспоминали. С Валерой мы и не виделись больше. Даже не созванивались.
— Блинов тоже отошел от вас?
— Да, Блин такой же! Когда все было хорошо — так они рядом. Как у одного в карьере не заладилось — ни звонка, ни слова! Думаю: если не хотят — зачем я буду напрягать?
— Как вы узнали о гибели Харламова?
— Из программы «Время».
— На похоронах были?
— Нет.
— «Легенду №17» смотрели?
— Один раз. Мягко скажу — не в восторге. Многое приукрашено.
— Мальчишкам фильм нравится.
— Это потому что не знают, как было на самом деле. В кино всей правды не расскажут. Зато показывают, как Гусев с Харламовым в Чебаркуле на тросах висели. Что за ахинея?! Как вообще режиссер мог до такого додуматься?!
— В 1970-м вас тоже закинули в Чебаркуль.
— Да, с Костей Локтевым. Местная «Звезда» на вылет стояла, вот Тарасов и откомандировал на подмогу. Месяц там провели. Я играл, а Костя уже тренером был.
— Что о Харламове и Гусеве в Чебаркуле говорили?
— Вспоминали по-доброму. Городок маленький, никаких развлечений. Единственная отрада — хоккей. Игроки «Звезды» чувствовали себя королями. Что хотели, то и творили. В любой дом можешь зайти — все тебе рады. Идешь по улице, то и дело окликают: «О, Валера! Саша! Давайте к нам, посидим...»
Живчик
— Чувствовалось на первых порах, что Тарасов в Харламова не верит?
— Тарасов верил в меня! Все думал — что-то из меня выйдет! А ставить некуда. Убеждал: «Саш, ну потерпи! Что, Мишакова выкину — а тебя впихну? Ты еще никто!» В том ЦСКА — нечеловеческая конкуренция! Прямо тройками в сборную ездили. Весь состав там: Фирсов, Викулов, Полупанов, Мишаков, Моисеев, Ионов... Куда меня-то приткнуть?
— Некуда?
— Некуда. Тарасов подпускал вместо травмированных — то в одну тройку, то в другую. Как раз Вовка Петров пришел — играли по очереди. То он с Михайловым и Венькой Александровым, то я. С Харламовым меня тоже ставили. Но я в итоге не попал, а Юрка Блин протиснулся.
— Как?
— Чудо помогло. Только я ушел — Полупанов забухал, его выгнали. Блин туда влез! А потом остальные заиграли — из поколения Сашки Волчкова...
— С кем еще в тройке вас пробовали?
— Наша считалась четвертая: Харлам, Блин и я. Случалось, и много давали играть. Иногда меня к Мишакову подпускали на матч-другой.
— Юный Михайлов каким был?
— Худю-ю-ющий! Но живчик. Настырный, волевой. Сколько шайб с пятака забил! Его там и клюшкой лупили, и толкали — а он виду не подавал. Кстати, Борька и сказал Тарасову, что в связке с Петровым ему комфортнее, чем со мной.
— Почему?
— Я-то из молодежки пришел. Сыроват, опыта не хватало, меня еще надо натаскивать. А Петров уже готовый центрфорвард. До ЦСКА два года в «Крыльях» отыграл, считался там лидером. В тонусе, уверен в себе, понаглее — конечно, в тот момент он был сильнее меня, тут и спорить не о чем.
— Вам наглости в жизни не хватало?
— Я всегда был крайним! Что бы ни случилось!
— Например?
— Вот пошли втроем на футбол — Харлам, Блин и я. ЦСКА играл на Песчаной. По стаканчику винца выпили.
— Куда ж без этого.
— Ну и стало одному из них плохо. Стошнило. Пили-то мы в сторонке, от глаз подальше. Но все равно — заметили и доложили!
— В единственном своем предыдущем интервью вы говорили — «стукнул"-то Локтев.
— Может быть! Уже неважно! Так на следующий день Тарасов на меня понес: «Ты чего?!» — «Я-то при чем! Что вы меня браните? Кого полоскало — того и вызывайте...»
— Ну и?
— Р-раз — и в Алешкинские казармы. На «губу» отправил! Только меня. Вроде как я остановить ребят должен был — но не сделал это.
— Раз кого-то в такой компании стошнило — выпит был не стакан.
— Да кто сейчас помнит... Разливали точно поровну. Организм-то у всех разный! Могло и развезти!
Гауптвахта
— На «губе» яркие сокамерники были?
— Рядом сидел Рагулин. Но он офицер — его отправили в одиночку. Попался на пьянке.
— Говорят, Александр Павлович выпить мог ведро.
— Я с ним не пил ни разу. У нас была своя компания.
— Рагулин рассказывал, как в Архангельском водку добавлял в молоко.
— О, молоко! Это история! Выигрываем первенство Союза. В Архангельском банкет. Ветераны пьют что хотят — Тарасов будто не замечает. Зато на нас, молодых, указал: «Этим только молоко!» Сидели, давились. Ничего в него не добавляя...
— Сколько вы провели на гауптвахте?
— Трое суток мне выписал Тарасов. Еще трое — начальник казармы. А вот первый раз на 15 дней загремел.
— Что натворили?
— Неподалеку от нашего катка аэродром. Взлетная полоса. Рядом какой-то сарай. Называется — «опорный пункт». Дали мне ружье: охраняй!
— Настоящее?
— Ну... Наверное, стреляло! Стою, караулю. Тут появляется Борька Ноздрин: «Ты чего здесь?» — «Сторожу!» Вот он-то и сбил с панталыку. Давай, говорит, съездим к девкам на день рождения. Утром приедешь — никто и не заметит.
— Отсутствие часового?!
— Ну да. Я упирался недолго. Поехали!
— С винтовкой?
— Винтовку завернул в тулуп — и под кровать...
— Не прокатило?
— Может, и прокатило бы. Но вернулся через два дня!
— Винтовка-то на месте была?
— Да куда она денется... Ну и все, сразу на «губу».
— Футболист Гамула рассказывал нам, как в спортроте ему выдали шинель, словно у кавалериста — длиннющую, волочилась по земле. А сапоги — на три размера больше. У вас то же самое?
— Нет-нет, на складе все подобрали идеально — яловые сапоги, бушлат, ушанку с кокардой. Форма, кстати, была интересная, напоминала офицерскую. Когда приехали в Хабаровск на первенство Вооруженных сил, нам, рядовым, на улице честь отдавали! Наверное, думали — какие-то спецвойска...
— Что за публика на «губе»?
— Одни отморозки. Для них гауптвахта — уже как дом родной. Камера маленькая, откидные койки. Сидят кроме меня еще четверо. Утром встаю — ни ушанки, ни сапог! Полная подмена!
— Что ж вам, босиком ходить?
— Что-то поставили вместо моего.
— Те, кто сидел с вами?
— Наверное. А может, и охранники. Кто там разберет? Иду к начальнику гарнизонной гауптвахты, подполковнику. Тот бывший спортсмен, видно по фигуре. Говорю: «Что происходит? Все стащили...» — «Вернем!» Правда — отдали!
— Чудеса.
— Расспрашивает: «Ты откуда, парень?» — «Из ЦСКА» — «О! — обрадовался. — Я борьбой занимаюсь. Мне нужны ремни на запястья. Можешь достать?»
— Это ваш шанс.
— Я моментально понял. Отвечаю — запросто. Подполковник тут же пишет мне увольнительную, еду в ЦСКА. Достаю ему эти напульсники. Вечером уже с подполковником пьем чай в его кабинете. С того момента я нормально сидел. Даже на работу не вывозили. А первые дни наравне со всеми чистил снег, убирали мусор.
— В интернете наткнулись на фото — вы и Харламов в военной форме. Это где?
— В Солнечногорске. Там у Тарасова друг командовал полком. Месяц проходили курс молодого бойца. Как раз перед присягой сфотографировались.
— С «дедами» дрались?
— Ни разу. К хоккеистам в части было особое отношение. Вот молодым доставалось. У них и посылки отбирали, и сержанты изгалялись.
— Лупили?
— Нет. Но сержант может что угодно с рядовым сделать. И ночью поднять, и заставить какую-нибудь яму копать... К тому же эти негодяи были черте-те откуда, русских недолюбливали. Ну и глумились. После второй гауптвахты Тарасов снова отправил меня в Солнечногорск.
— Надолго?
— Около месяца кантовался. Причем он запретил брать с собой хоккейную форму: «Знаю, начнешь там играть — и будешь опять как сыр в масле». Так что поначалу служил на общих основаниях. В 6 утра подъем, в 10 вечера отбой...
— 15-километровый марш-бросок при полном обмундировании попробовали?
— Нет. Было другое. Устроили кросс вокруг озера Сенеж. На лыжах. Они допотопные, крепления старые. Почти сразу сломались. Все убежали, а я один в лесу. Холод собачий. Пока с лыжами на плече обратно до казармы добрел, инеем покрылся. Промерз до костей. А потом ребята попросили за часть сыграть. Говорю: «Да у меня формы нет...» — «Найдем!»
— Нашли?
— Коньки дали на размер меньше, еле втиснулся. Провел пару матчей — и все, жизнь наладилась. Больше меня не трогали. Ни лыжных кроссов, ни марш-бросков. Только в хоккей играл.
•

Комментарии