АВТОРСКИЙ РАССКАЗ НАТАЛИИ МУХИ .

"ТОЛИК ХОДИТ ПО УЛИЦАМ."
Мы выбираем, нас выбирают. Как это часто не совпадает. По улицам ходил мальчик. Больной мальчик. Его в друзья никто не выбирал – боялись. Рослый, с мертвенно-бледной кожей лица, с отсутствующим взглядом больших, круглых, голубых глаз, окаймленных белесыми ресницами-палками. С маленьким, аккуратным носом и бесцветными, тонкими губами-нитками. Одетый с чужого плеча – рубашка и штаны. Чаще – великоватые, на вырост, рукава подвернутые, брючины подшитые. На ногах-«колоннах» – разбитые, с чужой ноги, ботинки. Зимой и летом – без разницы. Без носков, на босу ногу. На неестественно тонкой шее болтался простой церковный крестик. Мальчик, иногда останавливался посреди улицы, и осторожно взяв крестик, двумя пальцами исхудалой руки, подносил его к губам-ниткам, целовал и что-то иступленно шептал. Траектория его прогулок шла по всем улицам поселка. Машин здесь ездило очень мало. Водителей предупредили, что тут ходит такой особенный ребенок, и они притормаживали. Мальчик был высокого роста (как взрослый человек), нескладный, тощий. Только ноги были огромные – мослы торчали из-под широких штанин и ступни были, как у взрослого. Слабые, безвольные руки-плети, висели вдоль тела, колебаясь вместе с его походкой. Он ходил медленно, как заезженная лошадь – громко топая и шаркая ногами. Часто спотыкался и падал. Разбивал в кровь колени. Она струилась по его ногам, засыхая потеками. Но никто не подбегал помочь ему подняться – боялись. Считалось, что, не имея хорошо развитого интеллекта, этот мальчик может ударить, даже убить. Мальчику было 10 лет. Никаких нехороших вещей он не делал. Вот, разве что, оправлялся в штаны. Поэтому запах от ребенка шел тяжелый, а вслед за ним по земле и по дороге оставались влажные, нехорошо пахнущие следы экскрементов. Каждый день его мать обмывала, переодевала, но и обмытый - чистым, отвратительный запах не улетучивался. К празднику мать одевала ему светлую рубашку, чаще – новую, по размеру. В карман ложила конфеты и печенье. Гуляя, он демонстрировал гостинцы другим детям, быстро разворачивал конфеты, отправлял в рот, жевал, причмокивал, бросал на дороге фантики. Многие ребята не могли тогда себе позволить дорогие сладости. Рассказ идет о советском времени, 1969-1970 г
Тусе было жалко мальчика. Она понимала, что даже родная мать его еле терпит. Как нелегко ухаживать. Девочке самой дома не сладко жилось. Туся хотела как-то помочь этому ребенку, но, как все остальные, его сильно боялась. Она спросила у бабушки, как можно ему помочь. Та ей объяснила, что таких деток нужно жалеть и все им прощать, и лучше всего - угостить едой. Не было изысканных кушаний в семье девочки. Один папа работал, рабочим на заводе. Брат тогда еще учился в школе. Мама на тот момент еще не работала. Тогда многие мамы сидели возле детей, по уходу. Туся могла оставить от своего, более чем скромного, обеда (или ужина) – кусочек серого хлеба по 15 копеек, и сала, луковицу и вареное яичко. Обычно, вареное яичко давали детям на праздник Пасхи. И в советское время праздновали этот святой праздник, только – тайком. Конфеты Туся не видела – родители девочки не могли покупать, были очень бедные. Собрав гостинчик в чистый носовой платочек, Туся решилась отдать его мальчику. Его звали Толик. Он понимал свое имя и отвечал, иногда, на простые вопросы – Куда идешь? Мама дома? Кушать хочешь? Умел здороваться.
Девочка подловила его на своей улице и отдала узелок. Мальчик обрадовался – на его лице появилось подобие улыбки, он неспешно прошел к траве под Тусиным домом, расположился, широко раскидав ноги в стороны, и принялся изучать содержимое узелка. С трудом развязал узлы, Туся не сильно крепко завязывала. Хлеб он раскрошил и раскидал по улице. «Цып! Цып! Цып!» - позвал несуществующих птиц. Сало понюхал и с брезгливостью откинул на дорогу, но вареное яичко ему понравилось. Он долго принюхивался к луковице, не понимая, что это такое, куснул, запекло язык, и ее выбросил. Яичко съел в мгновение ока, самостоятельно очистив шелуху. На соль, что положила Туся, не обратил внимания. Носовой платочек бросил лежать на траве. Буркнув «спасибо!», встал, выпрямился во весь свой исполинский рост. По сравнению с девочкой, он сильно над ней возвышался. Преодолев свой страх перед непонятной болезнью мальчика, Туся спросила: «Толик! Тебе яичко понравилось? Завтра придешь? Я тогда тебе еще яичко дам!» Мальчик блаженно заулыбался и кивнул головой. Резко развернувшись, он снова зашагал по улице, по привычному пути. Обойдя все улицы, мальчик к вечеру возвращался домой. Его мама работала неподалеку, уборщицей в магазине. Ребенка в специализированное учреждение не сдала, пожалела. Да, он и не мешал никому. Тогда на такие вопросы смотрели мягче, сострадательней..
На следующий день, Туся снова принесла гостинчик с яичком в узелке. Ребенок приходил всю неделю. Пока не усекла ее мама. Она строго отчитала дочку за тайные раздачи продуктов, и благотворительность пришлось отменить. Еще не раз останавливался мальчик и выжидающе смотрел на калитку частного дома из обожженного красного кирпича. Туся стояла за калиткой и смотрела на него по ту сторону. Она не хотела его огорчать и боялась сказать правду. А вдруг, ударит? Долго так стояли дети, выглядывая друг на друга. Собака лаяла, захлебывалась. На порог вышла мама девочки и грубо прогнала мальчика: «Иди отсюда! Ишь, понравилось. Тут тебе – не столовка!» Толик низко нагнул голову, поцеловал свой крестик и ушел. Туся потом его больше никогда не видела.
Шли годы. Девочка выросла. Однажды по улице мимо дома Туси растянулась похоронная процессия. Женщины в черных одеждах и в платках, низко надвинутых на глаза. Мужчины, с непокрытыми головами. Все плакали. Процессия была богатой – больше 20 венков, перевязанных длинными белыми и полосатыми полотенцами. На крышке гроба стоял пышный, огромный хлеб на салфетке - на тарелке с золотистой каймой. Венчала хлеб - солонка из фаянса. Людей было много, целый поселок. Туся пошла вслед и узнала обо всем. Толик последние годы ходить не мог. Его мать на время оставила работу и сидела возле него. Парню исполнилось 26 лет. Он возмужал, но все также - не представлял опасности для окружающих. Печальная родительница искала помощи и утешения в сотоварищах по вере и сочувствующих. Эти братья и сестры во Христе завлекли ее в свои собрания и поездки. Иногда закрыв двери на замок, уезжала на 2-3 суток, оставляя великовозрастного болящего ребенка на милость Божью. От шахты, где погиб отец Толика, платили пенсию по потере кормильца. Еще доплачивали сами шахтеры: приносили прямо домой – деньги, продукты и лекарства. Толик каждый день должен был получать уколы и таблетки, для удовлетворительного самочувствия.
Его мама болела и старела. Со временем и она сама стала странной. Ее стали сторониться соседки и подруги - сестры баптистской церкви. Замуж она так и не вышла. Все оплакивала безвременно погибшего молодого мужа. Когда произошел взрыв на шахте, ее мужу (и ей) было чуть больше 20 лет. Они только поженились. Она ждала ребенка, на 7 месяце. Толик родился недоношенным. Как врачи не убеждали молодую мать отказаться от дитя, она этого не сделала. Всю жизнь несла свой крест, честно исполняя материнский долг. Через год после похорон Толика, отнесли на погост и ее.
Незадолго до кончины тети Нади, Туся приходила к ней домой. Один единственный раз. Тогда на похоронах Туся узнала, что мама Толика посещает запрещенную в Советском Союзе церковь баптистов. Тетя Надя разговаривала ласково, обещала показать фотографии их семьи и свой сад. Туся пришла в гости с утра. На стенке висела большая семейная фотография – белобрысая девчонка, с ослепительно белыми зубами (улыбка до ушей), перекинула толстенную косу из пшеничных волос себе на грудь. Платье, в меленький цветочек. И он. Светловолосый, чубатый парнишка – косая сажень в плечах. Могучая шея. Белая рубашка, с украинской вышивкой по вороту. На фото – они, по пояс. Он сдерживает улыбку, старается быть серьезным и взрослым. Но задорный чуб и веселый нрав выдают человека легкого в общении и доброго. Они собирались жить долго и счастливо. А судьба развела их. Его уложила в сырую землю, а ее обрекла на долгие мучительные годы горя и стыда. В те времена женщины стыдились увечности своих детей, как будто были сами виноваты в произошедшем.
( Продолжение завтра).
Рассказ из книги "Вприпрыжку за детством", автор Наталия Муха.
Если хотите прочитать все произведения автора , нажимайте #Муха_Н.