Женская палата хирургического отделения городской больницы прославилась своим тараканом. Больница традиционно переполнена, люди и в коридоре лежат, но в основном мужики. А временно не прекрасная половина человечества располагалась в комфорте замкнутого пространства. По разным поводам и по одной причине – женский род. Кто-то помогал мужу испортить прошлый ремонт, на кого напал голый лёд, одна пыталась пинком отогнать КАМАЗ. В больнице всех объединяет одно желание – вырваться из неё, оно даже сильней желания вылечиться. Мобилизация всех видов энергии колоссальная и врачи сильно пользуются этим знанием механики организма. Лечащий специалист заходил в палату редко, зато их регулярно посещал таракан. Диагнозов, правда не ставил, рецептов не давал, но и вёл себя интеллигентно. В тарелки лапами не лез, не щекотал в неудобных местах, носки не разбрасывал, особей противоположного пола своего вида не приводил. Недолго посовещавшись, назвали его Петровичем. Может, потому что так звали главврача, которого никто не видел, а посмотреть было за что, а может и в силу того, что у каждой женщины должен быть свой Петрович. Грустный и усатый, малословный и чтоб кушал хорошо, но при этом не нажирался до синих чертей. Женщины подобрались с правильными инстинктами, прикармливать стали. Кто сахарку щепотку отсыплет, кто чаем случайно капнет, кто лучшую крошку хлеба уступит. И Петрович сообразительный оказался, никого не обижал, ползал от койки до койки степенно, всем позволял давать аудиенцию. Усами шевелил грациозно, но никого не выделял, чтобы не обременять мир ревностью. В общем, таракан стал их тайной, секретом, роднёй. Таракан помогал им пережить больничные будни, поддерживая боевой дух исцеления. Тут у них и юмор зародился специфично-палаточный: «Петрович, не топай!» «Петрович, не подглядывай, охальник!» «Петрович, голос!» «Петрович, сестричку позови!» Однажды дежурный врач решил посетить этот террариум, с целью выяснить, может, кто уже поправился самостоятельно, несмотря на медицинскую помощь. Родившегося в посттараканью эпоху доктора встретил наш теплолюбивый прусак. В это послеобеденное время Петрович расположился посреди палаты, мысленно отдавая дань тараканьему божеству, за этот единоличный рай. Такой одухотворенностью кого хочешь можно напугать. Используя слова, которые в инструментарии каждого уважающего русский язык медика, с криком: «Эт-то что ещё за бордель?!» врач-тараканофоб, сильно топая, ринулся к нарушителю стерильности заведения. Такие его движения, стояли у истоков ирландского риверданса, все эти яростные махи ногами, при неподвижности рук. Защищая прайд, Петрович встал на дыбы, размахивая передними фалангами. И тут, сцементированная дружбой с тараканом, частично нездоровая ячейка общества проявилась во всей своей голосовой красе. Акустический залп до основ потряс медицинский стационар. Контральто слилось с меццо-сопрано на выдохе: - Беги, Петрович!!! - Петрович, убегай! – врывался в драматический диапазон девичий фальцет. Таракан успешно стартовал. В коридоре загремело. В широко распахнутые обе створки дверей было видно как мимо, нелепо размахивая костылями и свежим гипсом, проскакал на одной ноге мужик. - Ноги прочь от Петровича, ирод! – истошно басила старушка из угла. Упрямый лекарь в жажде убийства резво бросился наперерез насекомому. - Петрович, назад! Назад, родимый!! Таракан резко меняет галс, вивисектор опять промахивается, мужик в коридоре галопирует обратно, но уже без одного костыля. - Петрович, под койку!!! – истошно завизжали бабы хором. Таракан во спасение послушался, и в коридоре раздался грохот с последующим погребальным звоном «утки». Шум, гам, бородино с ватерлоо и тут до всех немедленно доходит, что не только тараканов кличут Петровичами. Говорят, врач потом хотел замуровать эту палату, но отвлекся на экстренную помощь мужику из коридора. Зато кривая выздоравливающих в следующую неделю на этаже резко поползла вверх. Обычный смех продлевает жизнь, а истерический хохот может даже заживлять некоторые виды переломов. Судьба мужика неизвестна, а нам с вами теперь ясно, что при удачном течении обстоятельств болезни даже обычный таракан может стать легендой... Вячеслав Скребец
Вячеслав Скребец
Здравствуйте, я Вячеслав Скребец из Сыктывкара. Родился в Республике Коми, живу и помру тут.
Счастливый семьянин базовой комплектации, по совместительству любвеобильный рыболов.
Прост, как двенадцать копеек одной монетой. Люблю жареную картошку, но больше люблю жарить картошку.
Грешен, люблю смеяться, но больше люблю смешить, поскольку грешен.
Люблю первые двести грамм, очень люблю, когда это не карвалол. Люблю спешить домой, но ещё больше люблю, когда все выходят в коридор меня встречать.
Работу работать люблю, особенно, когда получается. Обожаю рыбачить, когда ловится и умею, когда полное бесклёвье.
Нравится пропускать кого-нибудь на машине, но особенно радует, когда в ответ аварийкой поблагодарят.
Единственная моя серьёзная проблема – у меня отличные друзья.
Верю, чем больше людей улыбается, тем больше потом рассмеётся.
В прошлом геофизик, в настоящем геолирик, в будущем – просто гео.
Если вам вдруг показалось, что я умный или острый, если я любознательный или не дай бог эрудированный, значит, я вас ловко обманул. И мне от этого не неловко.
Из всего человеческого творчества меня интересуют в основном тексты. Я ими питаюсь.
ПЕТРОВИЧ
Женская палата хирургического отделения городской больницы прославилась своим тараканом. Больница традиционно переполнена, люди и в коридоре лежат, но в основном мужики. А временно не прекрасная половина человечества располагалась в комфорте замкнутого пространства. По разным поводам и по одной причине – женский род. Кто-то помогал мужу испортить прошлый ремонт, на кого напал голый лёд, одна пыталась пинком отогнать КАМАЗ. В больнице всех объединяет одно желание – вырваться из неё, оно даже сильней желания вылечиться. Мобилизация всех видов энергии колоссальная и врачи сильно пользуются этим знанием механики организма. Лечащий специалист заходил в палату редко, зато их регулярно посещал таракан. Диагнозов, правда не ставил, рецептов не давал, но и вёл себя интеллигентно. В тарелки лапами не лез, не щекотал в неудобных местах, носки не разбрасывал, особей противоположного пола своего вида не приводил. Недолго посовещавшись, назвали его Петровичем.
Может, потому что так звали главврача, которого никто не видел, а посмотреть было за что, а может и в силу того, что у каждой женщины должен быть свой Петрович. Грустный и усатый, малословный и чтоб кушал хорошо, но при этом не нажирался до синих чертей.
Женщины подобрались с правильными инстинктами, прикармливать стали. Кто сахарку щепотку отсыплет, кто чаем случайно капнет, кто лучшую крошку хлеба уступит. И Петрович сообразительный оказался, никого не обижал, ползал от койки до койки степенно, всем позволял давать аудиенцию. Усами шевелил грациозно, но никого не выделял, чтобы не обременять мир ревностью. В общем, таракан стал их тайной, секретом, роднёй. Таракан помогал им пережить больничные будни, поддерживая боевой дух исцеления. Тут у них и юмор зародился специфично-палаточный:
«Петрович, не топай!»
«Петрович, не подглядывай, охальник!»
«Петрович, голос!»
«Петрович, сестричку позови!»
Однажды дежурный врач решил посетить этот террариум, с целью выяснить, может, кто уже поправился самостоятельно, несмотря на медицинскую помощь.
Родившегося в посттараканью эпоху доктора встретил наш теплолюбивый прусак. В это послеобеденное время Петрович расположился посреди палаты, мысленно отдавая дань тараканьему божеству, за этот единоличный рай. Такой одухотворенностью кого хочешь можно напугать.
Используя слова, которые в инструментарии каждого уважающего русский язык медика, с криком: «Эт-то что ещё за бордель?!» врач-тараканофоб, сильно топая, ринулся к нарушителю стерильности заведения. Такие его движения, стояли у истоков ирландского риверданса, все эти яростные махи ногами, при неподвижности рук. Защищая прайд, Петрович встал на дыбы, размахивая передними фалангами. И тут, сцементированная дружбой с тараканом, частично нездоровая ячейка общества проявилась во всей своей голосовой красе. Акустический залп до основ потряс медицинский стационар. Контральто слилось с меццо-сопрано на выдохе:
- Беги, Петрович!!!
- Петрович, убегай! – врывался в драматический диапазон девичий фальцет.
Таракан успешно стартовал.
В коридоре загремело.
В широко распахнутые обе створки дверей было видно как мимо, нелепо размахивая костылями и свежим гипсом, проскакал на одной ноге мужик.
- Ноги прочь от Петровича, ирод! – истошно басила старушка из угла.
Упрямый лекарь в жажде убийства резво бросился наперерез насекомому.
- Петрович, назад! Назад, родимый!!
Таракан резко меняет галс, вивисектор опять промахивается, мужик в коридоре галопирует обратно, но уже без одного костыля.
- Петрович, под койку!!! – истошно завизжали бабы хором.
Таракан во спасение послушался, и в коридоре раздался грохот с последующим погребальным звоном «утки».
Шум, гам, бородино с ватерлоо и тут до всех немедленно доходит, что не только тараканов кличут Петровичами.
Говорят, врач потом хотел замуровать эту палату, но отвлекся на экстренную помощь мужику из коридора. Зато кривая выздоравливающих в следующую неделю на этаже резко поползла вверх. Обычный смех продлевает жизнь, а истерический хохот может даже заживлять некоторые виды переломов.
Судьба мужика неизвестна, а нам с вами теперь ясно, что при удачном течении обстоятельств болезни даже обычный таракан может стать легендой...
Вячеслав Скребец
Счастливый семьянин базовой комплектации, по совместительству любвеобильный рыболов.
Прост, как двенадцать копеек одной монетой. Люблю жареную картошку, но больше люблю жарить картошку.
Грешен, люблю смеяться, но больше люблю смешить, поскольку грешен.
Люблю первые двести грамм, очень люблю, когда это не карвалол. Люблю спешить домой, но ещё больше люблю, когда все выходят в коридор меня встречать.
Работу работать люблю, особенно, когда получается. Обожаю рыбачить, когда ловится и умею, когда полное бесклёвье.
Нравится пропускать кого-нибудь на машине, но особенно радует, когда в ответ аварийкой поблагодарят.
Единственная моя серьёзная проблема – у меня отличные друзья.
Верю, чем больше людей улыбается, тем больше потом рассмеётся.
В прошлом геофизик, в настоящем геолирик, в будущем – просто гео.
Если вам вдруг показалось, что я умный или острый, если я любознательный или не дай бог эрудированный, значит, я вас ловко обманул. И мне от этого не неловко.
Из всего человеческого творчества меня интересуют в основном тексты. Я ими питаюсь.