Я исповедовал очередной раз свой грех, своё предательство Христа, переживал прощение, и вдруг мой взгляд встретился со взглядом Богородицы.
Она была очень печальна. Более того, она плакала. И в этот миг я понял это как откровение, что действительно прощён совершенно. Но за это прощение заплачено опять большой ценой, как 2000 лет назад на Голгофе, так и сейчас, здесь на моей исповеди. И это уже не просто: "Прости", – "Прощаю", – и всё. А вот и не всё. Всё для меня. А для Него? Для Него опять смерть. И, оказывается, всё не так просто и легко. Соглашаясь на грех, я даю ему бытие, жизнь, энергию своей души. И он начинает быть, начинает действовать, отравлять всё во мне и вокруг. Он становится моим страданием, моей болезнью. Даже пока я этого не замечаю, не отслеживаю, но он будет мучить меня, убивать. Он – моё со-бытие. Он во мне. И когда я это понимаю, я иду на исповедь к Нему, к моему Спасителю. Потому что вызвать грех к жизни, дать ему бытие – было в моей власти. А вот, чтобы умертвить его, убить, нужна смерть, на которую я не готов, не способен. Тогда Бог берёт на Себя мой грех и умирает с ним, прекращая его бытие. Так было там, на Голгофе. Господь взял на себя нашу человеческую плоть в полной мере с бытием греха, кроме сочувствия греху, взял на Себя такую плоть и умер с нею, убив грех. Страшная жертва. Если ещё понять, что эта жертва не за Себя, а за недостойного человека, за меня. И это не только тогда, 2000 лет назад, это каждый день, каждый мой грех. Я стоял перед Богородицей, понимая это, и в то же время боялся просить епитимьи, как маленького сострадания соумирания с Ней, с Ним. Просил только полного прощения, понимая, какова будет цена для Неё. Моё неисправление похоже на Гефсиманию, когда Господь страдал за нас до кровавого пота и говорил спящим ученикам: "Ну, неужели вы не можете побдеть со Мной хотя бы немножко? За ваши же грехи". Я ничего не делаю, ничего не хочу, не понуждаю себя хоть на малое. За меня всё несёт Христос. До кровавого пота. А я только говорю Ему: "Прости", – и Он прощает и умирает. А я пока живу. Протоиерей Сергий Баранов
...Смысл жизни...
Я исповедовал очередной раз свой грех, своё предательство Христа, переживал прощение, и вдруг мой взгляд встретился со взглядом Богородицы.
Она была очень печальна. Более того, она плакала. И в этот миг я понял это как откровение, что действительно прощён совершенно. Но за это прощение заплачено опять большой ценой, как 2000 лет назад на Голгофе, так и сейчас, здесь на моей исповеди. И это уже не просто: "Прости", – "Прощаю", – и всё. А вот и не всё. Всё для меня. А для Него? Для Него опять смерть. И, оказывается, всё не так просто и легко. Соглашаясь на грех, я даю ему бытие, жизнь, энергию своей души. И он начинает быть, начинает действовать, отравлять всё во мне и вокруг. Он становится моим страданием, моей болезнью. Даже пока я этого не замечаю, не отслеживаю, но он будет мучить меня, убивать. Он – моё со-бытие. Он во мне.
И когда я это понимаю, я иду на исповедь к Нему, к моему Спасителю. Потому что вызвать грех к жизни, дать ему бытие – было в моей власти. А вот, чтобы умертвить его, убить, нужна смерть, на которую я не готов, не способен. Тогда Бог берёт на Себя мой грех и умирает с ним, прекращая его бытие. Так было там, на Голгофе. Господь взял на себя нашу человеческую плоть в полной мере с бытием греха, кроме сочувствия греху, взял на Себя такую плоть и умер с нею, убив грех. Страшная жертва. Если ещё понять, что эта жертва не за Себя, а за недостойного человека, за меня. И это не только тогда, 2000 лет назад, это каждый день, каждый мой грех. Я стоял перед Богородицей, понимая это, и в то же время боялся просить епитимьи, как маленького сострадания соумирания с Ней, с Ним. Просил только полного прощения, понимая, какова будет цена для Неё. Моё неисправление похоже на Гефсиманию, когда Господь страдал за нас до кровавого пота и говорил спящим ученикам: "Ну, неужели вы не можете побдеть со Мной хотя бы немножко? За ваши же грехи". Я ничего не делаю, ничего не хочу, не понуждаю себя хоть на малое. За меня всё несёт Христос. До кровавого пота. А я только говорю Ему: "Прости", – и Он прощает и умирает. А я пока живу.
Протоиерей Сергий Баранов