О конечных результатах и противозатратном механизме сталинской экономики
Можно ли говорить о конечном стоимостном результате функционирования сталинской экономики? Или, может быть, учитывая преимущественно нетоварный характер этой модели экономики, конечные результаты можно измерять лишь в натуральных, физических единицах – в штуках, килограммах, пищевых калориях, киловатт-часах, литрах, погонных, квадратных и кубических метрах, лошадиных силах и т. п.? При всей подчиненности стоимостных показателей натуральным показателям в системе сталинского планирования и управления экономикой не стоит совсем уж сбрасывать со счетов первые из них. Весь результат в итоге должен скапливаться именно в той сфере, где происходит перемещение потребительских товаров и услуг от производителей к потребителям. Он должен в конечном счете оседать у людей, которые участвуют в создании всего общественного продукта – у них, и только у них, поскольку в сталинской экономике действует единственный способ получения дохода – по труду. Но в сталинской экономике именно в этой сфере действуют товарно-денежные отношения. Следовательно, конечный результат функционирования экономики может быть выражен в суммарном снижении цен. Именно такие снижения проводились в последние годы жизни Сталина. Такой способ получения результата по труду является в высшей степени справедливым, поскольку он достается всем членам общества, ибо все приобретают товары потребления в государственных магазинах, кооперативных торговых учреждениях и на колхозных рынках. Конечно, это весьма новаторский способ реализации принципа вознаграждения по труду. Но этот принцип в максимальной мере обеспечивает увязку личных и общественных интересов. Что касается промежуточной продукции, то она товаром не была, а потому и цены иметь не могла. Тем не менее, для ее измерения также применялся стоимостной показатель, который назывался себестоимостью. С помощью этого показателя предприятие могло оценивать свою деятельность, прежде всего, определять вектор своего движения, понимать: повышается или понижается эффективность производства. Снижение себестоимости свидетельствовало о повышении эффективности. В сталинской экономике предприятиям определялись плановые задания по снижению себестоимости. Заметим, не цифры суммарных снижений затрат, а по каждому виду продукции, потому что добиваться выполнения планов суммарных снижений предприятия могли бы за счет изменения ассортимента продукции, выбирая более выгодные виды продукции и отказываясь от менее выгодных. Четко действовал принцип сочетания стоимостных и натуральных показателей плана. Крен в сторону стоимостных показателей ослаблял бы действие противозатратного механизма. Предприятие также рассчитывало свой промежуточный стоимостной интегральный результат, называемый прибылью или убытками. Этот показатель рассчитывался как разница цен приобретения ресурсов предприятием и ценой промежуточного продукта, по которой он далее распределяется по производственно-технологической цепочке. Но эти прибыли и убытки – чисто условные, учетные. Прибыль – не тот прибавочный продукт, который может быть кем-либо потреблен или как-то иначе использован. А убыток не означает, что предприятие стало банкротом. В беседе Сталина с группой советских экономистов 15 февраля 1952 г. ему был задан вопрос: «Как понимать категорию прибыли в СССР?». Сталин ответил так: «Нам нужна известная прибыль. Без прибыли мы не можем образовывать резервы, накопление, обеспечивать задачи обороны, удовлетворять общественные нужды. Здесь видно, что есть труд для себя и труд для общества. Само слово „прибыль“ очень загажено. Хорошо было бы иметь какое-нибудь другое понятие. Но какое? Может быть – чистый доход. За категорией прибыли у нас скрывается совершенно другое содержание. У нас нет стихийного перелива капиталов, нет закона конкуренции. У нас нет капиталистического закона максимальной прибыли, равно как и средней прибыли. Но без прибыли развивать наше хозяйство нельзя. Для наших предприятий достаточна и минимальная прибыль, а иногда они могут работать без прибыли за счет прибыли других предприятий. Мы сами распределяем наши средства. При капитализме могут существовать только прибыльные предприятия. У нас очень рентабельные, и малорентабельные, и вовсе нерентабельные предприятия. В первые годы наша тяжелая промышленность не давала прибыли, а потом начала давать. В первые годы ее предприятия сами нуждаются в средствах». Итак, прибыли и убытки большинства государственных предприятий – некие ориентировки, которые позволяют понять, как функционирует данное предприятие, и оценить, каким может быть реальный конечный интегральный результат (КИР). Этот результат еще можно назвать прибавочным продуктом, реализуемым в сфере товарного обращения и потребляемого гражданами как участниками общественного производства. Кстати, основная часть бюджета формировалась за счет налога с оборота в сфере торговли потребительскими товарами и услугами. Так, в 1952 г. 69% бюджетных доходов приходилась на налог с оборота. Вторым по значению, но намного более скромным источником пополнения бюджета были отчисления от прибыли предприятий. Прибыль большинства предприятий представляла собой условные стоимостные величины, и налоги, перечислявшиеся отдельными предприятиями, могли сильно колебаться по годам (строго говоря, это были даже не налоги, а перечисления большей части прибыли за вычетом некоего остатка, предназначенного для финансирования нужд предприятия). В 1955 г. в СССР вышла книга А. В. Бачурина «Прибыль и налог с оборота в СССР». В ней автор убедительно показал, что налог с оборота и не был в буквальном смысле налогом. Скорее это был консолидированный в ценах на общественно-конечную продукцию чистый доход общества. А. В. Бачурин предлагал называть его общегосударственным доходом. Этот общегосударственный доход реализовывался в двух основных формах: а) перечисления в бюджет под видом налога с оборота; б) снижения розничных цен. Во втором случае ожидавшиеся снижения бюджетных доходов могли частично компенсироваться возросшими оборотами торговли (в т. ч. благодаря повышениям денежных доходов трудящихся), а также повышениями других налогов и отчислений прибыли предприятий. Впрочем, чрезмерное наращивание отчислений от прибылей предприятий было небезопасно, т. к. это были в основном условные прибыли. Этим источником пополнения бюджета старались не злоупотреблять. Что касается снижения розничных цен, то в те годы, когда оно проводилось на регулярной основе (1947–1953 гг.), некоторые советские экономисты совершенно справедливо утверждали, что суммарные годовые экономии от снижения цен могли вполне быть наиболее агрегированными и точными показателями эффективности социалистической экономики. Надо сказать, что государство проводило политику периодического снижения не только розничных, но и оптовых цен, что стимулировало предприятия снижать издержки производства и себестоимость продукции. Предприятиям также определяли плановые показатели снижения себестоимости. Таков был в первом приближении противозатратный механизм. Безусловно, предприятия могли искать пути снижения себестоимости не путем повышения производительности труда, повышения фондоотдачи и снижения материалоемкости продукции, а иными путями, которые не увеличивали КИР экономики, например, меняя ассортимент выпускаемой продукции в пользу таких видов продукции, которые позволяли без особых трудов снизить издержки производства. Поэтому плановый показатель снижения себестоимости срабатывал лишь в комбинации с набором показателей, определявших конкретные физические объемы выпуска конкретных изделий. Трудно представить, чтобы шесть сталинских снижений розничных цен (1947–1953 гг.) могли проводиться без снижения себестоимости продукции и оптовых цен. А они в этот период действительно снижались. Так, себестоимость продукции снизилась по сравнению с предыдущим годом: в 1948 г. – на 8,6%, в 1949 г. – на 7, в 1950 г. – более чем на 5, в 1951 г. – также более чем на 5%. В 1952 г. снижение себестоимости с учетом снижения цен на сырье, материалы, топливо и тарифов на электрическую и тепловую энергию и грузовые перевозки составило более 8% и в 1953 г. – более 5%13. Продукцию предприятия любого звена производственно-технологической цепочки нельзя было вывести из этой цепочки в какое-то рыночное пространство, чтобы там получить эту самую прибыль в денежной форме. Прибыль накапливалась по всей цепочке, перемещаясь к ее конечному звену, и реализовывалась лишь на рынке конечных потребительских продуктов или на мировом рынке. Не происходило накручивания прибыли и цены на каждом следующем звене цепочки. Поэтому оптовые цены на разные виды промежуточной и конечной продукции были ошеломляюще низкими. Приведу некоторые данные и цифры из интересной статьи Т. Хабаровой «Социалистическая экономика как система (Сталинская модель)». Для начала дам цитату из этой статьи: «Даже после всех хрущевско-косыгинских выкрутас, после того как снижение себестоимости одно время вообще изъяли из числа ведущих планово-оценочных показателей, все же себестоимость промышленной и сельскохозяйственной продукции в СССР в массе своей была в 5-10 раз ниже, чем в странах Запада»14. Далее автор раскрывает это общее положение на примере многих продуктов промежуточного и конечного назначения. Речь идет о СССР накануне горбачевской перестройки. Тогда курс рубля был 1 долл. = 90 коп., что примерно соответствовало паритету покупательной способности двух валют (сегодня это признают даже ярые критики советской экономики). Привожу сравнительные данные о себестоимости отдельных товаров: себестоимость тонны угля в СССР составляла 6-10 руб. при мировой цене 30–40 долл.; себестоимость тонны нефти – 15–20 руб. при мировой цене 120 долл.; себестоимость метра проходки нефтяной скважины – 500 руб., в США – 1000 долл.; себестоимость 1 кВт. ч электроэнергии – 1 коп., в США потребительская цена электроэнергии – 9 центов, но она дотационная; себестоимость тонны зерна в колхозах с 1985 по 1989 г. в среднем – 95 руб., в фермерских хозяйствах Финляндии – 482 долл.; цена поездки в метро – 5 коп. при себестоимости 5,1 коп., в США в оба конца – 2 долл. 30 центов; цена билета в кино – не свыше 70 коп., в США -7 долл.; утюг у нас стоил 5 руб., на Западе – 30 долл.; наши холодильники ценой в 300–320 руб. в Африке продавались по 2–2,5 тыс. долл. Государство блокировало процесс накручивания прибыли через установление на промежуточную продукцию оптовых цен на основе издержек производства (к ним могла плюсоваться небольшая надбавка в виде «плановой прибыли»). Оптовые цены могли снижаться, быть стабильными на протяжении многих лет. Если они увеличивались, то приросты могли составлять 10–30% в расчете на десятилетие. Кроме того, государственные предприятия, занимавшиеся добычей природных ресурсов, были при этом и собственниками природных ресурсов, поэтому в себестоимость продукции им не надо было включать рентные отчисления. А гражданам СССР как совладельцам природных ресурсов не надо было платить за многие товары повышенную цену, учитывающую природную ренту. Поэтому, например, плата за электроэнергию и тепло для граждан СССР была копеечной. Для «рыночной» экономики это действительно фантастика. Самое удивительное, что снижение оптовых цен в СССР происходило даже в годы Великой Отечественной войны. Т. Хабарова пишет: «Себестоимость всех видов боевой техники за годы войны снизилась в целом в 2–3 раза, а сумма оптовых цен на нее – на 40 млрд. руб. Снижение оптовых цен на оружие в воюющей стране – это вообще небывалая в истории вещь»15. О формах собственности и векторе развития сталинской экономики Несмотря на доминирующие позиции государства в экономике, сталинская модель была многоукладным хозяйством. Кроме государственных предприятий были еще колхозы, организации потребительской кооперации и даже мелкотоварное производство. Страна не могла обходиться без этих дополняющих государственную экономику секторов хозяйства, особенно без колхозов. По данным Наркомата земледелия СССР, на 1935 г. более 80% продовольствия населения городов покупало на колхозных рынках. К 1950 г. этот показатель составлял 65%. Так, мясо, молочные продукты, овощи, яйца, ягоды, мед, грибы, речную рыбу горожане покупали в СССР на рынках, а не в государственной торговле. Следует отметить, что на колхозных рынках в городах СССР реализацией продукции занимались не только колхозы, но и колхозники. Они продавали в городах продукты, произведенные в своем хозяйстве. Таким образом, колхозники в части собственного хозяйства на потребительском рынке представляли частный сектор. Даже в городах не было абсолютного доминирования государственного сектора. Вот данные за 1952 г. Частный (мелкотоварный) сектор составлял, по разным оценкам, от 6 до 8% производства товаров народного потребления и бытовых услуг. Этот сектор был представлен всевозможными кустарными мастерскими (пошивочными, слесарно-ремонтными, ювелирными, часовыми). В нем также были такие виды деятельности, как заготовка утильсырья, бытовые строительные и ремонтные работы, преподавание и репетиторство, кустарные производства и пр. Такие промыслы осуществлялись при наличии патентов и ограничивались законодательно только численностью наемных работников. Был при Сталине и такой сектор экономики, о котором в учебниках по социалистической экономике иногда вообще не упоминалось. Речь идет о теневом капитале. Он формировался в результате спекуляций, в т. ч. товарами государственной торговли. Имели место хищения денежных средств, сырья и другого имущества на государственных предприятиях, фальшивомонетничество, операции с валютой, контрабанда товаров и т. п. С подпольной капиталистической деятельностью государство вело активную борьбу еще на этапе НЭПа. По оценкам зарубежных исследователей, в 1928 г. на нелегальный капитал приходилось лишь 5% общего оборота частного капитала в СССР. В 1930-е гг. велась активная борьба по искоренению остатков нелегального капитала. Накануне войны его в Советском Союзе практически не осталось, случалась лишь бытовая спекуляция16. Сталин зорко следил, чтобы не возникало никаких товарно-денежных «дырок» в государственном секторе нашей экономики, особенно в группе отраслей А. Он понимал, что через такие «дырки» может вырваться «джин» капитализма, которого загнать назад будет архисложно. Привожу один интересный пример из публикации А. Белицкого: «И уже в 1949 г., будучи председателем Госплана, Вознесенский решил свое теоретическое открытие воплотить на практике и включил в государственный план право руководителям предприятий, производящих средства производства, продавать на рынке 3–5% от стоимости произведенной ими продукции. На такую же долю уменьшался для них и государственный план. Но Сталин, будучи Председателем Совета Министров СССР, быстро раскусил эту уловку и отменил распоряжение, отстранив Вознесенского от должности. Трудно сейчас сказать, что это было – то ли теоретическая ошибка, то ли преднамеренная акция определенных сил»17. Если с подпольными миллионерами и злостными нарушителями в сфере хозяйственных отношений удалось разобраться буквально за два-три года, то вопрос о будущем колхозной формы собственности был намного сложнее. Сталин полагал, что в перспективе колхозный сектор экономики должен слиться с государственным, вся экономика на 100% будет представлять собой большое государственное предприятие. В «Экономических проблемах социализма в СССР» (1952 г.), рассматривая вопрос о перспективах колхозного (кооперативного) сектора экономики, Сталин писал: «Конечно, когда вместо двух основных производственных секторов, государственного и колхозного, появится один всеобъемлющий производственный сектор с правом распоряжаться всей потребительской продукцией страны, товарное обращение с его „денежным хозяйством“ исчезнет как ненужный элемент народного хозяйства. …Было бы непростительной слепотой не видеть, что эти явления (колхозный сектор и товарное обращение. – В. К.) вместе с тем уже теперь начинают тормозить мощное развитие наших производительных сил, поскольку они создают препятствия для полного охвата всего народного хозяйства, особенно сельского хозяйства, государственным планированием.
Ностальгия
О конечных результатах и противозатратном механизме сталинской экономики
Можно ли говорить о конечном стоимостном результате функционирования сталинской экономики? Или, может быть, учитывая преимущественно нетоварный характер этой модели экономики, конечные результаты можно измерять лишь в натуральных, физических единицах – в штуках, килограммах, пищевых калориях, киловатт-часах, литрах, погонных, квадратных и кубических метрах, лошадиных силах и т. п.?
При всей подчиненности стоимостных показателей натуральным показателям в системе сталинского планирования и управления экономикой не стоит совсем уж сбрасывать со счетов первые из них. Весь результат в итоге должен скапливаться именно в той сфере, где происходит перемещение потребительских товаров и услуг от производителей к потребителям. Он должен в конечном счете оседать у людей, которые участвуют в создании всего общественного продукта – у них, и только у них, поскольку в сталинской экономике действует единственный способ получения дохода – по труду. Но в сталинской экономике именно в этой сфере действуют товарно-денежные отношения. Следовательно, конечный результат функционирования экономики может быть выражен в суммарном снижении цен. Именно такие снижения проводились в последние годы жизни Сталина. Такой способ получения результата по труду является в высшей степени справедливым, поскольку он достается всем членам общества, ибо все приобретают товары потребления в государственных магазинах, кооперативных торговых учреждениях и на колхозных рынках. Конечно, это весьма новаторский способ реализации принципа вознаграждения по труду. Но этот принцип в максимальной мере обеспечивает увязку личных и общественных интересов.
Что касается промежуточной продукции, то она товаром не была, а потому и цены иметь не могла. Тем не менее, для ее измерения также применялся стоимостной показатель, который назывался себестоимостью. С помощью этого показателя предприятие могло оценивать свою деятельность, прежде всего, определять вектор своего движения, понимать: повышается или понижается эффективность производства. Снижение себестоимости свидетельствовало о повышении эффективности. В сталинской экономике предприятиям определялись плановые задания по снижению себестоимости. Заметим, не цифры суммарных снижений затрат, а по каждому виду продукции, потому что добиваться выполнения планов суммарных снижений предприятия могли бы за счет изменения ассортимента продукции, выбирая более выгодные виды продукции и отказываясь от менее выгодных. Четко действовал принцип сочетания стоимостных и натуральных показателей плана. Крен в сторону стоимостных показателей ослаблял бы действие противозатратного механизма.
Предприятие также рассчитывало свой промежуточный стоимостной интегральный результат, называемый прибылью или убытками. Этот показатель рассчитывался как разница цен приобретения ресурсов предприятием и ценой промежуточного продукта, по которой он далее распределяется по производственно-технологической цепочке. Но эти прибыли и убытки – чисто условные, учетные. Прибыль – не тот прибавочный продукт, который может быть кем-либо потреблен или как-то иначе использован. А убыток не означает, что предприятие стало банкротом.
В беседе Сталина с группой советских экономистов 15 февраля 1952 г. ему был задан вопрос: «Как понимать категорию прибыли в СССР?». Сталин ответил так: «Нам нужна известная прибыль. Без прибыли мы не можем образовывать резервы, накопление, обеспечивать задачи обороны, удовлетворять общественные нужды. Здесь видно, что есть труд для себя и труд для общества. Само слово „прибыль“ очень загажено. Хорошо было бы иметь какое-нибудь другое понятие. Но какое? Может быть – чистый доход. За категорией прибыли у нас скрывается совершенно другое содержание. У нас нет стихийного перелива капиталов, нет закона конкуренции. У нас нет капиталистического закона максимальной прибыли, равно как и средней прибыли. Но без прибыли развивать наше хозяйство нельзя. Для наших предприятий достаточна и минимальная прибыль, а иногда они могут работать без прибыли за счет прибыли других предприятий. Мы сами распределяем наши средства. При капитализме могут существовать только прибыльные предприятия. У нас очень рентабельные, и малорентабельные, и вовсе нерентабельные предприятия. В первые годы наша тяжелая промышленность не давала прибыли, а потом начала давать. В первые годы ее предприятия сами нуждаются в средствах».
Итак, прибыли и убытки большинства государственных предприятий – некие ориентировки, которые позволяют понять, как функционирует данное предприятие, и оценить, каким может быть реальный конечный интегральный результат (КИР). Этот результат еще можно назвать прибавочным продуктом, реализуемым в сфере товарного обращения и потребляемого гражданами как участниками общественного производства. Кстати, основная часть бюджета формировалась за счет налога с оборота в сфере торговли потребительскими товарами и услугами. Так, в 1952 г. 69% бюджетных доходов приходилась на налог с оборота. Вторым по значению, но намного более скромным источником пополнения бюджета были отчисления от прибыли предприятий. Прибыль большинства предприятий представляла собой условные стоимостные величины, и налоги, перечислявшиеся отдельными предприятиями, могли сильно колебаться по годам (строго говоря, это были даже не налоги, а перечисления большей части прибыли за вычетом некоего остатка, предназначенного для финансирования нужд предприятия). В 1955 г. в СССР вышла книга А. В. Бачурина «Прибыль и налог с оборота в СССР». В ней автор убедительно показал, что налог с оборота и не был в буквальном смысле налогом. Скорее это был консолидированный в ценах на общественно-конечную продукцию чистый доход общества. А. В. Бачурин предлагал называть его общегосударственным доходом. Этот общегосударственный доход реализовывался в двух основных формах:
а) перечисления в бюджет под видом налога с оборота;
б) снижения розничных цен.
Во втором случае ожидавшиеся снижения бюджетных доходов могли частично компенсироваться возросшими оборотами торговли (в т. ч. благодаря повышениям денежных доходов трудящихся), а также повышениями других налогов и отчислений прибыли предприятий. Впрочем, чрезмерное наращивание отчислений от прибылей предприятий было небезопасно, т. к. это были в основном условные прибыли. Этим источником пополнения бюджета старались не злоупотреблять.
Что касается снижения розничных цен, то в те годы, когда оно проводилось на регулярной основе (1947–1953 гг.), некоторые советские экономисты совершенно справедливо утверждали, что суммарные годовые экономии от снижения цен могли вполне быть наиболее агрегированными и точными показателями эффективности социалистической экономики.
Надо сказать, что государство проводило политику периодического снижения не только розничных, но и оптовых цен, что стимулировало предприятия снижать издержки производства и себестоимость продукции. Предприятиям также определяли плановые показатели снижения себестоимости. Таков был в первом приближении противозатратный механизм. Безусловно, предприятия могли искать пути снижения себестоимости не путем повышения производительности труда, повышения фондоотдачи и снижения материалоемкости продукции, а иными путями, которые не увеличивали КИР экономики, например, меняя ассортимент выпускаемой продукции в пользу таких видов продукции, которые позволяли без особых трудов снизить издержки производства. Поэтому плановый показатель снижения себестоимости срабатывал лишь в комбинации с набором показателей, определявших конкретные физические объемы выпуска конкретных изделий.
Трудно представить, чтобы шесть сталинских снижений розничных цен (1947–1953 гг.) могли проводиться без снижения себестоимости продукции и оптовых цен. А они в этот период действительно снижались. Так, себестоимость продукции снизилась по сравнению с предыдущим годом: в 1948 г. – на 8,6%, в 1949 г. – на 7, в 1950 г. – более чем на 5, в 1951 г. – также более чем на 5%. В 1952 г. снижение себестоимости с учетом снижения цен на сырье, материалы, топливо и тарифов на электрическую и тепловую энергию и грузовые перевозки составило более 8% и в 1953 г. – более 5%13.
Продукцию предприятия любого звена производственно-технологической цепочки нельзя было вывести из этой цепочки в какое-то рыночное пространство, чтобы там получить эту самую прибыль в денежной форме. Прибыль накапливалась по всей цепочке, перемещаясь к ее конечному звену, и реализовывалась лишь на рынке конечных потребительских продуктов или на мировом рынке. Не происходило накручивания прибыли и цены на каждом следующем звене цепочки. Поэтому оптовые цены на разные виды промежуточной и конечной продукции были ошеломляюще низкими.
Приведу некоторые данные и цифры из интересной статьи Т. Хабаровой «Социалистическая экономика как система (Сталинская модель)». Для начала дам цитату из этой статьи: «Даже после всех хрущевско-косыгинских выкрутас, после того как снижение себестоимости одно время вообще изъяли из числа ведущих планово-оценочных показателей, все же себестоимость промышленной и сельскохозяйственной продукции в СССР в массе своей была в 5-10 раз ниже, чем в странах Запада»14. Далее автор раскрывает это общее положение на примере многих продуктов промежуточного и конечного назначения. Речь идет о СССР накануне горбачевской перестройки. Тогда курс рубля был 1 долл. = 90 коп., что примерно соответствовало паритету покупательной способности двух валют (сегодня это признают даже ярые критики советской экономики). Привожу сравнительные данные о себестоимости отдельных товаров:
себестоимость тонны угля в СССР составляла 6-10 руб. при мировой цене 30–40 долл.;
себестоимость тонны нефти – 15–20 руб. при мировой цене 120 долл.;
себестоимость метра проходки нефтяной скважины – 500 руб., в США – 1000 долл.;
себестоимость 1 кВт. ч электроэнергии – 1 коп., в США потребительская цена электроэнергии – 9 центов, но она дотационная;
себестоимость тонны зерна в колхозах с 1985 по 1989 г. в среднем – 95 руб., в фермерских хозяйствах Финляндии – 482 долл.;
цена поездки в метро – 5 коп. при себестоимости 5,1 коп., в США в оба конца – 2 долл. 30 центов;
цена билета в кино – не свыше 70 коп., в США -7 долл.;
утюг у нас стоил 5 руб., на Западе – 30 долл.;
наши холодильники ценой в 300–320 руб. в Африке продавались по 2–2,5 тыс. долл.
Государство блокировало процесс накручивания прибыли через установление на промежуточную продукцию оптовых цен на основе издержек производства (к ним могла плюсоваться небольшая надбавка в виде «плановой прибыли»). Оптовые цены могли снижаться, быть стабильными на протяжении многих лет. Если они увеличивались, то приросты могли составлять 10–30% в расчете на десятилетие. Кроме того, государственные предприятия, занимавшиеся добычей природных ресурсов, были при этом и собственниками природных ресурсов, поэтому в себестоимость продукции им не надо было включать рентные отчисления. А гражданам СССР как совладельцам природных ресурсов не надо было платить за многие товары повышенную цену, учитывающую природную ренту. Поэтому, например, плата за электроэнергию и тепло для граждан СССР была копеечной.
Для «рыночной» экономики это действительно фантастика. Самое удивительное, что снижение оптовых цен в СССР происходило даже в годы Великой Отечественной войны. Т. Хабарова пишет: «Себестоимость всех видов боевой техники за годы войны снизилась в целом в 2–3 раза, а сумма оптовых цен на нее – на 40 млрд. руб. Снижение оптовых цен на оружие в воюющей стране – это вообще небывалая в истории вещь»15.
О формах собственности и векторе развития сталинской экономики
Несмотря на доминирующие позиции государства в экономике, сталинская модель была многоукладным хозяйством. Кроме государственных предприятий были еще колхозы, организации потребительской кооперации и даже мелкотоварное производство. Страна не могла обходиться без этих дополняющих государственную экономику секторов хозяйства, особенно без колхозов. По данным Наркомата земледелия СССР, на 1935 г. более 80% продовольствия населения городов покупало на колхозных рынках. К 1950 г. этот показатель составлял 65%. Так, мясо, молочные продукты, овощи, яйца, ягоды, мед, грибы, речную рыбу горожане покупали в СССР на рынках, а не в государственной торговле.
Следует отметить, что на колхозных рынках в городах СССР реализацией продукции занимались не только колхозы, но и колхозники. Они продавали в городах продукты, произведенные в своем хозяйстве. Таким образом, колхозники в части собственного хозяйства на потребительском рынке представляли частный сектор.
Даже в городах не было абсолютного доминирования государственного сектора. Вот данные за 1952 г. Частный (мелкотоварный) сектор составлял, по разным оценкам, от 6 до 8% производства товаров народного потребления и бытовых услуг. Этот сектор был представлен всевозможными кустарными мастерскими (пошивочными, слесарно-ремонтными, ювелирными, часовыми). В нем также были такие виды деятельности, как заготовка утильсырья, бытовые строительные и ремонтные работы, преподавание и репетиторство, кустарные производства и пр. Такие промыслы осуществлялись при наличии патентов и ограничивались законодательно только численностью наемных работников.
Был при Сталине и такой сектор экономики, о котором в учебниках по социалистической экономике иногда вообще не упоминалось. Речь идет о теневом капитале. Он формировался в результате спекуляций, в т. ч. товарами государственной торговли. Имели место хищения денежных средств, сырья и другого имущества на государственных предприятиях, фальшивомонетничество, операции с валютой, контрабанда товаров и т. п. С подпольной капиталистической деятельностью государство вело активную борьбу еще на этапе НЭПа. По оценкам зарубежных исследователей, в 1928 г. на нелегальный капитал приходилось лишь 5% общего оборота частного капитала в СССР. В 1930-е гг. велась активная борьба по искоренению остатков нелегального капитала. Накануне войны его в Советском Союзе практически не осталось, случалась лишь бытовая спекуляция16.
Сталин зорко следил, чтобы не возникало никаких товарно-денежных «дырок» в государственном секторе нашей экономики, особенно в группе отраслей А. Он понимал, что через такие «дырки» может вырваться «джин» капитализма, которого загнать назад будет архисложно. Привожу один интересный пример из публикации А. Белицкого: «И уже в 1949 г., будучи председателем Госплана, Вознесенский решил свое теоретическое открытие воплотить на практике и включил в государственный план право руководителям предприятий, производящих средства производства, продавать на рынке 3–5% от стоимости произведенной ими продукции. На такую же долю уменьшался для них и государственный план. Но Сталин, будучи Председателем Совета Министров СССР, быстро раскусил эту уловку и отменил распоряжение, отстранив Вознесенского от должности. Трудно сейчас сказать, что это было – то ли теоретическая ошибка, то ли преднамеренная акция определенных сил»17.
Если с подпольными миллионерами и злостными нарушителями в сфере хозяйственных отношений удалось разобраться буквально за два-три года, то вопрос о будущем колхозной формы собственности был намного сложнее. Сталин полагал, что в перспективе колхозный сектор экономики должен слиться с государственным, вся экономика на 100% будет представлять собой большое государственное предприятие. В «Экономических проблемах социализма в СССР» (1952 г.), рассматривая вопрос о перспективах колхозного (кооперативного) сектора экономики, Сталин писал: «Конечно, когда вместо двух основных производственных секторов, государственного и колхозного, появится один всеобъемлющий производственный сектор с правом распоряжаться всей потребительской продукцией страны, товарное обращение с его „денежным хозяйством“ исчезнет как ненужный элемент народного хозяйства.
…Было бы непростительной слепотой не видеть, что эти явления (колхозный сектор и товарное обращение. – В. К.) вместе с тем уже теперь начинают тормозить мощное развитие наших производительных сил, поскольку они создают препятствия для полного охвата всего народного хозяйства, особенно сельского хозяйства, государственным планированием.