Сегодня он православный, живет в России и учится в духовной семинарии.

А несколько лет назад он жил в Америке, с трудом говорил по-русски и больше всего интересовался рэпом, поэзией и тусовками. Кто знает, что было бы с молодым американцем Виталием Дёминым сейчас, если бы однажды с ним не случился глубинный переворот… Вот как он рассказывает об этом.
Мы переехали из России в Америку, когда мне было два года. Сначала мы жили в Бостоне, мама там училась в университете. Мы ходили в баптистскую церковь, но довольно редко. Мама была в то время не очень активно верующей, но всё-таки приучала меня молиться перед едой, перед сном и так далее.
Позже мы переехали в пригород Вашингтона. Я увлекался музыкой, литературой, поэзией. Писал стихи, прозу, играл на гитаре. Весь такой эксцентричный, творческий, с разноцветными волосами, в кожаных штанах…
Тогда был популярен поэтический слэм (slam poetry) – что-то между поэзией и рэпом. Вашингтон был центром этой формы искусства. Я выступал, формировал рок-группы, работал в магазине видеопродукции и жил в свое удовольствие.
Но рано или поздно этот творческий панковский период должен был закончиться. Не могу сказать, что это было плохое время, но всё-таки ему сопутствовало слишком много алкоголя. А после выпивок на меня нападали депрессии.
Однажды я в баре с кем-то подрался. Вызвали полицию, нас арестовали, и я одну ночь провел… не знаю, как это называется, не совсем тюрьма… Наверное, «обезьянник».
Через два дня я вышел и отправился домой. Но это стало поворотным моментом. Я сидел с какими-то пьяницами, кругом воняло. И вдруг в первый раз осознал, что не смогу отсюда выйти, если даже захочу подышать воздухом. Меня просто не отпустят. И это было страшное чувство несвободы.
Когда я вышел, у меня появилась мысль: я больше не сижу в обезьяннике, но всё-таки как будто то же самое. Я сижу в тюрьме своих плохих привычек…
Примерно тогда снова начались мысли о Боге.
Дальше случилась такая интересная вещь – может быть, звучит неправдоподобно, но это правда. Я пошел в библиотеку, послав «в небо» молитву, не обращенную ни к кому конкретному. Просто чтобы меня направили к нужной книге. И среди стеллажей мне выпала, как в рулетку, книга Томаса Мертона «Семиярусная гора».
Мертон – католический монах, и его книга – духовная автобиография. Как у Блаженного Августина.
Эта книга произвела на меня очень большое впечатление. Она написана без излишней «патоки». Он на самом деле умеет хорошо писать. Для меня было важно, что, став монахом, он сохранил свой талант. Я даже не знал, что это возможно.
Я считал, что все христиане немножко, мягко сказать, примитивные. Думал, если ты станешь христианином, то все это аннулируется. Стоишь такой в церкви с поднятыми руками и улыбаешься всем.
После Томаса Мертона я стал читать Достоевского «Преступление и наказание». И тоже получил очень сильное впечатление. Сначала зацепило то, что у меня жизнь была похожа на Раскольникова. В какой-то маленькой комнате, бедный, денег нет, в депрессии. Но что отличает Достоевского от нигилистической литературы того времени – у него в конце есть свет. И этот свет – Христос.
У меня есть такая особенность: если мне какой-то писатель нравится, я у него все перечитываю. Так что за пару месяцев я почти все книги Достоевского прочитал в переводе на английский. И с того времени начал потихоньку считать себя если не христианином, то человеком, который хотел бы стать христианином.
Что же происходило дальше? Я начал молиться за тех людей, которые причинили мне какую-то боль, – за отчима, за девушку, с которой мы расстались. Я понял, что весь хаос и нигилизм моей жизни от того, что я носил в себе много обид на этих людей.
И когда я смог попытаться их простить, мне стало легче. Как будто я перестал таскать за собой какой-то груз. Я молился за них и ощущал, что в комнате как будто присутствует кто-то еще.
Это было время, когда я впервые почувствовал Христа. А познав это однажды, тебе хочется все больше и больше контактировать с Ним…
📖 Из книги Анны Ершовой «Был футболистом, стал семинаристом. Непридуманные истории будущих священников». Изд. «Никея»