Комментарии
- 14 янв 19:05Татьяна ТерченкоУ меня есть её книга, очень хорошие стихи!
- 14 янв 21:42Лариса Семиколенова(Ключникова)В Самаре Дом - музей А. Толстого, где были написаны " Приключения Буратино", "Хождение по мукам". Многие рассказы самарского времени.
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА
Алексей Толстой и Наталья Крандиевская
Она была самая красивая из писательских жен минувшего века. Двадцать лет прожила она с Алексеем Толстым, полностью посвятив себя семье и «красному графу».Добужинский оформлял первую книгу Крандиевской, а Парнок высоко ее оценила. Сборник «Стихотворения» вышел в 1913-м. Нельзя сказать, что о новом таланте громко заговорили. Но к стихам благосклонно прислушались и Блок, и Сологуб, и Бальмонт.
с Толстым они познакомились в Рождество 1913-го. Оба оказались первыми гостями на одной из вечеринок и разговорились. Беседовали о высоком: поэзии, смерти и страхе жизни.
В 1914 м стали жить вместе.
Поселились Толстые на Малой Молчановке. После большевистского переворота пережили уличные бои под окнами. А уже в августе 1918-го, прихватив сыновей, уехали на юг — сначала в Харьков, затем в Одессу. А в 1919 м в Париж.
В Париже Толстой не сошелся с управителями эмигрантских дум. Одно время зарабатывал рецензиями, в том числе театральными, выступал чтецом на детских утренниках. Тогда 10-летний Фефа Волькенштейн вспоминал, что однажды отчим даже попросил Крандиевскую купить ему яду. Она прекрасно знала своего мужа и из магазина вернулась с пятью бифштексами и бутылкой вина. Больше о самоубийстве не вспоминали. А вот о возвращении на родину уже тогда задумались. Особенно после того, как четырехлетний Никита спросил как-то с французским акцентом: «Мама, а что такое сугро-о-об?»
К осени 1921-го Алексей Николаевич заслужил прозвище Нотр-Хам де Пари и окончательно со всеми переругался: «Бездельники, болтуны, онанисты, говно собачье». Он перевез семью в Берлин, где в январе 1923-го родился младший сын Митя.
Еще в Париже Наталья окончила курсы кройки и шитья и обшивала заказчиц-эмигранток, иногда это был единственный доход Толстых. А уже в Берлине в сентябре 1922 года выпустила свою последнюю книжку «От лукавого». Название не случайно: Наталья Васильевна решила посвятить себя семье и мужу. Спустя годы она будет считать:
Нет! Это было преступленьем
Так целым миром пренебречь
Для одного тебя, чтоб тенью
У ног твоих покорно лечь…
Но пока, когда из кабинета раздавались стук печатной машинки и запах «Кэпстена», Крандиевская была счастлива: «Работа в соседней комнате, я это знала, шла хорошо, и это было главное».
Однако ходили разговоры, что именно Наталья Васильевна везет Толстого «к большевикам». «Она тоже не любила скудной жизни, — писал Бунин. — Говорила: “Что ж, в эмиграции, конечно, не дадут умереть с голоду, а вот ходить оборванной и в разбитых башмаках дадут…”». Тэффи так и вовсе припечатала: «Наташа все покупала какие-то крепдешины, складывала их в сундук и говорила, вздыхая: “Еду сораспинаться с русским народом”».
Толстые вернулись в Петроград в конце лета 1923-го. Родина встретила их неприветливо. Власти уже называли сменовеховцев квазидрузьями, левые бывшего графа откровенно подтравливали. Однажды в каком-то кабаке на Алексея Николаевича набросился Всеволод Вишневский: «Пока мы здесь кровь проливали за советскую власть, некоторые там по “Мулен-Ружам” прохлаждались, а теперь приехали на все готовенькое!» И запустил в Толстого бутылкой….
Продолжение следует ….
Сердцу каждому внятен
Смертный зов в октябре.
Без просвета, без пятен
Небо в белой коре.
Стынет зябкое поле,
И ни ветер, ни дождь
Не вспугнут уже боле
Воронье голых рощ.
Но не страшно, не больно...
Целый день средь дорог
Так протяжно и вольно
Смерть трубит в белый рог.
Н. Крандиевская
….Из эмиграции Толстой привез повесть «Детство Никиты», романы «Аэлита» и «Сестры», ставшие первой частью «Хождения по мукам». Однако поначалу семья едва сводила концы с концами. «Денег нет, — сообщил Алексей Николаевич, когда не смогли наскрести на молоко. — И пока я не сдам вот эту рукопись в ГИЗ, всех детей от мала до велика надо кормить грудью». В ответ Крандиевская вытащила из закромов чудом сохраненный николаевский червонец.
О благосостоянии Толстых ходили легенды. В 1928-м семья перебралась из Ленинграда в Детское Cело, бывшее Царское. Жили хлебосольно. Пришвин называл их дом «единственным в стране реликтом московского барского быта».
Здесь все держалось на Наталье Васильевне.
Вот как сама Наталья Васильевна описывала свой обычный день: «Ответить в Лондон издателю Бруксу; в Берлин — агенту Каганскому; закончить корректуру. Телефон. Унять Митюшку (носится вверх и вниз по лестнице, мимо кабинета). Выйти к просителям, к корреспондентам. Выставить местного антиквара с очередным голландцем подмышкой. В кабинете прослушать новую страницу, переписать отсюда и досюда. “А где же стихи к “Буратино”? Ты задерживаешь работу!” Обещаю стихи. “Кстати, ты распорядилась о вине? К обеду будут люди”. Позвонить в магазин. Позвонить фининспектору. Заполнить декларацию. Принять отчет от столяра. Вызвать обойщика, перевесить портьеры. Нет миног к обеду, а ведь Алеша просил… В город, в Госиздат, в Союз, в магазин… »
Все это «адовое кружение жизни» было озарено участием в жизни мужа. В 1934-м вышли первые тома «Петра Первого». Роман был высоко оценен властями и одновременно получил признание у собратьев по цеху. Так, «заклятый друг» Бунин телеграфировал: «Алешка! <… > твою мать! Третий Толстой! Хоть ты, конечно, и сволочь, но талантливый писатель».
А под Новый год у него случилось два сердечных приступа подряд. Наталья Васильевна причитала: «Статьи, сценарии, а потом эти граждане, лезущие туда, куда должно бы входить с уважением. А ему каждая хамская рожа интересна, как объект наблюдения. Это ужасно!»
Уже выздоравливающему Толстому прислал вразумляющее письмо Максим Горький. О том, что в 50 лет следует поберечься, меньше работать и реже пить. А «все формы духовного общения с чужеродными женщинами нужно ограничить общением с единой и собственной женой». Горький имел в виду конкретную женщину, свою невестку Надежду Пешкову, Тимошу, как ее называли. Алексей Николаевич увлекся ею за два года до этого, в Сорренто, когда первый раз после эмиграции выехал за границу. После возвращения Горьких в СССР и смерти мужа Тимоши ухаживания стали настойчивыми. Толстой их не скрывал, и вокруг судачили, что Пешкова выбирает мужа из двух своих главных кавалеров. Вторым был глава НКВД Генрих Ягода.
Неизвестно, когда об увлечении мужа узнала Наталья Васильевна. Но вроде бы перед Пасхой 1935 года она нашла у него любовные письма к Тимоше и уехала из дома в Москву.
Незадолго до ухода из дома Наталья Васильевна наняла Толстому в секретарши библиотекаршу из Союза писателей, тридцатилетнюю Людмилу Крестинскую. Она не так давно развелась с мужем, писателем Николаем Барашевым. И именно с ней Алексей Николаевич вновь услышал «дивную музыку жизни».
Алексей Николаевич заочно развелся с Крандиевской и женился на Людмиле. Наталью Васильевну он уведомил об этом письмом. Сведение супружеских счетов неминуемо вылилось в раздел имущества. Делили даже старух, Толстой заявлял свои права на «бабушку Крандиевскую». Пока он с молодой женой проводил медовый месяц на водах, Наталья Васильевна вывезла из дома в Детском все, что считала нужным. Алексей Николаевич потом жаловался.
Еще летом Крандиевская вновь стала писать. Обращалась она, конечно, к мужу:
Люби другую, с ней дели
Труды высокие и чувства,
Ее тщеславье утоли
Великолепием искусства.
Пускай избранница несет
Почетный груз твоих забот.
И суеты столпотворенье,
И праздников водоворот,
И отдых твой, и вдохновенье,
—Пусть все своим она зовет.
Но если ночью иль во сне
Взалкает память обо мне
Предосудительно и больно,
И, сиротеющим плечом
Ища плечо мое, невольно
Ты вздрогнешь, — милый, мне довольно,
Я не жалею ни о чем!
Наталье Васильевне было 47. Старшие сыновья уже обзавелись семьями, и она была уверена, что отныне ее удел — «одиночество вдовье».
Надо было идти работать.
Наталья Васильевна устроилась завлитом Ленинградского театра эстрады. С Толстым они не общались. Лишь несколько раз связывались по поводу детей, что заканчивалось скандалами. Между тем Алексей Николаевич занял освободившееся после смерти Горького место первейшего советского классика со всеми вытекающими постами и возможностями. Расставшись с семьей, он отошел и от прежнего круга, где помнили его на других ролях. Перебрался в Москву, поселился в Барвихе.
Толстой умер от саркомы легких в феврале 1945-го. Крандиевская оплакала его в стихах. Она переживет бывшего мужа почти на 20 лет.
А в феврале 1942-го востоковед, профессор Ленинградского университета Александр Болдырев записал в дневнике: «Узнал еще: Наталья Васильевна Толстая (Крандиевская) находится при последних силах. Сын ее Ф. Ф. Волькенштейн лежит во 2-й стадии дистрофии, другой сын — Митя Толстой, знаменитый, упал от слабости на улице, разбил голову, лежит. Преданная их экономка Юлия Ивановна лежит в 3-й стадии дистрофии, но есть надежда, что выживет. Наталья Васильевна, имея возможность уехать, осталась, желая охранять квартиру и чудные свои вещи, замечательную библиотеку Никиты. Только теперь решила что-то продать (когда стены домов заклеены объявлениями о продаже полного быта на ходу!) и должна отбыть».
Экономка блокаду не пережила. А Крандиевская так никуда и не уехала. Что до ее резонов, то сама она в блокаду напишет цикл «В осаде»: о бесстрашии, высоте духа и силе молитвы. И о том, как выживать, «когда трудно хоронить, но умирать не трудно»:
… Если на труп у дверей
Лестницы черной моей
Я в темноте спотыкаюсь,
Где же тут страх, посуди?
Руки сложить на груди
К мертвому я наклоняюсь.
Спросишь: откуда такой
Каменно-твердый покой?
Что же нас так закалило?
Знаю. Об этом молчу.
Встали плечом мы к плечу
Вот он покой наш и сила.
Сразу после войны у Крандиевской должна была выйти книга стихов. Она сама ее составила, сама придумала название — «Дорога». Уже и обложку нарисовали. Но после постановления «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» издание было сочтено несвоевременным, и договор расторгли. Сборник «Дорога» вышел только в 1985-м.
Умерла Крандиевская в 1963-м. Последние десять лет она прожила в семье младшего сына. Дмитрий Толстой был композитором, автором нескольких опер, инструментальных концертов, балета по отцовской «Аэлите». Стоит сказать и о других детях. Никита, отец Татьяны Толстой, был физиком. Дочь Толстого от Дымшиц Марианна — химиком. Она была замужем за генералом Евгением Шиловским, первым мужем Елены Сергеевны Булгаковой. Фефе Волькенштейну Бунин предсказывал литературное будущее, но пасынок Толстого выбрал профессию физикохимика, достиг известных степеней. К тому же он один из самых достоверных адресатов «Двадцати писем другу» Светланы Аллилуевой. Отчима Федор Федорович не любил, считал его талантливым, но фанфароном и приспособленцем. Когда кто-нибудь приходил в гости в его квартиру на площади Восстания, Волькенштейн усаживал его в старинное кресло и как будто между прочим ронял: «В этом кресле был дописан второй том “Хождения по мукам”». Гость вскакивал как ужаленный.
В конце жизни Наталья Васильевна почти ослепла, очень от этого мучилась.
Для одних она забытая поэтесса, чьи стихи — утаенная классика XX века, «каким поэтом мы пренебрегли». Три книжечки, выпущенные в молодости, единственный авторский вечер осенью 1943-го, на который блокадницу Крандиевскую специально привозили в Москву. И десятилетия безвестности: первый поэтический сборник вышел только после ее смерти.
Текст Юнна Чупринина
«Arts and Us”