Сосед пытался затолкать упирающегося пса в багажник
Зоя Ивановна, невысокая женщина с добрыми глазами и легкой сединой в волосах, прожила в этом доме тридцать лет. Тридцать долгих лет – почти половину жизни! – но такой злобы от соседей не видела никогда. А всё из-за кого? Из-за Рыжика – доброго пса, прибившегося к их подъезду холодным октябрьским вечером.
Господи, да разве ж можно было пройти мимо этих глаз? Умных, печальных, словно человеческих... Собака была худющая – ребра торчали! – но удивительно деликатная. Никогда не лаяла, не приставала к прохожим. Просто сидела у подъезда, глядя на проходящих людей с какой-то... надеждой, что ли?
"Ты только посмотри на него, Машенька, – говорила Зоя Ивановна соседке с четвертого этажа, когда та спускалась за почтой. – Ведь настоящий интеллигент! Хвостом виляет так аккуратно, будто на приеме у английской королевы".
Сначала соседи только посмеивались над чудачеством одинокой женщины. Подумаешь, прикормила собаку! Мало ли бродяжек по городу бегает? Но когда Рыжик *остался*, когда свернулся калачиком у батареи в подъезде – началось...
– Развела тут приют! – гремел басом Петр Семенович с третьего этажа, потрясая клюкой. – У меня внук маленький, а тут собака бездомная! А вдруг бешеная?!
– Да побойтесь Бога, Петр Семенович, – всплескивала руками Зоя Ивановна. – Какая бешеная? Он же добрее любого человека! Вон, конфетку возьмет – и то осторожно, чтоб пальцы не задеть...
Но разве ж переспоришь людей, когда они уже решили? Особенно усердствовал Николай с пятого – молодой парень, недавно купивший квартиру. Вечно всем недовольный, будто лимона наелся. То ему музыка громкая мешает (хотя какая музыка у Зои Ивановны?), то запах готовки ("Опять своей капустой весь подъезд провоняла!").
А теперь вот собака...
– Вы что, не понимаете? – шипел он, прижимая Зою Ивановну к стенке в подъезде. – Это же АНТИСАНИТАРИЯ! Блохи! Зараза! У меня жена на сносях, а вы тут...
Вот так и жили. День за днем. Рыжик – у батареи, Зоя Ивановна – с пакетиком корма в кармане, соседи – с недовольством в глазах.
Пока не случилось страшное.
Четверг выдался промозглым. Зоя Ивановна возвращалась из магазина (хлеб подорожал, надо же!), когда услышала жалобный скулеж. Сердце ёкнуло – Рыжик! Зашла во двор и увидела...
Николай, красный от натуги, пытался затолкать упирающегося пса в багажник своей новенькой "Тойоты". Рыжик скулил, упирался всеми четырьмя лапами, а этот... этот изверг пихал его, как мешок с картошкой!
– Что же вы делаете?! – закричала она, срываясь с места. – Остановитесь!
Сумка полетела в угол, ноги путались в длинной юбке, но она бежала. Бежала, чувствуя, как колотится сердце где-то в горле. Только бы успеть! Только бы... Поздно.
Хлопнула крышка багажника. Взревел мотор. Машина, вильнув на повороте, скрылась за углом дома.
Зоя Ивановна осела на лавочку у подъезда. Руки дрожали так, что пришлось сцепить пальцы в замок. В голове стучало: "Что делать? Куда звонить? Кому жаловаться?"
Первый раз в жизни она пожалела, что живет одна. Вот был бы рядом Василий Петрович, муж покойный... Он бы знал, что делать. Он бы не допустил...
Два дня она не находила себе места. Не спала, не ела – всё ходила по квартире, как привидение. То к окну бросалась, то на лестничную клетку выглядывала: вдруг Рыжик вернулся?
На третий день Машенька, та самая соседка с четвертого, поймала её у почтовых ящиков:
– Зоя Ивановна... – зашептала, оглядываясь. – Я тут слышала... Николай в гараже хвастался друзьям. Говорит, вывез собаку за город, километров за двадцать по Приозерскому шоссе. Там и высадил...
*За двадцать километров?!*
Всю ночь Зоя Ивановна просидела над картой района. Старой, еще советской – других в доме не нашлось. Водила пальцем по линиям дорог, считала остановки. "Господи, – шептала, – только бы жив был... Только бы выжил..."
Утро выдалось промозглым. Зоя Ивановна проснулась затемно – хотя какой там "проснулась"? Разве можно назвать сном то тревожное забытьё, в которое она проваливалась урывками между горькими мыслями о Рыжике?
Термос с горячим чаем, пакет с сосисками, старенький компас, оставшийся от мужа... Руки дрожали, пока складывала нехитрую поклажу в потёртую сумку. В последний момент добавила тёплый шарф – вдруг найдёт? Вдруг замёрз там, бедняга?
– Господи, помоги... – шептала она, стоя на остановке в предрассветных сумерках. Редкие прохожие косились на пожилую женщину, но ей было всё равно. Перед глазами стояла картина: Рыжик, один, в промозглой темноте, где-то на безлюдной трассе...
Первая остановка. Пустынная дорога, придорожный ларёк, сонная продавщица.
– Не видели рыжую собаку? Большую такую, добрую...
– Да тут каждый день собаки бегают. Кто ж их упомнит?
Вторая остановка. Автосервис, запах бензина, равнодушные механики.
– Собака? Рыжая? Не-а, не видели...
Третья. Четвёртая. Пятая...
С каждой остановкой надежда таяла, как прошлогодний снег. Ноги гудели от ходьбы, спина немела от холода. Но она шла. Кричала в пустоту: "Рыжик! Мальчик мой!" Вглядывалась в каждую тень у обочины.
На седьмой остановке присела на лавочку, достала термос. Руки тряслись так, что пришлось зажать стаканчик между колен. И тут...
- Гав!
Сердце замерло. Показалось? Нет, вот опять!
Где-то в лесополосе... Неужели?..
– Рыжик!
Кусты затрещали, и из них вывалился он – грязный, хромающий, но живой! Живой!
– Мальчик мой... – она опустилась на колени прямо в грязь, обнимая лохматую шею. По щекам текли слёзы, а Рыжик скулил и лизал её лицо шершавым языком, словно говоря: "Ну что ты, хозяйка? Я же здесь, я вернулся!"
Потом они долго сидели на той самой лавочке. Рыжик жадно ел сосиски, а Зоя Ивановна всё гладила и гладила его спутанную шерсть. На душе было легко-легко, будто камень с сердца упал.
– Теперь всё будет хорошо, – шептала она.
Обратно они ехали в полупустом автобусе. Кондуктор сначала начала было возмущаться, но глянула в счастливые глаза пожилой женщины, на преданную морду пса – и только махнула рукой.
А Рыжик, положив голову на колени хозяйке, тихонько вздыхал. Наконец-то дома.
Теперь Рыжик живет в квартире у Зои Ивановны. Официально.
Через неделю случилось то, чего никто не ожидал. Внук Петра Семеновича – тот самый, которого так боялись выпускать во двор из-за "бешеной собаки" – играл с мячом у подъезда. И надо же было такому случиться: из-за угла вывернула здоровенная овчарка. Сорвавшаяся с поводка? Сбежавшая от хозяев? Кто знает...
Рыжик в это время сидел у скамеечки рядом с хозяйкой. И в тот же миг появился перед непрошенным гостем словно из ниоткуда. Встал между ребенком и овчаркой – худой, лохматый, но какой-то... величественный. Зарычал – низко, утробно. И что-то такое было в этом рычании, что овчарка поджала хвост и медленно отступила. А потом развернулась и убежала.
Вы бы видели лицо Петра Семеновича, когда он узнал о случившемся!
Вечерами часто можно увидеть во дворе парочку: пожилую женщину и крупного рыжего пса. Они гуляют не спеша, останавливаются у каждой лавочки. Зоя Ивановна что-то рассказывает, Рыжик слушает – склонив голову набок, как делают только самые умные собаки.
А у меня вопрос - что такого в том, если во дворе многоэтажки будет жить собака? Если у нее будет будка, прививки. Жильцы могли бы кормить, дети играть. Но почему-то большинство жильцов категорически против такого соседства. Странно это мне.
Фотофауна.
Сосед пытался затолкать упирающегося пса в багажник
Зоя Ивановна, невысокая женщина с добрыми глазами и легкой сединой в волосах, прожила в этом доме тридцать лет. Тридцать долгих лет – почти половину жизни! – но такой злобы от соседей не видела никогда. А всё из-за кого? Из-за Рыжика – доброго пса, прибившегося к их подъезду холодным октябрьским вечером.
Господи, да разве ж можно было пройти мимо этих глаз? Умных, печальных, словно человеческих... Собака была худющая – ребра торчали! – но удивительно деликатная. Никогда не лаяла, не приставала к прохожим. Просто сидела у подъезда, глядя на проходящих людей с какой-то... надеждой, что ли?
"Ты только посмотри на него, Машенька, – говорила Зоя Ивановна соседке с четвертого этажа, когда та спускалась за почтой. – Ведь настоящий интеллигент! Хвостом виляет так аккуратно, будто на приеме у английской королевы".
Сначала соседи только посмеивались над чудачеством одинокой женщины. Подумаешь, прикормила собаку! Мало ли бродяжек по городу бегает? Но когда Рыжик *остался*, когда свернулся калачиком у батареи в подъезде – началось...
– Развела тут приют! – гремел басом Петр Семенович с третьего этажа, потрясая клюкой. – У меня внук маленький, а тут собака бездомная! А вдруг бешеная?!
– Да побойтесь Бога, Петр Семенович, – всплескивала руками Зоя Ивановна. – Какая бешеная? Он же добрее любого человека! Вон, конфетку возьмет – и то осторожно, чтоб пальцы не задеть...
Но разве ж переспоришь людей, когда они уже решили? Особенно усердствовал Николай с пятого – молодой парень, недавно купивший квартиру. Вечно всем недовольный, будто лимона наелся. То ему музыка громкая мешает (хотя какая музыка у Зои Ивановны?), то запах готовки ("Опять своей капустой весь подъезд провоняла!").
А теперь вот собака...
– Вы что, не понимаете? – шипел он, прижимая Зою Ивановну к стенке в подъезде. – Это же АНТИСАНИТАРИЯ! Блохи! Зараза! У меня жена на сносях, а вы тут...
Вот так и жили. День за днем. Рыжик – у батареи, Зоя Ивановна – с пакетиком корма в кармане, соседи – с недовольством в глазах.
Пока не случилось страшное.
Четверг выдался промозглым. Зоя Ивановна возвращалась из магазина (хлеб подорожал, надо же!), когда услышала жалобный скулеж. Сердце ёкнуло – Рыжик! Зашла во двор и увидела...
Николай, красный от натуги, пытался затолкать упирающегося пса в багажник своей новенькой "Тойоты". Рыжик скулил, упирался всеми четырьмя лапами, а этот... этот изверг пихал его, как мешок с картошкой!
– Что же вы делаете?! – закричала она, срываясь с места. – Остановитесь!
Сумка полетела в угол, ноги путались в длинной юбке, но она бежала. Бежала, чувствуя, как колотится сердце где-то в горле. Только бы успеть! Только бы... Поздно.
Хлопнула крышка багажника. Взревел мотор. Машина, вильнув на повороте, скрылась за углом дома.
Зоя Ивановна осела на лавочку у подъезда. Руки дрожали так, что пришлось сцепить пальцы в замок. В голове стучало: "Что делать? Куда звонить? Кому жаловаться?"
Первый раз в жизни она пожалела, что живет одна. Вот был бы рядом Василий Петрович, муж покойный... Он бы знал, что делать. Он бы не допустил...
Два дня она не находила себе места. Не спала, не ела – всё ходила по квартире, как привидение. То к окну бросалась, то на лестничную клетку выглядывала: вдруг Рыжик вернулся?
На третий день Машенька, та самая соседка с четвертого, поймала её у почтовых ящиков:
– Зоя Ивановна... – зашептала, оглядываясь. – Я тут слышала... Николай в гараже хвастался друзьям. Говорит, вывез собаку за город, километров за двадцать по Приозерскому шоссе. Там и высадил...
*За двадцать километров?!*
Всю ночь Зоя Ивановна просидела над картой района. Старой, еще советской – других в доме не нашлось. Водила пальцем по линиям дорог, считала остановки. "Господи, – шептала, – только бы жив был... Только бы выжил..."
Утро выдалось промозглым. Зоя Ивановна проснулась затемно – хотя какой там "проснулась"? Разве можно назвать сном то тревожное забытьё, в которое она проваливалась урывками между горькими мыслями о Рыжике?
Термос с горячим чаем, пакет с сосисками, старенький компас, оставшийся от мужа... Руки дрожали, пока складывала нехитрую поклажу в потёртую сумку. В последний момент добавила тёплый шарф – вдруг найдёт? Вдруг замёрз там, бедняга?
– Господи, помоги... – шептала она, стоя на остановке в предрассветных сумерках. Редкие прохожие косились на пожилую женщину, но ей было всё равно. Перед глазами стояла картина: Рыжик, один, в промозглой темноте, где-то на безлюдной трассе...
Первая остановка. Пустынная дорога, придорожный ларёк, сонная продавщица.
– Не видели рыжую собаку? Большую такую, добрую...
– Да тут каждый день собаки бегают. Кто ж их упомнит?
Вторая остановка. Автосервис, запах бензина, равнодушные механики.
– Собака? Рыжая? Не-а, не видели...
Третья. Четвёртая. Пятая...
С каждой остановкой надежда таяла, как прошлогодний снег. Ноги гудели от ходьбы, спина немела от холода. Но она шла. Кричала в пустоту: "Рыжик! Мальчик мой!" Вглядывалась в каждую тень у обочины.
На седьмой остановке присела на лавочку, достала термос. Руки тряслись так, что пришлось зажать стаканчик между колен. И тут...
- Гав!
Сердце замерло. Показалось? Нет, вот опять!
Где-то в лесополосе... Неужели?..
– Рыжик!
Кусты затрещали, и из них вывалился он – грязный, хромающий, но живой! Живой!
– Мальчик мой... – она опустилась на колени прямо в грязь, обнимая лохматую шею. По щекам текли слёзы, а Рыжик скулил и лизал её лицо шершавым языком, словно говоря: "Ну что ты, хозяйка? Я же здесь, я вернулся!"
Потом они долго сидели на той самой лавочке. Рыжик жадно ел сосиски, а Зоя Ивановна всё гладила и гладила его спутанную шерсть. На душе было легко-легко, будто камень с сердца упал.
– Теперь всё будет хорошо, – шептала она.
Обратно они ехали в полупустом автобусе. Кондуктор сначала начала было возмущаться, но глянула в счастливые глаза пожилой женщины, на преданную морду пса – и только махнула рукой.
А Рыжик, положив голову на колени хозяйке, тихонько вздыхал. Наконец-то дома.
Теперь Рыжик живет в квартире у Зои Ивановны. Официально.
Через неделю случилось то, чего никто не ожидал. Внук Петра Семеновича – тот самый, которого так боялись выпускать во двор из-за "бешеной собаки" – играл с мячом у подъезда. И надо же было такому случиться: из-за угла вывернула здоровенная овчарка. Сорвавшаяся с поводка? Сбежавшая от хозяев? Кто знает...
Оскаленная пасть. Рычание. Испуганный крик мальчишки...
Рыжик в это время сидел у скамеечки рядом с хозяйкой. И в тот же миг появился перед непрошенным гостем словно из ниоткуда. Встал между ребенком и овчаркой – худой, лохматый, но какой-то... величественный. Зарычал – низко, утробно. И что-то такое было в этом рычании, что овчарка поджала хвост и медленно отступила. А потом развернулась и убежала.
Вы бы видели лицо Петра Семеновича, когда он узнал о случившемся!
Вечерами часто можно увидеть во дворе парочку: пожилую женщину и крупного рыжего пса. Они гуляют не спеша, останавливаются у каждой лавочки. Зоя Ивановна что-то рассказывает, Рыжик слушает – склонив голову набок, как делают только самые умные собаки.
А у меня вопрос - что такого в том, если во дворе многоэтажки будет жить собака? Если у нее будет будка, прививки. Жильцы могли бы кормить, дети играть. Но почему-то большинство жильцов категорически против такого соседства. Странно это мне.
Котофеня
#рассказы