Прачки

Глава 23
Наступил 1943 год. Несмотря на трудности, холод в казармах, и постоянное чувство голода, курсанты встречали его в приподнятом настроении. Всё было, как обычно по распорядку дня, но более сытный обед, наряженная самодельными игрушками елка и хорошие вести с фронтов были самыми лучшими подарками в этот день. Шел пятьсот пятьдесят восьмой день войны. С немецкими захватчиками с успехом расправлялись под Воронежем, их громили и гнали с Северного Кавказа, освободили город Элисту, а всего за шесть недель наступления советских войск к Новому году были освобождены около полутора тысяч населенных пунктов.
Весь январь наступившего года радовал новыми победами советских войск и, наконец, 2 февраля 1943 года весь народ узнал об успешном завершении ликвидации окруженной под Сталинградом трехсоттысячной немецкой армии.
Обучение в училище, рассчитанное на шесть месяцев, подходило к концу. Все мысли в ожидании отправки на фронт тревожили и радовали одновременно, как вдруг неожиданно курсантам объявили, что добавили еще три месяца учебы. Учащиеся восприняли эту новость с большим недовольством. Было непонятно, для чего это сделали? Никто не хотел уже учиться, тем более, что шло много повторений в занятиях, а душой они уже были на фронте.
Виталий и его друзья и без того переживали, и чувствовали себя неловко, ведь оборона Сталинграда и дальнейшее наступление наших войск произошли именно в этот период. Но деваться было некуда, как известно – приказы не обсуждаются.
Все также продолжались занятия не только по специальности, ведь топографы должны быть готовы ко всему, но также их натаскивали в ведении рукопашного боя, в штыковом бое, бое саперной лопаткой, ввели занятия борьбой самбо. Потом стали обучать, как надо бросать гранаты не только на дальность, но и под танк; проводились занятия по тренировке зрения и наблюдательности. Они рыли окопы маленькими саперными лопатками, рыли траншеи, оборудовали огневые точки. В полной боевой выкладке в любую погоду совершали многокилометровые маршброски. Конечно, были случаи, когда кто-нибудь ворчал по этому поводу, но командиры упорно повторяли: «На фронте будет еще тяжелее».
Огромное значение в училище уделялось патриотическому воспитанию курсантов. Часто показывали исторические фильмы, проводили комсомольские собрания, читались лекции, проводились различные беседы, делалось все, чтобы они чувствовали гордость за свою страну, и крепла воля к победе. Но, несмотря на все усилия прилагаемые командованием училища, партийной организацией и комсомолом в марте случилось чрезвычайное происшествие: сбежал один из курсантов. Его быстро нашли и доставили в училище. Никто так и не понял, что послужило этому побегу, ведь курсант был из числа лучших. Но он упорно молчал, ничего не объясняя и не говоря в свое оправдание. На заседании военного трибунала присутствовало все училище. Курсанта судили и отправили досрочно на фронт.
Это решение трибунала многими не было понято. Что это за наказание, коль многие и так рвались на фронт, дай им волю, они бы и сами ушли досрочно, а тут получается, что не наказали, а поощрили.
– Это не справедливо, – кипятились некоторые.
– Квасных, а ты что на фронте уже был? – спросил Никиту курсант Фирсов.
– Не был, ты же знаешь, – недоуменно сказал он.
– А что же ты орешь тут? Чего горло дерешь? Сосунки! Вы, что думаете на фронте с места вскачь, и сразу подвиги совершают? А какое бы вы хотели ему наказание? Лучше было бы, чтобы по закону военного времени сразу здесь к стенке поставили и шлепнули? – Фирсов матюкнулся и вышел из казармы.
– Ребята, а ведь он прав, – озадаченно промолвил кто-то.
Чем ближе подходил срок окончания училища, тем тяжелее было курсантам морально и психически. Было много нарушений дисциплины, некоторые грубили старшим по званию, скептически наблюдая за реакцией командира. Зная, что за это будет неизбежное наказание, они не сдерживались: «Дальше фронта все равно не пошлют».
Одно из самых приятных, что было за время обучения в училище это баня. По определенным дням каждому подразделению раз в десять дней меняли постельное белье. Для начала давалась команда распределиться попарно и проверить друг друга на наличие вшей. А эта живность, конечно, находилась практически у каждого.
Баня для курсанта своего рода и удовольствие, и выходной день одновременно, поскольку на отдых, обычно, не оставалось времени. Все проходило по однажды установленному правилу, зайдя в помещение что-то типа предбанника, курсанты снимали с себя гимнастерки и штаны и сваливали в кучу для дальнейшей санобработки, нательное белье сбрасывали в другую кучу в углу. Дальше старшина, макая длинную палку с наверченной на нее тряпкой в какую-то едкую и неприятно пахнущую жидкость, обрабатывал в паху и подмышками, после чего счастливый курсант, взяв в руки тазик и кусочек мыла, отправлялся в саму баню.
В мае, наконец, состоялись экзамены по всем дисциплинам. Виталий сдал все предметы на отлично и ему предложили остаться в училище, но он категорически отказался.
Очень торжественно прошел выпускной вечер в училище. Выпускники услышали много напутственных речей и пожеланий от своих командиров. Настроение у всех было приподнятое. В завершение вечера состоялся хороший ужин, и на столах появилось неведомо кем добытое вино.
В звании младшего лейтенанта, Виталий получил на руки личное дело и предписание.
Перед отправкой на фронт выпускникам выдали новое обмундирование. В январе этого года были введены погоны, которые вначале вызывали у многих недоумение. Разговоры были примерно одинаковые: «Как же так, мы всегда возмущались и ругали офицеров-«золотопогонников», а теперь сами в погонах». Но к моменту выпуска из училища к этому уже привыкли.
В назначенный день прозвучала в последний раз команда в стенах уже ставшего родного училища: «Выходи строиться», и последнее построение на плацу. Вынесли знамя и все замерли, держа равнение на него.
Виталий почувствовал, как гулко и часто застучало его сердце. Одновременно стало очень тревожно на душе, его охватило какое-то волнение.
«А ведь это всё. Что будет дальше? Что ожидает нас на фронте?» – неожиданно мелькнули немного трусливые мысли в голове. Но это была минутная слабость, с которой он быстро справился.
И снова перед строем прозвучали напутственные и прощальные речи. Короткий митинг закончился, и прозвучала команда:
– На право! Шагом марш!
Было раннее майское утро. Многометровая колонна выпускников, как река поплыла по улицам станицы, по обочинам которой стояли местные жители. Женщины плакали, вытирая платками слезы, и что-то кричали на казахском языке. Не нужен был переводчик, было и так все понятно.
Вдруг из толпы выскочила невысокая худенькая девушка, подбежала к Виталию и сунула ему в руки пакетик с чем-то. Это была Айкен. Она впервые открыто посмотрела на парня печальными заплаканными глазами и потом тихо, но слышно сказала:
– Останься живой!
Виталий быстро сунул в карман пакет, посмотрел мельком по сторонам, но все шли так, словно, никто ничего не заметил.
– Спасибо, Айкен, – еле слышно прошептал он.
Девушка кивнула и убежала снова в толпу.
Выпускники шли до Алма-Аты по пыльной дороге, не замечая времени, у каждого в голове роились свои мысли и думы. Они были уже не те мальчишки, которые несколько месяцев назад шли по этой дороге, поедая яблоки и сливы. Это были уже солдаты, познавшие военную науку, узнавшие тяготы службы.
В Алма-Ате на станции их уже ждали эшелоны. По команде они погрузились в теплушки, и прощай гостеприимный казахстанский край.
Виталий осмотрелся в вагоне, в котором им предстояла долгая дорога на фронт. Вдоль стен двух ярусные нары, как в казарме, но без матрасов и подушек. По всей вероятности и судя по въевшемуся в доски полов запаху в этих вагонах до войны возили скот. Посреди теплушки стояла печка буржуйка, на которой им предстояло греть кипяток в дороге.
Дверь теплушки всегда была открыта, и через несколько часов пред их взором возникла та красота, о которой рассказывал старичок в прошлом году, когда они ехали в училище. Многие километры степи утопали в ярких тюльпанах. Они росли таким плотным ковром, что не было видно земли. Еще тогда, проезжая здесь, будущие курсанты не могли поверить словам пожилого человека, да и трудно было такое себе представить. А теперь, наблюдая эту картину, Виталлий подумал, что видимо, эти дополнительные три месяца учебы, судьба подарила ему, для того, чтобы он смог увидеть это диковинное зрелище. «Вот так жил себе в Москве и не подозревал, что существуют такие красивые места, одни горы чего стоили».
Поезд медленно продвигался на запад, туда, где шла война, и куда курсанты стремились все долгие девять месяцев учебы в училище.
Настроение у многих было напряженное. Если еще, будучи курсантами, они все время рвались на фронт, то теперь их одолевали невеселые мысли перед неизвестностью. Осознание того, что «там» могут убить в любой момент, пугала и угнетала. Чтобы как-то заглушить эти тоскливые мысли парни все чаще пели песни.
Голод давал о себе знать постоянно. Горячей пищи не видели с тех пор как выехали из Алма-Аты. Сухой паек не давал ощущения сытости: вместо положенного мяса выдавали селедку, а вместо хлеба сухари. На остановках не разрешалось далеко уходить от вагонов, но с каким удовольствием они выпрыгивали на станциях на платформу, чтобы размяться, помыть лицо и шею из водокачек и колонок, шумно фыркая и разбрызгивая в разные стороны воду.
На каждой станции обязательно подходили сердобольные женщины, которые совали им в руки печеную картошку, кусочки сала и лук, поили их из граненых стаканов молоком. Солдаты отдавали себе отчет, что женщины подчас делились с ними последним, что у них есть и пытались отказываться. Но отказы не принимались:
– Может и моего сыночка кто-то так же покормит и напоит.
Через десять дней на какой-то небольшой станции солдатам устроили баню в специальных вагонах, поменяли белье и обмундирование и в первый раз накормили горячей кашей с мясными консервами, что сразу способствовало поднятию настроения.
До Москвы оставались считанные километры. Появились узнаваемые станции, каждому москвичу хотелось повидать родных, но город миновали ночью.
Виталий не спал, он и не надеялся, конечно, что каким-то чудом удастся свидеться с матерью, но все равно расстроился.
Поезд шел без остановок. Под стук колес за окном мимо них проплывали леса, поля, небольшие ручейки, деревушки: целые, и основательно разрушенные с торчащими печными трубами. А поезд все также шел на запад, на войну, на фронт.