Всё то о чём Вы прочитаете -- вымышлено. Совпадения возможны, но они случайны. ... В тусклых зеркальцах прошлых дней С зыбкой точностью отражалась Жизнь, что, право, куда сложней Чем до этого нам казалась. Ярослав Смеляков. ПАВЕЛ СЕРЕБРОВ. = ПОВТОРЕНИЕ ... =
Ульян не пошёл по стопам ни отца, ни матери. Татьяна Никаноровна Рудокопова до замужества изучала медицину и хоть в те годы, женщины, как правило, не занимались медициной, как наукой и уж совсем не занимали каких бы то ни было должностей в этой отрасли, однако такое положение вещей совсем не повлияло на неё. Выбор профессии был сделан однозначно, после того, как её отец герой Шипки и участник русско-турецкой войны штабс-капитан Воронов Никанор скончался от ран, другого выбора, кем быть, у юной Тани просто не было. После замужества, на деньги мужа с его согласия и с согласия теперь и её родственника Дмитрия Савельевича Шатрова, она в Иркутске открыла не большую клинику, где лечила в основном рабочих. За что пользовалась у них большим уважением и любовью. Скорее всего постоянные заботы отца о заводе, его многочасовые рабочие дни, порою без выходных, работа Татьяны Никаноровны в клинике, отрывающая её от семейных хлопот, а главное от воспитания сына, способствовали тому, что Ульян, побывавший однажды летом у дедушки с бабушкой на Алтае, после учебы в гимназии, ультимативно заявил родителям, что его призвание – тайга и горы и, что жить он намерен ни где в ином месте на земле, как у деда в селе на берегу Катуни. Он самостоятельно и много изучает естественные науки, с удовольствием занимается изучением природы Алтая, его населения…. Испокон веков человек считает свой край, землю, на которой вырос и помнит с детских лет, -- началом начал ; здесь начинается его жизненный путь, отсюда выходят все дороги, во время отпущенное ему для дел повседневных и может быть даже героических. Здесь он вырос, возмужал, здесь в его душу вложили всё для любви и надежд, сюда рвётся его сердце из далёких далей, сюда в заветный час он должен вернуться, чтобы благодарно, по-сыновьи поклониться своей Родине. Часто морозными вечерами, сидя в своей комнате, за рабочим столом, на котором всегда лежали его тетради и блокноты с записями наблюдений природы, животного мира алтайской тайги, Ульян вспоминал тот день когда они (что случалось очень редко) всей семьёй прогуливались по берегу Ангары. Её самый большой приток -- Иркут, уже давно дремал под толстым слоем льда, а над своенравной и быстрой Ангарой клубился туман. Крещенские морозы ещё не сковали её полностью, но от берега, примерно на один-два метра, уже лежал лёд. Солнце изредка прорывалось сквозь седую пелену густого тумана, и тогда оно казалось мутным оранжево-красным кругом. --- Папа, почему Ангара не замерзает в такие морозы, ведь уже наступил январь? --- Ангара, сынок, имеет очень быстрое течение и по причине быстроты своей, очень поздно покрывается льдом. Очень интересен сам момент замерзания реки. Такое явление характерно для многих полноводных и скорых течением рек Сибири. Обрати внимание на ледяную кашицу, что колышиться вдоль кромки льда, видишь? --- Да. --- Местные старожилы эту кашицу называют -- шуга. Так вот пожилые люди утверждают, что шуга зарождается на дне реки из-за того, что камни на дне успевают замёрзнуть и на них образуется наледь, которая потом смывается водой и всплывает на поверхность. Наледь наростает на камнях за долгие зимние ночи, когда морозы намного сильнее. Ведь камни лежат на земле, земля холоднее воды, камни со стороны земли покрываются наледью, а днём воздух, вместе с ним и вода прогреваются, вот наледь и всплывает., отделившись от прогретого водой и солнцем места на камне. Всплывшая наледь и образует шугу. Постепенно шуги становиться всё больше и больше она заполняет все пространство, от этого вода кажется густой, как кисель, Ангара замедляет своё течение, а когда наступают самые сильные морозы шуга замерзает льдом постепенно отвоёвывая у реки территорию. Это так говорят старожилы, а научного объяснения этому явлению я не знаю. Вообще-то оно есть, наверное, но я его, правда, не знаю! --- Интересно, папа. Что же ни кто так и не разъяснил тебе эту загадку природы. --- Вот ты и займись! Может быть и разъяснишь, сие явление природы. --- Непременно займусь, папа, -- обещал тогда гимназист Ульян Рудокопов. Сейчас он наблюдает такое же явление природы в водах своенравной и быстрой Катуни. Однако Катунь в отличие от Ангары замерзает много раньше. Декабрьские морозы уже справляются с норовом реки и укрощают её. Правда она часто, потом ещё до Крещенских морозов, пытается высвободиться из крепких ледяных объятий. Вырываясь на свободу многими полыньями и промоинами, зачастую совершенно не видимыми, но во время январских морозов полностью успокаивается и остаётся подо льдом до самой середины мая. Уже трава на южных склонах холмов и гор зеленеет, уже цветут первые цветы, а река ещё спит под ледяным покрывалом, всё чаще и чаще тяжело вздыхая во сне -- постепенно пробуждаясь. Утром, поднявшись ещё до петухов, неспешно умываясь, Ульян обдумывал план похода в тайгу на дальнее зимовьё, там у него ещё с осени лежали припасы еды; мука, крупы, соль да сахар, несколько пачек хорошего китайского чая. Он решил, что с собой возьмёт только немного замороженных пельменей, несколько кругляшей коровьего молока(в Сибири часто молоко зимой замораживают), да небольшой туесок с мёдом. Бабушка Ильга узнав, что внук засобирался в тайгу, не одобрила его планов, --- А я то старая, думаю чегой-то мой внучок такую рань поднялся, что это ему не спиться, а он вон чего, -- в тайгу засобирался. Скоро Крещение Христово, Ульянушка, морозы с каждым днём крепчают. Не дай Бог, что случиться, кто поможет? -- потихоньку говорила она. Однако, зная упрямство внука, особо не настаивала, что бы не ходил, знала ежели решил, то пойдёт всё равно и тут уж уговоры совершенно без надобности -- не помогут. Дед тоже не приветствовал решение внука. "На праздник идти в тайгу, что за нужда такая?" -- Думал про себя Евсей, внуку однако ни чего не сказал, только взглянул на него с укоризной. --- Бабушка, миленькая и ты дедусь, не обижайтесь на меня, пойдёте в церковь помолитесь, а я на свежем воздухе прочитаю молитву. Мне просто необходимо недельку понаблюдать за установкой льда на Черемшанке. Ильга даже вслух ойкнула при этих словах внука. Черемшанка -- это ведь три дневных перехода. Она посмотрела на мужа, надеясь, что Евсей в конце концов запретит Ульяну этот поход, но Евсей, протяжно вздохнув, вышел из избы, в окно выходящее во двор хорошо было видно, что направился он в сарай где всегда у них хранились лыжи. Ильга сердито поджав губы, от чего её лицо становилось суровым и непроницаемым, отвернувшись к окну, дала понять внуку, что она не просто против этой затеи, но и ко всему просто не хочет ни с кем разговаривать, по причине обиды. Только "обижаться" ей пришлось совсем не долго, внук сильными руками сзади обнял её за плечи, слегка стиснув руки, проникновенно зашептал ей прямо в самое ухо, --- Ну, бабушка миленькая, не маленький ведь я уже. Мне скоро восемнадцать лет, вспомни-ка прошлым годом, как мы с дедушкой ходили на Белуху? Что я испугался дороги? А в этом годе я уже дважды ходил на Черемшанку, дорогу знаю. Не переживай! Всё будет хорошо. И он ещё детскими влажными губами поцеловал ей щеку. Какая же бабушка от этого не растает? Она наготовила ему в дорогу и пирожков с ливером, которые он очень любил, и напекла пышных оладышек, и ... готова была наложить ему всего-всего, но Ульян не в первый раз уходил в тайгу и знал, что в дороге лишняя иголка -- тяжела. Поэтому навёл строгую ревизию своего рюкзака, выложив добрую половину бабушкиных приготовлений, чем несказанно её обидел. --- Бабушка, ты, наверное уже давно в тайгу не ходила. Поэтому забыла, что лишнее в тайге мешает, а голодной смертью я не умру. Сама знаешь -- тайга только ленивому погибель, а я у тебя ленивый разве, а? --- Нет, конечно, ты уж прости, Ульянушка, видимо уже действительно старой становлюсь, -- вот и ворчать научилась, и обижаться по пустякам, а в тайге я уже и правда давно не была, прости, больше мешать не стану. --- Так ты же мне не мешаешь, наоборот помогаешь, учишь меня контролировать и себя и других, а это, как папа говорит, в жизни одно из первейших правил. Ульян вздохнул и с грустью в голосе проговорил, --- Надо письмо им в Иркутск отписать. Как они там? Прибегу из тайги, обязательно напишу. --- Напиши, Ульянушка, напиши. Поди уж совсем запамятовал когда и писал-то в последний раз. --- Нет, не забыл. Двух недель не прошло, перед Рождеством Христовым писал. --- Всё равно напиши! Евсей приготовив лыжи вошёл в дом, его не большая, густая борода уже сплошь покрытая серебром седины, слегка закуржавилась инеем от хорошего морозца, а с усов свисли две сосульки. --- Готов? Без лишних слов спросил он прямо с порога. --- Готов, дедушка! Ответил внук. --- Вот и хорошо, садись попьём чаю, да шагай, а то зимние дни коротки, едва успеешь Катунь перейти, уже и темнота настигнет. Стоянки устраивай, как я тебя учил. Лучше под хорошей елью. Огня большого не разводи, тайгу не запали. Зверю запах дыма не нравиться, он на него ни когда не пойдёт. Надень мою кухлянку, которую мне твоя бабушка шила сама, -- он благодарными глазами посмотрел в сторону Ильги, уже успокоевшейся и собиравшей на стол. --- Конечно, надену. Я и сам хотел у тебя её спросить, в ней тепло и она очень лёгкая. В ней на снегу можно спать. --- Можно, но лучше всё же подстилать еловых лапок. --- Знаю, дедушка! Из кухни послышался голос Ильги, --- У меня всё готово, всё на столе, садимся. Время не ждёт. Чай пили почти молча, только иногда Ильга всё-таки вздыхала, в душе ещё надеясь, что внук передумает и откажется от похода, но когда Ульян встал и по-русскому обычаю перекрестившись поцеловал сначала деда потом бабушку, взял рюкзак, снял со стены ружьё подаренное ему дедом в прошлом году, на день Рождения, -- поняла, что надежды её так и остануться с ней. Надев, дедову кухлянку, Ульян вышел на крыльцо. Глядя в профиль на внука, пока тот примерял крепления лыж к своим новым оленьим унтам, Ильга вдруг увидела, что Ульян до мельчайших подробностей повторяет те же самые движения руками которые делает при такой же работе её Евсей, что у внука профиль носа и лица абсолютно похож на профиль Евсея и вот если бы Ульяну сейчас наклеить бороду и усы, да нарисовать морщинок чуть, от Евсея его не отличить, а может быть лучше Евсею сбрить бороду... О!, Господи, что это за мысли у тебя, -- одёрнула она сама себя. --- Вот я и готов! Дайте я вас обниму, да побегу, а то и правду дед говорит, что за речку едва успею уйти, как сумерки настигнут! Ульян сильными руками обнял сразу обоих и сбежав с крылечка, ловко подхватив лыжи под мышки, не оглядываясь, совсем, как дед Евсей в молодости, выскочил за ворота на улицу. Там, надев лыжи -- помчался. Снег, прихваченный хорошим утренним морозом, скрипел под лыжами. Солнце большое и багрово-красное уже выползло из-за высоких елей и сосен раскинувшихся привольно на противоположном берегу Катуни. День обещал быть морозным и спокойным. В Сибири и на Алтае в этот период зимы обычная погода -- морозная и безветренная. Ульян особенно не торопился, но и не задерживался долго нигде. Первая ночь его встретила, тем не менее, почти внезапно. Он даже не успел выбрать себе большую ель, что бы устроить под ней ночлег, поэтому пришлось искать небольшую полянку, вытаптывать снег, рубить лапник, одним словом готовить себе ночлег на открытом месте. Он долго и тщательно, почти на ощупь, уже в темноте, набрал сухого хвороста, затем с большим трудом, по снегу притащил две большие сухие валёжины и много сырых толстых веток от сосны и ели, это что бы больше было дыма. Наконец он закончил все приготовления и разжёг костёр. Темнота уже полностью опустившаяся на тайгу, нехотя отступала, по мере разгорания костра, но там, где пламя костра не могло справиться с ней, она ещё более загустела и, кажется хранила в себе, что-то опасное и непредсказуемое. Ульян даже поёжился от такой мысли. "Лезет же всякая чушь в голову", -- подумалось ему, и что бы отогнать эти мысли, он достал из рюкзака видавший виды, ещё с дедом ходивший в тайгу, котелок, зачерпнул в него снега и повесил над костром. Снег быстро превратился в воду, а ещё через несколько минут она весело забулькала в котелке, Ульян решил основательно поесть, поэтому достал мешочек с пельменями и, бросив в кипящую воду щепотку соли, опустил туда горсть пельменей, потом очистил не большую головку лука и, разрезав её пополам, обе половины опустил в бульон. Ждал он не долго на жарком пламени костра его варево быстро закипело. Отломив от сухой ветки прутик, Ульян ножом снял с него кору и стал помешивать варившиеся в котелке пельмени, по близлежащей тайге распространился удивительно вкусный запах пельменного бульона. Поужинав, Ульян достал свой походный блокнот, обтянутый хорошей кожей и погрузился в записи. Он с упоением описывал всё увиденное, его прямо поражало кажущееся нам само собой разумеющимся. Его пытливый ум и зоркие глаза способны были видеть то, что мы порой совершенно не замечаем, проходя мимо или без жалости срубаем дерево. Делая записи и потом перечитывая их, Ульян часто делал некоторые поправки, как ему казалось, добиваясь научного языка описываемому. Уже, когда он дважды подбросил в костёр сухих и толстых валёжин, а затем закидал все пламя хвойными сырыми ветками, наконец решил лечь отдохнуть, конечно сон у костра в тайге -- это не на теплой и мягкой постели, однако если всё устроено с умом и знанием таёжных законов, то такой сон приносит долгожданный отдых, восстанавливает силы. Спать Ульян лёг с подветренной стороны, чтобы рыскающее по ночам в тайге зверьё в поисках пищи не смогло учуять его запах... ... На склоне крутой горы, среди вековых сосен, лиственниц и кедров, прилепилась черная избушка-зимовьюшка. Она одним боком вросла в гору и, казалось, что сама является продолжением этой огромной глыбы гранита. Над её крышей навис большой и длинный шириной около доброго десятка сажень -- выступ, защищающий избушку от снежных обвалов, от бурных весенних потоков. Даже в самые снежные и дождливые времена территория вокруг трёх сторон её всегда была сухой и чистой. Ещё летом Ульян приготовил большую поленницу дров и достаточно много бересты для растопки им же сложенной из камней печи, обмазанных глиной, с трубой выходящей под самый обрыв каменного навеса. Глину Ульян нашел верстах в пяти ниже по течению Черемшанки. Ему пришлось соорудить заплечный мешок с лямками из простой конопляной верёвки, что бы таскать её с берега в домик. К месту "раскопок", он сплавлялся на лодке-долблёнке, которую сам выдолбил из поваленной невесть кем или чем вековой ели. Огромное дупло почти в центре ели значительно облегчило ему работу, хороший топор, который он взял у деда и его же долото, стали замечательными помощниками. Лодка получилась не большой и очень хорошо слушалась весла и шеста, что было важно на горной и быстрой речке Черемшанке, где через десяток саженей то порог, то перекат, то омут, то и вовсе каменная коса, наполовину пересекающая русло реки. При проходе по реке такой, как Черемшанка надо постоянно быть начеку, чтобы не перевернуло вёрткую посудину или чтобы не пришлось вступать в воду, высвобождая лодку, занесённую течением между двух валунов, верхушки которых еле заметны над водой. Нагрузив ведром два больших куля из рогожи(больше просто не вмещалось), Ульян отправлялся в обратный путь пешком, таща за собой лодку, осевшую достаточно сильно. Против течения лодку тянуть было не просто, она постоянно норовила то уйти на стрежень, то вдруг резко направлялась к берегу и уткнувшись в него носом, ни за что не хотела плыть дальше. Не пройдя и половины пути, Ульян очень уставал. На одном из привалов, тяжело дыша, он стал размышлять, как ему облегчить путь. Поразмыслив, он соорудил, нечто вроде неравнобедренного треугольника из верёвки, так что бы нос лодки "смотрел", всегда в сторону противоположного берега. Затем к вершине треугольника привязал длинный конец с петлёй, в которую и "впрягался" сам. Это много облегчило его труд, теперь лодка всё время как бы старалась уйти от берега, по которому шёл Ульян, чем создавала постоянное натяжение верёвке и легче управлялась. Конечно же, -- этот способ доставки глины был довольно тяжёл, но другого в его положении не было. Таким способом он сделал пять рейсов и глины ему хватило не только на отделку печи но и на отделку трубы. Гораздо сложнее было найти камень, чтобы положить его в качестве плиты. Вот уж тут-то Ульян потратил почти неделю на поиски. Обследовав все прибрежные долины, скалы и даже пещеры и уже отчаявшись, подумывая вечерами за чаем, как и чем бы заменить или может быть даже собрать её (плиту) из нескольких более мелких камней, опять же вставал вопрос -- "а как их крепить?" В конце концов, возвращаясь в зимовьё на исходе шестого дня поисков он решил сократить путь до Черемшанки и пройти через перевал не очень высокой, но скалистой горушки. И, когда спустившись в её долину, он увидел несколько гладких словно отполированных умелой рукой мастера больших и плоских камней сердце его радостно застучало, -- "Не зря потрачено время на поиски". Но оказалось, что найти камень -- пол-дела, а вот доставить его --это дело, -- так дело! До Черемшанки, где его ждала лодка, оказалось версты полторы, вроде бы и не много, но и камень весил не один и даже не пять пудов! Пришлось делать что-то подобие катков, которые использовали средневековые мореплаватели, путешествуя из варяг в греки. Получилось! Камень был благополучно, при помощи верёвок и переносного ворота, примерно такого-же, который используется при подъёме воды из колодца, доставлен на берег речки и погружён в лодку, которая чуть ли не потонула под его тяжестью. Переплыв на другой берег вплавь, Ульян осторожно начал сталкивать лодку на глубину реки и потом очень осторожно сплавлять свой груз вниз по течению. Ему ещё дважды приходилось входить в воду, что бы снять судёнышко и тяжеленный груз с мели, на которые выносило его, не смотря на все старания Ульяна. Теперь, привязав лодку к стволу наклонившейся к воде берёзы, он бегом помчался вновь к тому месту откуда начал сплавлять камень. Надо было забрать ворот и катки. До зимовья от берега было около сотни саженей. Пришлось повторить ... Он быстро сумел соорудить из катков плотик, связав брёвнышки конопляной верёвкой, погрузил на него ворот и сам встал по центру, что бы удобнее было управлять плотом, -- не веслом, а длинным шестом, именно шестом -- потому, что река очень сильно меняла своё течение, иногда до странности его останавливая, а иногда устремляя его до скорости непомерной. Через два дня глина хорошо просохла, и Ульян решил провести испытания огнём. Получилось довольно не плохо; печь не очень быстро нагревалась, но зато, нагревшись,-- долго остывала, отдавая тепло камней в дом. Зимой это особенно важно. Это не печь "самоедка", которую надо топить без конца, пока она горит в домике тепло, дрова прогорели и печь уже холодная и начинает "тянуть" тепло на себя. -- Нет, что ни говори, Ульян остался доволен своей работой. Около такой печи можно было одежду просушить, а на "плите" приготовить хороший ужин. Плитовой камень раскалялся до красна... Дрова для печки были кругом: сухой валежник, сухостой, только не ленись, руби, пили, коли и складывай в поленницу. С правой стороны от входа в зимовьё Ульян соорудил поленницу, там она была под навесом скального выступа и не доступна дождям, зато почти всё время продувалась ветерком, что гарантировало долгую сохранность дров. За берестой для розжига печи он сплавлялся вниз по Черемшанке версты за две. Там речка огибала болото широко разливаясь по лугу. Луг этот в половодье полностью заливался вешней водой, становясь просто раем для всякой мелкой рыбёшки, которая в свою очередь радовала местное зверьё, не тратившего много сил на поиски пищи. Не заходя далеко в глубь болота Ульян драл бересту с небольших уже погибших берёзок, которые как кем-то забытые поводыри-слеги торчали из зелёной от ряски воды, то небольшими группами, то одиночками. Как они попали сюда было не понятно, вокруг на десятки вёрст не встретишь берёзы, кроме той, что росла около зимовья, наклонившись ветвями до самой воды. Может быть лесные птицы помогли расселению этих берёзок, но попали семена не на благодатную почву... И болота-то тут стояли не всегда, иногда в совсем засушлевые годы, они просто-напросто пересыхали ... И тогда, ветра поднимая черные бури нанесённого рекой ила, взопревшей и высохшей травы, и ещё тучи мелкого, как песок камня -- всё это носили в воздухе, швыряя в первого попавшего путника или животное. Всё просчитано у Матушки, буквально всё -- В этом году подсушить, а почему? Зверья развелось. И рыбы тоже. -- Надо бы уменьшить, а то не прокормить! И уменьшает, -- засухами, разливами рек, сходами лавин, и .., мало-ли, что в этой жизни случается без участия человека... ( А сейчас, наверное в природе ни чего не случается без вредной деятельности человека). ... ...Выйдя на полянку перед скалой и речкой, Ульян остановился, залюбовавшись открывшейся ему картиной: -- Черемшанка весело шумела у подножья горы, где стояла избушка, разбрасывая тысячи бриллиантовых шариков-брызг, превращая камень-валун, вставший на её пути, в огромную бело-голубую глыбу, кажущуюся полностью ледяной. Лучи предполуденного солнца преломляясь в наростах шариков-льдинок излучали все цвета радуги и от этой цветовой гаммы казалось, что камень светится изнутри, каким-то колдовским светом, завораживая этим светом всех кто на него посмотрит. Заворожил он и Ульяна. Юноша некоторое время смотрел не отрывая глаз на такое чудо. Хотелось подойти и взять в руки это творение природы, он даже протянул руку, чтобы потрогать его, но при этом качнулся и камень вновь заиграл всеми цветами светового спектра от красного, почти чуть ли не чёрного, до пронзительно голубого, плавно переходящего в синий с фиолетовым оттенком. Такого Ульяну видеть ещё не приходилось ни когда. Подойдя к речке, Ульян тихо поздоровался с ней и окружающей природой. И тут же, как ему показалось, речка весёлым всплеском ответила ему, а вековые деревья по обеим берегам реки зашумели ветвями и закачали ими, хотя стоял полнейший штиль. Эхо в горах так же тихо и отчётливо повторило его голос. Невольный морозец пробежал между лопатками у молодого парня. Со слов дедушки и бабушки он знал и верил им, что деревья тоже, как и люди рождаются, живут свой век и умирают. Тоже стремятся оставить потомство. Они разговаривают между собой и передают друг другу сигналы тревоги, если какой-то неродивый человек пришёл в тайгу с плохими намерениями, хорошему человеку, другу тайги, она не даст умереть голодной смертью, не даст замёрзнуть даже в самую лютую стужу. Природу надо любить и стараться её понять , а не истреблять всё подряд живое на земле, только в своё удовольствие, тогда и получишь сторицей всё, чем она богата. Не ты над ней хозяин, а она властвует над тобой!!!! Это надо знать ! И ПОМНИТЬ всегда!!!!, Постояв на берегу ещё несколько минут, Ульян поспешил в избушку. Добравшись на лыжах, до порога он ловким движением сбросил их и тщательно отряхнув и отерев варежкой, связанной бабушкой Ильгой из пуха козы Насти и собаки Неслуха -- снег, поставил лыжи с левой стороны входной двери. Убрав колоду, которой подпиралась входная дверь, вошёл во внутрь. Не большое слюдяное окошко пропускало мало света, но молодые глаза скоро привыкли к полумраку и уже через минуту хорошо различали все предметы, находившиеся в доме. За печкой ближе к стене лежало несколько полен, специально принесённых в дом, что бы всегда были сухие и готовые к растопке, там же лежала и береста. Если вдруг она закончится или ещё какая-то причина помешает использовать для розжига бересту, всегда можно нащипать лучинок, и ими разжечь печь. Чиркнув спичкой Ульян поджег бересту, та закручиваясь в различные спирали, сначала нехотя, но потом всё больше разгораясь, стала поджигать поленья. Черный, густой, смолистый дым от бересты, почему-то не захотел идти в сторону дымохода, а повалил прямо в дом. -- "Что такое? Не ужели вновь дымоход облюбовал кто-то в качестве норки или дупла и свил там гнездо, как было прошлой весной". -- Тогда пара скворцов свила там гнездо, во время их увидел Ульян, не стал растапливать печь готовил себе еду на костре. А спал укрываясь кухлянкой, так это была весна... Во время Крещенских морозов под кухлянкой не замёрзнешь, но спать все равно приятнее в тёплой избе, чем накрываясь, пусть даже тёплой кухлянкой, но на морозе.! Он выбежал на улицу, из трубы еле-еле шёл дымок, -- "если бы кто-нибудь там был бы, то он оттуда уже бы выскочил. Значит там ни кого нет." -- Подумал Ульян. Он подставил лестницу и забрался на самую верхнюю ступеньку, рука чуть-чуть касалась прутьев и соломинок из которых было свито гнездо, пришлось брать длинную палку и проделывать в гнезде отверстие, для выхода дыма. После прокола, даже на улице было слышно, как печь с облегчением выдохнула смоляной, жирный, пахнущий берестой дым. Потом по мере разгорания дров и повышения температуры гнездо, конечно же сгорит, а пока не очень смело, но с каждой минутой всё сильнее разгорались сухие дрова и печь через четверть часа уже стала тёплой, пошло тепло и в избушку, отогревая холодные скамейку и стол. Ульян сбегал к Черемшанке, набрал два ведра удивительно прозрачной и вкусной воды, что бы вскипятиь чайник и сварить себе ужин. Пока вода закипала он решил проверить свои наблюдения, которые делал в прошлом году, только в ноябре месяце, потому, что зима пришла тогда достаточно рано и уже в ноябре стояли морозы не меньше, чем в иные годы -- Крещенские. Солнце уже садилось за ближайшие горы, тайга замирала перед ночью, на восточной стороне небосклона уже можно было заметить несколько несмелых и не очень ярких звёзд. -- "Боже, мой! Чайник и кастрюля!" -- Ульян только сейчас вспомнил о том, что почти два часа назад ставил всё это на печь. Он стремглав помчался к зимовью, как ураган влетел в избу и тут же остановился на пороге. Всё было покрыто густой пеленой пара, почти вслепую он добрался до печи, напрягая зрение он увидел чайник и чуть было не схватил его голой рукой, что-то своевременно его удержало, от чайника шел горячий поток воздуха. Натянув меховые, кожей наружу рукавицы, Ульян не снял, столкнул с печи почерневший от температуры некогда красный, им же до блеска отчищенный медный чайник, с которым его дед провёл в тайге свою молодость, а про кастрюлю и говорить не чего, она хоть и бронзовая, но ручки у неё отпаялись и теперь она больше походила на горшок, чем на предмет кухонной утвари. В избушке остро пахло лиственичной смолой, густой пар от выкепевшей воды плавал седыми облаками и садился на стол, стены и скамью капельками пота. Что же, ужинать что-то же надо всё-таки и горе-повар вновь пошёл к Черемшанке. Теперь уже без задержки, держа под контролем весь процесс приготовления пищи, он не отходил от печи. А после хорошего чая и наваристой похлёбки, засветив ещё одну толстенную свечу (что бы хватило на дольше), он занялся обработкой своих наблюдений... Весной Ульян засел за написание своей, как он сам говорил, "научной работы". Почти до первых чисел июня он ежедневно писал и писал. И когда всё было готово, засобирался в Тобольск. --- Я должен сам отправить это. Боюсь, чтобы не потерялось. --- Ну, что ж, раз не доверяешь нашему Артамошке-почтарю -- поезжай сам, -- конкретно отреагировал на его сборы дед Евсей. Ожидание ответа превратилось в настоящую муку. Из рук всё валилось. Ульян исхудал, плохо спал, а через месяц не выдержал и засобирался в тайгу к Черному камню. Это было не простым путешествием, идти надо было шесть дневных переходов -- далеко... Самым трудным в этом переходе было болото, вообще-то -- не болото -- В прямом смысле этого слова! Но то, что наносила река, большие, выше роста человека, горы земли, ила, щебня и песка... Пройти это практически не представлялось возможным. Оно проходимо! Но только в том месте, где река сама делает проход, размывая свои наносы на месте, которое разрешает перейти. --- Ты хорошо помнишь место перехода? Дед внимательно посмотрел на внука. --- Хорошо! --- Если хоть маленько сомневаешься -- не ходи. Утопнешь, болото ошибок не прощает, помочь будет не кому. Ульян, ты меня слышишь? --- Конечно, слышу! Не волнуйся дедушка, я хорошо помню всю дорогу. При переходе болота, до первого островка, направление надо держать на сухую лиственницу, что слевой стороны островка, по правую руку должна быть могучая сосна с гнездом совы-сплюшки, гнездо должно быть видно при лёгком повороте головы. После первого островка, направление необходимо держать на берёзок-подружек, которые хорошо видны за бугорком устроившимся перед вторым самым большим островом. Но этого бугорка может и не быть, потому как он плавающий. Берег покажется сразу за островом, но этот участок самый трудный -- идти придётся временами по грудь в воде. А направление -- на старое каторжанское зимовьё, которое построили беглые каторжники давным-давно, построили да и сгинули , а куда никто не знает, может быть в болоте этом и сгинули. В зимовье можно обсушиться и перекусить. Всё правильно? А там и перевал не далече, дальше за перевалом дорогу надо у Одоя хорошенько расспросить, плохо её я помню. --- Я сейчас схожу к нему и расспрошу, только прошу тебя не спеши, и самое главное не останавливайся, не стой на одном месте пока будешь через болото переходить. Слегу возьми из молодой лиственницы, она хоть и тяжеловата будет, но зато не сломается в самый не подходящий момент. И прошу тебя не торопись, спешка тут плохой помощник, как вообще-то и всегда. Прежде, чем ступить первый шаг в болото -- продумай весь путь до первого привала, затем так же поступи перед вторым переходом и снова -- перед третьим. -- Он вздохнул : -- Ох, Ульян, загонишь ты нас с бабушкой раньше положенного в гроб. Чего тебя понесёт в такую даль? Нет тебе интересных мест вон под Белухой той же, а? Ульян промолчал. Дед Евсей собрался и вышел, внук видел, что он направился к стойбищу, в котором жил старый друг деда Евсея -- эвенк Одой. --- Здравствуй, бойе! Я здоров! -- Поздоровался Евсей, как того требовал местный обычай. --- Сдрастуй, бойе! И я сдоров! -- Ответил Одой. --- Здорово ли твоё хозяйство, олени, собаки, жена и дети? --- Все сдоровы, все! Бойе, приходи. Лучшим гостем будешь. Ты же знаешь, как мы охотники уважаем тебя и твою жену,... Жена, ставь на огонь мясо, Мой друг пришёл, -- Евсейка. Будем долго говорить. Евсей, как того требовал обычай у эвенков, обошёл вокруг огня, постоянно наклоняясь в разные стороны, чем приветствовал, по его мнению, всех нужных Богов, живущих в этом чуме или обитающих около него... За это время Эльдяка, жена Одоя, расстелила гостю белую оленью шкуру по правую руку от хозяина. Принялась раскуривать трубку, которую гость и хозяин будут долго курить и есть мясо молодого оленя, которое уже вариться в большом и пузатом казане. Они любят сидеть долго и много разговаривать, про свою жизнь. Теперь они старики, в тайгу почти не ходят, а было время, когда их ни кто не мог удержать. Теперь они живут воспоминаниями. --- Прости, друг, Одой. Не могу долго сидеть с тобой. -- Дело к тебе... --- Э, бойе, зачем так обижаешь старого Одоя? Наши старики говорили, что если к тебе пришёл в гости очень-на короший и добрый друг , надо сделать всё, -- что бы этот друг ушёл от тебя сапсем хорошим и счастливым. Как же я могу тебя отпустить? -- Ни как не могу отпустить, мне мои предки этого не простят, ты знаешь это, бойе! Зачем гневить предков? -- На, трубку, .. покури, когда куришь этот табак, который делает моя жена, я всегда вспоминаю свою молодость, и ты вспомнишь, -- как хорошо тогда было, -- китайцы покупали табак у турков и продавали нам. Э.., китайцы не просто его продавали, они в табак подмешивали сладкую траву. Быстро привыкал к табаку и много его надо было. Плохо стало апосля -- глаз не стал видеть, рука стала трястись, -- худое дело, -- китайский табак! А, что делать? Другого нет! Прости, бойе ! Щас мы китайский табак не покупаем -- дарагой, сапсем , дарагой стал -- две куницы просят за одну осьмушку -- моя жена сама научилась делать табак, она, как твоя Ильга, огород хочет посадить в этом году. Ильга у тебя шибко умная баба, наших учит только хорошему, шибко тебе повезло с женой, Евсейка. -- Одой протянул ему раскуренную Эльдякой трубку. Евсей ни когда не курил, но обычай соблюдал строго, потому с поклоном попросил сначала покурить самого хозяина, на что Одой с радостью согласился, он всё еще надеялся, что Евсей останется у него надолго. --- Друг, Одой, прости, не могу долго задерживаться у тебя. Одой с горечью выдохнул дым и, совсем не глядя на товарища, делая сердитым своё морщинистое лицо, зажав в кулаке левой руки жиденькую бородку, наконец спросил, --- Однако, бойе, что-то сапсем беспокойный стал. Что-то, однако случилось, лючи? --- Внук мой, собирается на Чёрный камень, сам знаешь : дорога туда дальняя, а оленей у меня нет, вот я и пришёл к тебе просить оленей, много груза нести надо, не туда, на обратной дороге, сам знаешь, он камни полезные ищет. Без оленей, не справиться, боюсь. --- Однако шипко далеко собрался тропить твой Улька. Шибко худо он надумал. Одой, однако, расскажет дорогу. Пусть до перевала идёт по берегу Катунь-реки, там до топких мест дойдёт, однако мало-мало таких мест не надо их шибко бояться, в долинах шибко гиблой топи не быват, однако. Топь перейдёт, ты, Евсейка ему растолмачишь, до перевала дорога сапсем лёгкая ему будет. Перевал пройдёт, до Телец-озера шапкой бросать можно -- попадешь. Один день пути. Чёрный камень сапсем близко станет. За озером он. Озеро обходить -- семь дней , однако надо будет. По воде, однако, -- всего один день пути, -- в долине Чёрных змей, -- стойбище Тинаки. Тинака -- брат моей жены Эльдяки, которая, услышав имя своего брата, заулыбалась и ушла на свою половину чума что бы не мешать мужчинам вести беседу,.. -- Пусть зайдёт бойе в стойбище к Тинаке, оленей оставит. Пусть озеро на его лодке перечалит. Тинака лодку даст, если скажет "сдрасте" от моего стойбища Улька -- Тинаке. --- Передаст, Одой не беспокойся. -- Евсей помолчал немного, он знал, как надо вести беседу. -- Ты забыл, что-ли? -- От Черного Камня ему много каменных образцов нести придётся. Олени-то на том берегу ему нужны будут... Так же, как и на этом, домой-то их тоже надо довести, камни эти... Но старый друг понял, слова Евсея по-своему. --- Однако шибко, не переживай, Евсейка, Одой -- шибко боится, -- Улька молодой ещё сапсем. Вода в реке шибко большая скоро станет. Скоро сапсем ополоумит Катунь. Всё на своём пути сметать станет, много, шибко много горя может принести. -- Одой помолчал, как и Евсей в своё время, показывая гостю, что он ни куда не спешит, -- олень он возьмёт у друга Тинаки. Стойбище Чирони на другом берегу Телец-озера. Спешить его -- не надо! Пусть Тинака сам скажет, когда можно озеро переехать на лодке, его , однако, сапсем Ульку, что бы волна не убила. Плохо, однако, когда не умеют слушать, люди людей! Евсей помолчал и постарался вернуть разговор в прежнее русло... --- Пожалуй, ещё рано, тепла-то не было большого. --- Э, бойе, тепла не было, а земля-то, потрогай рукой -- тёплая. Белуха много воды отдаст Катуни. Катунь дуреть станет. Пусть Улька ждёт. Мало-мало всего до молодой луны. Ты ему скажи, Евсейка. Плохо кочевать, если Катунь ополоумит. Ох-хо-хо. Молодые сапсем плохо думают, шибко плохо. Не пускай парня, до большой воды. Так и говори ему : --"Не даст Одой оленей! Пусть ждёт мало -мало. Сапсем мало до новой луны осталось". А потом пусть тропит к Чёрному камню. Одой знает, шибко много воды в долинах, как на болотах, когда Катунь шалит. Не пускай паря, Ульку. Болото шибко топким становиться. Воды много, по дну не пройти, надо плыть, олени гружёные плыть смогут, однако не шипко долго. Утопнут, однако. Улька в ичигах, да в кухлянке, однако тоже долго не поплывёт, олени груженые, его не спасут. --- Хорошо, бойе. Попробую отговорить. --- Надо шибко хорошо пробовать, Евсейка, шибко жалко, паря, если Ульку заберёт к себе Мусунин. Горный дух шипко гневается, если люди ходят без его позволения по его владениям. Пусть Улька ждёт, Одой станет просить Мусунина, что бы не гневался и разрешил пройти Ульке через перевал. Что бы не напускал на него снежных обвалов, что бы камнями не бросал и мало-мало дождиком на тропе не мочил. Щас Горный дух спит, однако, как только молодая луна маленьким рожком выглянит из-за Белухи, он тут же просыпается и начинает веселиться : то камнями швыряется, то снега спихнёт с обрыва на тропу, а то без причинно напустит дождика столько, что камни станут, как жиром оленьим намазаны -- шипко плохо тогда идти, шипко худо тогда. Брат Одоя, Улокан свалился вместе с оленями в пропасть. Однако это шибко давно было, Одой ещё тогда лук плохо держал, рука дрожжала. Прямо, как щас. Пошто, Евсейка люди стареют и руки-ноги у них становятся, как у маленьких детей, сапсем шибко слабые? --- Прости, Одой. Мы в другой раз поговорим об этом. --- Ладно, лючи, Одой станет ждать, когда у Евсейки, станет другой раз и сапсем не нужно будет торопиться в свой дом. Скажи "сдрасте" своей жене Ильге. Шибко она хороший лекарь, прямо, как шаман. Всё знает про болезни. Шибко хороший баба у тебя Евсейка. И где ты нашёл её? Скажи, я своего младшего туда отправлю, сапсем загрустил паря. Жениться пора, да за жену много выкупа просят, а сам знаешь этой зимой зверя у нас мало было, весь ушёл за Телец-озеро, за Чёрный камень ушёл, а там охотится род Тинаки, правда Тинака мало-мало разрешил Качи поохотиться, да только шибко мало. Чирони тоже разрешил... Недобыл Качи зверя, что бы хватило на выкуп, кое-как хватило за дробь-порох рассчитаться. Однако Качи научился шибко хорошо белку и соболя бить, всего одной дробиной, только большой, пулю бережёт. Петли ставит так, что зверь не чует сапсем. Ой, сапсем я тебя заговорил, Евсейка. Он встал, встал и Евсей, по-русски протянул руку Одой своему другу и совсем, как русский, поклонился Евсею, --- Кланяйся, однако и Ильге, скажи Ульке "сдрасте", и пусть ждёт, Одой шипко, однако не хочет отпускать его в тайгу, -- рано, однако. --- Спасибо, друг, Одой! Обязательно передам привет и твой поклон своей жене и внуку. Прости, что не могу дольше поговорить с тобой, спешить надо, Ульяна отговорить. Ильгу успокоить, а то плачет поди, в своей комнате. Евсей обошёл огонь и уже у самого полога, перед выходом на улицу по-русски низко поклонился этим простым и душевным людям. --- Шипко молодой и горячий внук у Евсейки. -- Когда Евсей вышел, обронил эти слова неизвестно кому Одой и тяжело вздохнул. Горькая слеза зажгла его глаза, он с горечью спросил у Эльдяки, --- Эй, жена, а где наши внуки? Почему нет их с нами. --- Не знаю я. Не хотят жить рядом, сапсем родство потеряли, прямо, как чужие стали. За всю зиму ни разу не приехали навестить. --- Сапсем худо. Скажу, однако старшему сыну, что бы привёз, плохо без внуков старикам, шибко плохо, однако, -- с горечью закончил разговор Одой. Эльдяка пряча слёзы на глазах принялась убирать посуду -- мужчины даже не притронулись к еде. Евсей сам бы пошёл к Чёрному камню вместе с Ульяном, но в 78 лет будешь только помехой и обузой молодому и скорому на ногу внуку. --- Э-эх! --Вздохнул Евсей, открывая калитку своего двора, на крыльце стоял Ульян, было видно по-всему, что он находиться в некоторой растерянности, но всем своим видом он делал всё, что бы не показывать этого. --- Я ходил к Одою, -- первым начал разговор Евсей, -- он не дал оленей. -- Евсей на минуту замолчал, внимательно посмотрел на внука, но реакции с его стороны, ни какой не последовало, тогда он продолжил, -- ни я, ни Одой, ни бабушка, мы не хотим, чтобы ты сейчас шёл в тайгу. Время бурного таяния снегов в горах начнётся со дня на день. Вода в реках и ручьях поднимется сильно, не мне об этом говорить тебе, сам помнишь, что творила Катунь в прошлом году, в дни большого половодья?! --- Дедушка, до настоящего усиления воды ещё минимум неделя. За это время я успею пройти болотистую пойму. --- Нет! Ты пойдёшь только после спада воды. Ульян, видно было по его лицу, поборол в себе некоторые нотки бунта, но деду возражать не стал. -- "Всё-таки дед прожил поболее, Одой тоже. Они природу своего края знают лучше меня! А я-то тоже хорош, возомнил из себя учёного, господи, стыд-то какой!" --- Хорошо, дедушка, пусть будет так. Тогда у меня почти месяц свободного времени, пока вода придёт в норму. Можно я съезжу в Иркутск к родителям? --- Он ещё спрашивает, конечно, можно! --- Из Алтайского, один раз в неделю, отправляется ямщицкая тройка, -- говорил Евсей, проходя в избу. -- Хорошо бы на неё попасть, быстро домчат. --- Я знаю, они по третьим дням недели отъезжают. Мне бабушка что-нибудь приготовит в дорогу. Качи отвезёт в Алтайское. Он завтра возвращается из тайги, -- Ульян, вслед за дедом. вошёл в дом. --- Хорошо! Пусть будет так, Ильга! -- Позвал жену Евсей. Она вышла на его зов из соседней комнаты и испуганными глазами посмотрела на обоих мужчин. Она уже решила про себя, что Ульян уговорил Евсея отпустить его на Чёрный камень. --- Ильга. Ульян хочет съездить в Иркутск, погостить у родителей месяц, а уж по возвращении сходить к Чёрному камню. --- Вот и хорошо! -- Обрадовалась неожиданному для неё повороту событий Ильга. -- Татьяна Никаноровна когда ещё писала, что бы ты приехал, наверное, ещё перед Рождеством Христовым, или сразу после Крещения, что-то я запамятовала, а ведь уже лето скоро. Мне Эльдяка говорила, что Качи должен на днях из тайги вернуться, попросим его чтобы отвёз тебя до Алтайского, а там, на почтовых быстро домчишь до Омска. --- Да, бабушка. --- От Омска, Ульянушка, поедешь на паровозе. Страшная, говорят машина, огнём и паром вся так и дышит. Жуть прямо. Говорят, что скоро до самого дальнего моря паровозом доехать можно будет. Уж правда ли, нет ли, но слыхала я про какие-то иропланы, говорят, они могут яко птицы по небу летать. Да что-то не верю я всему этому, всякое бают в народе. --- От чего же, всякое-то? Правду говорят. Я сам в газете читал про это. Когда в Тобольск ездил, -- Ульян тряхнул своей причёской и густые, черные, шелковистые волосы его энергично шевельнулись на голове. --- Скоро, наверное, только на свадебных тройках останутся бубенцы, -- мечтательно проговорила Ильга, видимо вспомнив, как они лихо катались на тройках, когда праздновали свадьбу Полюшки в Тобольске. А до города добирались тоже на тройках и тоже с колокольчиками. -- Хороший, видимо человек придумал подвешивать колокольчики под дугу, в сбрую лошади, помнишь, Евсей с какой музыкой мы ехали в Тобольск? --- Помню, -- ответил Евсей и его лицо осветилось теплом приятных воспоминаний, -- да, плохому человеку такая мысль, как колоколец под дугой, в голову не придёт, -- утвердительно проговорил дед. --- На сколько он был музыкален и хорош, мне не известно, но я совершенно точно знаю, -- вставить своё решил Ульян, что бы развеять сказочное представление своих стариков об истории колокольчика под дугой, -- бубенцы на почтовых лошадей впервые приказал надевать Чингиз-хан. Для того, что бы было слышно, что едет почта и что бы ей все уступали дорогу. В Монголии и северном Китае этот указ выполняется и сейчас. В те годы под страхом смертной казни запрещалось подвешивать колокольчики на других, кроме почтовых, лошадей. Он же своим указом разделил все дороги на равные или почти равные участки -- почтовые посты -- ямы. На ямских участках всегда были свежие лошади и новый вестник -- доставщик почты. В России же ямщики появились позже, уже с приходом хана Батыя, ещё в XIII веке, а сейчас XХ-й, -- 700 лет прошло, как почту возят на тройках с бубенцами. --- А я всегда считал, что тройки с бубенцами -- русское. Ан нет! -- огорчённо вздохнул Евсей. --- По мне, так нет разницы кто придумал этакую красоту, -- подала свой голос Ильга, уже возившаяся с мукой, просевая её через мелкое сито, и готовясь ставить тесто для дорожных пирожков, шанег, булочек и прочих вкусностей на которые она была способна. -- А этот хан-то, кто он был? --- Чингиз-хан это завоеватель и жесткий правитель. А вышел он из простых пастухов-аратов. Монгол он, бабушка. Батый -- его внук, отличался ещё более жестким характером. Это Батый поработил Русь и установил свою власть на сто лет. Он нещадно душил народ поборами, всякими налогами и жестоко расправлялся с непокорными, много женщин и детей угнал в Персию, Турцию и продал в рабство. Сто лет не могли с ним справиться русичи, по причине того, что Русь была разделена на мелкие княжества, а когда нет согласия среди князей, то и врагу это только на руку, он всех поодиночке и завоевал, а потом всячески старался, что бы русские князья чаще ссорились между собой. Вот сто лет и ссорил всех. Пока русские не объединились и не прогнали татар. --- Так много прожил? -- Всплеснула руками Ильга, -- а ведь басурман басурманом, хунхуза! Прости меня, Господи! -- Ильга истово перекрестилась на икону, весевшую в красном углу над столом. ( Да, да на ту самую икону, которую она когда-то брала с собой в тайгу, сняв её со стены в доме-землянке Евсея ) --- Нет, бабушка не прожил он сто лет, постоянные войны, походы подорвали его здоровье. Но его войско дошло до Адриатического моря. --- О, Господи! А далече, ли это, Ульянушка? --- Далеко, бабушка, очень далеко. За Уральскими горами, за Моксвой... --- Боже мой, как же туда пешим-то дойти? -- Ильга истово перекрестилась, -- видимо Бог им сподобился, -- сказала она, уже не глядя ни на кого и занявшись своим делом. --- Что-то я тебя не совсем понимаю, внучек, то ты говорил, что этот хан, как его там? Чингизов, кажись -- монгол, сейчас говоришь, что он -- татарин. Путаешь, однако, что-то ты? --- Чингиз-хан, дедушка. Нет не путаю я. В старые времена -- шестьсот лет назад всех людей, которые населяли Монголию, Китай, Среднюю Азию русский народ называл -- татарами. Слово это означало -- не русский, не понимающий русского языка. Живущий далеко на востоке, воинственный человек. Тех иностранцев, которые жили на западе; немцев, англичан, шведов и прочих называли -- басурманами. В России есть такой город Казань, где осталось много татар, не пожелавших возвращаться обратно со своим войском, да и так их множество осталось жить по берегам Волги и в Крыму. Многие обзавелись семьями, нажили себе хозяйство, подружились с русскими. Русские люди одни из не многих народов не поминающие долго зло и умеющие прощать даже самые большие обиды. --- А-а-а! -- протянул дед, -- теперь мне всё понятно... . (Окончание следует...)#ПавелСеребров_ОпусыИрассказы
Опусы и рассказы
:Виктор Тимощук
текст...
Всё то о чём Вы прочитаете -- вымышлено.
Совпадения возможны, но они случайны.
... В тусклых зеркальцах прошлых дней
С зыбкой точностью отражалась
Жизнь, что, право, куда сложней
Чем до этого нам казалась.
Ярослав Смеляков.
ПАВЕЛ СЕРЕБРОВ.
= ПОВТОРЕНИЕ ... =
Скорее всего постоянные заботы отца о заводе, его многочасовые рабочие дни, порою без выходных, работа Татьяны Никаноровны в клинике, отрывающая её от семейных хлопот, а главное от воспитания сына, способствовали тому, что Ульян, побывавший однажды летом у дедушки с бабушкой на Алтае, после учебы в гимназии, ультимативно заявил родителям, что его призвание – тайга и горы и, что жить он намерен ни где в ином месте на земле, как у деда в селе на берегу Катуни. Он самостоятельно и много изучает естественные науки, с удовольствием занимается изучением природы Алтая, его населения….
Испокон веков человек считает свой край, землю, на которой вырос и помнит с детских лет, -- началом начал ; здесь начинается его жизненный путь, отсюда выходят все дороги, во время отпущенное ему для дел повседневных и может быть даже героических. Здесь он вырос, возмужал, здесь в его душу вложили всё для любви и надежд, сюда рвётся его сердце из далёких далей, сюда в заветный час он должен вернуться, чтобы благодарно, по-сыновьи поклониться своей Родине.
Часто морозными вечерами, сидя в своей комнате, за рабочим столом, на котором всегда лежали его тетради и блокноты с записями наблюдений природы, животного мира алтайской тайги, Ульян вспоминал тот день когда они (что случалось очень редко) всей семьёй прогуливались по берегу Ангары. Её самый большой приток -- Иркут, уже давно дремал под толстым слоем льда, а над своенравной и быстрой Ангарой клубился туман. Крещенские морозы ещё не сковали её полностью, но от берега, примерно на один-два метра, уже лежал лёд. Солнце изредка прорывалось сквозь седую пелену густого тумана, и тогда оно казалось мутным оранжево-красным кругом.
--- Папа, почему Ангара не замерзает в такие морозы, ведь уже наступил январь?
--- Ангара, сынок, имеет очень быстрое течение и по причине быстроты своей, очень поздно покрывается льдом. Очень интересен сам момент замерзания реки. Такое явление характерно для многих полноводных и скорых течением рек Сибири. Обрати внимание на ледяную кашицу, что колышиться вдоль кромки льда, видишь?
--- Да.
--- Местные старожилы эту кашицу называют -- шуга. Так вот пожилые люди утверждают, что шуга зарождается на дне реки из-за того, что камни на дне успевают замёрзнуть и на них образуется наледь, которая потом смывается водой и всплывает на поверхность. Наледь наростает на камнях за долгие зимние ночи, когда морозы намного сильнее. Ведь камни лежат на земле, земля холоднее воды, камни со стороны земли покрываются наледью, а днём воздух, вместе с ним и вода прогреваются, вот наледь и всплывает., отделившись от прогретого водой и солнцем места на камне. Всплывшая наледь и образует шугу. Постепенно шуги становиться всё больше и больше она заполняет все пространство, от этого вода кажется густой, как кисель, Ангара замедляет своё течение, а когда наступают самые сильные морозы шуга замерзает льдом постепенно отвоёвывая у реки территорию. Это так говорят старожилы, а научного объяснения этому явлению я не знаю. Вообще-то оно есть, наверное, но я его, правда, не знаю!
--- Интересно, папа. Что же ни кто так и не разъяснил тебе эту загадку природы.
--- Вот ты и займись! Может быть и разъяснишь, сие явление природы.
--- Непременно займусь, папа, -- обещал тогда гимназист Ульян Рудокопов.
Сейчас он наблюдает такое же явление природы в водах своенравной и быстрой Катуни. Однако Катунь в отличие от Ангары замерзает много раньше. Декабрьские морозы уже справляются с норовом реки и укрощают её. Правда она часто, потом ещё до Крещенских морозов, пытается высвободиться из крепких ледяных объятий. Вырываясь на свободу многими полыньями и промоинами, зачастую совершенно не видимыми, но во время январских морозов полностью успокаивается и остаётся подо льдом до самой середины мая. Уже трава на южных склонах холмов и гор зеленеет, уже цветут первые цветы, а река ещё спит под ледяным покрывалом, всё чаще и чаще тяжело вздыхая во сне -- постепенно пробуждаясь.
Утром, поднявшись ещё до петухов, неспешно умываясь, Ульян обдумывал план похода в тайгу на дальнее зимовьё, там у него ещё с осени лежали припасы еды; мука, крупы, соль да сахар, несколько пачек хорошего китайского чая. Он решил, что с собой возьмёт только немного замороженных пельменей, несколько кругляшей коровьего молока(в Сибири часто молоко зимой замораживают), да небольшой туесок с мёдом. Бабушка Ильга узнав, что внук засобирался в тайгу, не одобрила его планов,
--- А я то старая, думаю чегой-то мой внучок такую рань поднялся, что это ему не спиться, а он вон чего, -- в тайгу засобирался. Скоро Крещение Христово, Ульянушка, морозы с каждым днём крепчают. Не дай Бог, что случиться, кто поможет? -- потихоньку говорила она.
Однако, зная упрямство внука, особо не настаивала, что бы не ходил, знала ежели решил, то пойдёт всё равно и тут уж уговоры совершенно без надобности -- не помогут. Дед тоже не приветствовал решение внука. "На праздник идти в тайгу, что за нужда такая?" --
Думал про себя Евсей, внуку однако ни чего не сказал, только взглянул на него с укоризной.
--- Бабушка, миленькая и ты дедусь, не обижайтесь на меня, пойдёте в церковь помолитесь, а я на свежем воздухе прочитаю молитву.
Мне просто необходимо недельку понаблюдать за установкой льда на Черемшанке. Ильга даже вслух ойкнула при этих словах внука.
Черемшанка -- это ведь три дневных перехода. Она посмотрела на мужа, надеясь, что Евсей в конце концов запретит Ульяну этот поход, но Евсей, протяжно вздохнув, вышел из избы, в окно выходящее во двор хорошо было видно, что направился он в сарай где всегда у них хранились лыжи. Ильга сердито поджав губы, от чего её лицо становилось суровым и непроницаемым, отвернувшись к окну, дала понять внуку, что она не просто против этой затеи, но и ко всему просто не хочет ни с кем разговаривать, по причине обиды. Только "обижаться" ей пришлось совсем не долго, внук сильными руками сзади обнял её за плечи, слегка стиснув руки, проникновенно зашептал ей прямо в самое ухо,
--- Ну, бабушка миленькая, не маленький ведь я уже. Мне скоро восемнадцать лет, вспомни-ка прошлым годом, как мы с дедушкой ходили на Белуху? Что я испугался дороги? А в этом годе я уже дважды ходил на Черемшанку, дорогу знаю. Не переживай! Всё будет хорошо. И он ещё детскими влажными губами поцеловал ей щеку. Какая же бабушка от этого не растает?
Она наготовила ему в дорогу и пирожков с ливером, которые он очень любил, и напекла пышных оладышек, и ... готова была наложить
ему всего-всего, но Ульян не в первый раз уходил в тайгу и знал, что в дороге лишняя иголка -- тяжела. Поэтому навёл строгую ревизию своего рюкзака, выложив добрую половину бабушкиных приготовлений, чем несказанно её обидел.
--- Бабушка, ты, наверное уже давно в тайгу не ходила. Поэтому забыла, что лишнее в тайге мешает, а голодной смертью я не умру. Сама знаешь -- тайга только ленивому погибель, а я у тебя ленивый разве, а?
--- Нет, конечно, ты уж прости, Ульянушка, видимо уже действительно старой становлюсь, -- вот и ворчать научилась, и обижаться по пустякам, а в тайге я уже и правда давно не была, прости, больше мешать не стану.
--- Так ты же мне не мешаешь, наоборот помогаешь, учишь меня контролировать и себя и других, а это, как папа говорит, в жизни одно из первейших правил.
Ульян вздохнул и с грустью в голосе проговорил,
--- Надо письмо им в Иркутск отписать. Как они там? Прибегу из тайги, обязательно напишу.
--- Напиши, Ульянушка, напиши. Поди уж совсем запамятовал когда и писал-то в последний раз.
--- Нет, не забыл. Двух недель не прошло, перед Рождеством Христовым писал.
--- Всё равно напиши!
Евсей приготовив лыжи вошёл в дом, его не большая, густая борода уже сплошь покрытая серебром седины, слегка закуржавилась инеем от хорошего морозца, а с усов свисли две сосульки.
--- Готов?
Без лишних слов спросил он прямо с порога.
--- Готов, дедушка!
Ответил внук.
--- Вот и хорошо, садись попьём чаю, да шагай, а то зимние дни коротки, едва успеешь Катунь перейти, уже и темнота настигнет.
Стоянки устраивай, как я тебя учил. Лучше под хорошей елью. Огня большого не разводи, тайгу не запали. Зверю запах дыма не нравиться, он на него ни когда не пойдёт. Надень мою кухлянку, которую мне твоя бабушка шила сама, -- он благодарными глазами посмотрел в сторону Ильги, уже успокоевшейся и собиравшей на стол.
--- Конечно, надену. Я и сам хотел у тебя её спросить, в ней тепло и она очень лёгкая. В ней на снегу можно спать.
--- Можно, но лучше всё же подстилать еловых лапок.
--- Знаю, дедушка!
Из кухни послышался голос Ильги,
--- У меня всё готово, всё на столе, садимся. Время не ждёт.
Чай пили почти молча, только иногда Ильга всё-таки вздыхала, в душе ещё надеясь, что внук передумает и откажется от похода, но когда Ульян встал и по-русскому обычаю перекрестившись поцеловал сначала деда потом бабушку, взял рюкзак, снял со стены ружьё подаренное ему дедом в прошлом году, на день Рождения, -- поняла, что надежды её так и остануться с ней. Надев, дедову кухлянку, Ульян вышел на крыльцо. Глядя в профиль на внука, пока тот примерял крепления лыж к своим новым оленьим унтам, Ильга вдруг увидела, что Ульян до мельчайших подробностей повторяет те же самые движения руками которые делает при такой же работе её Евсей, что у внука профиль носа и лица абсолютно похож на профиль Евсея и вот если бы Ульяну сейчас наклеить бороду и усы, да нарисовать морщинок чуть, от Евсея его не отличить, а может быть лучше Евсею сбрить бороду...
О!, Господи, что это за мысли у тебя, -- одёрнула она сама себя.
--- Вот я и готов! Дайте я вас обниму, да побегу, а то и правду дед говорит, что за речку едва успею уйти, как сумерки настигнут!
Ульян сильными руками обнял сразу обоих и сбежав с крылечка, ловко подхватив лыжи под мышки, не оглядываясь, совсем, как дед Евсей в молодости, выскочил за ворота на улицу. Там, надев лыжи -- помчался.
Снег, прихваченный хорошим утренним морозом, скрипел под лыжами. Солнце большое и багрово-красное уже выползло из-за высоких елей и сосен раскинувшихся привольно на противоположном берегу Катуни. День обещал быть морозным и спокойным. В Сибири и на Алтае в этот период зимы обычная погода -- морозная и безветренная.
Ульян особенно не торопился, но и не задерживался долго нигде. Первая ночь его встретила, тем не менее, почти внезапно. Он даже не успел выбрать себе большую ель, что бы устроить под ней ночлег, поэтому пришлось искать небольшую полянку, вытаптывать снег, рубить лапник, одним словом готовить себе ночлег на открытом месте. Он долго и тщательно, почти на ощупь, уже в темноте, набрал сухого хвороста, затем с большим трудом, по снегу притащил две большие сухие валёжины и много сырых толстых веток от сосны и ели, это что бы больше было дыма. Наконец он закончил все приготовления и разжёг костёр. Темнота уже полностью опустившаяся на тайгу, нехотя отступала, по мере разгорания костра, но там, где пламя костра не могло справиться с ней, она ещё более загустела и, кажется хранила в себе, что-то опасное и непредсказуемое. Ульян даже поёжился от такой мысли. "Лезет же всякая чушь в голову", -- подумалось ему, и что бы отогнать эти мысли, он достал из рюкзака видавший виды, ещё с дедом ходивший в тайгу, котелок, зачерпнул в него снега и повесил над костром. Снег быстро превратился в воду, а ещё через несколько минут она весело забулькала в котелке, Ульян решил основательно поесть, поэтому достал мешочек с пельменями и, бросив в кипящую воду щепотку соли, опустил туда горсть пельменей, потом очистил не большую головку лука и, разрезав её пополам, обе половины опустил в бульон. Ждал он не долго на жарком пламени костра его варево быстро закипело. Отломив от сухой ветки прутик, Ульян ножом снял с него кору и стал помешивать варившиеся в котелке пельмени, по близлежащей тайге распространился удивительно вкусный запах пельменного бульона. Поужинав, Ульян достал свой походный блокнот, обтянутый хорошей кожей и погрузился в записи. Он с упоением описывал всё увиденное, его прямо поражало кажущееся нам само собой разумеющимся. Его пытливый ум и зоркие глаза способны были видеть то, что мы порой совершенно не замечаем, проходя мимо или без жалости срубаем дерево. Делая записи и потом перечитывая их, Ульян часто делал некоторые поправки, как ему казалось, добиваясь научного языка описываемому. Уже, когда он дважды подбросил в костёр сухих и толстых валёжин, а затем закидал все пламя хвойными сырыми ветками, наконец решил лечь отдохнуть, конечно сон у костра в тайге -- это не на теплой и мягкой постели, однако если всё устроено с умом и знанием таёжных законов, то такой сон приносит долгожданный отдых, восстанавливает силы. Спать Ульян лёг с подветренной стороны, чтобы рыскающее по ночам в тайге зверьё в поисках пищи не смогло учуять его запах...
... На склоне крутой горы, среди вековых сосен, лиственниц и кедров, прилепилась черная избушка-зимовьюшка. Она одним боком вросла в гору и, казалось, что сама является продолжением этой огромной глыбы гранита. Над её крышей навис большой и длинный шириной около доброго десятка сажень -- выступ, защищающий избушку от снежных обвалов, от бурных весенних потоков. Даже в самые снежные и дождливые времена территория вокруг трёх сторон её всегда была сухой и чистой.
Ещё летом Ульян приготовил большую поленницу дров и достаточно много бересты для растопки им же сложенной из камней печи, обмазанных глиной, с трубой выходящей под самый обрыв каменного навеса. Глину Ульян нашел верстах в пяти ниже по течению Черемшанки. Ему пришлось соорудить заплечный мешок с лямками из простой конопляной верёвки, что бы таскать её с берега в домик. К месту "раскопок", он сплавлялся на лодке-долблёнке, которую сам выдолбил из поваленной невесть кем или чем вековой ели. Огромное дупло почти в центре ели значительно облегчило ему работу, хороший топор, который он взял у деда и его же долото, стали замечательными помощниками. Лодка получилась не большой и очень хорошо слушалась весла и шеста, что было важно на горной и быстрой речке Черемшанке, где через десяток саженей то порог, то перекат, то омут, то и вовсе каменная коса, наполовину пересекающая русло реки. При проходе по реке такой, как Черемшанка надо постоянно быть начеку, чтобы не перевернуло вёрткую посудину или чтобы не пришлось вступать в воду, высвобождая лодку, занесённую течением между двух валунов, верхушки которых еле заметны над водой. Нагрузив ведром два больших куля из рогожи(больше просто не вмещалось), Ульян отправлялся в обратный путь пешком, таща за собой лодку, осевшую достаточно сильно. Против течения лодку тянуть было не просто, она постоянно норовила то уйти на стрежень, то вдруг резко направлялась к берегу и уткнувшись в него носом, ни за что не хотела плыть дальше. Не пройдя и половины пути, Ульян очень уставал.
На одном из привалов, тяжело дыша, он стал размышлять, как ему облегчить путь. Поразмыслив, он соорудил, нечто вроде неравнобедренного треугольника из верёвки, так что бы нос лодки "смотрел", всегда в сторону противоположного берега. Затем к вершине треугольника привязал длинный конец с петлёй, в которую и "впрягался" сам. Это много облегчило его труд, теперь лодка всё время как бы старалась уйти от берега, по которому шёл Ульян, чем создавала постоянное натяжение верёвке и легче управлялась. Конечно же, -- этот способ доставки глины был довольно тяжёл, но другого в его положении не было. Таким способом он сделал пять рейсов и глины ему хватило не только на отделку печи но и на отделку трубы. Гораздо сложнее было найти камень, чтобы положить его в качестве плиты. Вот уж тут-то Ульян потратил почти неделю на поиски. Обследовав все прибрежные долины, скалы и даже пещеры и уже отчаявшись, подумывая вечерами за чаем, как и чем бы заменить или может быть даже собрать её (плиту) из нескольких более мелких камней, опять же вставал вопрос -- "а как их крепить?" В конце концов, возвращаясь в зимовьё на исходе шестого дня поисков он решил сократить путь до Черемшанки и пройти через перевал не очень высокой, но скалистой горушки. И, когда спустившись в её долину, он увидел несколько гладких словно отполированных умелой рукой мастера больших и плоских камней сердце его радостно застучало, -- "Не зря потрачено время на поиски". Но оказалось, что найти камень -- пол-дела, а вот доставить его --это дело, -- так дело!
До Черемшанки, где его ждала лодка, оказалось версты полторы, вроде бы и не много, но и камень весил не один и даже не пять пудов!
Пришлось делать что-то подобие катков, которые использовали средневековые мореплаватели, путешествуя из варяг в греки.
Получилось! Камень был благополучно, при помощи верёвок и переносного ворота, примерно такого-же, который используется при подъёме воды из колодца, доставлен на берег речки и погружён в лодку, которая чуть ли не потонула под его тяжестью. Переплыв на другой берег вплавь, Ульян осторожно начал сталкивать лодку на глубину реки и потом очень осторожно сплавлять свой груз вниз по течению. Ему ещё дважды приходилось входить в воду, что бы снять судёнышко и тяжеленный груз с мели, на которые выносило его, не смотря на все старания Ульяна.
Теперь, привязав лодку к стволу наклонившейся к воде берёзы, он бегом помчался вновь к тому месту откуда начал сплавлять камень. Надо было забрать ворот и катки. До зимовья от берега было около сотни саженей. Пришлось повторить ... Он быстро сумел соорудить из катков плотик, связав брёвнышки конопляной верёвкой, погрузил на него ворот и сам встал по центру, что бы удобнее было управлять плотом, -- не веслом, а длинным шестом, именно шестом -- потому, что река очень сильно меняла своё течение, иногда до странности его останавливая, а иногда устремляя его до скорости непомерной.
Через два дня глина хорошо просохла, и Ульян решил провести испытания огнём. Получилось довольно не плохо; печь не очень быстро нагревалась, но зато, нагревшись,-- долго остывала, отдавая тепло камней в дом. Зимой это особенно важно. Это не печь "самоедка", которую надо топить без конца, пока она горит в домике тепло, дрова прогорели и печь уже холодная и начинает "тянуть" тепло на себя. -- Нет, что ни говори, Ульян остался доволен своей работой. Около такой печи можно было одежду просушить, а на "плите" приготовить хороший ужин. Плитовой камень раскалялся до красна... Дрова для печки были кругом: сухой валежник, сухостой, только не ленись, руби, пили, коли и складывай в поленницу. С правой стороны от входа в зимовьё Ульян соорудил поленницу, там она была под навесом скального выступа и не доступна дождям, зато почти всё время продувалась ветерком, что гарантировало долгую сохранность дров. За берестой для розжига печи он сплавлялся вниз по Черемшанке версты за две. Там речка огибала болото широко разливаясь по лугу. Луг этот в половодье полностью заливался вешней водой, становясь просто раем для всякой мелкой рыбёшки, которая в свою очередь радовала местное зверьё, не тратившего много сил на поиски пищи. Не заходя далеко в глубь болота Ульян драл бересту с небольших уже погибших берёзок, которые как кем-то забытые поводыри-слеги торчали из зелёной от ряски воды, то небольшими группами, то одиночками. Как они попали сюда было не понятно, вокруг на десятки вёрст не встретишь берёзы, кроме той, что росла около зимовья, наклонившись ветвями до самой воды. Может быть лесные птицы помогли расселению этих берёзок, но попали семена не на благодатную почву... И болота-то тут стояли не всегда, иногда в совсем засушлевые годы, они просто-напросто пересыхали ... И тогда, ветра поднимая черные бури нанесённого рекой ила, взопревшей и высохшей травы, и ещё тучи мелкого, как песок камня -- всё это носили в воздухе, швыряя в первого попавшего путника или животное. Всё просчитано у Матушки, буквально всё -- В этом году подсушить, а почему? Зверья развелось. И рыбы тоже. -- Надо бы уменьшить, а то не прокормить! И уменьшает, -- засухами, разливами рек, сходами лавин, и .., мало-ли, что в этой жизни случается без участия человека... ( А сейчас, наверное в природе ни чего не случается без вредной деятельности человека). ...
...Выйдя на полянку перед скалой и речкой, Ульян остановился, залюбовавшись открывшейся ему картиной: -- Черемшанка весело шумела у подножья горы, где стояла избушка, разбрасывая тысячи бриллиантовых шариков-брызг, превращая камень-валун, вставший на её пути, в огромную бело-голубую глыбу, кажущуюся полностью ледяной. Лучи предполуденного солнца преломляясь в наростах шариков-льдинок излучали все цвета радуги и от этой цветовой гаммы казалось, что камень светится изнутри, каким-то колдовским светом, завораживая этим светом всех кто на него посмотрит. Заворожил он и Ульяна. Юноша некоторое время смотрел не отрывая глаз на такое чудо. Хотелось подойти и взять в руки это творение природы, он даже протянул руку, чтобы потрогать его, но при этом качнулся и камень вновь заиграл всеми цветами светового спектра от красного, почти чуть ли не чёрного, до пронзительно голубого, плавно переходящего в синий с фиолетовым оттенком. Такого Ульяну видеть ещё не приходилось ни когда.
Подойдя к речке, Ульян тихо поздоровался с ней и окружающей природой. И тут же, как ему показалось, речка весёлым всплеском ответила ему, а вековые деревья по обеим берегам реки зашумели ветвями и закачали ими, хотя стоял полнейший штиль. Эхо в горах так же тихо и отчётливо повторило его голос. Невольный морозец пробежал между лопатками у молодого парня. Со слов дедушки и бабушки он знал и верил им, что деревья тоже, как и люди рождаются, живут свой век и умирают. Тоже стремятся оставить потомство. Они разговаривают между собой и передают друг другу сигналы тревоги, если какой-то неродивый человек пришёл в тайгу с плохими намерениями, хорошему человеку, другу тайги, она не даст умереть голодной смертью, не даст замёрзнуть даже в самую лютую стужу. Природу надо любить и стараться её понять , а не истреблять всё подряд живое на земле, только в своё удовольствие, тогда и получишь сторицей всё, чем она богата. Не ты над ней хозяин, а она властвует над тобой!!!! Это надо знать ! И ПОМНИТЬ всегда!!!!,
Постояв на берегу ещё несколько минут, Ульян поспешил в избушку. Добравшись на лыжах, до порога он ловким движением сбросил их и тщательно отряхнув и отерев варежкой, связанной бабушкой Ильгой из пуха козы Насти и собаки Неслуха -- снег, поставил лыжи с левой стороны входной двери. Убрав колоду, которой подпиралась входная дверь, вошёл во внутрь. Не большое слюдяное окошко пропускало мало света, но молодые глаза скоро привыкли к полумраку и уже через минуту хорошо различали все предметы, находившиеся в доме.
За печкой ближе к стене лежало несколько полен, специально принесённых в дом, что бы всегда были сухие и готовые к растопке, там же лежала и береста. Если вдруг она закончится или ещё какая-то причина помешает использовать для розжига бересту, всегда можно нащипать лучинок, и ими разжечь печь. Чиркнув спичкой Ульян поджег бересту, та закручиваясь в различные спирали, сначала нехотя, но потом всё больше разгораясь, стала поджигать поленья. Черный, густой, смолистый дым от бересты, почему-то не захотел идти в сторону дымохода, а повалил прямо в дом. -- "Что такое? Не ужели вновь дымоход облюбовал кто-то в качестве норки или дупла и свил там гнездо, как было прошлой весной". -- Тогда пара скворцов свила там гнездо, во время их увидел Ульян, не стал растапливать печь готовил себе еду на костре. А спал укрываясь кухлянкой, так это была весна... Во время Крещенских морозов под кухлянкой не замёрзнешь, но спать все равно приятнее в тёплой избе, чем накрываясь, пусть даже тёплой кухлянкой, но на морозе.!
Он выбежал на улицу, из трубы еле-еле шёл дымок, -- "если бы кто-нибудь там был бы, то он оттуда уже бы выскочил. Значит там ни кого нет." -- Подумал Ульян. Он подставил лестницу и забрался на самую верхнюю ступеньку, рука чуть-чуть касалась прутьев и соломинок из которых было свито гнездо, пришлось брать длинную палку и проделывать в гнезде отверстие, для выхода дыма. После прокола, даже на улице было слышно, как печь с облегчением выдохнула смоляной, жирный, пахнущий берестой дым. Потом по мере разгорания дров и повышения температуры гнездо, конечно же сгорит, а пока не очень смело, но с каждой минутой всё сильнее разгорались сухие дрова и печь через четверть часа уже стала тёплой, пошло тепло и в избушку, отогревая холодные скамейку и стол. Ульян сбегал к Черемшанке, набрал два ведра удивительно прозрачной и вкусной воды, что бы вскипятиь чайник и сварить себе ужин. Пока вода закипала он решил проверить свои наблюдения, которые делал в прошлом году, только в ноябре месяце, потому, что зима пришла тогда достаточно рано и уже в ноябре стояли морозы не меньше, чем в иные годы -- Крещенские.
Солнце уже садилось за ближайшие горы, тайга замирала перед ночью, на восточной стороне небосклона уже можно было заметить несколько несмелых и не очень ярких звёзд. -- "Боже, мой! Чайник и кастрюля!" -- Ульян только сейчас вспомнил о том, что почти два часа назад ставил всё это на печь. Он стремглав помчался к зимовью, как ураган влетел в избу и тут же остановился на пороге. Всё было покрыто густой пеленой пара, почти вслепую он добрался до печи, напрягая зрение он увидел чайник и чуть было не схватил его голой рукой, что-то своевременно его удержало, от чайника шел горячий поток воздуха. Натянув меховые, кожей наружу рукавицы, Ульян не снял, столкнул с печи почерневший от температуры некогда красный, им же до блеска отчищенный медный чайник, с которым его дед провёл в тайге свою молодость, а про кастрюлю и говорить не чего, она хоть и бронзовая, но ручки у неё отпаялись и теперь она больше походила на горшок, чем на предмет кухонной утвари. В избушке остро пахло лиственичной смолой, густой пар от выкепевшей воды плавал седыми облаками и садился на стол, стены и скамью капельками пота. Что же, ужинать что-то же надо всё-таки и горе-повар вновь пошёл к Черемшанке. Теперь уже без задержки, держа под контролем весь процесс приготовления пищи, он не отходил от печи. А после хорошего чая и наваристой похлёбки, засветив ещё одну толстенную свечу (что бы хватило на дольше), он занялся обработкой своих наблюдений...
Весной Ульян засел за написание своей, как он сам говорил, "научной работы". Почти до первых чисел июня он ежедневно писал и писал. И когда всё было готово, засобирался в Тобольск.
--- Я должен сам отправить это. Боюсь, чтобы не потерялось.
--- Ну, что ж, раз не доверяешь нашему Артамошке-почтарю -- поезжай сам, -- конкретно отреагировал на его сборы дед Евсей.
Ожидание ответа превратилось в настоящую муку. Из рук всё валилось. Ульян исхудал, плохо спал, а через месяц не выдержал и засобирался в тайгу к Черному камню. Это было не простым путешествием, идти надо было шесть дневных переходов -- далеко...
Самым трудным в этом переходе было болото, вообще-то -- не болото -- В прямом смысле этого слова! Но то, что наносила река, большие, выше роста человека, горы земли, ила, щебня и песка...
Пройти это практически не представлялось возможным. Оно проходимо! Но только в том месте, где река сама делает проход, размывая свои наносы на месте, которое разрешает перейти.
--- Ты хорошо помнишь место перехода?
Дед внимательно посмотрел на внука.
--- Хорошо!
--- Если хоть маленько сомневаешься -- не ходи. Утопнешь, болото ошибок не прощает, помочь будет не кому. Ульян, ты меня слышишь?
--- Конечно, слышу! Не волнуйся дедушка, я хорошо помню всю дорогу. При переходе болота, до первого островка, направление надо держать на сухую лиственницу, что слевой стороны островка, по правую руку должна быть могучая сосна с гнездом совы-сплюшки, гнездо должно быть видно при лёгком повороте головы. После первого островка, направление необходимо держать на берёзок-подружек, которые хорошо видны за бугорком устроившимся перед вторым самым большим островом. Но этого бугорка может и не быть, потому как он плавающий. Берег покажется сразу за островом, но этот участок самый трудный -- идти придётся временами по грудь в воде. А направление -- на старое каторжанское зимовьё, которое построили беглые каторжники давным-давно, построили да и сгинули , а куда никто не знает, может быть в болоте этом и сгинули. В зимовье можно обсушиться и перекусить. Всё правильно? А там и перевал не далече, дальше за перевалом дорогу надо у Одоя хорошенько расспросить, плохо её я помню.
--- Я сейчас схожу к нему и расспрошу, только прошу тебя не спеши, и самое главное не останавливайся, не стой на одном месте пока будешь через болото переходить. Слегу возьми из молодой лиственницы, она хоть и тяжеловата будет, но зато не сломается в самый не подходящий момент. И прошу тебя не торопись, спешка тут плохой помощник, как вообще-то и всегда. Прежде, чем ступить первый шаг в болото -- продумай весь путь до первого привала, затем так же поступи перед вторым переходом и снова -- перед третьим. -- Он вздохнул : -- Ох, Ульян, загонишь ты нас с бабушкой раньше положенного в гроб. Чего тебя понесёт в такую даль? Нет тебе интересных мест вон под Белухой той же, а?
Ульян промолчал. Дед Евсей собрался и вышел, внук видел, что он направился к стойбищу, в котором жил старый друг деда Евсея -- эвенк Одой.
--- Здравствуй, бойе! Я здоров! -- Поздоровался Евсей, как того требовал местный обычай.
--- Сдрастуй, бойе! И я сдоров! -- Ответил Одой.
--- Здорово ли твоё хозяйство, олени, собаки, жена и дети?
--- Все сдоровы, все! Бойе, приходи. Лучшим гостем будешь. Ты же знаешь, как мы охотники уважаем тебя и твою жену,... Жена, ставь на огонь мясо, Мой друг пришёл, -- Евсейка. Будем долго говорить.
Евсей, как того требовал обычай у эвенков, обошёл вокруг огня, постоянно наклоняясь в разные стороны, чем приветствовал, по его мнению, всех нужных Богов, живущих в этом чуме или обитающих около него... За это время Эльдяка, жена Одоя, расстелила гостю белую оленью шкуру по правую руку от хозяина. Принялась раскуривать трубку, которую гость и хозяин будут долго курить и есть мясо молодого оленя, которое уже вариться в большом и пузатом казане. Они любят сидеть долго и много разговаривать, про свою жизнь. Теперь они старики, в тайгу почти не ходят, а было время, когда их ни кто не мог удержать. Теперь они живут воспоминаниями.
--- Прости, друг, Одой. Не могу долго сидеть с тобой. -- Дело к тебе...
--- Э, бойе, зачем так обижаешь старого Одоя? Наши старики говорили, что если к тебе пришёл в гости очень-на короший и добрый друг , надо сделать всё, -- что бы этот друг ушёл от тебя сапсем хорошим и счастливым. Как же я могу тебя отпустить? -- Ни как не могу отпустить, мне мои предки этого не простят, ты знаешь это, бойе! Зачем гневить предков? -- На, трубку, .. покури, когда куришь этот табак, который делает моя жена, я всегда вспоминаю свою молодость, и ты вспомнишь, -- как хорошо тогда было, -- китайцы покупали табак у турков и продавали нам. Э.., китайцы не просто его продавали, они в табак подмешивали сладкую траву. Быстро привыкал к табаку и много его надо было. Плохо стало апосля -- глаз не стал видеть, рука стала трястись, -- худое дело, -- китайский табак! А, что делать? Другого нет! Прости, бойе ! Щас мы китайский табак не покупаем -- дарагой, сапсем , дарагой стал -- две куницы просят за одну осьмушку -- моя жена сама научилась делать табак, она, как твоя Ильга, огород хочет посадить в этом году. Ильга у тебя шибко умная баба, наших учит только хорошему, шибко тебе повезло с женой, Евсейка. -- Одой протянул ему раскуренную Эльдякой трубку. Евсей ни когда не курил, но обычай соблюдал строго, потому с поклоном попросил сначала покурить самого хозяина, на что Одой с радостью согласился, он всё еще надеялся, что Евсей останется у него надолго.
--- Друг, Одой, прости, не могу долго задерживаться у тебя.
Одой с горечью выдохнул дым и, совсем не глядя на товарища, делая сердитым своё морщинистое лицо, зажав в кулаке левой руки жиденькую бородку, наконец спросил,
--- Однако, бойе, что-то сапсем беспокойный стал. Что-то, однако случилось, лючи?
--- Внук мой, собирается на Чёрный камень, сам знаешь : дорога туда дальняя, а оленей у меня нет, вот я и пришёл к тебе просить оленей, много груза нести надо, не туда, на обратной дороге, сам знаешь, он камни полезные ищет. Без оленей, не справиться, боюсь.
--- Однако шипко далеко собрался тропить твой Улька. Шибко худо он надумал. Одой, однако, расскажет дорогу. Пусть до перевала идёт по берегу Катунь-реки, там до топких мест дойдёт, однако мало-мало таких мест не надо их шибко бояться, в долинах шибко гиблой топи не быват, однако. Топь перейдёт, ты, Евсейка ему растолмачишь, до перевала дорога сапсем лёгкая ему будет. Перевал пройдёт, до Телец-озера шапкой бросать можно -- попадешь. Один день пути. Чёрный камень сапсем близко станет. За озером он. Озеро обходить -- семь дней , однако надо будет. По воде, однако, -- всего один день пути, -- в долине Чёрных змей, -- стойбище Тинаки. Тинака -- брат моей жены Эльдяки, которая, услышав имя своего брата, заулыбалась и ушла на свою половину чума что бы не мешать мужчинам вести беседу,.. -- Пусть зайдёт бойе в стойбище к Тинаке, оленей оставит. Пусть озеро на его лодке перечалит. Тинака лодку даст, если скажет "сдрасте" от моего стойбища Улька -- Тинаке.
--- Передаст, Одой не беспокойся. -- Евсей помолчал немного, он знал, как надо вести беседу. -- Ты забыл, что-ли? -- От Черного Камня ему много каменных образцов нести придётся. Олени-то на том берегу ему нужны будут... Так же, как и на этом, домой-то их тоже надо довести, камни эти...
Но старый друг понял, слова Евсея по-своему.
--- Однако шибко, не переживай, Евсейка, Одой -- шибко боится, -- Улька молодой ещё сапсем. Вода в реке шибко большая скоро станет. Скоро сапсем ополоумит Катунь. Всё на своём пути сметать станет, много, шибко много горя может принести. -- Одой помолчал, как и Евсей в своё время, показывая гостю, что он ни куда не спешит, -- олень он возьмёт у друга Тинаки. Стойбище Чирони на другом берегу Телец-озера. Спешить его -- не надо! Пусть Тинака сам скажет, когда можно озеро переехать на лодке, его , однако, сапсем Ульку, что бы волна не убила. Плохо, однако, когда не умеют слушать, люди людей!
Евсей помолчал и постарался вернуть разговор в прежнее русло...
--- Пожалуй, ещё рано, тепла-то не было большого.
--- Э, бойе, тепла не было, а земля-то, потрогай рукой -- тёплая. Белуха много воды отдаст Катуни. Катунь дуреть станет. Пусть Улька ждёт. Мало-мало всего до молодой луны. Ты ему скажи, Евсейка. Плохо кочевать, если Катунь ополоумит. Ох-хо-хо. Молодые сапсем плохо думают, шибко плохо. Не пускай парня, до большой воды. Так и говори ему : --"Не даст Одой оленей! Пусть ждёт мало -мало. Сапсем мало до новой луны осталось". А потом пусть тропит к Чёрному камню. Одой знает, шибко много воды в долинах, как на болотах, когда Катунь шалит. Не пускай паря, Ульку. Болото шибко топким становиться. Воды много, по дну не пройти, надо плыть, олени гружёные плыть смогут, однако не шипко долго. Утопнут, однако. Улька в ичигах, да в кухлянке, однако тоже долго не поплывёт, олени груженые, его не спасут.
--- Хорошо, бойе. Попробую отговорить.
--- Надо шибко хорошо пробовать, Евсейка, шибко жалко, паря, если Ульку заберёт к себе Мусунин. Горный дух шипко гневается, если люди ходят без его позволения по его владениям. Пусть Улька ждёт, Одой станет просить Мусунина, что бы не гневался и разрешил пройти Ульке через перевал. Что бы не напускал на него снежных обвалов, что бы камнями не бросал и мало-мало дождиком на тропе не мочил. Щас Горный дух спит, однако, как только молодая луна маленьким рожком выглянит из-за Белухи, он тут же просыпается и начинает веселиться : то камнями швыряется, то снега спихнёт с обрыва на тропу, а то без причинно напустит дождика столько, что камни станут, как жиром оленьим намазаны -- шипко плохо тогда идти, шипко худо тогда. Брат Одоя, Улокан свалился вместе с оленями в пропасть. Однако это шибко давно было, Одой ещё тогда лук плохо держал, рука дрожжала. Прямо, как щас. Пошто, Евсейка люди стареют и руки-ноги у них становятся, как у маленьких детей, сапсем шибко слабые?
--- Прости, Одой. Мы в другой раз поговорим об этом.
--- Ладно, лючи, Одой станет ждать, когда у Евсейки, станет другой раз и сапсем не нужно будет торопиться в свой дом. Скажи "сдрасте" своей жене Ильге. Шибко она хороший лекарь, прямо, как шаман. Всё знает про болезни. Шибко хороший баба у тебя Евсейка. И где ты нашёл её? Скажи, я своего младшего туда отправлю, сапсем загрустил паря. Жениться пора, да за жену много выкупа просят, а сам знаешь этой зимой зверя у нас мало было, весь ушёл за Телец-озеро, за Чёрный камень ушёл, а там охотится род Тинаки, правда Тинака мало-мало разрешил Качи поохотиться, да только шибко мало. Чирони тоже разрешил... Недобыл Качи зверя, что бы хватило на выкуп, кое-как хватило за дробь-порох рассчитаться. Однако Качи научился шибко хорошо белку и соболя бить, всего одной дробиной, только большой, пулю бережёт. Петли ставит так, что зверь не чует сапсем. Ой, сапсем я тебя заговорил, Евсейка.
Он встал, встал и Евсей, по-русски протянул руку Одой своему другу и совсем, как русский, поклонился Евсею,
--- Кланяйся, однако и Ильге, скажи Ульке "сдрасте", и пусть ждёт, Одой шипко, однако не хочет отпускать его в тайгу, -- рано, однако.
--- Спасибо, друг, Одой! Обязательно передам привет и твой поклон своей жене и внуку. Прости, что не могу дольше поговорить с тобой, спешить надо, Ульяна отговорить. Ильгу успокоить, а то плачет поди, в своей комнате. Евсей обошёл огонь и уже у самого полога, перед выходом на улицу по-русски низко поклонился этим простым и душевным людям.
--- Шипко молодой и горячий внук у Евсейки. -- Когда Евсей вышел, обронил эти слова неизвестно кому Одой и тяжело вздохнул. Горькая слеза зажгла его глаза, он с горечью спросил у Эльдяки,
--- Эй, жена, а где наши внуки? Почему нет их с нами.
--- Не знаю я. Не хотят жить рядом, сапсем родство потеряли, прямо, как чужие стали. За всю зиму ни разу не приехали навестить.
--- Сапсем худо. Скажу, однако старшему сыну, что бы привёз, плохо без внуков старикам, шибко плохо, однако, -- с горечью закончил разговор Одой. Эльдяка пряча слёзы на глазах принялась убирать посуду -- мужчины даже не притронулись к еде.
Евсей сам бы пошёл к Чёрному камню вместе с Ульяном, но в 78 лет будешь только помехой и обузой молодому и скорому на ногу внуку.
--- Э-эх! --Вздохнул Евсей, открывая калитку своего двора, на крыльце стоял Ульян, было видно по-всему, что он находиться в некоторой растерянности, но всем своим видом он делал всё, что бы не показывать этого.
--- Я ходил к Одою, -- первым начал разговор Евсей, -- он не дал оленей. -- Евсей на минуту замолчал, внимательно посмотрел на внука, но реакции с его стороны, ни какой не последовало, тогда он продолжил, -- ни я, ни Одой, ни бабушка, мы не хотим, чтобы ты сейчас шёл в тайгу. Время бурного таяния снегов в горах начнётся со дня на день. Вода в реках и ручьях поднимется сильно, не мне об этом говорить тебе, сам помнишь, что творила Катунь в прошлом году, в дни большого половодья?!
--- Дедушка, до настоящего усиления воды ещё минимум неделя. За это время я успею пройти болотистую пойму.
--- Нет! Ты пойдёшь только после спада воды.
Ульян, видно было по его лицу, поборол в себе некоторые нотки бунта, но деду возражать не стал. -- "Всё-таки дед прожил поболее, Одой тоже. Они природу своего края знают лучше меня! А я-то тоже хорош, возомнил из себя учёного, господи, стыд-то какой!"
--- Хорошо, дедушка, пусть будет так. Тогда у меня почти месяц свободного времени, пока вода придёт в норму. Можно я съезжу в Иркутск к родителям?
--- Он ещё спрашивает, конечно, можно!
--- Из Алтайского, один раз в неделю, отправляется ямщицкая тройка, -- говорил Евсей, проходя в избу. -- Хорошо бы на неё попасть, быстро домчат.
--- Я знаю, они по третьим дням недели отъезжают. Мне бабушка что-нибудь приготовит в дорогу. Качи отвезёт в Алтайское. Он завтра возвращается из тайги, -- Ульян, вслед за дедом. вошёл в дом.
--- Хорошо! Пусть будет так, Ильга! -- Позвал жену Евсей.
Она вышла на его зов из соседней комнаты и испуганными глазами посмотрела на обоих мужчин. Она уже решила про себя, что Ульян уговорил Евсея отпустить его на Чёрный камень.
--- Ильга. Ульян хочет съездить в Иркутск, погостить у родителей месяц, а уж по возвращении сходить к Чёрному камню.
--- Вот и хорошо! -- Обрадовалась неожиданному для неё повороту событий Ильга. -- Татьяна Никаноровна когда ещё писала, что бы ты приехал, наверное, ещё перед Рождеством Христовым, или сразу после Крещения, что-то я запамятовала, а ведь уже лето скоро. Мне Эльдяка говорила, что Качи должен на днях из тайги вернуться, попросим его чтобы отвёз тебя до Алтайского, а там, на почтовых быстро домчишь до Омска.
--- Да, бабушка.
--- От Омска, Ульянушка, поедешь на паровозе. Страшная, говорят машина, огнём и паром вся так и дышит. Жуть прямо. Говорят, что скоро до самого дальнего моря паровозом доехать можно будет. Уж правда ли, нет ли, но слыхала я про какие-то иропланы, говорят, они могут яко птицы по небу летать. Да что-то не верю я всему этому, всякое бают в народе.
--- От чего же, всякое-то? Правду говорят. Я сам в газете читал про это. Когда в Тобольск ездил, -- Ульян тряхнул своей причёской и густые, черные, шелковистые волосы его энергично шевельнулись на голове.
--- Скоро, наверное, только на свадебных тройках останутся бубенцы, -- мечтательно проговорила Ильга, видимо вспомнив, как они лихо катались на тройках, когда праздновали свадьбу Полюшки в Тобольске. А до города добирались тоже на тройках и тоже с колокольчиками. -- Хороший, видимо человек придумал подвешивать колокольчики под дугу, в сбрую лошади, помнишь, Евсей с какой музыкой мы ехали в Тобольск?
--- Помню, -- ответил Евсей и его лицо осветилось теплом приятных воспоминаний, -- да, плохому человеку такая мысль, как колоколец под дугой, в голову не придёт, -- утвердительно проговорил дед.
--- На сколько он был музыкален и хорош, мне не известно, но я совершенно точно знаю, -- вставить своё решил Ульян, что бы развеять сказочное представление своих стариков об истории колокольчика под дугой, -- бубенцы на почтовых лошадей впервые приказал надевать Чингиз-хан. Для того, что бы было слышно, что едет почта и что бы ей все уступали дорогу. В Монголии и северном Китае этот указ выполняется и сейчас. В те годы под страхом смертной казни запрещалось подвешивать колокольчики на других, кроме почтовых, лошадей. Он же своим указом разделил все дороги на равные или почти равные участки -- почтовые посты -- ямы. На ямских участках всегда были свежие лошади и новый вестник -- доставщик почты. В России же ямщики появились позже, уже с приходом хана Батыя, ещё в XIII веке, а сейчас XХ-й, -- 700 лет прошло, как почту возят на тройках с бубенцами.
--- А я всегда считал, что тройки с бубенцами -- русское. Ан нет! -- огорчённо вздохнул Евсей.
--- По мне, так нет разницы кто придумал этакую красоту, -- подала свой голос Ильга, уже возившаяся с мукой, просевая её через мелкое сито, и готовясь ставить тесто для дорожных пирожков, шанег, булочек и прочих вкусностей на которые она была способна. -- А этот хан-то, кто он был?
--- Чингиз-хан это завоеватель и жесткий правитель. А вышел он из простых пастухов-аратов. Монгол он, бабушка. Батый -- его внук, отличался ещё более жестким характером. Это Батый поработил Русь и установил свою власть на сто лет. Он нещадно душил народ поборами, всякими налогами и жестоко расправлялся с непокорными, много женщин и детей угнал в Персию, Турцию и продал в рабство. Сто лет не могли с ним справиться русичи, по причине того, что Русь была разделена на мелкие княжества, а когда нет согласия среди князей, то и врагу это только на руку, он всех поодиночке и завоевал, а потом всячески старался, что бы русские князья чаще ссорились между собой. Вот сто лет и ссорил всех. Пока русские не объединились и не прогнали татар.
--- Так много прожил? -- Всплеснула руками Ильга, -- а ведь басурман басурманом, хунхуза! Прости меня, Господи! -- Ильга истово перекрестилась на икону, весевшую в красном углу над столом. ( Да, да на ту самую икону, которую она когда-то брала с собой в тайгу, сняв её со стены в доме-землянке Евсея )
--- Нет, бабушка не прожил он сто лет, постоянные войны, походы подорвали его здоровье. Но его войско дошло до Адриатического моря.
--- О, Господи! А далече, ли это, Ульянушка?
--- Далеко, бабушка, очень далеко. За Уральскими горами, за Моксвой...
--- Боже мой, как же туда пешим-то дойти? -- Ильга истово перекрестилась, -- видимо Бог им сподобился, -- сказала она, уже не глядя ни на кого и
занявшись своим делом.
--- Что-то я тебя не совсем понимаю, внучек, то ты говорил, что этот хан, как его там? Чингизов, кажись -- монгол, сейчас говоришь, что он -- татарин. Путаешь, однако, что-то ты?
--- Чингиз-хан, дедушка. Нет не путаю я. В старые времена -- шестьсот лет назад всех людей, которые населяли Монголию, Китай, Среднюю Азию русский народ называл -- татарами. Слово это означало -- не русский, не понимающий русского языка. Живущий далеко на востоке, воинственный человек. Тех иностранцев, которые жили на западе; немцев, англичан, шведов и прочих называли -- басурманами. В России есть такой город Казань, где осталось много татар, не пожелавших возвращаться обратно со своим войском, да и так их множество осталось жить по берегам Волги и в Крыму. Многие обзавелись семьями, нажили себе хозяйство, подружились с русскими. Русские люди одни из не многих народов не поминающие долго зло и умеющие прощать даже самые большие обиды.
--- А-а-а! -- протянул дед, -- теперь мне всё понятно... .
(Окончание следует...)#ПавелСеребров_ОпусыИрассказы