Альфонс

Киру Клён бросил любимый мужчина.
Ещё и внезапно.
Ещё и в ответ на письменное приглашение посетить парный сеанс аюрведического массажа в четыре руки, снабжённого открытием «третьего глаза», и Кирой уже оплаченного.
«Вам на личики наложат маски, пропитанные розовой водой, -
Продавая услугу сладкоголосо, как по- писаному, сулила властительница ресепшена. – А над головой, на определённой высоте, подвесят чашу. Из неё, через маленькое отверстие в донышке, будет непрерывно струиться целительная жидкость.
Масло польётся именно в ту точку, где во лбу, чуть выше межбровья находится чакра, открывающая глубокое познание мира.
Возможно, вы уснёте. А когда проснётесь, скорее всего, вам откроется истина».
Во время беседы с по-книжному говорящей, салонной девушкой, Кира живо представила себе почти обнажённого, трогательно тщедушного Николая, лежащего на соседней кушетке; потом - настырных в действиях индианок в просторных бирюзовых шароварах с узором «восточный огурец», хлопочущих над его незагоревшем этим летом телом, и всё.
Перечислила плату.
Однако, реакция Николаши на щедрый подарок, показалась Кире чудовищно несуразной.
«Жена с моря вернулась. – Написал он ей в смс. – Не звони мне пока».
«Во те и открылся «третий глаз», – простонав от боли внезапного прозрения, тяжело осела на диван просветлённая Клён. – Даже ходить никуда не надо».
Кира поняла, что «дело пахнет керосином», что Николай, похоже, ею тяготится.
Клён хотела рвать и метать. Швырнув – таки в стену диванную подушку, она устремилась к холодильнику.
Его уютно освещённое нутро опахнуло хозяйку прохладой и видом зелёных твёрдых яблок сорта «семеренко».
Клён поёжилась, решив, что это второе мужское предательство за последние пять минут её жизни, поскольку ситуация требовала горячий стейк с кровью, а холодильник выдал ей холодную кислятину.
Не солоно, хлебавши, Кира вернулась на диван, её рука интуитивно потянулась к телефону.
Клён ещё раз прочла послание.
Запрет на звонки, который вменил ей Николай, вызывал негодование.
И, конечно Клён набрала его номер. И, конечно, тот сбросил звонок.
«А я щас жене твоей позвоню, –
мстительно решила Клён, – так и познакомимся».
Её пальцы, трясущиеся от негодования, суетливо забегали по экрану. И она бы сделала задуманное, поскольку не привыкла отступать.
Однако, затея споткнулась о перфекционизм.
Кира притормозила, вспомнив о том, что в момент высшего накала страстей, когда мозг бурлит, как закипевший чайник (следуя советом из специальной методической литературы по воспитанию чувств) она должна была отдышаться, посчитать до десяти и посмотреть на синее.
Кира всё сделала.
Но желанье поцапаться с соперницей, на попятную не шло. Тогда Клён решила сама себя обмануть.
«Ты должна к разговору подготовиться! – велела себе благоразумная скандалистка. Социальные сети тебе в помощь».
***
На странице Евгении Тулуповой располагалось одно бездарно постановочное фото. Клён видела его ни раз. Вернее, если б снимок был бумажным, она бы в нём глазами уже «дыры просверлила».
Она этой фотки боялась, но не пялиться на неё не могла. Как на сварку смотрела.
А видела она — вот что.
Тучная женщина, лет пятидесяти (а то и с «хвостиком»!), в скользком красном платье, восседала в кресле, декорированном под королевский трон.
Левой рукой Евгения держала кубок, предположительно, пустой, поскольку он являлся бутафорским.
Правая же рука ненавистной Кире женщины, покойно возлежала на подлокотнике, великодушно предоставляя взору соперницы широкое, отлитое в жёлтом золоте, обручальное кольцо.
На голове у Жени, ей Богу, громоздилась диадема.
По совокупности изложенных деталей, улыбка Николашиной супруги провозглашала торжество.
Сам Николай, сорокадвухлетний белёсо-кудрявенький, лепился к Жене справа и голубыми круглыми глазками, слегка исподлобья, смотрел в объектив.
Причём, смотрел не упрямо. А как бы стыдливо, как бы извиняясь.
Клён до щипанья в носу любила этот взгляд. #опусы Он выдавал в Николае нечто ягнячье: воздушную нежность, святую наивность, беззубую доброту.
Она представляла, что вот ходит такой ягнёнок по лугу, цветочки нюхает, пьёт из ручья, на небо смотрит… А тут, откуда ни возьмись, мясничиха в кровавом платье, добычу хвать!
«Скрутила, уволокла себе в башню, и кубками «пьёт его кровь»… пирует». –
Глядя на портрет и горюя над судьбой Николая, тысячный раз подумала Клён. – Бедный, бедный барашек».
«Умный мужчина не полюбит самую красивую женщину на свете, -
гласила подпись к снимку. - Он полюбит ту женщину, которая украсит его мир».
Кира брезгливо поморщилась.
Она, не самая красивая женщина на свете, вполне удачно обыгрывающая свою фамилию, высоконькая и тоненькая, коротко стриженная похожая на деревце и на мальчика одновременно, сегодня мечтала раскрасить мир Николаши массажем в четыре руки.
Не вышло.
Мясничиха всем «нашлёпала по рукам».
Ягнёнка жалко.
***
Конечно, в салон аюрвердического массажа, в паре с женатым мужчиной, риелторка Клён намеревалась наведаться не просто так.
Были на то причины.
Во-первых, она хотела порадовать Николашу.
Во-вторых, Клён нужен был отдых.
Усталость от долгих разговоров с людьми, от рябящих в глазах квартирных показов, от кропотливой работы с документами, одновременно с грустной осенью, «чёрным роялем» легли на Кирины плечи.
Она бы расслабилась, махнув к морскому побережью, чтоб прокутить там денежки в бархатный сезон, но только опасный возраст незамужней бездетной русской женщины (тридцать четыре года) не позволял ей надолго зависнуть в приморских кафешках с графином вина под песни Шафутинского.
Кира хотела семью.
С Николашей.
О совместном отпуске Кира «пока не заикалась», боялась спугнуть, и без того несмелого в намереньях, мужчину, поэтому пока что раскрашивала свой досуг и мир любимого человека так, как могла, к примеру, путём покупки массажа в четыре руки.
Ну, а в - третьих, фантазёрка Клён верила в чудеса.
Про открытие «третьего глаза» Кира прочла в рекламном буклете и к услуге, придуманной буддийскими монахами, отнеслась серьёзно. Ведь она подозревала Женю Тулупову в злой ворожбе, в опаивании Николая колдовским ослепляющим зельем.
Ну, а иначе, как она ослабила его волю?
Как заставила на себе жениться?
Кира верила, что наступит час, когда действие ведьминских чар развеется, Николай, протрёт кулачками глаза и постигнет истину: она краше, чем Женя, она умнее, чем Женя, она моложе, чем Женя!
Так, она или Женя?
Конечно, втиснутый в рамку такого условия, Николай, в неравном бою (супруга казалась сильнее) отнимет у Евгении обручалку и зашвырнёт подальше, куда-нибудь в «терновый куст».
Ну, а Кире купит кольцо, и отведёт её в ЗАГС.
Вожделенное прозрение случилось. Но только ни у Коли, а у Клён.
«Да ведь он меня бросил». - Догадалась она.
***
Кира упала ничком на диван.
А потом, наревевшись до боли в груди, стала думать, как жить дальше с разбитым сердцем и одной.
Но ответ сам собой не являлся.
И Клён решила его поискать. Где, где? В социальной сети, конечно!
Не прошло и минуты, как лесной бурундук предъявил ей рецепт избавления от боли.
«К осени мозг бурундука Тamias tristis, –
утверждалось в заметке, - увеличивается в объёме, чтобы запоминать расположенье кладовых.
Бурундук становится умнее, что вызывает в нем лютую скорбь. Чтобы победить душевную муку, бурундук поедает перебродившие фрукты.
Грызун поглощает их до тех пор, пока его мозг снова не уменьшится до комфортного размера».
«Вот дурак! –
Подумала было, Кира. – А ведь мог бы и в библиотеку записаться!».
Но осеклась.
«А ведь грызун-то мудр! – Снова снизошло на риелторку озаренье.
Осознание правоты бурундука подняло Клён с дивана.
«Кирюша, хватит лицемерить, – велела себе Клён, – сбегай за вином, Кирюша.
***
Да, Кира, как человек, идущий по пути, так модного теперь саморазвития, хоть и прослушала недавно, в машине, полезную лекцию литературного обозревателя про то, что в трудные моменты, души людей добротно исцеляют хорошие детективы, но за книгу не взялась.
И кто её осудит?
Кого бросал любимый мужчина – тот Киру поймёт.
Та, накинув на плечи лёгкую кофточку (в то время, как в стекло накрапывал осенний дождь) кинулась туда, куда послал её бурундук. За фруктами. Перебродившими, бутылированными.
Благо ближайший пункт продажи алкоголя располагался рядом.
Прямо под домом, в магазине «Гастроном».
В «Гастрономе», в соответствии с пятничным вечером, толкались люди. У полок с алкоголем было особенно оживлённо.
Приметив бутылку с разноцветным фейерверком на этикетке и с зелёной завинчивающейся крышечкой (Клён строго следовала инструкции бурундука, и по её мнению, перебродившая фруктовая бурда выглядела именно так) Кира схватила добычу и поволокла её к оплате.
У кассы нетрезвый мужик стоял перед молоденькой продавщицей на коленях и клянчил у девушки телефончик.
Кассирша растерянно хлопала глазками, зато охранник действовал чётко. Смачно и шумно жующий жвачку, он скрутил дебошира и поволок к двери.
Горе-влюблённый, что было мочи, тормозил настырно пятками и выкрикивал адрес магазинной красавицы всякие непристойности.
Клён, пронаблюдав такое позорное зрелище, стоя в очереди стала разбирать мелкий шрифт на бутылочной этикетке, дабы исключить похожий эффект опьянения. Однако, никакой информации по данному вопросу, производитель алкогольного напитка, увы, не предъявлял.
И Клён, на свой страх и риск, оплатила покупку.
Дома Кира налила себе, примерно, полстакана. Бурда обожгла голодный желудок.
Кира чуть-чуть подождала. Подумала. И налила ещё.
И вот так, со спиртным напитком в руке, Клён подошла к окну.
Город, в котором жила Кира, Коля и Женя Тулуповы давно слыл миллионником, и славился тем, что здесь, давным-давно жили мамонты и динозавры.
Слева от окна, в которое смотрела сейчас Клён, располагался музей древностей, где можно было увидеть мамонтёнка, очень похожего на мультипликационный персонаж, который плыл на льдине через штурмующий океан и пел песенку про маму.
В музее предлагались вниманию посетителей и другие экспонаты, но Кира вдруг, к ужасу своему («спасибо» пронырливому мозгу) подумала про ящера, сложного названия которого Клён в тот момент не припомнила, но который в тамошней местности тоже обитал.
Ящер тот был четырёхметровым, пузо – бродильный чан весом в тонну, лапы к тулову сбоку прилеплены. Он ползал, будто отжимался, морда щекастая, а во лбу, над глазами – «третий глаз»!
Клён из школьной программы знала, что ящер в дополнительном аппарате для прозрения очень нуждался, ведь он являлся хладнокровным и «третьим» глазом контролировал температурный режим.
Солнце встало-проснулся, село – уснул.
Однако, кульбит «третьего глаза» в сознании Киры, чрезвычайно её саму расстроил. Разумеется, он повлёк за собой ассоциативный ряд: «аюрведический массаж», «супруга с моря вернулась», «не звони мне пока».
Разъярённая пьяная Клён даже мысленно плюнула влево, в сторону, музея. И решила смотреть вперёд.
Но взгляд её упёрлись в вывеску «Швейные машины», которая совсем не разожгла Кириного интереса, переместив его далее, вправо.
Правее находилось увеселительное заведенье, в ретро-стиле, что-то среднее между кафе и танцевальным клубом для тех, кому за тридцать.
Год назад,в «отзовике» про него какой-то мужчина настрочил примерно следующее «если тебе за сорок, ты не доволен собой и своей жизнью и хочешь посмотреть на безвкусно одетых тётушек, трясущих своими «прелестями», тебе – туда».
Разозлившись на писаку, за используемое им слово «тётушки» в отношении женщин, примерно, её возраста, Клён назло борзописцу зарезервировала столик.
И да, попав в кафе, Кира поняла, что местный диджей прибывал в полной уверенности, что ретро музыка –это «Руки вверх» и Алегрова», а она обожала Френка Синатру. Ну, и пусть!
Клён полюбила это место, потому что впервые она пришла в туда с Николашей.
То был августовский, на удивленье тёплый, вечер. Коля, не смотря на лето, заказал «зимний салат» и бутылку вина. А Кира – «Цезарь».
Попробовав блюдо, Николаша напучил морду, сказав, что морковка в салате тёплая, видимо, только что сваренная, и отказался от поедания «Зимнего». Зато попросил официантку принести шашлык, гренки с чесноком и пиво.
Мясо есть почти не стал… так, «поднакусал», сказав, что вкусное. Поджареный хлеб тоже попробовал, но качество приготовления оставил без комментария.
А вот пиво Коля пил охотно, быстро охмелел и расклеился.
Николашины нежность и чувственность достигли апогея во время медленного танца. Его кудряшки прилипли к потному лбу, а влажные ладони – к Кириной талии.
Николай то и дело отстранял Кирюшу от себя, ища её взгляд полублестящими от слёз глазами и клялся, что любит.
Добившись от Клён взаимного признания, Николаша неожиданно бросился к ди-джею. Заинтригованная Клён сиганула за ним. А Николай сунул работнику сцены сторублёвку. Подмигнув и состроив жалобную гримасу, он сказал так: «Брат, пусти в эфир песню «Стрелок», про вечеринку… Помнишь такую?».
Мрачный человек за музыкальным пультом, молча прикарманил купюру, и, будто делая одолжение, еле заметно кивнул.
Кира сильно удивилась выбору Николая, подумав: «Как он вообще, мог про «Стрелок» взять и вспомнить? Его ведь даже не пытали!».
А Николай, тем временем, заслышав начальные аккорды желанной композиции, настырно внедрившись в центр танцпола, взялся подпрыгивать, как стрекозёл.
Ну, а когда зазвучали слова припева (на вечеринке лучших друзей, ты танцевал с подругой моей… ты обнимал её, целовал… ты обо мне и не вспоминал) он и вовсе, путём хватания за телеса, принялся азартно вовлекать в ритм своих вихляний незнакомых ему, плящущих женщин не первой молодости, чем не просто разозлил, почти трезвую Клён, но даже распалил в ней желанье психонуть да уйти.
Впрочем, поход в кафе закончился хорошо.
Уже «под занавес», навеселившись, вволю, Тулупов как –то мгновенно опал и осел. Приземлившись за столик, и положив свою голову Клён на плечо, он вновь источал утомлённую и изнывающую нежность, говоря, что Кира - его жизнь.
И что он без неё умрёт.
Да, да, непременно умрёт.
Кира в полу - темноте, расцвеченной карусельным танцем диско - шара поймала Колин взгляд.
- Почему?
- С тобой весел, - вмиг состряпав философское выражение лица, констатировал он.
***
Короче, вправо Кире смотреть было больно.
Она развернулась на сто восемьдесят градусов, допила вино, и направилась к противоположному окну, на ходу пристроив бокал на стол.
Квартира – студия, в которой уже два года хозяйничала Клён, была белостенной, просторной, «наполненной воздухом», а не хламом, и выдавала в ней усердно - деловую женщину.
Взять, к примеру, интерьер.
Он казался симпатичненьким, но не детально продуманным. Квартира покупалась в марте, и Кире хотелось тогда весеннего настроения. Так её дом наполнился зелёными и сиреневыми тонами.
На стене, в большой рамке, безудержно и смело пускали в небо лисья – стрелы нарисованные ирисы; на полу, у светло-песочного дивана валялся пушистый ковёр, имитирующий сочную травку; у окна располагался круглый столик с стеклянной поверхностью, которая, по замыслу Клён, должна «питаться» энергией солнца и делиться ею; рядом - кресло-качалка, сплетённая из золотистой лозы.
Однако, сейчас, в пору наступленья дождливой поры, в окружении белых стен жить было холодно. Клён мечталось накинуть на холодный стол бархатную скатерть, зажечь над ним, томно горящий торшер с длинными кисточками, а на кресло накинуть мягкий плед цвета перезрелого абрикоса.
Однако, ни скатерти, ни торшера, ни пледа в хозяйстве Киры было не сыскать. Для домашних хлопот времени у Клён не оставалось. Она забивала каждый день, как мешок «под завязку» делами - заботами.
Как бы то ни было, усердная риелторка необычайно гордилась, что купила жильё на свои кровные денежки, пусть в кредит, но всё же без чьей-либо материальной поддержки.
Вот и сейчас, пересекая студию, подумав о своей человеческой значимости, она, не смотря на подпитие, расправила плечи и вздёрнула носик.
Клён подошла к окну.
Город окатил её темнотой, в которой маскарадной россыпью золотого конфетти мерцали огни.
Морось прекратилась.
За панельной «грядой» одинаково-серых пятиэтажек высилось современное, празднично освещённое здание с крышей-башенкой, придающей громоздкому сооружению из стекла и бетона, домашний уют.
Там, в одной из просторных квартир, пропитанных денежным благосостоянием хозяев, проживал Николай со своею супругой.
Близость домов Киры и супругов Тулуповых, которую с натяжкой, но всё же, можно назвать соседством, была абсолютно случайной.
И никаким вероломством Киры, втюрившейся в Николашу «по уши», не являлась. Так случилось. Точка.
Факт этой топографической близости, конечно удивил обоих любовников и внёс пикантность в их отношения. Каждый вечер Кира любила «пощекотать себе нервишки», вглядываясь в окно, и пробуя представить Николая, в лоне его жилища.
И даже, к стыду своему, Клён подумывала приобрести, какой-нибудь мощный бинокль, наподобие военного, или подзорную трубу (если, конечно, такие бывают) чтобы узнать о любимом чуть больше.
Тем более, что этаж, расположение окон и номер квартиры супругов Тулуповых не был для Киры секретом.
***
Дело в том, что однажды, во время отсутствия в городе Жени, Николай захворал.
Да так сильно, что призвал Киру к своей постели, в болезненном полу - бреду, забыв о мерах предосторожности женатого человека.
Николаша встретил Клён на пороге.
И даже несколько напугал её своим видом. Он, полуголый, только в хлопковых белых трусиках, надетых на белёсое, покрытое россыпью коричневых родинок, хиловатое, тело, таращился на Киру, как помешанный.
Обычно, мутно-голубые его глазки, в тот момент блестели; молочные щёки – полыхали румянцем; а мелкие кудряшки, взмокнув, трансформировались в полукольца.
- Я видел свет в конце тоннеля. – Сразу огорошил взволнованную Клён, страдалец. – Почти что умер.
- Господи, - шагнув в квартиру, запричитала женщина. – Да что-болит-то у тебя?
- Грудь… В грудь, как будто копьё вонзили... Озноб, температура… Кирюша, вынь, пожалуйста, копьё.
Клён, держа Николая под локоток (несчастного мотыляло, как былинку на ветру) аккуратненько провела его в комнату.
Но подняв глаза, Кира сама, чуть было не осела.
На неё, в упор смотрела Женя Тулупова!
Евгения с диадемой в волосах, с властным осуждением взирала на непрошенную гостью с того самого портрета, размером в полстены, который она демонстрировала в соц. сети. Но здесь, в домашних условиях, он обрамлялся тяжеловесной витой рамой, выполненной под золото.
Клён отвела взгляд от венценосной хозяйки и боязливо осмотрелась.
«Золото» было везде.
У Киры перед глазами расступилось пространство с золотистым бархатным диваном; с громоздким, из светлого дерева, столом; с тяжёлыми шторами янтарного цвета, декорированными крупными кистями.
«Золотая клетка», – спроецировав увиденное на участь Николая, умозаключила Кира.
Впрочем, Клён успела так же отметить, что вид золотой гостиной сильно портило Колино присутствие.
Он организовал себе лежбище тут же. Приволоча ворох белья, он без разбора шлёпнул его на диван, растрепал кое-как и сбил в кучу.
Тут же, на полу возлежал опрокинутый кувшин, а в луже воды, как гигантские, отсосавшиеся от Колиного тела сытые пьявки, полу-плавали чёрные носки.
Разодранный гранат, валялся рядом.
Клён случайно угодила босой пяткой на зрелое зерно. То лопнуло, оставив багряный подтёк.
«Как капля крови, – вспыхнула мысль в голове у Колиной спасительницы и даже припомнила кусочек стиха Александра Пушкина, который она заучила в школе: «Сижу за решёткой в темнице сырой. Вскормлённый в неволе орёл молодой…».
Однако, Кира «взяла себя в руки».
И, справившись с эмоциями, от созерцания жилища супругов Тулуповых, принялась «вынимать копьё» из Николашиной шумно дышащей груди.
***
И вот сейчас, стоя у окна, и вспомнив тот дущащипательный опыт спасения любимого человека от тяжёлого ОРВишного недуга, нетрезвая Клён, по- нехорошему оживилась.
Она захотела увидеть Николашу.
«Побегу к нему прямо сейчас. Немедленно... Бурда придаст мне храбрости, –
Глотнув вина прямо из горлышка и впихув бутылку в дамскую сумочку (предположив, что та ей ещё пригодится) решила Клён, – застану Колю врасплох. Пусть при супруге решит: она или я».
Накинув на плечики ту самую лёгкую кофточку, которая не успела просохнуть после похода в магазин, Клён выбежала из квартиры и, не дожидаясь, когда на её шестой этаж поднимется лифт, сиганула по лестнице вниз.
Вылетев из подъезда, Кира по привычке скользнула взглядом по автомобильной стоянке, там преданно белела в темноте её безотказная мини-машинка, как будто посылая Кире дружеский привет. Такой молчаливый посыл придал девушке сил.
Клён ускорилась.
Кира промчалась мимо дома художника, там, на арт-вечеринке она рисовала Колин портрет; пробежала мимо павильона «Цветы», владелицу которого Кира уважала, и мечтала заказать ей вскоре свадебный букет; пересекла проезжую улицу на красный сигнал светофора, возле которого она однажды с Николашей целовалась.
Прохожие не обращали на взбудораженную Киру никакого внимания.
Люди были заняты собой.
Лишь драный пёс, выскочив откуда-то сбоку, кинулся Кире наперерез, зарычал и оскалил зубы.
Клён остолбенела.
К её облегчению, из осенней густой темноты еловой аллеи внезапно вырулила «собачья свадьба». Кобели трусили за сукой, поскуливая и закручивая хвосты. Пёс, преградивший Кире дорогу, моментом одумался, отвлёкся от Клён и прибился к стае, желая заполучить сладость плотских утех.
Кира, конечно, сильно порадовалась тому, что соблазнённый ловелас «сделал ноги».
Однако, провела-таки параллель.
«А ведь мы похожи, – к стыду своему подумала Клён, – я и пёс, мы похожи… Я тоже бегаю за Колей… Верней, я к нему бегу».
Эта мысль, как несильным ударом тока, кольнула Кирюшин напряжённый мозг. Но только разочек.
Впереди уже маячил красиво освещённым фасадом, зовущий Киру, Николашин дом.
Клён было не остановить.
Смеркалось.
Уважаемые читатели, продолжение истории я опубликую завтра
Автор Чирок-Чиркунок в группе опусы и рассказы
Художник Arthur Sarnoff