ТЫ ВСЁ РАВНО МЕНЯ БРОСИШЬ...

— Извини, я быстро. Только вещи заберу кое–какие, — Ирина улыбнулась, юркнула мимо стоящего в прихожей Михаила. Тот испуганно обернулся назад, посмотрел на двери спальни.
«Дурачок! — мимоходом подумала Ира. — Неужели ты думаешь, что я ворвусь туда, стану скандалить, кидаться вазами?»
Ира поняла, что ей всё равно, дня три назад. Просто поняла, и всё. Всё равно, что муж, уже, слава Богу, бывший, нашел себе помоложе и погубастее, что променял её, выкинул за ненадобностью, как заношенную куртку. Всё равно, что квартира, когда–то с любовью обставленная Ириной, до мелочей продуманная, удобная, светлая, теперь достанется другой женщине. И она, та, другая, кажется, Аня, будет теперь варить на Ириной плите суп и запекать в духовке рыбу. Солонки и перечницы, баночки с приправами, изящные соусницы и графинчики для масла — всё теперь чужое. Ира ничего забирать не станет, не унизится.
Неужели теперь тащить из квартиры коробки и баулы, лишь бы ничего не досталось этой девчонке? Нет. Прошлое надо там и оставить — в прошлом, со всеми его салфеточками, именными чашками и картинами на стенах.
Когда разводились Ирины соседи, её тогда было лет девятнадцать, то жена пригнала грузовик, вынесла из квартиры всё: посуду, книги, стулья, торшер, открутила везде лампочки, — отомстила.
Ира даже посмеялась, вспомнив об этом. Но сама Ирина так не сможет, тут надо разозлиться, как–то накрутить себя ужасными мыслями, проклинать и лить желчь, а не получается. Просто грустно и очень больно…
Михаил, растрепанный, в халате и босиком, смотрел в гостиную, где Ирина, сев на колени и открыв шкаф, вынимает с нижних полок фотоальбомы, пролистывает, какие–то ставит на место, другие кладет в сумку.
— Надень тапочки, а то опять заболит поясница, — машинально кинула она мужчине, тот посмотрел на свои голые, с кривоватыми пальцами ступни, попереминался с мыска на пятку, потом вдруг занервничал.
— Ира! Нельзя ли сделать это в другое время? Давай, я заранее назначу, и ты приедешь… А сейчас неудобно, я не один и…
— Да ты не волнуйся, Миш. Я быстро. Тебе же они, эти альбомы, все равно не нужны? Ну не станешь же ты со своей новой женой их рассматривать?
Миша поджал губы, отвернулся.
Ещё когда Ира ехала сюда, то уже знала, что Колдину совсем это не понравится. Незапланированный визит, не значащийся в его ежедневнике, вне графика и плана, вторжение, к которому он не готов… Так нельзя! Это за гранью его понимания.
А как можно? Можно менять жен, когда одна «поизносилась»? Можно разве вот так, с некоторой жалостью глядя на Иру, сообщить ей, что всё кончено, что Миша теперь хочет быть с другой женщиной, даже не женщиной, а так, силиконовым кузнечиком на длинных ножках?
Можно, если ты совершенно потерял голову, обезумел и готов разрушить то, что строили вместе много лет подряд…
Ира улыбнулась, рассматривая полароидное фото. Оно с их первой совместной вечеринки, свидания. Ира там совсем ещё юная, с длинными темно–каштановыми волосами, в мини–юбке и приталенной блузке, а Михаил — в костюме.
Он вообще везде носит костюмы, не признает джинсы, футболки, спортивные брюки.
Всегда только классика или близко к ней. Лето? Хорошо. Льняной костюм, рубашка с коротким рукавом, мокасины. Не надеть носки, щеголяя голыми щиколотками? Никогда! Моветон!
Как–то Ира в шутку, перед отпуском, подарила ему носочки с веселыми красными перчиками.
— Ты будешь неотразим! — кивнула она. — Примерь?
Он отказался. Как можно?! Вот в этом?! Да он лучше совсем никуда не поедет, если Ира настаивает на таких нарядах.
А она не настаивала, она смеялась над ним, и ему это нравилось. Она, как котенок, вошла в его мир строгих правил и навела там беспорядок, всё раскидала, смахнула со стола важные бумаги, стала гоняться за солнечным зайчиком от его часов, урчала и млела от его прикосновений. И его это поразило. Она выбрала его? Зачем? Странно! Невозможно и страшно, что это когда–то закончится! Очень страшно.
Они познакомились на какой–то ужасно скучной конференции по дизайну квартир. Выступающие из кожи вон лезли, нахваливая свои проекты, а Миша все никак не мог понять, как это можно — не отгородить санузел от остальных помещений? Студия? Вы серьезно? Но это по крайней мере негигиенично, да и эстетика под вопросом!
В жизни есть строгие, устоявшиеся правила, во всём, тем более в планировке квартир. Прихожая, коридор, комнаты, кухня, непременно с возможностью закрыть одно от другого, ванная и прочее тоже отдельно! Это прописные истины, ну почему он, как потенциальный покупатель проекта, должен что–то объяснять?!
Колдин распинался и черкал на доске, доказывая, что все эти проектировщики и дизайнеры совершенные олухи. Он был взбешен тем, что только зря потратил своё время и деньги, приехав на эту встречу. Но…
Но тут вверх поднялась изящная рука, зазвенели браслеты, тонкие пальчики с ярко–красными ноготками чуть пошевелились, привлекая внимание оратора.
— Да! — заорал Михаил. — Что вам ещё?! Кто вы?
Она встала, миниатюрная, как девчонка, в ненавистных ему, но так соблазнительно обтягивающих её фигурку джинсах и в тон им джинсовой рубашке. У неё была длинная «коса» с завитками на кончиках и родинка на щеке…
…Боже! Как он любил рассматривать её, эту родинку в форме сердечка, пока Ира спала на его руке. Она не могла спать отдельно, на расстоянии, всегда прижималась к нему, как котенок, обхватывала его руку, утыкалась носом в его плечо и спала…
— … Ну что? Что вы мне сейчас скажете?!Что я не разбираюсь в современных тенденциях? Что все эти стеклянные душевые и унитазы за низкой перегородкой — новое слово в дизайне? Это не слово, это крик придушенной воблы!
Когда он сказал про воблу, Ира рассмеялась так по–детски наивно и открыто, что он даже опешил. В основах его жизни такого еще не было.
— Нет, что вы! — Девчонка вышла к нему, встала рядом. — Я просто хотела сказать, что такие проекты делать дешевле, они хорошо расходятся среди современной молодежи, это, как бы сказать… — Ира словно искала слово в воздухе. — Это дерзко, а потому привлекает внимание. Поверьте, в такие квартиры, ну, или апартаменты, заедут пары без детей, молодые, полные романтики и сумасбродства. Ваши постройки окупятся моментально! А потом, когда пара станет настоящей семьей, и из головы выветрится туман, они обратятся к вам же и попросят сделать перепланировку. Да и вообще, я думаю, вам просто стоит пожить в одной их ваших квартир и уже тогда сделать выводы.
И он пожил. С ней. И ему понравилось. Это было странно, немного неблагоразумно, но чертовски привлекательно. Это потом, когда «выветрился туман из головы», они переехали в «нормальную» квартиру с комнатами, дверьми, стенами и шпингалетами на двери туалета и ванной. Ира подобрала несколько вариантов, Миша выбрал. Тогда они были женаты уже года четыре…
Глядя, как Ирина скрупулёзно вынимает из какого–то альбома фотографии, Миша вспомнил, как она пригласила его в ресторан, дерзкая маленькая девчонка с косичкой. Она вообще всё делала не по правилам, но делала это так, что он не мог отказаться.
Миниатюрная, со спины вообще девочка–подросток, естественная и смешливая, как будто в ней жило солнышко и щекотало её изнутри, она могла встать вдруг из–за столика, подойти и обнять Михаил за шею, и все смотрели на них с любопытством, и завидовали, и шушукались, ведь ресторан–то не абы какой, дорогущий, пафосный, со своими строгими правилами, а он, Миша, краснел, прятал глаза, но рук Иры не убирал, не отталкивал её.
— Так не принято, Чуча! — шептал он, качая головой. — Сядь.
— Хорошо, — тут же легко соглашалась она, целовала его в щеку, шла обратно и, устроившись на стуле, тянулась в его тарелку за сочным кусочком отбивной. И он ошарашенно смотрел, как она опустошает его порцию, хотя перед ней стоит точно такая же. — Вкусно, Мишка! Как же это вкусно! — жмурилась она. — Тебе всегда дают лучше! Давай меняться!
И они менялись тарелками, хохотали, забыв о других посетителях, спорили, у кого спаржа, будь она неладна, сочнее, а кому достался стейк как калоша…
Она совсем не умела пить вино, тянуть его маленькими глотками, смакуя и ощущая на языке весь сложный букет вкусов.
— Да не хватай ты бокал, как пьянчужка! — ворчал Колдин на Ирину. — Возьми за ножку, вот так. Нельзя, чтобы твои руки нагрели стекло! Теперь поднеси к носу и медленно вдохни. Да что ты загребаешь ноздрями, как жеребенок?!
А она смеялась, и все равно «загребала», и пила большими глотками, быстро пьянела, дурачилась, а потом сворачивалась клубочком в кресле и тут же засыпала. Михаил накрывал её пледом и смотрел, боясь пошевелиться, как вздрагивает жилка на её шее. Господи, ну почему она его выбрала?! Почему? Так не может быть, это неправильно, что такая милая, живая девочка живет с ним, занудным и зашоренным стариком.
Он был на девять лет старше неё, это ужасная, чудовищная разница. И когда Ира повзрослеет, она его бросит. А Колдин этого не переживет, он погибнет. И вопрос тут не в том, случится ли это, вопрос в том, КОГДА…
… — Смотри, Мишаня, котенок всегда вырастает в кошку, в своенравное, жадное животное. Уж поверь, я это знаю. И она, твоя Ирина, хищница, такая же, как они все. Сначала она ластится к тебе, приручает, притягивает к себе, потом станет пытаться диктовать тебе, как жить, потом приберет к рукам твои деньги, а потом просто сдаст тебя в интернат. У вас разница–то какая!
Да, у них разница. Девять лет. Девять несчастных лет он, Миша Колдин, существовал на свете, а её ещё не было. Даже представить себе такое невозможно!
— Она не такая, Борь. Она настоящая, понимаешь? Она вся состоит из чувственных поступков, искренних, без холодного расчета. И самостоятельная, очень даже независимая! Она даже в ресторанах первое время запрещала мне за неё платить! А блюда заказывала ого–го! Она дома сама полы моет, представляешь, по старинке — тряпкой вазюкает и воду меняет каждый раз. У неё баснословные счета по расходам этой самой воды, но она считает, что в доме должно быть чисто.
— Она просто соблазняет тебя, — махнул рукой Борис, подозвал официанта, заказал себе ещё кофе. Он пил уже третью чашку, но напиток почему–то не бодрил, только вызывал изжогу.
— Она сама квасит капусту, Боря! Сама, понимаешь?! У нее есть какой–то бидон огромный, она там все это затевает, а потом по родственникам развозит.
Михаил восторженно смотрел на Бориса, а тот только пожимал плечами.
— Из деревни что ли? Оттуда все такие рукастые, — предположил наконец Боря.
— Мать — инженер, отец — в метрострое кем–то там служит, — сообщил Миша, расстегнул пиджак, потом опять застегнул, не полагается сидеть в таком расхлябанном виде!
— Ну тогда не знаю. Словом, не от мира сего баба. Потом начнет сама с собой разговаривать, обои драть, вот увидишь! — уверил друга Борька.
— А давай, я вас познакомлю, а? — Миша даже обрадовался такой мысли. — Ну, составишь мнение, потом обсудим.
Это было, конечно, гадко, выставлять Ирину на обсуждение, но Миша боялся ошибиться, проглядеть что–то такое, о чем потом станет жалеть. А ведь уже приготовлено кольцо в бархатной красной коробочке, как раз по размеру на Ирин безымянный пальчик!
Новость о том, что Миша приедет вечером не один, а с другом, Ира выслушала мимоходом, пока, роняя какие–то папки, бежала по лестнице в кабинет начальства. Ей сейчас докладывать, а Колдин про каких–то гостей…
… Она не успела ничего приготовить, да и вообще забыла о том, что сегодня званый ужин. Уставшая, с заплаканными глазами, она открыла дверь и увидела Мишу в компании какого–то шкафообразного мужчины. Тот осмотрел Ирину пижаму в веселеньких розовых зайчиках, прихожую с завитушками на обоях, смутившись, закашлялся.
— Ир, я же предупреждал… — Миша покачал головой.
— Да. Точно. Я вспомнила. Ты бы хоть позвонил, что вы едете… — протянула она. — Ладно, заходите, извините, что без каравая…
А потом она кормила их на кухне варениками с вишней и рассказывала, как сегодня провалила проект, как её ругали, а генеральный так вообще выгнал.
— Нет, я понимаю, бывает, не угадала я с направлением, не по вкусу пришлась, но он так орал, Миша! Так орал, что у меня мурашки побежали, и руки вспотели, как в детстве.опусы и рассказы Да, Господи, до сих пор как вспомню, так плакать хочется! Боря, вам еще положить?
Борис замотал головой. Он вообще как–то немного потерялся в этой уютной небольшой кухне с шкафчиками цвета слоновой кости и цветами на подоконнике, за этим столом с веселой, в лавандовых букетиках, скатерти. И Ирина была такая домашняя, разговаривала с ними, как со старыми знакомыми… И вареники ещё эти, домашние, вкусные, язык проглотишь…
— Да не расстраивайся ты, Чуча! — погладил её по руке Михаил. — Ты просто маленькая, много ещё в этой жизни не знаешь, не понимаешь. Я тебя к себе возьму.
Он погладил Иру по руке, потом по голове, как маленькую. Борису даже показалось, что он сейчас вынет из кармана брюк большой клетчатый платок и заставит Ирку высморкаться.
— Нет! Даже не думай! — вдруг вскочила хозяйка. — Совершенно ничего этого не нужно. Я работаю отдельно, ты — отдельно.
— Почему? — удивился Михаил, перестал приглаживать рукой Ирины волосы.
— Потому что я сама по себе иду. Я знаю, ты меня так защитить хочешь, но это неправильно. Это же нечестно даже! Я буду делать плохие проекты, ну вдруг, а ты молчать, потому что… Потому что… — Она смутилась, поглядела на Бориса.
— Потому что я хочу на тебе жениться, Ира. И я знаю, что ты мне откажешь, я старше, я зануда и скучный домосед. Но всё равно я прошу тебя стать моей женой…
Они ушли тогда вместе — Миша и Борис, молчаливые, полные воспоминаний о варениках с вишней, Ириной уютной кухне и её изумленных, огромных глаз.
— Она уже давно кошка, Миша… Она давно выросла… — только и сказал Борис, потрепал друга по плечу и зашагал к метро. А Миша сел в машину и поехал домой…
Свадьба вышла тихая, без пафоса, но весьма достойная, не скромная, а как это было принято говорить в Мишиных «кругах», кулуарная. Он очень боялся, что Ира захочет тамаду и кучу гостей, тосты под «попсу» и пошлые конкурсы, и её подружки будут отплясывать непристойные танцы, его родители — краснеть… А она, Чуча, привезла его в один небольшой ресторанчик, — всё сети да якорьки по стенам и вылепленные из гипса рыбины. Здесь подавали самое вкусное в мире ризотто с креветками. Ира сказала, что там, в дальнем углу, есть зальчик, человек на десять.
— Я думаю, нам подойдет? — И заглянула в его глаза, простая и наивная…
Она всю их совместную жизнь подстраивалась под него, под возраст (девять лет разницы давали чувствовать себя всё острее с каждым годом), под ужасный педантизм и некоторую замкнутость. Она была его котенком, ласкалась и окружала заботой, а иногда вдруг вытаскивала его на пикник или в круиз на теплоходе. Он страшно ворчал, его раздражали комары, дым костра, качка на реке, брызги воды… Но и он должен подстраиваться, иначе Ира уйдет от него, уйдет насовсем, и он не сможет её вернуть. И не переживет этого, погибнет…
… Ирина быстро встала, подняла сумку с фотоальбомами.
— Мишель, что она тут делает? — высунулась из спальни всклокоченная голова девицы Анюты, недовольно выпятила рыбьи губки. — Зачем ты вообще её впустил?!
— Аня, не надо сейчас. Это и Ирин дом, и здесь есть её вещи… — принялся оправдываться Михаил. Оправдываться перед своей любовницей–малолеткой, почему Ира ходит по этому полу, по этим досочкам паркета, каждую из которых выбирала лично когда–то ,в прошлой жизни, тогда, когда Миша был моложе и не так боялся, что она его бросит.
— Ты сам сказал, что здесь теперь всё моё! — взвизгнула особа в пеньюарчике. — Почему она роется в шкафу? Там твой сейф? Она ни копейки не получит, там всё наше! И не разрешай ей трогать серебро! Я все вилки пересчитаю, слышишь?!
— Аня, уйди! Уйди, я сказал! — Михаил совсем разнервничался, хотел всё как–то уладить, но не умел, замахал руками, как будто отгонял рой ос.
Ира всегда улаживала всё за него. Все ссоры, конфликты, умалчивания обид она ловко сводила на «нет», было в ней что–то такое умиротворяющее, дающее уверенность в том, что всё будет хорошо.
И сейчас Миша просительно, жалобно посмотрел на бывшую жену, но она только пожала плечами.
— Ну, теперь, кажется, всё. Ах, да! — вдруг стала озираться она. — Саньку я тоже с собой заберу. Мне кажется, вам не до него. Саня! Санечка, ты где, мой хороший?
Она свистнула, из соседней комнаты проклацал когтями по паркету огромный пёс, дворняга, лохматый и приземистый.
Он радостно, по–щенячьи взвизгнул, завилял хвостом, а заодно и всей задней частью тела, полез облизывать Ирины руки.
— Да как же, Ира! Он наш общий, он здесь живет! — Михаил сделал шаг вперед, но остановился, потому что Ирина насмешливо улыбнулась.
— Общий? Извини, общего тут ничего больше нет. Ну вы же все равно его или усыпите, или в приют сдадите, Миша! Твоя… Твоя… Ну, — Ирина поискала нужное слово, — твоя сожительница…
— Мы скоро поженимся! Проваливай давай! — кинулась к ней Анна, но Санька зарычал, и пеньюарчик отступил назад.
— Твоя Аня его не выдержит. Ты же знаешь, Санька слюнявый, глупый и невоспитанный пес, он лезет в кровать, топчет всё, что попадается под лапы, тянет поводок, да и вообще… Молодой семье такая обуза ни к чему!
Мишино лицо побледнело. «Молодой семье»… Знает, чем бить, про его возраст вспомнила!
— Хорошо, забирай. — Колдин махнул рукой, Санька подпрыгнул, подумал, что с ним играют…
…Саня появился у них случайно. Ирина приволокла его с какой–то трассы, ободранного, грязного, раненого, притащила прямо на руках.
— Что это? Ирина, да как же можно?! — шептал Миша, послушно расстелив на веранде их дачи плед. — Он же дикий! Он может быть бешеным, потому и под машину кому–то бросился! Убери от него свои руки, Ира!
Пес зарычал, Ира испуганно отпрянула. А потом он застонал, и Ира застонала вместе с ним, почти заплакала, и Михаил уже обнаружил себя сидящим в джипе, выруливающим за ворота их поселка, а Чуча сидела на заднем сидении, баюкая огромную, лохматую Санькину б а ш к у. Она что–то шептала ему, пела, гладила собаку по шее, опять шептала, а пес слушал, вытаращив на неё свой больной, распухший глаз…
Санька их потом спас, в прямом смысле слова стал тем существом, без которого Иры бы просто не было на свете.
Через пять лет брака она забеременела, всё как будто шло хорошо, Миша отвез её на дачу, чтоб «дышала, как положено, воздухом, а не гарью, и чтобы ела, как надо, а не на бегу». Каждый час он звонил ей, справлялся о здоровье, спрашивал, нет хочет ли она чего–нибудь «эдакого». Она не хотела, сидела на веранде с Санькой, читала, что–то рисовала, шлепала по клавиатуре ноутбука, гуляла в саду или ходила к реке.
А потом что–то пошло не так, случилось страшное, черное, непонятное. Миша приехал в тот вечер поздно, ещё с парковки осмотрел дом, удивился. Нигде не горел свет, даже на крыльце, хотя Ира всегда оставляла там лампу. Было тихо–тихо, и только протяжно выл Санька.
Он выл где–то в доме, горько и безнадежно.
Михаил, весь похолодев, ринулся внутрь, распахнул дверь, взбежал на второй этаж…
Чуча лежала на полу в их спальне, вокруг всё было красное. Очень страшно… И испуганный собачий вой в углу…
Миша до сих пор хорошо помнил, как осторожно нес Ирину на руках вниз по лестнице, звал, кричал, потом просто плакал. Он так испугался, что его котенок, милый, маленький, ласковый детеныш, который когда–то вдруг согласился стать его женой, пропадет в темноте этого вечера…
Детей у них больше не было, не получалось. От того, чтобы наложить на себя руки, Иру спас Санька. Каждое утро, как хозяйка вернулась домой из больницы, он стаскивал с неё одеяло и заставлял идти с ним гулять. Просто осторожно брал её руку в свою пасть и тянул до тех пор, пока Ира не вставала. На Мишу, если тот хотел пойти вместо неё, рычал.
Санька таскал свою хозяйку по всем закоулкам и тропкам, лазил в овраги и нарочно пил воду из речки, а Ирка ругалась на него, топала ногами, дергала за поводок, домой приходила обессиленная и шла в душ. Благодаря Саньке у нее не оставалось времени думать, жалеть себя, ковыряя раны. Она просто еле стояла на ногах…
Санька… Верный пес. Да, он всегда любил её больше. Сколько ему осталось ещё? Сколько вообще ему лет? Пусть проживет это время с Ирой. Да, так лучше.
— Хорошо, забирай. — повторил Михаил, отошел в сторону. — Аня, сделай мне кофе.
— Чего? — нахмурилась Анечка, рыбьи губки стали ещё округлее.
— Кофе мне сделай, кнопку просто нажми! — рявкнул вдруг Колдин, запахнул поплотнее халат. — Ира, тебе лучше уйти. Я провожу.
Он послушно волочил за ней, за своей бывшей женой, пакет с Санькиными мисками, игрушками, подстилкой.
Саня спал только на полосатом коврике определенной марки и состава, все остальные лежанки презирал. Ира давно ещё вычислила, какие ему по душе, заказала сразу десяток, очень радовалась и уговаривала мужа поздравить её с этим открытием, а он только отмахивался.
— Чуча! Ну какие лежанки, какие коврики, я тебя умоляю! Тут конкурс на проект высоток идет, мы опять плетемся в конце, а ты про Санькины капризы!.. — твердил он, нервно перебирая на столе какие–то бумаги. — Ира, где папка черная с расчетами? Я сюда клал!
Ирина оторвалась от тисканья Санькиной головы, встала, вытащила папку из–под мужа.
— Ты сидишь на ней, Миша. Ладно, я тоже пойду поработаю. Саня, айда со мной! — Она работала в другой комнате, потом вдруг начинала скучать и приносила Мише то бутерброд, то чай с вареньем, отвлекала его, корчила рожицы, он страшно злился, а потом сгребал её к себе в кресло, чумазую, сладкую от варенья, и любил так, как больше никого и никогда…
Никого и никогда. А как же Аня?
— Это другое, Боря! — насупившись, объяснял Михаил другу. — Мы с Иркой просто … Просто перегорели, понимаешь? Да и возраст такой…
Боря, положив лоб на руки, слушал, а потом кивнул.
— Ах вот в чем дело. Возраст. Ты решил, что уже старик, да? Седина в бороду?
Миша нахмурился, с досадой бросил на стол салфетку. Разве мог Боря его понять? Борису на пять лет меньше, он ещё ого–го!
— А если и так? Нас ничего не связывает, детей нет, собаку она забрала. Мы свободны друг от друга. И не надо читать мне мораль, Боренька! Уж сколько у тебя было баб, рук не хватит сосчитать, так что…
— Если бы я встретил такую, как Ира, баб бы больше не было. Ира отдала тебе всю свою жизнь, сделала тебя хоть как–то похожим на нормального живого человека, расшевелила, любить научила, а ты… Г а д ты, Миша, полнейший ты к р е т и н! Может и хорошо, что Ира ушла от тебя, а то к старости ты бы её сломал. Извини, мне пора. Ане привет.
— У нас свадьба через месяц, — буркнул Михаил. — Придешь?
Боря обернулся, покачал головой.
— Извини, занят.Прям так и свадьба? Любовь всей твоей жизни?
Миша кивнул.
— Ага. У этой Анечки оказались очень большие связи. И ребенок у нас на подходе…
— Ну держись тогда. Счастья вам… — пожал Борис плечами…
Миша кивнул.
Ну да, Боря не придет, это было и так ясно. Он осуждал Мишу, злился на него, а Аню уже заранее ненавидел. И он прав. Но зато Колдина не бросит та, которая ему действительно дорога, он сделал это первым, теперь не надо бояться и ревновать Иру к любому звонящему ей мужчине. Всё это закончилось. А с Аней уж как-нибудь проживут, Миша отправит её куда-нибудь на долгое проживание, и дело с концом.
Что такое ревность, Михаил узнал очень хорошо. Она накатывает, заставляет сжимать кулаки и скрежетать зубами. Все эти догадки, подозрения, сомнения и страхи, желание прочитать сообщения в чужом телефоне и гадкое чувство к себе самому потом, — всё это он пережил сполна. Хватит, больше не надо! Он сам прогнал Иру, так лучше. Ему.
… На их с Анечкой свадьбе было много гостей, всё пышно и пошло, чего он и боялся. Тамада, шутки, конкурсы, подвязка, которая застряла на ноге невесты, первый танец молодых, где Миша запутался в шагах, и Аня шипела на него; брошенный Аней букет угодил на люстру и его лазили снимать… Аня так смеялась, до пьяных, пополам с расплывшейся тушью, слез, а ночью требовала от Миши быть страстным. Он был, а потом устал и уснул, а Анька ушла на кухню курить и допивать привезенное с собой шампанское.
Миша проснулся, рывком сел, позвал собаку, но никто не пришел.
Аня во сне скребла ногтями по пододеяльнику, потом перекинула руку на тумбочку. Она дышала громко и счастливо, у нее теперь есть всё — деньги, умный муж, который не заставит её работать, квартира и дача. Эта глупая Ира даже не стала ни на что претендовать! Вот есть же на свете полоумные простачки! Ирка именно такая, сидит теперь со своей смрадной собакой, плачет и пьет, наверное. Хоть бы спилась совсем!
Аня сладко зевнула, поискала рукой мужа, нащупала его плечо, довольно вздохнула. На месте её старичок, сидит, ждет её пробуждения.
— Кофе мне принеси, голова болит! — простонала она. Михаил послушно встал, поплелся на кухню.
Настал первый день его брачной жизни, то ли ещё будет…
Зато Мише теперь не надо бояться. Ира бы непременно ушла от него, он старый, уже сдает, вечерами хочет спать, просто спать, и всё… А она молодая, пылкая, ей бы кого побойчее, посноровистей! И Мишины деньги ей были совсем не нужны, она сама себя полностью обеспечит. Она бы его бросила! А это же больно, это не пережить. И тогда он бросил её сам. Первым нанес удар. Зато теперь у него есть Аня, с ней проще, Миша не любит её, вернее, она ему не дорога. С ней пусто, она любит только деньги, не лезет своей вилкой в его тарелку, не рассказывает перед сном сказки, не напевает, моя пол тряпкой, «по старинке», меняя воду каждые пять минут, не кутает Мишу, когда он болеет, в огромный вязаный шарф и не мажет его лоб «Звездочкой», которая пахнет резко и свежо, не носит ему чай с вареньем в кабинет, не сворачивается клубочком в кресле, когда устала, не выдумывает поездки за грибами и не приносит домой бездомных псов. Аня сдаст его в дом престарелых скорее всего. Но это не сейчас. И это всё равно. Самое главное, что Ира его не бросит никогда. Он успел первым…
… — Ирина, извините, я тут проезжал мимо… — Борис топтался в её небольшой прихожей все с теми же завитушками на обоях. — Я привез вареники, только с картошкой. У меня тетя лепит… Вы не подумайте, я без всяких мыслей, просто…
Он никогда так не краснел под взглядом женщины.
— Это очень хорошо, что вы приехали, Боря! — кивнула Ирина. — А у нас с Санькой сегодня пирог. Вы едите пироги с яблоками? Я купила яблок в магазине, еле донесла, куда их деть, не знала, вот решили испечь пирог. Я и Саня так решили. И чай у нас с брусникой. Вы пьете чай с брусникой? Ну, надо же нам как–то жить дальше… — Она как будто оправдывалась перед гостем и говорила так быстро и нарочито радостно, что Боря не успевал отвечать, а только кивал. Он всё это ест и пьет. Он бы вообще ел с её рук всю свою жизнь, спал бы рядом с Санькой на коврике и сам себя выгуливал.
Кажется, Саша это почувствовал, недовольно заворчал.
— Ну извини, брат. Как–то так… — Борис сел на корточки, протянул руку, чтобы погладить пса.
Тот не дался, развернулся, лениво мотнул головой, мол, иди уже, раз притащился, разрешаю.
Боря ел яблочный пирог, пил чай с брусникой и всё никак не мог понять, как можно отказаться от такой женщины?!..
— Почему он так со мной, вы не знаете, Борис? — наконец спросила она, отвернувшись к окну. — Последнее время мы как–то стали отдаляться друг от друга, он ходил хмурый, совсем ничему не радовался… Это потому, что у нас нет детей? Я не оправдала его ожиданий?
— Он всегда боялся, что ты от него уйдешь. Возомнил себя стариком, думал, что скоро станет тебе отвратителен. Ну и… И разрубил всё сам. Извините, я лучше пойду.
— Да… Конечно. До свидания, Борис…
Ира не провожала его, она так и сидела на кухне, а Санька пристроил свою голову ей на колени и вздыхал…
… Ирина долго не подпускала Борю к себе, боялась, да и не хотелось заводить новые отношения.
— Заводят собак и кошек, Ирка! А мужчин, тем более настоящих, хватают и прижимают к себе! — твердила Ирина сотрудница, Елена Сергеевна.
— Я боюсь. — Ира сокрушенно вздыхала. — Очень боюсь. Но это же ничего, правда?
— Ничего. Это даже хорошо. Значит, ты живая, ты чувствуешь. И Борис твой живой, чего тянете?! На небе уж не до этого будет, там в очереди за крыльями настоишься, все ноги оттопчут! — Елена Сергеевна засмеялась своей шутке, а Ира только кивнула и отвернулась. Она не согласна пока на небо, у неё тут много дел!
… С Борей они расписались в августе, через три года после её развода с Михаилом Колдиным. И Борис всё не мог поверить, что теперь Ирина рядом с ним, дышит, ходит, спит, свернувшись клубочком и обхватив его руку, не отпускает всю ночь. Он дышать–то боялся рядом с ней, куда у ж там ждать чай с вареньем в кабинет! Если есть Рай на Земле, то это Ира, и Рай этот бесконечен. Но для Ирины рай давно закончился. Теперь она хотела жить простой земной жизнью...
Автор: Любовь Курилюк, блог "Зюзинские истории". https://dzen.ru/id/5ea17c43c8c4f56528e815e6?share_to=link