" Друг "

( Каждую пятницу, и зимой, и летом, и в дождь, и в снег, вечерами в старый двор приезжает большая чёрная иномарка. Из неё выходит седовласый генерал, присаживается на скамейку, выкуривает сигарету и уезжает. И так много лет подряд. Все обитатели двора понимают, что у военного есть какая - то своя тайна. И эту тайну предстоит узнать только Сашке Новикову, местному доброму четырнадцатилетнему парнишке... )
Сашке Новикову четырнадцать лет. Смешной - худой, долговязый, с длинными, почти до колен, руками и редкими крупными веснушками на носу, - он уже год, как за старшего в семье. А семья - это он, восьмилетняя сестрёнка Таня и мама. Сашкину маму зовут Елена Юрьевна, она очень добрая и красивая. По профессии мама фельдшер и работает в Областной больнице им. Семашко. Но с тех пор, как они с отцом развелись, мама устроилась на Станцию скорой помощи и теперь видится с детьми очень редко. В череде бесконечных маминых дежурств Сашка постепенно вытеснил её с должности " старшей по хозяйству ": теперь он чаще варит обед, стирает - гладит, отводит - приводит сестрёнку из школы и учит с ней уроки. А отец у Сашки металлург. Он тоже добрый и хороший, но мама ушла от него год назад из - за того, что он начал пить. Изредка отец приходит к ним в гости, но в квартиру никогда не поднимается. Зовёт их с Таней в окно, а когда Сашка с сестрёнкой спускаются вниз, крепко прижимается к детям своими колючими, небритыми щеками и плачет. А ещё от него всегда пахнет водкой. Друзей у Сашки нет: все пацаны во дворе смеются над ним и зовут " домработницей ". Ему бывает обидно до слёз, но он знает, что помогать маме некому, а потому, стиснув зубы, бегает по магазинам, выбивает ковры и каждую среду подметает лестничные пролёты в своём подъезде. Но есть у парня и верный друг - рыжий, кучерявый " двортерьер " Барсик. Он живёт рядом с сашкиным домом - прямо на заброшенном детском городке - и всё время ждёт, когда Сашка выйдет из подъезда и вынесет ему косточку или колбаску. Они дружат и очень любят друг друга. Сашка хотел было забрать его домой, но мама не позволила: в семье, сказала она, и так забот предостаточно. Обычно в пятницу вечером, когда Сашке выпадает свободная минутка, он устраивается на роскошной скамейке под раскидистым платаном, стоящим напротив их подъезда и пытается учить Барсика командам. Но пёс не любит эти уроки: он, то и дело, срывается с места, встаёт на задние лапы и заливисто лает, как бы приглашая юношу немедленно закончить скучное обучение и начать с ним игру. А ещё каждую пятницу вечером, и зимой и летом, и в дождь и в снег, сюда, к их подъезду подъезжает большая чёрная иномарка. Из неё выходит седой генерал вместе с ординарцем, подходит к скамейке и традиционно задаёт вопрос:
- Можно присесть, малец?
- Пожалуйста! - всякий раз отвечает Сашка, и всякий раз удивляется, ибо все во дворе знают, что скамейку соорудили по приказу этого генерала - Герасимова Николая Петровича. А значит она его личная собственность - чего тогда спрашивать - то? Генерал достаёт из кармана пачку сигарет, закуривает и, не сводя глаз с Барсика, делает глубокие затяжки. Потом вытягивает из нагрудного кармана блокнот, вырывает оттуда листочек, сворачивает кулёк, " упаковывает " в него окурок и передаёт ординарцу. Через минуту они вместе садятся в автомобиль и уезжают. Никто из жильцов дома не знает, почему вот уже много лет подряд генерал регулярно посещает их скромный двор...
... В очередную пятницу генерал - лейтенант Герасимов застал Сашку рыдающим на скамейке:
- Можно к тебе, малец? - и, не получив ответа, присел рядом. Достав из кармана пачку " Мальборо " и клацнув зажигалкой, он легонько тронул парня за плечо:
- Чего ревёшь? Ты же мужик! С пацанами подрался, что ли? А собака твоя где?
- Нету Барсика... Увезли живодёры... Я умолял не трогать... А они - ни в какую... Пёс, говорят, бездомный, не твой... Кинули в машину и увезли... Убьют его теперь!... - Сашку передёргивало от рыданий. Генерал внимательно посмотрел на него, потом достал из кармана брюк несколько купюр и толкнул его в бок:
- Перестань реветь. Вот, возьми. Завтра суббота, сходишь на птичий рынок и купишь себе благородного щенка вместо своего беспородного питомца. Овчарку или ротвейлера...
Сашка прекратил рыдать и, подняв на генерала глаза полные возмущения и отчаяния, воскликнул:
- Какие деньги?! Какой ротвейлер?! Да как же Вы не понимаете - это же мой друг !!!...
У генерала вздрогнул подборок и задрожали губы. С трудом выдавливая из себя фразы, он произнёс:
- Молодец парень... Аттестован на отлично... Ты - настоящий...
Потом перевёл взгляд на ординарца: тот понял командира с полуслова и достал из кармана телефон:
- Кого, Николай Петрович?
- Мэра города, Ваня!
Приняв из рук подчинённого трубку, генерал резко приложил её к уху:
- Георгий Алексеевич, добрый день. Генерал - лейтенант Герасимов здравия тебе желает. Только что на улице Каштановой, во дворе дома номер семь, транспортная бригада забрала и увезла пса... Нет, не домашний и не породистый. Обычная дворняга.... Приметы? Ну, рыжий такой, кучерявый... Если собаку через полчаса не вернут или её уже нет на свете - готовьтесь к масштабным учениям по Гражданской обороне. Я Ваш транспортный департамент на уши поставлю. Всё понятно? Жду!...
Он отключил телефон и мягко потрепал Сашку по шее:
- Ну - ну, не переживай, парень, никуда не денется твой друг... Надо надеяться на лучшее...
Тот вытер слёзы:
- Спасибо большое!... Товарищ генерал, а почему Вы каждую пятницу приезжаете в наш двор и курите на этой скамейке? Всем соседям интересно, но никто не знает причину.
Генерал покачал головой, стряхнул пепел с кончика сигареты и начал свой рассказ:
" Ноги... Ноги - самое яркое воспоминание моего детства. Десятки, сотни, тысячи ног, от которых просто рябило в глазах... Каждого человека время от времени посещает детство. Оно возвращается к людям чаще всего в снах: яркими обложками детских книг, волшебным отдыхом в незабываемом " Артеке ", первым велосипедом, купленным бабушкой на всю её советскую пенсию... А я вспоминаю ноги. Моё детство было, мягко говоря, не очень сытым и совсем не радостным. Мы жили вдвоём с матерью в полуподвальном помещении и я был вынужден сутки напролёт лицезреть в окне чьи - то ноги, до позднего вечера мелькавшие перед глазами. В кедах и брезентовых тапочках, в стоптанных туфлях " Скороход " и фирменных босоножках " Цебо ", в грязно - серых армейских валенках и модельных итальянских сапогах на шпильке. Больше всего на свете я ненавидел тогда этот полуподвал, это окно и эти ноги. Каждый день, отправляясь спать - нередко это случалось в подвале или на чердаке, - я давал себе слово изменить этот мир. Меня часто предавали и моё детское сердце в такие минуты сжималось от обиды. Сжималось до такой боли, что казалось - я не выдержу и умру. Но у меня был один верный друг - старый дворовый пёс Кадет. Он каждое утро встречал меня у подъезда нашего покосившегося двухэтажного барака, провожал до школы, а позже встречал после уроков. Я отдавал ему половину своего бутерброда и думал, что когда стану богатым и знаменитым, то обязательно куплю Кадету дорогой ошейник и заберу его в свой особняк...
... Впервые я удрал из дома в четырнадцать лет. Учительница физики вызвала меня к доске, влепила " двойку " и, возвращая дневник, процедила с издёвкой: " А чего ещё от тебя можно ждать - безотцовщина! ". Краем глаза я заметил, как улыбнулась Олечка Кулешова, с которой я делил одну парту и в которую был безответно влюблён первой юношеской любовью. Чуть не плача, я выбежал из класса и принял для себя решение не возвращаться ни домой, ни в школу. На ночь я устроился на чердаке " малосемейки " кислородного завода по улице Каштановой. На мне были тёмно - синие брюки из плащёвки, водолазка и лёгкая синтепоновая куртка. Поэтому ночью спине было зябко. Но вот ноги, живот и грудь были в тепле, ибо я взял с собой на чердак своего любимого Кадета и, прижавшись к нему, крепко уснул. От дворняги страшно несло псиной, во рту у меня было полно собачьей шерсти, но пёс щедро делился со мной теплом своего тела и в кромешной темноте рядом с таким верным другом мне было абсолютно не страшно и абсолютно спокойно. Как только первые лучи солнца просочились сквозь чердачные щели, Кадет напрягся, поднял шею и зарычал. В дверном проёме возникли силуэты трёх пацанов. Это был Орлик, местный шестнадцатилетний предводила, который держал в страхе всех ребят и девчонок нашего квартала. С ним было двое его дружков, один из которых держал на поводке огромную немецкую овчарку, по размерам вдвое большую, чем мой кучерявый спутник - стареющий любимец нашего двора. Овчарка почему - то не рычала в ответ, а как - то злобно дышала и поедала Кадета плотоядным взглядом. Орлик презрительным сплюнул себе под ноги и грозно прищурился:
- А ты что здесь забыл?
Я крепче прижал к себе продолжавшего рычать пса, чтобы тот не вырвался и не ввязался в драку с овчаркой, и пожал плечами:
- Ничего не забыл. Спал. Я из дома ушёл...
- Чтобы духу твоего здесь больше не было! Это моя территория, понятно?... Деньги есть?
Я промолчал. Орлик подошёл ко мне вплотную и повысил голос:
- Ты что, оглох? " Бабки " гони!
Придерживая правой рукой загривок Кадета, левой рукой я залез в карман куртки, выгреб оттуда всю мелочь и протянул деньги Орлику.
- Это всё? Ты что, прикалываешься! - он ударил меня в лицо и в ту же секунду Кадет впился зубами в его левую ногу. Орлик заорал:
- Джек, фас! Фас! Взять его! - и дружок Орлика спустил с поводка свою овчарку.
Кадет вырвался из моих объятий и собаки, яростно сцепившись, живым клубком покатились по бетонным плитам, поднимая пыль столбом и разбрасывая вокруг себя слюну и клочья шерсти. Я кинулся было разнимать их, прекрасно понимая, что для старого и слабого Кадета этот поединок - явная смерть, но Орлик, схватил меня за шиворот, вытянул из кармана кнопочный нож, щёлкнул пружиной и, не отрывая обезумевших глаз от кровавой бойни, прошипел: " Куда ты лезешь? Жить надоело?! ". Через минуту всё было кончено... В какое - то мгновенье Кадет вдруг жалобно заскулил, а потом безвольно раскинул лапы и затих.
Орлик ухмыльнулся:
- Готов! Получил своё, старый кобель. А ты, пацан, отнеси свою падаль вниз и закопай. А то вонища будет.
Он подошёл к тому месту, где из посылочного ящика и нескольких кирпичей я соорудил себе " кухню ". Развернув газету с едой, Орлик довольно потёр руки:
- Братва, живём! Жратва тут. Так: бычки в томате, хлеб, лук, сосиска, две булочки и коржик. Налетай! И Джека покормить надо - заслужил! Я стоял над остывающим телом друга, который ещё десять минут назад согревал меня своим теплом от октябрьской стужи. Из разорванного горла Кадета на пыльный бетон сочилась кровь. А в трёх метрах от меня мои, теперь уже кровные враги жрали, чавкали, отрыгивали и громко ржали. Что я мог сделать в одиночку против трёх противников, которые были гораздо сильнее меня, вооружены ножами, да ещё с огромной собакой в придачу? И вдруг... произошло нечто невероятное! Внутренний голос произнёс: " Эти гады убили твоего лучшего друга! Если они сильнее тебя и если они с собакой - ты должен стать для них ВОЛКОМ! Решайся! Перебори себя! Иначе полжизни проведёшь в скорбном молчании, провожая в последний путь лучших друзей! ". Я физически ощутил, как руки наливаются силой, а грудь - злостью, непреодолимым желанием отмщения и начал торопливо шарить взглядом по полу. Стоп! Что это? В трёх шагах от меня на полу валялся толстый кусок рифлёной арматуры, припорошенный жирным слоем пыли. Не сводя глаз с пирующей троицы, я, почти не дыша, поднял кусок металла и сделал два неслышных шага вперёд. А потом резко взмахнул железякой и, вложив в удар всю силу рук и всю ярость сердца, рубанул Джека по хребту. Видимо я сломал ему позвоночник, потому что убийца Кадета тут же рухнул на пол, заскулил, пытаясь встать на четыре лапы, но тщетно: конечности не слушались овчарку. Вся троица сидела на кирпичах, как парализованная, и только Орлик, не сводя глаз с куска металла в моих руках, вдруг спросил тихим, робким голосом:
- Ты чего это, кореш? Ты успокойся...
- Успокоиться?! Ах ты, гад! Вы только что убили моего друга... - я снова взмахнул прутом и нанёс удар ему по предплечью. Орлик дико заорал, а потом робко выставил перед собой свою, вмиг опухшую, ладонь и жалобно промямлил:
- Какого друга? Это же просто пёс... Смотри, ты мне руку сломал...
Внутри у меня всё клокотало. Я не мог сдержать эмоций:
- Да вас убить мало! Гады! Сволочи! Подонки!
И Орлик, грозный и безжалостный Орлик, державший в страхе всю молодёжь нашего квартала, жалобно заблеял:
- Не убивай... Пожалей, браток... У меня отец - инвалид первой группы... Не убивай...
Я заглянул в его зрачки и прочитал в них животный страх... С этой минуты Орлик боялся меня. И это было невероятно!
- Собак снесёте вниз и закопаете. Свою - где хотите. Мою - прямо под платаном. И если ещё раз увижу кого - то из вас рядом с собою - убью... Они всё сделали, как я сказал, а потом ушли. Я же до глубокой ночи просидел у свежего бугорка, оплакивая гибель лучшего друга... "
Генерал привычно уложил окурок в скрученный им кулёчек и передал его ординарцу: - Вот так! Так что здесь, под этим платаном, и лежит мой друг - старый и преданный друг - пёс Кадет... Столько лет прошло, а забыть его не могу...
Во двор въехала видавшая виды грузовая " Газель " и остановилась перед скамейкой. Из кабины выскочили молодой плешивый водитель - здоровяк и с ним старший: высокий мужчина лет пятидесяти, с перепуганными глазами и с новеньким бейджиком на груди:
- Товарищ генерал! Я - главный инженер Матусевич! Приношу Вам свои извинения! Ради Бога, не гневайтесь, кто ж знал, что собачка Ваша? Ох, как неловко вышло - то... Водитель обошёл " Газель ", отбросил грязный брезент и распахнул задние створки. Оттуда с визгом выскочил Барсик и с прыжка угодил в объятия Сашки Новикова. Пока парень крепко обнимал его, пёс вылизывал другу шею, нос и щёки.
Все молча наблюдали эту сцену. И генерал - лейтенант Герасимов, и ординарец Ваня, и главный инженер Матусевич. Потом генерал прервал молчание:
- Матусевич, неплохо бы скамейку подкрасить...
- Так это мы завтра с утра и сделаем! Какие проблемы? - и, достав из кармана телефон, набрал номер:
- Зинаида, я сейчас на Каштановой, семь. Во дворе. Срочно пришли мне кого - нибудь из дворников. Кто тут поближе и пошустрее. Орлов будет? Ну что ж, давай Орлова!
Минут через пять к скамейке торопливо подошёл невысокий, неопрятный мужчина лет пятидесяти пяти, облачённый в поношенный рабочий халат. Матусевич наклонился к нему и шумно втянул ноздрями воздух:
- Пил сегодня, Орлов?! Во сколько пил?!
- Да ладно Вам, шеф! Ну кружечку пива в обед, для аппетиту...
- Я эти ваши аппетиты знаю! Так, ставлю тебе задачу, Орлов. Скамейку видишь? Нужно завтра с утра выкра...
Но его неожиданно перебил генерал, внимательно всматриваясь в лицо дворника:
- Отставить! Погоди... Орлов, говоришь?... А у тебя в юности какая - нибудь кличка была? - и, не дожидаясь ответа, шагнул к нему, стиснул пальцами предплечье дворника и, нащупав под тканью неровный бугристый шрам, покачал головой:
- Орлик...
Дворник виновато развёл губы в улыбке:
- Да, точно, когда - то Орликом звали. Только что теперь от Орлика того осталось? Ничего, одни воспоминания... А мы разве знакомы? Вот глаза Ваши я вроде как где - то видел...
Не ответив ему, генерал Герасимов резко обернулся к опешившему Матусевичу:
- Отставить покраску! В следующую пятницу я приеду, привезу с собой эмаль и мы с мальцом сами выкрасим эту скамейку. Честь имею! - он красиво козырнул, щёлкнув каблуками, прошёл к своему автомобилю, уселся в салон и хлопнул дверью. И пока машина не скрылась за поворотом, счастливый Сашка Новиков махал и махал ей вдогон рукой. А рядом с ним резвился, прыгал и скулил от счастья его самый верный друг - рыжий и кучерявый " двортерьер " Барсик, живой и невредимый...
✏ Артур Балаев https://www.proza.ru