Комментарии
- Комментарий удалён.
- 23 авг 22:22Непростая история, и послевкусие после прочтения тяжёлое.
Две загубленые жизни женская и детская (сама ладно - её выбор, а дочка, почему ей должно быть плохо?). Валере будет везде хорошо - этот так и будет жить для себя, никого не любя.
Лучше слыть матерью-одиночкой и байстрючкой, чем сойтись с мужиком который не испытывает тёплых чувств к женщине, да и к ребёнку.
Спаси и сохрани, от таких Валериев - 25 авг 21:17Никогда не предам своих детей ради чужого дядьки, дети это счастье и радость, как ребенок страдает без любви и внимания
- 31 авг 07:55Да что же такое? Женщины ау! Мужики это приходящее. Они были , есть и будут. А детки это ваши роднюльки любимки. Что же их на мотню меняете?????
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Опусы и рассказы
Тик - так, Часть 1 .
Глава 3. Валерий Иванович
Сначала всё было почти как в кино.
Валера приходил с цветами — для мамы, и с мороженым — для Саши. Он громко шутил, приносил конфеты, гладил её по голове.
Потом он начал оставаться на ночь. А через пару недель принёс в дом свои вещи. Мужская бритва в ванной, его рубашки на спинке стула, ботинки у двери. Так Валера стал жить с ними.
Саша даже обрадовалась. По-детски, искренне. У неё теперь есть папа. Настоящая семья. Как у других ребят во дворе, как у подружки Любы, которой всегда собирали бутерброды, встречали из школы, водили в кино и на карусели. Делали это папа и мама по очереди. Иногда вместе. А еще у нее был старший брат. Любку никто не смел обижать.
Саша теперь не будет больше "байстрючкой" — этим словом, которое долго было для неё просто странным звуком. Пока однажды не спросила у мамы:
— Мам, а что такое "байстрючка"?
Ответом была молниеносная оплеуха. Горячая, звонкая. Саша даже не заплакала сразу — только прижала ладонь к щеке и удивлённо посмотрела. Мама не объяснила. Только прошипела:
— Где ты это услышала? Чтобы больше не смела!
Позже ребята во дворе всё объяснили — по-своему, грубо, но ясно. Байстрючка — это ребёнок без отца. Без рода, без фамилии. Без права на уважение.
Но теперь всё должно было измениться. Папа есть. Никто не посмеет больше её дразнить. С этой надеждой она однажды робко спросила:
— Валера, а можно я буду называть тебя папой?
Валера резко обернулся, в его глазах мелькнул холод, который она прежде не замечала.
— Я тебе не папа. И не дядя. Зови меня Валерий Иванович. Поняла? И чтоб тихо себя вела. Без глупостей.
Он встал, взял с вешалки кожаный ремень с массивной железной пряжкой, с замахом опустил его на диван. Глухой удар по ткани заставил Сашу вздрогнуть. Она инстинктивно посмотрела на мать. Та стояла, отвернувшись, с пустым лицом. Ни слова. Ни взгляда.
Тогда Валера посмотрел на неё и сказал:
— И ты, Галь, не строй иллюзий. Я сразу сказал — чужих детей содержать не собираюсь. Это твоя обуза. И где ж ты взяла такое чудо чумазое? Может скажешь хоть мне, чье это отродие?
Мать молчала, виновато опустив голову, будто стыдясь собственной дочери.
Саша почувствовала, как леденеет внутри. Как будто она — ошибка. Прожиток между двумя чужими мирами. А тик-так часов теперь звучал глухим эхом в дальней комнате— будто отмерял что-то неумолимое.
Сашу переселили в проходную комнату. Ту самую, где постоянно кто-то ходил мимо: то мать с тазиком белья, то Валерий Иванович, тяжело ступая в своих тапках, шёл в туалет.
Туда же вынесли и старые часы. Они громко тикали и раздражали Валерия. Комната стала коридором, а жизнь — фоном. Те редкие часы, когда мама раньше читала ей сказки или просто сидела рядом, исчезли.
Мать перестала покупать ей обновки или книжки — просто так, ради радости. Только по необходимости: обувь развалилась — купили. Пальто стало коротким — пошли на рынок. Но без улыбок, без «выбирай, что хочешь». Всё строго, на бегу, будто Саша — это обязанность, от которой не уйти.
Зато теперь на кухне чаще пахло мясом. Мама готовила много, щедро, с приправами. Валере нужно было угодить. Появилось пиво в стеклянных бутылках, пятна от майонеза на скатерти, и новые сковородки. Но не кольцо на пальце. Валерий Иванович так и не позвал её мать замуж. А Галина старалась - угождала, ублажала, хлопотала по дому. Она искренне считала себя женой, а Валерий Иванович - свободным.
Саше дали понять, что она здесь не главное. А скорее — чужая. За малейшую провинность — не вымыла тарелку, не закрыла дверь, задержалась во дворе — следовал ремень. Иногда — просто грозно, «для профилактики». Иногда — по-настоящему. Без истерик, без крика. Холодно.
Она быстро поняла, что искать поддержки у мамы — бесполезно. Мама молчала. Мама отворачивалась. Мама жила теперь другой жизнью — кухонной, мужской, с Валерой.
Саша старалась быть тихой. Незаметной. Делала всё, что приказывали: мыла полы, ходила за пивом, возвращала бутылки, подтирала столы. Жила между тапками и тряпками. Но всё чаще — жила в школе.
Она задерживалась после уроков. Библиотека стала её прибежищем.
Она задерживалась после уроков. Библиотека стала её прибежищем. Маленькая комната с книжными шкафами, запахом бумаги и пыли. Тёплый голос библиотекарши. Стол у окна. Книги — как врата в другие миры.
Она делала уроки с особым усердием. Не потому что «надо», а потому что это был её способ дышать. Учиться — значило жить. Узнавать новое — значило чувствовать, что мир больше, чем этот двушечный ад, чем мамины кастрюли, чем Валера, храпящий перед телевизором с пивом на пузе.
Там, за страницами, были страны, где дети были важны. Где у матерей горели глаза от любви. Где дома были тёплыми, и никто не называл тебя «обузой».И втайне — глубоко внутри — она решила: она туда уйдёт. Обязательно. Однажды.
Валера всё чаще вёл себя, как хозяин. Говорил громко, хлопал дверьми, требовал, чтобы телевизор не переключали, когда он смотрит футбол. Саша уже давно поняла: это больше не её дом. А мать… мать молчала. Смотрела на него снизу вверх, с покорностью, от которой у девочки сжималось сердце. Как преданная собака.
Однажды, вернувшись со школы, Саша тихонько зашла в квартиру. Двор был шумный, и никто не заметил, что она не пошла гулять. Она просто хотела в туалет. Но, проходя мимо кухни, вдруг услышала голос Валеры. Злой, недовольный, раздражённый:
— Ну что, Галка, может, хватит уже эту обузу тянуть? Она же не похожа на тебя. Уж слишком внешность у нее....нетипичная. Смуглая, черная. Что из нее вырастет? В детдом её — и будет всем легче. Мне точно.
Саше показалось, что её сердце остановилось. Она застыла у двери, не дыша. Мать медлила, и девочка с замиранием слушала:
— Да я-то не против... — медленно сказала мать. — Только тогда все выплаты пропадут. И льготы. А как тогда работать? Люди ведь косо смотреть начнут. Соседки, вон, язык не держат за зубами. Да и без неё неловко как-то… Что люди подумают...А еще налог за бездетность сдерут. Рассуди сам...
— Ладно, пусть бегает, — снисходительно отрезал Валера. — Только чтобы не путалась под ногами.
Был вечер. На площадке у дома гас свет, дети расходились по домам. У всех были дома. А у Саши — нет.
Она сидела на лавочке, пока не стало темно. Пока не начали вспыхивать окна, один за другим, как фонари в другой жизни. Потом пошла к тёте Оле.
Тётя Оля жила скромно, но в квартире у неё всегда пахло уютом и чем-то вкусным. Оля молча впустила её, погладила по голове, накормила супом, дала сладкий чай.
— Ну что ты, маленькая, — прошептала она. — Потерпи. Ты ж не навсегда там...
Саша кивнула. А потом тётя Оля, вздохнув, отвела её обратно. Она не могла оставить девочку у себя. Закон есть закон. Не её ребёнок. Вот такая несправедливость судьбы. Ольга с мужем так мечтали о детях, но не складывалось. Столько раз пытались, что только не перепробовали. А Галке ребенок на фиг не нужен, а вот, пожалуйста, родила, как кошка. Залетела моментально. Непонятно от кого. Хотя какое это имеет значение? На свет появился ребенок - здоровый, смышленый.Чего еще хотеть? Но, видно, не ценят люди того, что имеют и что им легко достается. Галка смотрит на дочку, как на мусор. Этот козел Валера совсем задурил подруге голову.
Ольга грустно вздохнула , еще раз обняла девочку и пошла домой.
А за Сашей снова захлопнулась дверь. Дверь не-дома.
Однажды в школу пришли тренеры. Высокие, уверенные, с блокнотами и свистками. Они смотрели на детей, задавали вопросы, просили поднять руки тех, кто умеет плавать или хочет научиться.
Саша подняла руку первая. Молча, решительно. Внутри у неё всё сжалось: тренировки — это деньги. А денег у них в доме всегда было "на грани". Она боялась, что мать откажет. Но случилось неожиданное: Галина согласилась. Как мать-одиночка, она могла оформить справку, дающую льготы.
Саша пошла в секцию бесплатно.
Это устраивало всех. Валера не возражал — ребёнок "не путается под ногами". Мать довольствовалась очередной «галочкой» в списке государственных благ. А Саша была просто счастлива.
Тренировки стали её праздником. Там никто не кричал, не приказывал, не унижал. Там пахло хлоркой, но воздух был свободным. Вода — гладкая, прохладная, как будто принимала её с добротой, которой ей всегда не хватало. Она старалась изо всех сил: ныряла, гребла, задерживала дыхание, билась за каждую секунду. И у неё получалось.Скоро она начала участвовать в соревнованиях. Потом — ездить на сборы. Получала разряды, дипломы. Побеждала. Её фамилия — Панченко — звучала в школьных объявлениях. Её имя писали на стенде возле спортзала.
Другие дети завидовали. А она — завидовала им.
Когда они выходили из воды, к ним подходили родители. Кто с полотенцем, кто с термосом. Обнимали. Говорили: «Ты молодец», «Ничего, в следующий раз победишь», «Мы гордимся тобой». А Саша просто стояла. Мокрая. С медалью на шее и пустотой внутри.
Она знала: её победы нужны только ей. Её мать никогда не приходила. Никогда не стояла у бортика. Никогда не хлопала в ладоши. В лучшем случае — кивала, когда Саша показывала грамоту.
И всё равно она продолжала. Потому что вода не предавала. Она принимала любую — грустную, сильную, уставшую. Только в бассейне Саша чувствовала себя живой.И самое главное - она не видела там Валерия Ивановича.
#опусыирассказы
Продолжение будет здесь ⤵️⤵️
#tvarita_tikTak