А началось все в самом начале 1980 года. Были зимние каникулы, на улице мороз, гулять не хотелось. Тут вихрем в дом врывается тетка с диким ревом: «война!!!» Родителей дома не было, встретила ее бабушка (пережившая Великую Отечественную, начиная с 1941 в г. Днепропетровске) со словами, что бы та села и успокоилась. Немного успокоившись, тетка рассказала, что слышала по радио: Советский Союз ввел войска в Афганистан и это обязательно приведет к войне.
Накаркала, я это позже понял. А пока… Шли недели, месяцы, год, второй… и никакой войны. Информации о ситуации в Афгане в те времена было совсем не много. Только слухи, что кто-то где-то вернулся из Армии с боевыми наградами, кому-то из Армии привезли родителям цинковый гроб, кто-то… Появились какие-то «самодельные» солдатские песни о войне, которые не остановить никакой цензурой. Прошло время. Настал момент определения в жизни. К сожалению, детские и юношеские мечты не всегда сбываются. Я с детства мечтал стать военным летчиком, но, увы первая же призывная мед. комиссия срезала по зрению (острота зрения левого глаза 0,8, а при поступлении должно быть два по 1,0). Кое как пережил трагедию, но от авиации не отказался: раз не могу летать – буду ремонтировать и обслуживать. Первое поступление в 1982 году – Иркутское ВВАИУ – не прошел по конкурсу. Год на заводе, готовлюсь к экзаменам и понимаю, что высшее не потяну, подал документы в Кировское ВАТУ (и к дому ближе на 3500 км и мороки меньше). 1983 год. Киров. Абитура (уже вторая в моей жизни), как во сне, кто не пережил этого – не поймет. Все хорошо, сданы удачно уже два экзамена, начинаю психологически расслабляться и… Начинаю замечать, что везде на плакатах, информационных досках, да везде, везде изображены вертолеты… Спросил у знакомых абитуриентов, да, готовят техников на ВЕРТОЛЕТЫ. Шок!!! Не представлял в своей жизни ничего кроме САМОЛЕТОВ. Принимаю решение: забираю документы, осенью в Армию, через год поступлю в другое, но на СД (самолеты и двигатели). По пути в канцелярию перехватывает меня земляк из Свердловска: чего такой кислый? Объяснил свое горе и свои стремления. Он: а ты знаешь, что 90% выпускников этого училища ЛЕТАЮТ бортовыми техниками? Я: ну-ка, с этого места поподробней! Картина с ситуацией в Афганистане стала проясняться, когда поступил в училище. У многих курсантов отцы – офицеры различных родов войск, многие из которых сами были уже «афганцами» и владели информацией куда более обширной, чем та, которая доходила до наших глубинок. «Лишь бы успеть, лишь бы не закончилась раньше времени…» На сто процентов уверен, что эти мысли приходили не только в мою голову, но вслух их не произносили, осознавали: пока ведутся боевые действия – гибнут люди. Ближе к выпуску то там, то там уже можно было услышать: «прибуду к месту назначения, напишу рапорт и в Афган». Перед самыми госами понаехали «покупатели» разных мастей и цвета от зеленого до красного (от ПВ до МВД). Не знаю, почему «огурцы» пользовались такой привилегией, но отбор кандидатов сначала проводили пограничники, потом ВМФ, потом МВД, потом… Короче, как оканчивающий училище с «отличием» я попал в поле зрения пограничника, об этом мне сказал командир взвода, зная, как после войсковой стажировки я рвался именно в ВВС. Несколько моих товарищей так же попали под «колпак» ПВ. Правда, был выход избежать зеленой фуражки – завалить предварительную врачебно-летную комиссию (пограничники набирали себе только на летные должности). Некоторые так и сделали, в том числе и мой товарищ. Но я-то всегда помнил про свой слабый левый глаз (тем более учеба его еще подсадила) и понимал, завалив предварительную комиссию, с очень большой вероятностью я попаду в ВВС… на землю. Долгие сомнения прервал майор-чекист, вызвав меня к себе на беседу. Сразу спросил: чего смыкаюсь (и ведь настучал ему уже кто-то), отвечаю, что мол в ПВ нет того типа, который здесь изучал (Ми-6А), он: у нас есть Ми-26 – переучим, ты отличник, труда не составит. Тем более ты коммунист, а коммунисты у нас где? Правильно, в первых рядах, а где у нас первый ряд? Правильно, первый ряд – это Граница СССР. Не поверите, подействовало. Подействовало, как и два года назад, когда замполит батальона объяснял мне, что те, кто хорошо учатся, непременно должны быть коммунистами, чтобы своим примером вдохновлять менее успевающих. На следующий день написал заявление в КПСС. В конце государственных экзаменов, перед «золотым карантином», когда у командиров появилась уверенность, что «краснодипломники» уже не срежутся, состоялся так называемый «свободный выбор» распределения. После выпуска получил отпускной и предписание в КДПО (последний в списке мною выбранных округов). Август 1986 года. Областной город Благовещенск. 19 Отдельная Авиационная Эскадрилья. В/ч 9787. Это место моей дальнейшей службы, как потом выяснится – единственное. Встретили, покормили, приютили, переучили, правда, Ми-26 там нет, не беда, есть Ми-8ТВ и Ми-24. На «горбатые» не пустили – экипажи укомплектованы, да и на переучивание нужно отправлять в учебный центр. На Ми-8 – пожалуйста, тем более затрат никаких – дали тебе стопку литературы и будь добр самостоятельно изучить новый тип, через три или четыре недели – зачеты. В случае удачи – допуск к полетам в качестве стажера. А там, как карта ляжет. К Новому 1987 году получил все допуски, включая и допуск на работу в отрыве от базы. То есть, полностью созрел как бортовой техник. После Нового 1987 года первый рапорт о направлении в Афганистан лег на стол НШ. Бац! Мой рапорт трехочковым летит в урну в другом конце кабинета. Прошли месяцы, написаны еще подобные рапорты, не напрямую, по команде. Поле того, как на стол НШ (м-р Федин, отличный офицер и человек) ложится пятый мой рапорт, вызывает к себе и ласково так объясняет, как я его уже достал, что не может он, как начальник штаба, и не имеет права направлять туда офицеров, прослуживших после училища менее года. Спрашиваю, а солдат после учебки и шести месяцев службы отправлять, значит, можно! Куда был послан догадаться не сложно, но пошел просто к своей вертушке, по дороге думая: после первого рапорта нельзя было объяснить о существующих правилах? Я не баран, понял бы и бумагу напрасно не пачкал. Конец октября 1987 года. Стоянка вертолетов. Ми-8ТВ бортовой № 31. Мой. Мой все те годы, пока летал. Летчики и штурманы могут летать на других (не штатных) бортах, бортовой технарь привязан к одному, к своему вертолету, причем, привязан приказом по части. Борт для технаря это не просто боевая и грозная машина. Это друг. Друг, которому часто доверяешь жизнь, и не только свою, еще три. А успех полета зависит от того, как ты подготовил своего Друга… «Товарищ Борин, зайдите в дежурную комнату!» - по громкой связи звания не назывались, по соседству гражданский аэропорт – конспирация! Дежурный направил к НШ. Захожу, докладываю. Тот сидит весь такой серьезный, пауза затянулась, начинаю нервничать, уже слышу свое сердце как перед первым прыжком с парашютом. Федин: «телеграмма красная пришла». Я: «???» Федин: «экипаж из нашей части направляется в Мары. Экипаж к-на Савоськина штатный, но бортех перед пенсией и желания воевать не изъявил. Полетишь?» Полетишь? И это после пяти рапортов! «Так точно! Полечу!» Свершилось! Дождался! Вот и мой черед пришел! Да, тогда радости не было предела, чувство гордости разрывало грудную клетку от осознания того, что тебе доверили исполнить интернациональный долг, а то, что доверили первому из нашего выпуска, попавшим в КДПО – кружило голову. Это сейчас, спустя многие годы понимаешь – ребячество, а тогда, в 22 чувствовал себя очень взрослым и очень боеготовым мужчиной, Рембо отдыхает. В Благовещенске ударили морозцы. Довольно приличные, для конца октября, до -20˚. Рейс Благовещенск-Москва, провожали жены, дети, подруги, друзья. И только у одной женщины в глазах была действительно серьезная тревога – у жены командира экипажа, она провожала мужа в седьмую командировку, седьмой раз туда… А мы, молодежь, улетавшая за «речку» впервые, шутили, балагурили… И каждый, наверное, в душе надеялся, что вот, пробил наш час, и мы обязательно совершим свой подвиг и нами будут гордиться полсвета. В Москве нас ждала слякоть, около нуля, после минус двадцати – почти жара, а мы в зимних шапках и демисезонных летных куртках, но это ерунда. Следующий перелет Москва-Ашхабад, прилетели утром, на улице плюс двадцать с лишним. На нас смотрели как на инопланетян. Следующий перелет на Ан-24 Ашхабат-Мары, где нас встретили и доставили в полк. Два следующих дня ушло на приемку и подготовку вертолета (Ми-8Т бортовой № 37), получение броников, ЗШ (защитный шлем), автоматов, аптечек (под роспись – промидол). Бортмеханик пошел получать дополнительный ПКТ для проема в грузовой створке. Возвращается с пулеметом, но какой-то потерянный. Командир (к-н Савоськин Александр): что случилось? Механик (пр-к Леонид Сандалов): хотел получить машинку для заряжания лент к пулемету, пожалуйста, вот вам машинка, забирайте. Осмотрел машинку, а она вся какая-то бурая или ржавая. Что это за ржавчина? Ответ: это не ржавчина, это кровь, предыдущий обладатель при ранении оросил. Машинка осталась на складе, настроение Лени – ниже плинтуса. А я пошел на склад получать средство для протирки устройства, мешающего самонаведению ПЗРК. Местные называли это устройство «испанкой», в ВВС обзывали «липой», а на самом деле это было «изделие Л-166» и протиралось оно чистейшим медицинским спиртом. На командировку полагалось 3 кг спирта, но толстомордый прапор налил не полную трехлитровую банку (0,7 литра закурковал) и выпроводил со словами: «все равно все выпьете, хватит и этого». Оказалось, он был прав, Л-166 не включали, она работала только против определенных ракет, а стингер умел наводиться по «испанке». Приказ о запрете использования Л-166 выпустили, а приказ о спирте – нет. И что интересно, прилетел в Мары через год и опять получил 3 литра. Только в Союзе такое могло быть. И настал этот День. День вылета на аэродром подскока, им оказался г. Термез, по местным понятиям, курортное место: мало стреляли, мало воевали в то время. Прилетели, обустроились. В тот же день вылет за линейку – первый боевой!!! Зарядились, готовы к вылету. Подошел летчик-инструктор (к-н Соловьев Владимир), выслушал доклад экипажа о готовности к вылету, сел в правую чашку (на место штурмана), полетели… Запуск, выруливание, взлет. Минут через десять после взлета доложили о пересечении «линейки». Как обычно, скольжу взглядом по оборудованию кабины, какой-то дискомфорт, в чем дело? А, вот: выключен проблесковый маяк (красные мигалки на пузе и хвостовой балке)… включаю. Полет нормальный, по долине летим на высоте 10-15 м. Скольжу взглядом по оборудованию кабины – опять проблесковый маяк выключен! Тяну левую руку для включения, бац! по руке, а в «ушах» (внутренняя связь): «еще раз включишь – из вертолета выкину!» Блин, что, на земле нельзя было объяснить, что маяк не только привлекает внимание духов, но и цель самонаведения стингеров… Но первый, он и есть первый, как… Далее горы. Красота. Наш командир аккуратно садит на указанные инструктором высотные площадки, получаем допуск. Все. Дальше воюем самостоятельно. Но войны не видно, обычные транспортные вылеты. Скучно. Скука закончилась через неделю, когда утром командир пришел с раздачи заданий и сказал, перелетаем в Керки. Перелетаем. Керки - это совсем не Термез. Похожая стоянка, похожая обстановка, но между ними – пропасть. Пропасть и в обстановке за линейкой. Здесь уже десятка полтора бортов, и они все подлетают и подлетают. За линейку летаем каждый день, по несколько раз. Даже день предварительной подготовки вертолета сжат до половины дня, после обеда – на вылет. Ходят слухи: готовится большая операция по ликвидации сильно укрепленной базы духов где-то в районе Меймене. Готовимся и мы. Готовим ленты для двух ПКТ с механиком вручную, машинки-то нет. На ладонях кровавые мозоли, когда они лопнули, стали патроны в ленту тупо заколачивать как гвозди деревянными проставками из ящиков от НУРСов. Наколотили по 3 коробки патронов по 400 на ствол. Для начала. А для самого начала, нужно проверить, какие мы меткие из носового ПКТ, потому как до сего момента опыт стрельбы – только из носового А-12,7 на Ми-8ТВ на полигоне (там стрелял на «отлично», но это две очень большие разницы). Кто бывал там, тот припомнит, что такое лобовой ПКТ на Ми-8 (не важна модификация, хоть Т, хоть МТ). Это доработка специально для Афгана, доработка быстрая, но не продуманная: убрали центральный кусок остекления, установили дюральку с отверстием и «пыльником» для пулемета, в кабине соорудили подобие турели, воткнули ПКТ с электропуском на вертикальных ручках (как на «максиме») и вуаля! Готово! Но… Стреляные гильзы летят в кабину (устанавливается чехол, как городской лошадке под хвост), от порохового дыма – дышать нечем, но и это фигня. А вот прицел! Он пришел из первой мировой: на кронштейне параллельная стволу линейка (выше ствола миллиметров 200-250) и на ней мушка, а впереди (миллиметров 350-400): кольцо и крест по центру! Нет, я не против конструкции прицела, срубил бабки кто-то за доработку и забыли. Но… Там, где находится задница стрелка, организовано откидное сидение (видимо, для удобства) над автопилотом, и при полете на высоте 10-20 метров и при прицеливании на дистанцию 600-800 метров надо протиснуться между пулеметом и сидением. Со своей комплекцией (181 см, 80 кг) я это проделывал с трудом, с трудом совмещал цель (стог колючки, столб и др.), мушку с перекрестием, а когда жал на гашетки, с огорчением видел как трассера серпом уходили ниже, не долетая до цели метров 40-60. Пытался корректировать подъемом ствола – не помогает. Помог однокашник, он там служил. Когда я рассказал, как стрелял, он долго хохотал. Говорит, не ты первый, не ты последний, а между тем, все очень просто: садишься на сидение над автопилотом, наводишь пулемет в район цели, даешь короткую очередь, наблюдаешь фонтанчики от пуль или трассеры, корректируешь наводку ствола, нажимаешь электропуск и… совмещаешь траекторию пуль с целью. Теоретически просто и практика подтвердила это.
Ту би континед...
Жмём на класс,если ожидаем окончание этой истории. Если их наберется полтора-два десятка мы продолжим
Оружие Мира
Операция "Дарбанд" глазами молодого лейтенанта.
А началось все в самом начале 1980 года. Были зимние каникулы, на улице мороз, гулять не хотелось. Тут вихрем в дом врывается тетка с диким ревом: «война!!!» Родителей дома не было, встретила ее бабушка (пережившая Великую Отечественную, начиная с 1941 в г. Днепропетровске) со словами, что бы та села и успокоилась. Немного успокоившись, тетка рассказала, что слышала по радио: Советский Союз ввел войска в Афганистан и это обязательно приведет к войне.
Прошло время. Настал момент определения в жизни. К сожалению, детские и юношеские мечты не всегда сбываются. Я с детства мечтал стать военным летчиком, но, увы первая же призывная мед. комиссия срезала по зрению (острота зрения левого глаза 0,8, а при поступлении должно быть два по 1,0). Кое как пережил трагедию, но от авиации не отказался: раз не могу летать – буду ремонтировать и обслуживать. Первое поступление в 1982 году – Иркутское ВВАИУ – не прошел по конкурсу. Год на заводе, готовлюсь к экзаменам и понимаю, что высшее не потяну, подал документы в Кировское ВАТУ (и к дому ближе на 3500 км и мороки меньше). 1983 год. Киров. Абитура (уже вторая в моей жизни), как во сне, кто не пережил этого – не поймет. Все хорошо, сданы удачно уже два экзамена, начинаю психологически расслабляться и… Начинаю замечать, что везде на плакатах, информационных досках, да везде, везде изображены вертолеты… Спросил у знакомых абитуриентов, да, готовят техников на ВЕРТОЛЕТЫ. Шок!!! Не представлял в своей жизни ничего кроме САМОЛЕТОВ. Принимаю решение: забираю документы, осенью в Армию, через год поступлю в другое, но на СД (самолеты и двигатели). По пути в канцелярию перехватывает меня земляк из Свердловска: чего такой кислый? Объяснил свое горе и свои стремления. Он: а ты знаешь, что 90% выпускников этого училища ЛЕТАЮТ бортовыми техниками? Я: ну-ка, с этого места поподробней!
Картина с ситуацией в Афганистане стала проясняться, когда поступил в училище. У многих курсантов отцы – офицеры различных родов войск, многие из которых сами были уже «афганцами» и владели информацией куда более обширной, чем та, которая доходила до наших глубинок. «Лишь бы успеть, лишь бы не закончилась раньше времени…» На сто процентов уверен, что эти мысли приходили не только в мою голову, но вслух их не произносили, осознавали: пока ведутся боевые действия – гибнут люди. Ближе к выпуску то там, то там уже можно было услышать: «прибуду к месту назначения, напишу рапорт и в Афган».
Перед самыми госами понаехали «покупатели» разных мастей и цвета от зеленого до красного (от ПВ до МВД). Не знаю, почему «огурцы» пользовались такой привилегией, но отбор кандидатов сначала проводили пограничники, потом ВМФ, потом МВД, потом… Короче, как оканчивающий училище с «отличием» я попал в поле зрения пограничника, об этом мне сказал командир взвода, зная, как после войсковой стажировки я рвался именно в ВВС. Несколько моих товарищей так же попали под «колпак» ПВ. Правда, был выход избежать зеленой фуражки – завалить предварительную врачебно-летную комиссию (пограничники набирали себе только на летные должности). Некоторые так и сделали, в том числе и мой товарищ. Но я-то всегда помнил про свой слабый левый глаз (тем более учеба его еще подсадила) и понимал, завалив предварительную комиссию, с очень большой вероятностью я попаду в ВВС… на землю. Долгие сомнения прервал майор-чекист, вызвав меня к себе на беседу. Сразу спросил: чего смыкаюсь (и ведь настучал ему уже кто-то), отвечаю, что мол в ПВ нет того типа, который здесь изучал (Ми-6А), он: у нас есть Ми-26 – переучим, ты отличник, труда не составит. Тем более ты коммунист, а коммунисты у нас где? Правильно, в первых рядах, а где у нас первый ряд? Правильно, первый ряд – это Граница СССР. Не поверите, подействовало. Подействовало, как и два года назад, когда замполит батальона объяснял мне, что те, кто хорошо учатся, непременно должны быть коммунистами, чтобы своим примером вдохновлять менее успевающих. На следующий день написал заявление в КПСС.
В конце государственных экзаменов, перед «золотым карантином», когда у командиров появилась уверенность, что «краснодипломники» уже не срежутся, состоялся так называемый «свободный выбор» распределения. После выпуска получил отпускной и предписание в КДПО (последний в списке мною выбранных округов).
Август 1986 года. Областной город Благовещенск. 19 Отдельная Авиационная Эскадрилья. В/ч 9787. Это место моей дальнейшей службы, как потом выяснится – единственное. Встретили, покормили, приютили, переучили, правда, Ми-26 там нет, не беда, есть Ми-8ТВ и Ми-24. На «горбатые» не пустили – экипажи укомплектованы, да и на переучивание нужно отправлять в учебный центр. На Ми-8 – пожалуйста, тем более затрат никаких – дали тебе стопку литературы и будь добр самостоятельно изучить новый тип, через три или четыре недели – зачеты. В случае удачи – допуск к полетам в качестве стажера. А там, как карта ляжет. К Новому 1987 году получил все допуски, включая и допуск на работу в отрыве от базы. То есть, полностью созрел как бортовой техник. После Нового 1987 года первый рапорт о направлении в Афганистан лег на стол НШ. Бац! Мой рапорт трехочковым летит в урну в другом конце кабинета. Прошли месяцы, написаны еще подобные рапорты, не напрямую, по команде. Поле того, как на стол НШ (м-р Федин, отличный офицер и человек) ложится пятый мой рапорт, вызывает к себе и ласково так объясняет, как я его уже достал, что не может он, как начальник штаба, и не имеет права направлять туда офицеров, прослуживших после училища менее года. Спрашиваю, а солдат после учебки и шести месяцев службы отправлять, значит, можно! Куда был послан догадаться не сложно, но пошел просто к своей вертушке, по дороге думая: после первого рапорта нельзя было объяснить о существующих правилах? Я не баран, понял бы и бумагу напрасно не пачкал.
Конец октября 1987 года. Стоянка вертолетов. Ми-8ТВ бортовой № 31. Мой. Мой все те годы, пока летал. Летчики и штурманы могут летать на других (не штатных) бортах, бортовой технарь привязан к одному, к своему вертолету, причем, привязан приказом по части. Борт для технаря это не просто боевая и грозная машина. Это друг. Друг, которому часто доверяешь жизнь, и не только свою, еще три. А успех полета зависит от того, как ты подготовил своего Друга… «Товарищ Борин, зайдите в дежурную комнату!» - по громкой связи звания не назывались, по соседству гражданский аэропорт – конспирация! Дежурный направил к НШ. Захожу, докладываю. Тот сидит весь такой серьезный, пауза затянулась, начинаю нервничать, уже слышу свое сердце как перед первым прыжком с парашютом. Федин: «телеграмма красная пришла». Я: «???» Федин: «экипаж из нашей части направляется в Мары. Экипаж к-на Савоськина штатный, но бортех перед пенсией и желания воевать не изъявил. Полетишь?» Полетишь? И это после пяти рапортов! «Так точно! Полечу!» Свершилось! Дождался! Вот и мой черед пришел! Да, тогда радости не было предела, чувство гордости разрывало грудную клетку от осознания того, что тебе доверили исполнить интернациональный долг, а то, что доверили первому из нашего выпуска, попавшим в КДПО – кружило голову. Это сейчас, спустя многие годы понимаешь – ребячество, а тогда, в 22 чувствовал себя очень взрослым и очень боеготовым мужчиной, Рембо отдыхает.
В Благовещенске ударили морозцы. Довольно приличные, для конца октября, до -20˚. Рейс Благовещенск-Москва, провожали жены, дети, подруги, друзья. И только у одной женщины в глазах была действительно серьезная тревога – у жены командира экипажа, она провожала мужа в седьмую командировку, седьмой раз туда… А мы, молодежь, улетавшая за «речку» впервые, шутили, балагурили… И каждый, наверное, в душе надеялся, что вот, пробил наш час, и мы обязательно совершим свой подвиг и нами будут гордиться полсвета.
В Москве нас ждала слякоть, около нуля, после минус двадцати – почти жара, а мы в зимних шапках и демисезонных летных куртках, но это ерунда. Следующий перелет Москва-Ашхабад, прилетели утром, на улице плюс двадцать с лишним. На нас смотрели как на инопланетян. Следующий перелет на Ан-24 Ашхабат-Мары, где нас встретили и доставили в полк.
Два следующих дня ушло на приемку и подготовку вертолета (Ми-8Т бортовой № 37), получение броников, ЗШ (защитный шлем), автоматов, аптечек (под роспись – промидол). Бортмеханик пошел получать дополнительный ПКТ для проема в грузовой створке. Возвращается с пулеметом, но какой-то потерянный. Командир (к-н Савоськин Александр): что случилось? Механик (пр-к Леонид Сандалов): хотел получить машинку для заряжания лент к пулемету, пожалуйста, вот вам машинка, забирайте. Осмотрел машинку, а она вся какая-то бурая или ржавая. Что это за ржавчина? Ответ: это не ржавчина, это кровь, предыдущий обладатель при ранении оросил. Машинка осталась на складе, настроение Лени – ниже плинтуса. А я пошел на склад получать средство для протирки устройства, мешающего самонаведению ПЗРК. Местные называли это устройство «испанкой», в ВВС обзывали «липой», а на самом деле это было «изделие Л-166» и протиралось оно чистейшим медицинским спиртом. На командировку полагалось 3 кг спирта, но толстомордый прапор налил не полную трехлитровую банку (0,7 литра закурковал) и выпроводил со словами: «все равно все выпьете, хватит и этого». Оказалось, он был прав, Л-166 не включали, она работала только против определенных ракет, а стингер умел наводиться по «испанке». Приказ о запрете использования Л-166 выпустили, а приказ о спирте – нет. И что интересно, прилетел в Мары через год и опять получил 3 литра. Только в Союзе такое могло быть.
И настал этот День. День вылета на аэродром подскока, им оказался г. Термез, по местным понятиям, курортное место: мало стреляли, мало воевали в то время. Прилетели, обустроились. В тот же день вылет за линейку – первый боевой!!! Зарядились, готовы к вылету. Подошел летчик-инструктор (к-н Соловьев Владимир), выслушал доклад экипажа о готовности к вылету, сел в правую чашку (на место штурмана), полетели… Запуск, выруливание, взлет. Минут через десять после взлета доложили о пересечении «линейки». Как обычно, скольжу взглядом по оборудованию кабины, какой-то дискомфорт, в чем дело? А, вот: выключен проблесковый маяк (красные мигалки на пузе и хвостовой балке)… включаю. Полет нормальный, по долине летим на высоте 10-15 м. Скольжу взглядом по оборудованию кабины – опять проблесковый маяк выключен! Тяну левую руку для включения, бац! по руке, а в «ушах» (внутренняя связь): «еще раз включишь – из вертолета выкину!» Блин, что, на земле нельзя было объяснить, что маяк не только привлекает внимание духов, но и цель самонаведения стингеров… Но первый, он и есть первый, как… Далее горы. Красота. Наш командир аккуратно садит на указанные инструктором высотные площадки, получаем допуск. Все. Дальше воюем самостоятельно. Но войны не видно, обычные транспортные вылеты. Скучно. Скука закончилась через неделю, когда утром командир пришел с раздачи заданий и сказал, перелетаем в Керки. Перелетаем. Керки - это совсем не Термез. Похожая стоянка, похожая обстановка, но между ними – пропасть. Пропасть и в обстановке за линейкой. Здесь уже десятка полтора бортов, и они все подлетают и подлетают. За линейку летаем каждый день, по несколько раз. Даже день предварительной подготовки вертолета сжат до половины дня, после обеда – на вылет. Ходят слухи: готовится большая операция по ликвидации сильно укрепленной базы духов где-то в районе Меймене. Готовимся и мы. Готовим ленты для двух ПКТ с механиком вручную, машинки-то нет. На ладонях кровавые мозоли, когда они лопнули, стали патроны в ленту тупо заколачивать как гвозди деревянными проставками из ящиков от НУРСов. Наколотили по 3 коробки патронов по 400 на ствол. Для начала. А для самого начала, нужно проверить, какие мы меткие из носового ПКТ, потому как до сего момента опыт стрельбы – только из носового А-12,7 на Ми-8ТВ на полигоне (там стрелял на «отлично», но это две очень большие разницы). Кто бывал там, тот припомнит, что такое лобовой ПКТ на Ми-8 (не важна модификация, хоть Т, хоть МТ). Это доработка специально для Афгана, доработка быстрая, но не продуманная: убрали центральный кусок остекления, установили дюральку с отверстием и «пыльником» для пулемета, в кабине соорудили подобие турели, воткнули ПКТ с электропуском на вертикальных ручках (как на «максиме») и вуаля! Готово! Но… Стреляные гильзы летят в кабину (устанавливается чехол, как городской лошадке под хвост), от порохового дыма – дышать нечем, но и это фигня. А вот прицел! Он пришел из первой мировой: на кронштейне параллельная стволу линейка (выше ствола миллиметров 200-250) и на ней мушка, а впереди (миллиметров 350-400): кольцо и крест по центру!
Нет, я не против конструкции прицела, срубил бабки кто-то за доработку и забыли. Но… Там, где находится задница стрелка, организовано откидное сидение (видимо, для удобства) над автопилотом, и при полете на высоте 10-20 метров и при прицеливании на дистанцию 600-800 метров надо протиснуться между пулеметом и сидением. Со своей комплекцией (181 см, 80 кг) я это проделывал с трудом, с трудом совмещал цель (стог колючки, столб и др.), мушку с перекрестием, а когда жал на гашетки, с огорчением видел как трассера серпом уходили ниже, не долетая до цели метров 40-60. Пытался корректировать подъемом ствола – не помогает. Помог однокашник, он там служил. Когда я рассказал, как стрелял, он долго хохотал. Говорит, не ты первый, не ты последний, а между тем, все очень просто: садишься на сидение над автопилотом, наводишь пулемет в район цели, даешь короткую очередь, наблюдаешь фонтанчики от пуль или трассеры, корректируешь наводку ствола, нажимаешь электропуск и… совмещаешь траекторию пуль с целью. Теоретически просто и практика подтвердила это.
Ту би континед...
Жмём на класс,если ожидаем окончание этой истории. Если их наберется полтора-два десятка мы продолжим
#войны_сражения_битвы