Комментарии
- Комментарий удалён.
- 16 апр 2020 10:03Зачиталась, и забыла про Чистый четверг....и обед надо готовить , внучка в вынужденном отпуске. Катя, интересно, а фото
- Комментарий удалён.
- 26 июн 2020 07:02Спасибо за воспоминания. Очень интересно. Увидела знакомые лица в юности, знакомых учителей. Главное - увидела человека, которого потеряла след. Слава Богу, жив, здоров. Здоровья Вам.
- 27 июн 2020 09:51Спасибо, Марина, на добром слове...И рада, что вы у нас нашли что-то своё...Долгих и счастливых лет, Вам...
- Комментарий удалён.
- Комментарий удалён.
- Комментарий удалён.
- 24 мар 2023 18:05Столько много мелких вещей всплывает в памяти - нитки мулине, пяльцы, спираль для электроплитки и многое другое. Как будто вернулся в детские годы. Огромное спасибо!
- 24 мар 2023 21:17Да...всё это было в нашей жизни...и воспоминания об этих вещах с приятным привкусом...
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Заводская-родная улица в Медногорске...
:Екатерина Мешечкова
ВОСПОМИНАНИЯ О ЗАВОДСКОЙ УЛИЦЕ.
ЧАСТЬ 5.
Нина Мамыкина:
Моей лучшей подружкой детства была Надя Самохина. Мы рядом жили, учились в одном классе. После школы тоже не теряли связь, переписывались. Приезжая два-три раза в году из Пензы к родителям в Медногорск, я обязательно виделась с Надей. Очень жалко Надю, так рано погибла, а была любимой, могла бы быть счастливой.
Старшая дочка Самохиных, Наташа, живёт с семьёй в Барнауле. Туда же забрала и мать - тётю Симу. Недавно её похоронила. Тётя Сима прожила 92 года в здравом уме и памяти, постоянно звонила моей сестре Тане (тётя Сима – родная сестра Таниной свекрови), интересовалась Заводчанами, всех помнила.
Самохина Наташа.
Весной, когда наступало первое тепло, мы собирались вечерами на
полянке, плясали, пели частушки и песни. Певуньей была Фёдорова Тамара, она и замужней бегала на полянку попеть.
Иногда нам становилось скучно, и мы искали приключения. Помню, у Ерахтиных было несколько грядок крупной жёлтой моркови, которую мы регулярно дёргали. У себя из погреба ночью я вытащила бидон сливок, который мама приготовила для взбивания масла. Мы бесстыдно слопали все сливки, оставив нашу большую семью без масла.
Дорога к нам в землянки проходила мимо ремесленного училища, на втором этаже которого было общежитие учащихся. Я иду мимо в только что сшитом приталенном платье, «Я иду такая вся в Дольче Габбана», а они висят на подоконниках и кричат один громче другого наивные комплименты. Поначалу мы с девчонками стеснялись этого внимания, потом привыкли.
Я была боевой девчонкой, в обиду себя не давала, сдачи могла дать. Будучи подростком, спокойно одна могла через горы, через Сортировку ходить в город, чувства страха не было. В 16 лет я уже работала на ЦЭС, со второй смены одна, не боясь, ходила домой. Однажды, под первым от школы фонарём, напротив дома Мамыкина Степана, напал на меня мужик, я так впилась зубами в его руку, что у него, видимо, от боли все желания пропали. Он поднял меня с земли, проводил до дома, спросил мою фамилию, оказывается, он знает моих братьев. Я его тоже узнала, он жил в двухэтажке и недавно вышел из заключения.
Со временем наша уличная дружная компания распалась. Галя Дымова и Тома Малахова поступили в ГПТУ-6. Тряпицына Валя и Ерахтина Тома перешли в старшие классы в школу № 6 на Западную и тоже отдалились. Маша Кукушкина, Галя Галыгина и Валя Фёдорова отделились в свою компанию. А я устроилась на работу, на меня и брата Колю мама возлагала большие надежды, отца нет, а большое семейство надо кормить.
Отец мой работал на ЦЭС, он хорошим человеком был, трудолюбивым, в коллективе его любили и начальство уважало. Поэтому и я смогла устроиться туда. Это уважение перешло на меня, бригадир Сергадеев и другие мужики меня оберегали, в обиду не давали.
Но однажды мне приснился сон, который напарница по работе растолковала как перемены в моей жизни. Сон был в руку, в течение трёх дней я уволилась, собралась и уехала по комсомольской путёвке строить ВАЗ в Тольятти. Завод уже был построен, строили кровлю, я и устроилась кровельщицей. Наша бригада была сплочённой, если что не нравилось, дружно выступали против начальства. Вот и придумали нас всех отправить учиться на водителей мотороллеров. Мы ездили на них по крыше, развозили строительные материалы: рубероид, гравий… Нас называли «дикая дивизия», порой диспетчер отправит всю бригаду на один участок, едем все в одну сторону, мотороллеры рычат, все расступаются.
Когда строительство кровли закончилось, многие перешли на ВАЗ работать, а я осталась в этой организации токарем. Изготавливала на станке детали, которые нужны были для ремонта строительных машин. Работа интересная, творческая, ведь каждый раз детали разные. И коллектив был хороший, так и проработала там всю жизнь.
Екатерина Рыбалкина:
Моими лучшими подружками с раннего детства были Надя Моргаева и Валя Мамыкина. Валя в 2021 году ушла из жизни, и я благодарна судьбе за встречу, которую она нам однажды подарила.
Мы жили рядом, учились в одном классе. Эта дружба была очень искренна, но в будущем, когда повзрослели, она не сохранилась. Мы росли и строили собственный мир. Так бывает у многих - по мере того как мы взрослеем, меняются характеры, принимают иную суть интересы.
Так устроена жизнь. И во взрослой жизни так же - встречаешься с людьми, строишь с ними какие-то отношения, а потом пути расходятся. Без всякой причины, без ссор, без обид, просто люди расходятся, дружба заканчивается и каждый выбирает свой путь. Так и в моей жизни - время шло, подруги по разным причинам менялись, уже бегала на танцы с Риммой Капличенко, с Валей Мамыкиной (Андреевной). Но как хорошо, что со всеми, по-прежнему, общаемся!
Брат мой Володя дружил с младшим братом Нади Моргаевой - Сергеем. Мы были их няньками, в одной голубой коляске возили их по улице. Усадим их друг перед другом в коляске, игрушек набросаем и, пока они забавляются, мы в свои игры играем.
Друзья детства и юности. Сергей Моргаев и Володя Рыбалкин.
Екатерина Рыбалкина:
Вспоминаю молодёжь старшего поколения: Стерликова Виктора, Раю
Лошкарёву и Нину Аксёнову. Перед глазами картинка молодых влюблённых Вити и Раи.
Стерликовы были нашими соседями и мои детские глазки подсматривали за молодой парочкой. Витя пришёл из армии, а Рая выросла за годы его службы и предстала во всей красе! И он хорош! Привлекательный, славный парень! Удивительно красивой парой они были! Идут по Заводской под руку, она в ярком цветном, капроновом платье, юбка широкая, «в татьянку», волнами ходит при каждом её шаге, туфельки на низкой шпильке.
Как же мне хотелось скорее вырасти – и на каблучки! И платье такое же надеть!
«Хочу домой, в чёрно-белый мир,
где люди добрее и теплее мир…» (Лариса Булычёва).
Я тоже очень хочу…
«Родительский дом – это маленький рай: там хорошо спится и пахнет вкусняшками. Это самый лучший уголок на всей Земле…Там МАМА…»
Какие хорошие слова! Навевают тёплые воспоминания… В родительском доме было всегда уютно и спокойно! Как было бы здорово, если бы я сейчас прошла по этим заснеженным следам, постучала в родную дверь и мне бы её открыли родители…
Но край родной милей всего…
И так прекрасно возвращаться
Под крышу дома своего!» (М. Пляцковский)
Валентина Андреевна Мамыкина:
«Самая Красивая, самая Милая, самая Добрая - наша Заводская, родная улица. Такой больше не будет нигде и никогда»!
Екатерина Рыбалкина:
И другая фотография тоже напомнила Заводскую! «И дней далёких память воскресла…» И снег белый, как у нас был, и пятна света на снегу от окон поздним вечером, и тени от столбов электропередач, и небольшие дома с верандами, и такой ласковый дым из труб…Всё, как у нас. Даже подписали нашими словами: «Ах, как хочется туда, где уже не встретят!»
«Ой, ты, зима морозная, ноченька яснозвёздная,
Скоро ли я увижу свою любимую в степном краю.
Вьётся дорога длинная, здравствуй, земля целинная,
Здравствуй, простор широкий,
Весну и молодость встречай свою!»
И маму вижу. Ходит туда-сюда от стола до печки, суетится. Помню, как любила, когда на завтрак были блины с маслом, с пылу с жару, чтоб следом съедать, и чтобы краешки похрустывали. До сих пор люблю... Нет тебя лучше, уголок наш родной и с каждым годом связь с тобой крепче и тоска сильнее.
В моём сознании ЦЭС всегда ассоциировался с Заводской, и я всегда знала, что ЦЭС – это маленький посёлок на окраине города. А как-то в
нашей переписке в «Одноклассниках» Иван Антипин написал: «Весь ЦЭС - это очень много улиц: и Заводская, и Полежаевка, и Первомайка, и Панфилова… От Строительной и до Брикетной! А ведь так и есть. Оказывается, мы жили в огромном посёлке! А мои ухажёры, провожая меня с танцев, удивлялись: «А люди у вас тут живут?»
Да разве корни ты отрубишь?
Там всё росло, тебя любя.
И дом родной свой не забудешь,
Где начиналась жизнь твоя… (Александр Кайль)
Валентина Рыбалкина:
Наша улица. Это правый её ряд. Дом Юдиных, впоследствии Арышевых, Виден угол дома Бирюковых, впоследствии Дороховых. 50-е годы.
На Заводской большинство жителей строили дома своими руками. В этом ряду сами строили дома Трухановы, Толстовы, Ерахтины, Клевак. Сами строили дом Капличенко. Рядом с ними построились Арышевы, но потом переехали вот в этот дом Юдиных. А соседями Капличенко стали Кузьмины - мой брат Михаил с женой Галей. По другую сторону от Капличенко жил Пелих Андрей с матерью и сёстрами. Его сестра Лена сошлась с Жорой Щёлоковым, и они построили добротный дом рядом с Мамыкиным Андреем. А дом тёти Фроси Щёлоковой, ими же построенный, купили Рыбалкины Володя с Шурой. Сами строили свои дома Моргаевы и Иван Мамыкин. Рядом с нами поставили дом племянники Кукушкиных, но как-то сразу же уехали, и их дом купила Катя Климкина. Строили дома Заводчане зачастую из подручного материала, порой неумело, без опыта, ведь приезжали в Медногорск в 40-х годах, в основном, молодые семьи. Настоящие плотники на улице были и к их услугам тоже прибегали. Бывало, что дом строить нанимали специалистов, а пристройки и сараи мастерили своими руками.
Какая безупречная и качественная отделка дома! Какие красивые ставни! Табличка на доме: «Улица Заводская, дом № 39, Щёлоков Г.Т.» говорит о привязанности хозяина к дому, к родному месту, обычно висела табличка только с номером дома.
Улицу нашу в разговоре называли «землянки». Это сохранилось ещё с 30-х годов, когда Заводская застраивалась землянками и, разумеется, ещё не имела названия. В 40-е и 50-е годы все землянки перестроили в дома. Все, кроме одной. Эту землянку покупали молодожёны, как временное жильё. Никто и никогда её не ремонтировал, даже пол в ней всегда оставался земляным, ведь поэтому такие жилища и называли «землянками».
Помню землянку, неказистое строение, одиноко стоящее на горе. Но новые хозяева землянку всегда старались побелить.
Екатерина Рыбалкина:
На следующем снимке – дом, который строили Филатовы. Потом в нём жили Шапко, а последними его хозяевами были Малаховы Виктор с Тамарой. У дома стоит сынишка Малаховых - Славка. Сейчас этот мальчишка – пилот воздушного судна в Испании.
Дорога… Наша дорога. Лучшая из дорог - та, что ведёт домой, в детство, к родительскому дому.
Наша дорога – это часть жизни Заводчан. Каждый из нас ежедневно проходил по ней минимум два раза - туда и обратно. Ребятнёй гоняли по ней на велосипедах и мотоциклах. Дети этой дорогой шли в школу, взрослые на работу. Этой дорогой провожали в армию и встречали возмужавших сыновей. Этой дорогой провожали и в последний путь. Молодыми мы гуляли по этой дороге вдоль улицы. Домов много, стояли они довольно далеко друг от друга, от первого дома до последнего - пол километра. Много разных тем можно обсудить, пока пройдёшь по ней вперёд-назад. Весной и осенью она была неширокой плотно утоптанной тропкой, зимой – либо широкой колеёй, проделанной бульдозером, либо узенькой стёжкой, как будто возвышающейся над домами.
И ещё одна, не менее значимая, дорога Заводчан. Дорога в Город через Верхнюю Сортировку. Этот снимок сделан мною в мае 2011 года.
Этой дорогой Заводчане шли в парк. В те времена он был настоящим местом отдыха. Половину лета мы жили среди выжженной газом травы, поэтому парк для нас был удивительно красивым местом. Туда шли отдыхать семьями, с родными, с соседями… И с бутылочкой… Шли посидеть на зелёной траве, под сенью деревьев. Вот на фотографии, жаль нечёткой, две семьи Рыбалкиных. Мы видим Алексея с Валей и Шуру. Фотограф – Володя Рыбалкин. Рядом стоит коляска, в ней сидят маленькие Лида и Вова. Мои молодые родители пришли в парк отдохнуть. Все в приподнятом настроении и счастливы.
На фотографии - мои дед с бабушкой. Рязаевы Мария Фёдоровна и Георгий Фёдорович. Здесь они – молодожёны.
ДорОгой через гору, затем через парк, шли заводчане на стадион.
Стадион «Труд» был любимым местом медногорцев. Здесь постоянно проходили матчи по футболу. «Приходили до 3-4 тысяч болельщиков. В ту пору футбол был очень популярен. Каждый пацан мечтал стать легендарным футболистом. Мой отец тоже был ярым болельщиком и иногда брал меня с собой. Для меня праздником был не футбол, а выход «в свет», то бишь, выход в Город, в парк.
Тренировка футболистов на стадионе «Труд».
Ольга Кузьмина:
Зимой на стадион мы ходили на каток, народу было очень много, и взрослых, и детей. Многие брали коньки в прокат. Там была теплушка и небольшой буфет, пили чай, грелись, отдыхали.
С сайта «Одноклассники». Михаил Рыбаков:
В столовой на стадионе мужики после рабочего дня вкушали пивко, наливаемое из деревянной бочки, а пацаны после катания на коньках или игры в хоккей с удовольствием поедали вкуснейшие пирожки.
Александр Ермошин:
В середине 50-х годов на стадион на футбол мы пробирались под забором или вплавь через плотину, там Блява была перегорожена.
А ещё ходили на эту плотину купаться. После купания заходили в столовую и покупали чай без сахара за 1 копейку. Садились за стол, пили чай с хлебом и хлеб с чаем. Хлеб в то время лежал на столах бесплатно. Мы посыпали его солью, мазали горчицей и объедались! Работницы столовой, глядя на нас худющих и сгоревших, приносили ещё хлеб, а он был белый, вкусный! Мы были довольны.
Нина Мамыкина:
Это наш дом на Заводской. Для меня - самый красивый! Построен самим хозяином – Мамыкиным Михаилом Андреевичем, моим отцом. И
ставни отец своими руками делал, и веранду сам украшал.
Снимок сделан в момент, когда все вышли из-за стола во двор. Весна. Воздух напоён ароматом цветущей в палисаднике сирени. Поёт гармонь. Всем хорошо.
У родителей тогда уже родилась третья дочка Татьяна. По сравнению с землянкой дом был огромный. Надя с Геной от стены до стены бегали наперегонки. А из землянки сделали летнюю кухню. Весной отмывали её и переносили туда стол, посуду. Такое оживление было, и в доме становилось просторно.
Екатерина Рыбалкина:
Некоторые дома на Заводской на вид были яркими. На снимке выше – мы увидели нарядный дом Михаила Мамыкина. А это дом Толстова Кондрата. Обит короткой доской, карнизы украшены резьбой. Тоже красивый дом.
Обшитыми было много домов. Вот дом Бориса и Кати Позднышевых (моей родной тётки) обшит доской «ёлочкой» - и дождь не попадает под обшивку и красиво. Окна украшены наличниками. Дом после смерти Кати купила Аршинова тётя Ксеня.
Окон в домах было или три, или четыре, но хотя бы одна рама была створчатая, отворявшаяся наружу. Их оформление было разным: простенькими наличниками либо невычурными ставнями. Но в любом случае они очень украшали фасады домов.
Но были и нарядные узорочные наличники, вот, например, наличники с необычной конструкцией на окнах дома Евдокима Спирина. И дом у него – солидный и по оформлению интересный. Стены обшиты узкой доской. Крепкие, ладные двери, ступени, крыльцо.
Дом для человека во все века был центром жизни, поэтому и Заводчане стремились сделать свой дом удобным и комфортным, на вид приличным, аккуратным, порой и нарядным.
Хотя на домах нашей улицы было мало ставен, наличие их никого не удивляло.
Нынче ставням не верны,
Жалюзь ставить стали,
Но остатки старины,
Всё же, мы застали…
Самые красивые ставни, под стать избе, украшенные резьбой и орнаментом, были на доме плотника-мастера Аксёнова Алексея, и на доме Мамыкина Михаила, и на высоком добротном доме Бобылёвой тёти Кати (кто строил этот дом, не знаю).
Наш дом стоял в середине улицы, поэтому признаю, что многие дома я никаким образом рассмотреть не могла, их никогда не было на моём пути, поэтому понимаю, что повторяюсь, когда привожу в пример одни и те же строения.
У Зарецких тоже дом со ставнями.
И ставни хорошо видны. Дом строил единственный его хозяин, Пётр Зарецкий, и ставни сам мастерил.
Екатерина Рыбалкина:
Перед наступлением зимы все Заводчане вставляли в окна вторые рамы. На эту работу надо было потратить весь выходной день. Для меня это был целый ритуал, для мамы - большой труд. Сначала надо было тщательно, с двух сторон, перемыть все окна и натереть до блеска стёкла. А мы с отцом в это время лезли на чердак и доставали вторые рамы. И мама тоже их мыла и натирала. Затем мама украшала предполагаемое пространство между рамами: прокладывала вату, измельчала разбитые ёлочные игрушки и рассыпала их по вате.
В каждом доме по-разному украшали зону между рамами: кто-то рулоном бумаги, кто-то светлой тканью, на которую укладывали штуки по четыре мелких ёлочных игрушек. На фотографии как раз между рамами на ткани блестят мелкие ёлочные шарики. Зимой, когда снега навалит под самые окна, бегаем по сугробам, а где-то внизу, под ногами – окна, невольно взгляд останавливается на ёлочных шариках, игрушках, нам было интересно рассматривать, кто как декорировал пространство между рамами.
Екатерина Рыбалкина:
Увидев эту фотографию, я вспомнила, что отец тоже сооружал нам такие качели из горбыля. Только они нас особо не привлекали - доски не струганы, того и гляди занозу поймаешь.
На Заводской частенько кто-нибудь что-либо перестраивал, достраивал, ремонтировал, или обшивал сараи, сени, амбарушки, уборные, ставил заборы. Для этих целей закупались довольно дешёвые материалы, например, горбыль. Это доски, у которых одна сторона ровная, а другая – бугристая, шершавая и даже с корой, потому что горбыль получают при распилке бревна.
Точно не могу рассказать, но вспоминаю, когда родители дом перестраивали, они ездили в какое-то место, кажется, говорили «на тарный» (наверное, тарный склад), выбирали там, из сваленного в кучу горбыля, доски что получше и загружали в машину. Помню, что из горбыля отец сколачивал опалубку, строение под уголь, крыша была из них построена, я частенько на подловку забиралась и помню эти шершавые не струганые доски, они, видимо, и есть горбыль. Наверное, и сарай строил из горбыля. Помню отец много работал рубанком, выглаживал доски, наверное, горбыль применял для отделки. В памяти - уложенная гора горбыля у боковой стены амбарушки.
Саша Ермошин вспоминает, когда строился Щёлоков дядя Жора, он привозил горбыль и складывал его треугольником, и ребятишки играли внутри укладки.
Валентина Мамыкина:
Сегодня ходила в гости к Ильиной Раисе Ивановне. Она сестра моей бабушки - Мамыкиной Марии Ивановны. Раисе Ивановне сейчас 85. У неё хорошая память. Вот что она вспоминает.
В гости к своей сестре Маше они ездили не часто. В 1946 году, выйдя
замуж, Раиса с мужем из деревни на подводе приехали на Заводскую. Андрей с Марией строили дом. Маша месила глину и мазала ею стены. Работа не из лёгких, вот лошадь и оказалась к месту. С её помощью сделали хороший замес. Как Маша была благодарна за такую помощь!
У Андрея на Заводской жили родные братья. Через пять домов вниз построили дом Иван с женой Еленой. У Елены в доме было очень уютно. Запомнились занавески накрахмаленные, светло-бирюзовые, раньше, при полоскании белья синьку добавляли. А старший брат Андрея, Степан жил выше по улице. Позже он продал дом Фёдоровым и уехал.
Андрей работал кузнецом и ковал для сельского двора всякие необходимые вещи, а Маша с детьми ходила пешком по деревням и продавала их.
Их первый сын Миша очень рано начал работать. Отец Андрей отправил его в деревню Чукари, там он возил воду трактористам в поле. А когда вернулся, устроился токарем на завод УЭМ. Третьего сына Степу отец взял к себе в кузню обучать кузнечному ремеслу.
Дом Андрей построил добротный. Широкие половые доски, на два раза окрашенные краской, потолок из брёвен. Дверь в дом была тяжёлая, дубовая. Сразу у входа - маленькая кухня с голландкой. В большой передней комнате сколотили длинный стол и лавки, здесь проходили трапезы. За столом детям не разрешалось болтать и смеяться, иначе отец деревянной ложкой по лбу треснет. В доме было комфортно - вышитая накидка на тумбочке, красивая скатерть на небольшом столике.
Екатерина Рыбалкина:
На Заводской у всех двери были тяжёлые. Изготавливали их, чаще
всего из качественной древесины. Они были массивными, с широкими дверными коробками и высокими порогами. Всё было подчинено цели - сохранить в доме тепло от печи. Когда заходили в дом, быстро старались закрыть за собой дверь, чтобы не впустить стужу с улицы. Как сейчас вижу картинку - кто-то заходит, и пар валит над дверью.
Вот такой тяжёлой дверью однажды кто-то обрубил нашему коту хвост. Кот сам успел проскочить, а хвост!.. Полхвоста в сенях оставил! Сколько слёз я пролила! Но этот безхвостый кот долго жил у нас.
Дом моей бабушки Фени – это «второй мой дом». Всё в нём было родное, я у бабушки проводила очень много времени. Дом был небольшим, в передней комнате – три окна и в задней – одно. Помню каждый уголок дома. В передней комнате между окнами – небольшой столик, накрытый клеёнкой, за ним я выполняла домашние задания, рисовала, бабушка за ним штопала вещи, рукодельничала.
В правом углу за длинной цветастой ситцевой занавеской стояла бабушкина кровать. Занавеска тянулась от окна до противоположной стены. На ночь бабушка занавеску задвигала, утром раздвигала.
Моя койка (так кровать называли на ЦЭСе) находилась у противоположной стены. В задней комнате напротив голландки – ещё одна кровать. Теперь она заменяла диван, бабушка на ней отдыхала днём, а раньше это было ещё одно спальное место для большой семьи.
Дом заполняли редкие предметы мебели, сколоченные местными плотниками. Тумбочки были в каждой избе, без них – никак. У бабушки была именно такая, как на фото, только покрашена синей краской.
А внутри тумбочки… Ах, как же я любила порыться в бабушкиной тумбочке! Там лежали всякие мелочи и семейные памятные предметы: письма из армии старшего сына бабы Фени - треугольнички, перевязанные тесьмой, стопка фотографий, конверты с письмами и открытками от родных – тоже сложенные стопкой и перевязанные. Нитки с иголками и напёрстки в жестяной баночке. Иконки, бабушкина брошка, веретёна – в картонной коробке из-под обуви.
У окна стоял кухонный стол с тумбой, в тумбу бабушка ставила посуду и кое-какие продуты, помню, блюдце с конфетами к чаю она доставала оттуда.
Сахарнице и солонке было определено постоянное место на столе. В выдвижной ящичек складывались вилки-ложки.
Зимой в углу на скамейке стояли ведра с питьевой водой, рядом с входной дверью висел рукомойник.
Тяжёлая низкая дверь, вытесанная из широких гладких крашеных досок, отворялась в сени. Сенцы, как называли их на Заводской, – это часть дома, которая выполняла роль прихожей. Сени бабушки были довольно большим помещением, они не отапливались и служили неким тамбуром между теплом и холодом.
В сенцах потолка не было, поэтому была видна подловка и треугольная крыша над избой. Сбоку стояла высокая лестница, по которой, помню, мы с бабушкой поднимались на подловку за банными вениками. Она была тёмной, пол застлан соломой и интересных для меня вещей там не было.
В хозяйстве сенцы использовались как подсобное помещение. Здесь стоял большой деревянный бабушкин сундук с вещами. Домашний инвентарь: вёдра, кастрюли, сковородки, сито, скалка и доска для разделки теста, и прочая утварь были нагромождены на двух лавках у стены. Рядом стояла бабушкина прялка, керосиновая лампа, деревянное корытце с тяпкой. Под лавкой лежал топор и стоял ящик с инструментами деда. В углу находился большой ларь с мукой.
В стены было вбито множество больших гвоздей, на которых висели различные предметы, необходимые в обиходе: корыто и тазик для стирки, двуручная пила для распилки дров, коромысло, которым бабушка постоянно пользовалась. На стене сооружены, наверное, дедом, самодельные полки, на них стояла всякая мелочь, бутылки, заткнутые жгутом из бумаги, маленькие пузырьки с чем-то, тканевые мешочки с крупами…
Летом сенцы были дополнительной комнатой. На стене перед входом
была приспособлена небольшая вешалка, на ней висела старая одежда, для работы по хозяйству. В этом же углу снимали обувь, чтобы не нести грязь в избу в дождливую погоду или осенью. Зимой же холодные сени служили кладовой для продуктов питания. Летом съестные припасы бабушка опускала в погреб, он тоже располагался в сенях. У большинства же жителей Заводской погреба были в амбарушке. Амбарушку многие называли погребкой, от слова «погреб», это строение служило погребу «крышей над головой» от дождей и снежных заносов. Так было почти в каждом хозяйстве, хотя были и исключения, например, погреб у Елены Мамыкиной находился во дворе, и зимой его приходилось каждый раз откапывать, чтобы открыть крышку и попасть внутрь. Муж Елены умер в 1953 году от ран, полученных на войне, не успев не только амбарушку построить, но и достроить дом.
(Амбарушки (амбар) ставили в деревнях. Это было отдельное неотапливаемое небольшое деревянное строение для хранения зерна, муки, припасов. Как в сказке «Колобок»: «А ты, бабка, пойди, по сусекам поскреби, по амбару помети! Авось, муки на колобок и наберётся»)
На Заводской же в амбарушке хранили предметы обихода, старые вещи и всякую всячину. Но за помещением амбарушки ухаживали так же, как за домом. Посмотрите на фотоснимок: Рязаева Мария Фёдоровна стоит около своей амбарушки, ухоженной амбарушки, белой известью белёной.
И дом у Марии Фёдоровны очень красивый, стены обшиты доской, окна с нарядными наличниками, жаль за кустами плохо видно.
В доме моей бабушки дверь из сеней вела в сарай. В первой части сарая - высокой горой под самую крышу был засыпан уголь в угольнике и сложена поленница из дров. В углу стояли инструменты для работы в огороде: лопаты, коса, грабли. Во второй части сарая находились куры.
С боку сеней была пристроена веранда. Она больше походила на предбанник, маленькое помещение с маленьким окном, у многих такие веранды были. Настоящая веранда – это помещение со множеством маленьких окон. Наверняка и такие были, но у кого, не помню.
По пути в дом с улицы - сначала идёт крыльцо, далее сенцы. У бабы Фени крыльца не было. А крыльцо, как таковое, занимало самое видное место в домах. Красота его была видна каждому проходившему по улице. Особенно привлекательно выглядит крыльцо с красивым навесом, ещё интересней, когда установлено на срубы. Крыльцо было открытым и обязательно украшенным. Иногда на крыльце устанавливали скамейку, сидя на которой могли пообщаться соседки. С красивым крыльцом и крутыми ступеньками дом смотрелся высоким, добротным, как, например, у тёти Кати Бобылёвой, у Спирина Евдокима, у Щёлокова Георгия, у Капличенко.
Бабушкин двор представлял собой небольшую, идеально ровную площадку, которая легко подметалась. В сторону к дому соседей Аршиновых стелилась трава-мурава, с другой стороны двор заканчивался узкой тропинкой вдоль высокого забора Кукушкиных. По ней ходили по воду за дом Кукушкиных в общий колодец, у бабушки своего колодца не было. Площадка двора переходила в крутой спуск к огороду. Справа и слева росла картошка, это были большие делянки. А у самой речки - грядки с морковкой, перцем, луком, лунки с капустой и помидорами. Воду из пруда для полива она носила двумя вёдрами, а я – одним. На снимке, сделанном мною в 2010 году, - место огорода бабушки. Чисто случайно, земляки в год первой встречи облюбовали именно эту полянку. Теперь это любимое место, где мы проводим праздники.
Екатерина Рыбалкина:
Избы на Заводской были небольшие, двухкомнатные, ведь отапливать много комнат одной голландкой в лютые зимы было невозможно. Отапливали дом дровами и углём. Как красиво было, когда из труб по утрам шёл дымок.
Уголь и дрова заготавливали заранее, летом. Помню, как нанятый отцом самосвал сгружал у забора уголь, потом в течение 2-х дней мы перетаскивали его в угольник, специально огороженный досками угол сарая. Появлялась гора угля, почти упирающаяся в крышу строения. За зиму она уменьшалась, верхние доски угольника постепенно снимались, к весне снималась последняя доска.
Брёвна для дров на зиму тоже привозили ещё летом. Для пиления брёвен на поленья, у нас за амбарушкой стояли специальные козлы, которые помогали держать брёвна и упрощали работу. Распиливали брёвна мама с отцом двуручной пилой.
Глядя на слаженные действия родителей, мне тоже хотелось участвовать, но не так-то просто работать двуручной пилой, то волной идёт, то не тянется, силёнок маловато.
Потом отец топором раскалывал поленья на дрова, дрова переносили в сарай и складывали их в поленницу. За неимением места в сарае, многие поленницу складывали во дворе.
Виктор Мамыкин:
Когда приезжали на Заводскую, то, проходя мимо домов братьев отца, с дороги приветствовали всех, кто был во дворе дяди Степы, затем тех, кто был во дворе дяди Миши и шли дальше, к дому деда.
У Петра и Лидии был велосипед. Они катались, а мы, ватага пацанов, следом за ними носились по улице.
Летом дядя Миша брал на работе машину, и мы ехали за посёлок за дровами деду и бабке. Когда дрова вываливали у дома, то участие в их распилке принимали и дядья, и их жёны.
Зимой общим мероприятием было резать свинью. Вожжами путали ей ноги и валили. Один раз, помню, неудачно спутали. Свинья начала носиться по двору и таскать мужиков за собой. В придачу к этому дед промахнулся, когда её колол. Бедная свинья забилась под верстак. А во дворе уже собрались зрители.
Бывало, поздней осенью, когда выпадет первый снег, родители, с кем-либо скооперировавшись, чаще с Кузьмиными или с Рыбалкиным Володей, шли в близлежащую деревню и, купив по приемлемой цене, приводили оттуда корову или бычка. Во дворе скотину резали. Помню, это был очень хлопотный день. Двор кипел от подготовки к закалыванию и процессу разделывания животного. Грели много воды, шумели примусы, пахло палёным. Люди суетились и хлопотали над мясом. Мясо делили пополам на две семьи, складывали в ящики, пересыпали снегом или подвешивали в сенях.
А потом на сковородках жарили ливер с картошкой. Усаживались все вместе, взрослые и дети, сдвинув два стола. Это был почти праздник!
Зимой мама готовила на голландке. Постоянно на ней стоял чайник с кипятком, вода в кастрюле для мытья посуды. Было очень удобно. А летом мы пользовались примусом. Я тоже умела его разжигать.
Моя бабушка пользовалась круглым керогазом.
Постскриптум. Вот сейчас, подбирая в Интернете картинки, изучила эти разные нагревательные бытовые приборы и узнала, что у бабушки была керосинка. А все называли её керогазом.
На фото - керосинка.
Керогаз был сложнее в управлении, но грел сильнее, за час мог вскипятить 4 литра воды, а керосинка – лишь 2 литра. Керосина расходовал больше примуса, но меньше керосинки.
Александр Ермошин:
Примус я не помню, у нас был прямоугольный керогаз.
Любой прибор Заводчане заправляли керосином. За керосином все ходили на рынок, помню, там стояла огромная бочка, запах керосина разносился по всей округе. Ковшом продавец наливала его в тару покупателя. Тарой у Заводчан были старые алюминиевые бидоны и чайники, в носик которого забивали деревянный чопик. У некоторых имелись и специальные ёмкости.
Валентина Немтинова:
Керосин регулярно привозили на Заводскую. Подвода, гружёная большой бочкой, останавливалась на горе напротив дома Малафеевых, и все с тарой спешили к бочке.
Екатерина Рыбалкина:
Такое большое ощущение праздника было перед Пасхой. Выносили
на улицу проветрить все одеяла, подушки. Всё перестирывали. Стены в домах обязательно белили. Некоторые белили по 2 раза в год, ещё и на Октябрьскую (так называли праздник 7 ноября). Убирались начисто, из всех углов выгребали. У нас был крашеный масляной краской потолок, и я помню, как мы его с мамой мыли, и как я не любила это делать – неудобно, высоко, едва дотягиваешься, стряпки вода капает… У мамы, уборка перед Пасхой осталась обязательной на всю жизнь, она непременно мыла окна и стирала тюль.
В пятницу все красили яйца, пекли пироги и куличи. Из теста крутили спиральки, косички, листочки, украшая куличи. Мы с Вовкой тоже всякие
колбаски крутили, вроде как помогая маме.
Яйца все красили луковой шелухой.
В день Пасхи, некоторые дети ходили по домам славить. Меня мама почему-то не пускала. А мне так хотелось, со всеми вместе, толпой! Однажды ушла тайком, за что получила нагоняй.
Каждую субботу мама подбеливала со всех сторон голландку. И тогда в избе пахло известью, нет, не известью, чистотой пахло! Побелит и воздух другой.
Летом и снаружи избы белили. Перед побелкой, замесом из глины, соломы и коровьих «лепёшек» (кизяка) замазывали места с отвалившейся штукатуркой.
Стирали тоже довольно часто. Стирали в корытах, жмыхали на стиральной доске. Все эти принадлежности для стирки висели в сенях.
Стиральные машинки появились много позже и то не у всех. Стирка в машинке, хоть и заменяла ручную стирку, но тоже требовала много хлопот. Воды в такую машинку нагревали много, сразу надо было влить три ведра. Вода постепенно остывала, и регулярно кипяток подливался. Поэтому воду экономили и стирали сначала белые вещи, а затем в ту же воду запускали цветные, потом - тёмные. Запустив бельё, засекали на часах время стирки. Чтобы легче было прополоскать, первое полоскание тоже делали в машинке. Конечно, такая стирка занимала практически весь день.
Стиральные машинки почти у всех были одинаковые - «Оренбург». Незамысловатые, с двумя кнопками – «включить» и «выключить», шлангом для слива воды и ручным отжимом. Чуть позже в машинку добавили регулятор времени.
Выжимали бельё ручным отжимом. Деревянными щипцами вытягивали из машинки краешек вещи и вставляли между двумя валиками, другой рукой вращали ручку отжима.
Деревянные щипцы.
После стирки грязную воду через шланг сливали в вёдра и выносили во двор.
За все муки со стиркой, которые мама и другие женщины Заводской испытывали в первую половину своей жизни, судьба наградила их во второй половине - стиральной «машинкой-автомат».
Стираное бельё вывешивали на улице. Мама растянет верёвку через
весь двор, от амбарушки до дома, и развесит бельё на морозе.
Екатерина Рыбалкина:
Колодец, колодец, дай воды напиться!
Все колодцы были «с воротом» (бревно с рукояткой и ведро на цепи), как на фото. Колодец обязательно закрывался крышкой, на петлях или без них, поэтому в него не попадали листья, пыль и мусор. Внутри колодцы были выложены камнем или досками.
Зачерпнув воды, выливали её в специальные вёдра для питьевой воды, с которыми и ходили по воду с коромыслом или без, заносили в дом, ставили на табуретку и накрывали крышкой, сверху пристраивали кружку для питья.
Вода в колодцах была чистая, как слеза, пили некипячёную. Летом хотелось холодной водицы, и ребятишки часто пили прямо из колодезного ведра.
Не знаю, как в других домах, но наши умывальники отец сам изготавливал, он умел сбивать алюминий. До сих пор мы ездим на природу с алюминиевым котелком для костра, который отец сбил, когда увлёкся рыбалкой и стал ездить с ночёвкой на Урал. Этому котелку 50 лет и ещё столько же прослужит.
Умывальник по объёму небольшой, вода в него доливалась часто, поэтому она всегда была холодной. В тёплую пору утром встаёшь – и к умывальнику. Воды из колодца достанешь, зальёшь, и ледяной водой умываешься. Ничего! Воспринимали как должное.
От постоянного пользования колодцем качество воды ухудшалось, и тогда его чистили. Вспоминаю, как отец вычищал наш колодец. Он опускал туда лестницу, спускался по ней. Помню свои детские переживания по этому поводу. Колодец на самом деле был неглубоким, но мне казался бездонным. Наблюдая за этим действом, я беспокоилась за отца, вдруг он провалится с головой в эту ужасную глубину и утонет. Отец, опустившись, набирал в ведро глину и ил, которые годами откладывались на дне, мешая фильтрации воды, и мама поднимала ведро с этим месивом вверх с помощью колодезного валика и рукоятки.
Галина Терехова:
Между огородами Кукушкиных и Галыгиных, на берегу речки, был колодец. Хозяина у него не было, поэтому его называли «общим».
Там бил родник и вода в колодце не замерзала даже в лютую стужу. У Кукушкиных, Галыгиных, у тёти Фени Рыбалкиной и Аршиновой тёти Ксени не было своих колодцев, и они пользовались этим.
Однажды с ребятами играли в кулюкушки, я и спряталась в этом колодце. Меня, конечно, не нашли, но вдруг в какой-то момент я поняла, что самостоятельно выбраться из колодца не могу. Я уже стала замерзать, трясусь мелкой дрожью. Благо Галыгин Лёня пришёл за водой: «Боже, ты как сюда попала?!» А я и ответить не могу, зуб на зуб не попадает. Вытащил он меня, а я домой идти боюсь, присела на корточки и сижу, реву, боюсь, что отец выпорет. Лёня отвёл меня к себе домой. Галыгины как раз баню топили, баба Катя напарила меня в бане, отогрела чаем и отправила домой. Уходя, я умоляла их не рассказывать об этом папке.
Екатерина Малафеева:
Расскажу историю про свой колодец. В 2002 году мы с дочкой и зятем приехали на Заводскую. На родину тянуло, хотя домов уже не было. Стало большой неожиданностью для нас увидеть жильцов…в нашем колодце! Это были беженцы: муж с женой и двое детей. Порядочная семья. Мужчина работал на медно-серном комбинате. В этой яме они жили во все времена года и прожили несколько лет. Там была оборудована металлическая печка с выведенной вверх трубой, сколочен большой топчан. Поначалу отец семейства работал пастухом, вот и присмотрел наш колодец для жилья.
Добротно выложенные камнем стены колодца были в прекрасном состоянии. И в прошлом году я к нему подходила - яма до сих пор не завалилась, только клён вырос внутри. А ведь колодцу лет 70-80!
Валентина Рыбалкина:
Дома на Заводской были небольшие. Строили сами простые дома без изысков, зато быстро, недорого и надолго «шестистенок» - две комнаты
(передняя и задняя) и сени. Большей частью строили саманные, которые хранили тепло зимой и прохладу летом, а также насыпные, и заливные.
В задней комнате у всех стоял ещё один стол – для повседневных трапез, и стол-тумба, где хранились продукты и посуда. Поэтому задняя комната одновременно была кухней, столовой и прихожей.
В задней комнате была сложена голландка, рядом рядом - умывальник. У входа прикрепляли
вешалку для верхней одежды с небольшим количеством массивных крючков (на один крючок вешали по 2-3 пальто). Вешалка прикрывалась цветной тканевой занавеской. В угол под вешалкой, разуваясь, ставили обувь. Иногда рядом пристраивали скамью, на которую для удобства можно было сесть, снимая или надевая обувь. По теплу эту скамейку переносили в сени и разувались у входа.
Передняя тоже была небольшой.
На этом снимке тоже передняя.
Ночных штор раньше не было, и на ночь окна закрывали «задергушками». Их шили тоже из белого или светлых тонов ситца на швейной машинке. Рукодельницы же их выбивали, вышивали или привязывали кружева.
Вещи, которые были на виду, украшались вышивкой, мережкой, кружевом.
В 50-е годы купить одежду, ткань, бижутерию было очень сложно, а уж предметов для убранства дома тем более не было в продаже. А душа просила красоты!
Екатерина Рыбалкина:
Ах, сколько связано, вышито, выбито было салфеток нашими женщинами! Какие узоры, какие краски на вышивках! Не налюбуешься!
Очень милые и уютные предметы из прошлого. Необыкновенная красота и восхитительное качество! Спасибо, наши дорогие мамы и бабушки, за приятные сердцу вещи! Любуемся в память о вас.
Помню, что у мамы была коробка, где лежала толстая плетёная коса разноцветных ниток мулине для вышивания, бумаги с узорами вышивок и листы кальки. Узоры вышивки соседки другу друга сводили с помощью кальки. Иногда я выпрашивала «волшебный» лист кальки, чтобы свести картинки из журналов.
А ещё продавались образцы узоров, напечатанные на миллиметровке, но стоили дорого, проще было узор свести по кальке.
Каких только швов для вышивания не знали наши мамы и бабушки: Крестики простые и украинские, паутинка, петельных швов было множество, а гладью тоже каждая по-своему вышивала. А вышиванию стебельком ещё в школе нас учили.
Вышитые или выбитые салфетки, дорожки и накидки были расстелены на радиоприёмниках, тумбочках, полочках дивана. Помню, как я гладила накрахмаленные салфетки и прикалывала их иголками к дивану. Салфетки с букетами вышитых гладью цветов... Мамой вышитых. Я, шестилетняя дочка, сижу на своей кроватке, позади меня - вышитая мамой дорожка, приколотая к ситцевому коврику.
спинке дивана - выбитые и вышитые салфетки.
Буфет 60-х годов.
Моя мама дружила с тётей Машей Цой, буфетчицей нашей школы. Их связывало рукоделие, тётя Маша училась у мамы вышивать и выбивать. Многие тогда увлекались этим, и у мамы было много образцов рисунков.
Екатерина Рыбалкина:
По фотографиям мы видим, как учителя в школе, мамы и бабушки с ранних лет обучали девочек рукоделию, умениям, которые пригодятся в жизни. Этому обучали в кружках при школах и Домах пионеров.
«Искусство вышивания имеет многовековую историю. Конечно, сначала появилось шитьё, как необходимость, а со временем и вышивка». В старину «все женщины, от мала до велика, владели этим искусством в совершенстве. Первоначально вышивание было занятием для избранных, им занимались монахини и представительницы знати». Материалами для вышивки служили дорогие одежды из бархата, шёлка. Вышивали «драгоценными камнями, жемчугом, золотыми и серебряными нитями. После 17 века вышивке стали обучать крестьянских девушек…»
(https://www.livemaster.ru/topic/1110715-volshebstvo-vyshivki-chast-1-istoriya)
Мода на вышивку была всегда. В художественных фильмах мы видим, как барыни вышивают, занимая своё свободное время. Девушки вышивали носовые платочки и дарили любимому. В войну девочки вышивали платочки для солдат и отправляли на фронт. Женщины даже в самых тяжёлых жизненных условиях украшали своё единственное платье вязаным, выбитым или вышитым воротничком. Постепенно вышивка вошла в моду и, пожалуй, всегда будет актуальна. Моё выпускное платье из белого льна было украшено вышивкой под Гжель. (Вышивка техникой Гжель заключается в изображении разных узоров сине-голубых тонов на белой канве). Мама заказывала вышивку, на уже готовом платье, в ателье. Только это была машинная вышивка. Невероятной красоты работа! Какие в ателье были специалисты!
Вышивка, как вид рукоделия никогда не стареет, мы все иногда на досуге берём в руки пяльцы. Благо всё есть в продаже.
Пожалуй, самые красивые вышивки у Кати Малафеевой. Сегодня стала интересна вышивка бисером, Катя освоила и этот вид рукоделия.
Иван Антипин:
Я тоже красиво вышивал крестиком, даже большие полотна картин. Благодаря нашей первой учительнице Александре Матвеевне, ещё в начальных классах мы научились не только вышивать, но и пуговицы пришивать, и носки штопать (на бутылку натягивали носок и штопали), и латки ставить.
Екатерина Рыбалкина:
Это – рушники.
«Ридна мати моя, ты ночей не доспала,
И водила мене у поля, край села.
И в дорогу далеку ты мене на зори провожала,
И рушник вышиваний на щасте дала…»
Рушники (полотенца белого цвета, бОльшего размера, нежели обычные утирки, порой до трёх метров и более, с обрядовой вышивкой, например: пасхальные, подорожные, родильные, крестильные, хлебосольные, свадебные …)
В старину рушнику в свадебном обряде отводилась большая роль, и жениху рушник преподносили в знак согласия родителей на брак, и родню жениха рушниками одаривали. Коней свадебных ими наряжали. Для этих случаев много рушников было припасено в приданом. Шили их чаще всего из льняной ткани и украшали вышивкой, лентами, мережкой, привязывали кружева. А в 50-60-х годах они остались у бабушек, как память и лежали на случай.
Я застала времена, когда рушники дружкам повязывали, откуда и пошёл обычай надевать ленты свидетелям на свадьбе.
У моей бабушки в переднем углу висела иконка, убранная вышитым рушником с мережкой и венком из мелких цветочков. У всех бабушек в доме был такой красный угол с иконами. Его старались держать в чистоте и нарядно украшали, например, красивые открытки или картинки рядом развешивали.
Екатерина Рыбалкина:
Для женщины дом был всегда объектом привязанности. Хозяйки украшали его с любовью. Внутренним убранством дома всегда занималась женщина, именно она подбирала предметы быта, следила за уютом.
Сохранилась в памяти кровать бабушки с вязаными подзорниками, выбитыми накидками на высоких подушках. Подушки ставили друг на друга и накрывали красивой выбитой накидкой. У мамы такая привычка убранства кровати оставалась до конца её жизни. Только уже давно наволочки были заменены на шёлковые и накидка, она называла её «накидушка» - на фабричную капроновую. Кровати в старину были высокие, с периной, а то и с двумя, одеяла толстые ватные стёганые. Все постельные принадлежности складывались (говорили «убирались») утром на кровать слоями. Вспоминаю, как и бабушка, и мама, прежде чем застелить постель покрывалом, идеально выравнивали наложенные на кровать одеяла. И от меня этого требовали.
Выбитые шторки на окнах и выбитые уголки на этажерке. Подзорник с вшитым кружевом. Вышитая дорожка на кровати. Плюшевый ковёр «Олени в лесу». Портреты родных над кроватью
Прежде чем горкой поставить подушки, надо было, как говорила мама, «хорошенько их взбить». Были и у бабушки, и у мамы парадные подушки с выбитыми наволочками. На этих подушках не спали, убирали перед сном в сторону или снимали парадные, а утром снова надевали.
Переднюю и боковую части кровати украшали подзорами. Их шили, говорили «строчили», из белой ткани и кружев. Простыми катушечными нитками вязали кружева, проявляя фантазию, трудолюбие и терпение. Подзоры все называли «подзорниками». Каких только подзорников не было! И у каждого - свой неповторимый узор! Какое мастерство! И какой это труд!
Кровати застилали покрывалами. У кого-то они были сшиты из разноцветных тканевых лоскутков, такие покрывала модны до сих пор. В большинстве же домов койки накрывали конёвыми покрывалами.
Стопроцентный хлопок, двусторонние, разных расцветок конёвые покрывала были в моде довольно долгое время. В моём приданом тоже были такие, одно сохранилось до сих пор, не пользуюсь, но и выбросить жалко.
Ватные одеяла стегали сами или заказывали рукодельницам. Я помню, как стегали детское одеяльце мама с бабушкой, когда ожидали рождения маленького брата. Раскладывали на полу равномерно вату на ткань красного цвета (запомнила почему-то!), потом простёгивали вручную клетками, а кто-то простёгивал ромбами, либо другим узором. Орнамент каждая хозяйка выбирала сама.
Екатерина Малафеева:
У мамы было четыре сестры, все отлично шили. Особенно тётя Аня, она могла подогнать по фигуре любую купленную в магазине одежду. Мама тоже шила всё сама, в том числе и одежду на нас, детей. А ещё мама освоила такую сложную технику шитья, как стёжка одеял и матрасов. Для неё стегать на заказ было приработком, особенно, когда не стало отца. В доме были специальные пяльцы, в которые мама впяливала одеяло, отец маме их смастерил ещё по молодости. Мне было уже 16 лет, и я помогала ей и натягивать ткань, и раскладывать вату, и наносить на ткань мелом рисунок. Прошивали вручную, длинными иглами. Мама учила меня стежки делать маленькими, ровными, и чтобы расстояние между ними было одинаковым.
Людмила Нужнова:
О чем бы ни шла речь, вспоминаешь эпизоды из своей жизни. Моя бабушка Маруся Рязаева с удовольствием выбивала и принимала заказы на вещи для приданого: салфетки, праздничные наволочки, подзорники. А в нашем доме было много салфеток, вышитых мамой. И мы с Николаем вышивали. Между нами было своего рода соревнование, чтобы крестики были ровные, палочка к палочке и с изнанки тоже должно быть аккуратно. У Николая вышивка всегда получалась лучше, из-за чего я постоянно плакала, пока не освоила это искусство.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В 6 ЧАСТИ.