Зарков Николай.

Выборг.
В гости к бабушке.
(Из детских воспоминаний.
Степно Гутово, Западная Сибирь, 1956г.)
В послевоенное время колхозники работали от зари до зари и, как правило, их дети были предоставлены своим бабушкам или старшим детям.
Как у кого получалось.
Сестра Шура или оставляла меня дома, или отводила к бабушке (Майгатовой Екатерине Герасимовне).
Иной раз без неё плёлся нога за ногу в гости из второй половины деревни, через мосточек на другой берег речки.
Самостоятельность устраивала обоих.
Наш дом располагался между домами Тутовых и Мазеиных, да и посейчас там же.
Выходя из своего двора, я непременно заскакивал к своему другу Володьке Ерёмину, что напротив, через улицу.
Немножечко играли в бабки (высушенные костяшки позвонков) и лакомились плитками серо-жёлтого жмыха.
Его приносила мама Володи из свинофермы, где работала свинаркой.
Укладывала в платок плитку на плитку, чтобы чистыми были и домой.
Вкусный!
Вспомнив, что меня будут ругать, если долго не иду к бабуле, выходил от Володьки на пыльную улицу, смотрел на восходящее солнышко и неспешно брёл к речке, за которой бабушкин дом.
Взрослые все на работе и кругом ни гу-гу!
Домашние овцы, коровы собраны в свои стада по отдельности и пасутся под присмотром нанятых пастухов в дальних лугах.
За изгородями слышны только пение петухов, «разговоры» куриц да повизгивание поросят.
Во многих хозяйствах водились очень уж красивые петухи!
Головы венчали большие красные гребешки и с роскошной бородкой.
А оперенье словно радуга, переливалась в разные цвета, венчавшееся великолепным длинным, дугою хвостом из радужных перьев!
Были настоящими генералами своего куриного войска.
Так оно и было!
Дойдя до развилки улицы, останавливался и размышлял: пойти ли направо на кузню, пристроенной к берегу нашей речки Торьсмы, или налево свернуть к своей няньке Нюре Петреевой в гости.
Так звал свою родственницу Анну Серафимовну Петрееву, дом которой стоит около колхозной конюшни.
Совсем близёхонько.
Её дети, Вася, Александра и Таня были помладше.
Что с милюзгой делать?
И решал забежать в кузню, которая была чуть ниже, под пригорком от дома Петреевых и Колотовых.
Там интереснее.
В кузне стоял полусумрак, пахло окалиной железа и горящим углём. Помощник кузнеца с помощью ручки-рычага вздувал меха и в горниле угли разгорались бело-синим пламенем, в котором лежала железяка-заготовка.
Царила таинственная полусумрачная атмосфера, а сам кузнец был каким-то волшебником.
Интересно то, что он нас, мальчишек, не выгонял и, как будто, не обращал внимания!
Главное, чтоб не мешали.
Когда железяка нагревалась добела, то он её выхватывал из углей большими щипцами, и клал на наковальню.
И наступало главное чародейство….
Кузнец ловко, слегка постукивал небольшим молотком по этому куску железа, а помощник, молодой, крепкий парень, тяжеленным молотом бил по указанному месту заготовки.
Звучала настоящая рабочая музыка - мерный звонкий стук молотка и уханье тяжелого молота.
Трень-трень- бах, трень-трень- бах.
Железяка, словно воск, непонятным образом приобретала требуемую форму, становилась тоньше.
Превращалась в какую-то плоскую штуковину…., постепенно теряя яркую окраску, меняясь в оранжевую, а потом в угасающую красную.
На наковальне «вырастала» вполне практическая в хозяйстве вещь- подкова, тяпка, шкворень или что другое.
Когда заготовка была сформирована, то она бросалась в чан с водою и шипела, как змея, постепенно остывая….
Кузнец в колхозе, очень ценился и был уважаемым человеком. Насмотревшись на его работу, выходил, и повдоль берега направлялся к перекату речки, где самое мелкое место.
Интересно то, что через этот перекат каждый год кто-то делал деревянный мосточек.
Речка Торьсма в этом месте была совсем не широкой.
Посреди её ставились козелки, и с одного берега на них клали две не очень толстые лесины, как и с противоположного берега.
Связывали их в нескольких местах верёвкой, чтоб не расползались...
Получался вполне сносный переход, чтоб лишний раз не мочить ноги и свободно попадать на другую половину деревни.
Основной мост, через который не только пешком, но и на телегах летом, либо на санях зимою был далековато.
А через этот, временный, до бабушки рукой подать! Всего ничего!
С него можно и рыбачить.
Что мальчишки и делали.
В том числе и я, но, когда стал постарше, и когда мама мне купила рыболовные крючки.
Переправившись по мосточку, надо было подняться на крутой берег к дому бабушки.
Не торопился.
Проскочив по жердочкам, слегка балансируя, чтобы не грохнуться, поднимался наверх по извилистой тропинке.
Останавливался.
Находил крутое место, садился на попу и скатывался под горку к берегу.
И так несколько раз, пока не надоедало!
Горка не каменистая, а состоящая из мягкой земли.
Потом отряхивался и шагал к дому бабушки.
Она меня встречала, не ворча, что долго иду.
Главное, что доплёлся нога за ногу цел, и невредим!
Усаживала за стол.
Ставила стакан молока с хлебом.
Перед едой меня учила читать какую-то молитву и перекрещиваться правой рукою слева направо, сложив пальцы щепоткой.
Повторял за ней, и она за моё усердие подхваливала.
Радовался.
Но и о всяких ценных наставлениях мне не забывала без нажима:
"Не егози! Сядь за стол и поешь нормально! Не бегай с куском хлеба по улице запросто - просто! Это грех!"
Слушал её ворчания в пол уха!
Ветерком слова влетали в одно и вылетали в другое… как будто!
Бывал грех, что из шкапа брал маленькую краюшку ржаного в ручонку, посыпал немножечко солью, обмакивал в воду и на улицу!
Стрелою!
Чтоб бабушка не засекла!
А там такие же сорванцы кто с чем… Делились.
Но в основном в почтительности к бабуле, так как моя мама звала мою бабушку мамой, а мама - это святое для всех нас!!
Невольно впитал бабушкины наставления.
Вспоминаю теперь с благодарностью её мудрые мысли и сам продолжаю традиции: ворчу на внуков не с раздражением, но с лёгкой строгостью в голосе....
Тоже, как и ранее я, относятся они к моим словам снисходительно.
Но верю, что мудрость моей бабушки и в их сердца будет проникать...из родника вековой мудрости.
Преемственность доброты и любви испокон веков живёт в нас и будет дальше.
А потом отпускала на улицу играть, но чтоб недалеко….
Рядом с бабушкиным домом жили соседи, её давешние друзья, дед и бабушка Лукины.
Дед был очень высокий и строгий. Так мне казалось.
Зная друг дружку тыщу лет, они каждый день сидели на лавочке у их дома и лясы разные точили.
Туруса разводили о прошлом….
Краешком уха услышал, что дедушка Лукин и мой дед Пётр служили на корабле «ВАРЯГ».
Приглашали мою бабушку по этому поводу в Москву, но она не поехала, а дед Лукин съездил.
Наверное, об этом и разговаривали.
Своего дедушку помню плохо. Он в это время болел и много лежал на русской печке в доме. Не мог ходить.
Добрые и хорошие воспоминания остались от путешествия к бабушке, и жаль, что это не повторить.
Только в воспоминаньях.
Показываю фотографию.