Когда смотрю на эту свою фотографию, я вспоминаю один из первых рассказов, с которого я и начал расширять своё сознание и экспоненциально множить степень своей свободы.

С этого рассказа, у нас и началось общение с человеком, который полностью перекроил моё мировосприятие, и вот я тут, на другой стороне планеты, обычный парень из обычной Российской глубинки, с полным осознанием того, что всё в этом мире возможно, достаточно лишь приложить львиную долю своего намерения.
Рассказ назывался "Чайка по имени Джонатан Ливингстон".
"– Безответственность? Собратья! – воскликнул он! – Кто более ответствен, чем чайка, которая открывает, в чем значение, в чем высший смысл жизни, и никогда не забывает об этом? Тысячу лет мы рыщем в поисках рыбьих голов, но сейчас понятно, наконец, зачем мы живем: чтобы познавать, открывать новое, быть свободными!
Дайте мне возможность, позвольте мне показать вам, чему я научился... Стая будто окаменела. – Ты нам больше не Брат, – хором нараспев проговорили чайки, величественно все разом закрыли уши и повернулись к нему спинами.
Джонатан провел остаток своих дней один, но он улетел на много миль от Дальних Скал. И не одиночество его мучало, а то, что чайки не захотели поверить в радость полета, не захотели открыть глаза и увидеть! Каждый день он узнавал что‑то новое. Он узнал, что, придав телу обтекаемую форму, он может перейти в скоростное пикирование и добыть редкую вкусную рыбу из той, что плавает в океане на глубине десяти футов; он больше не нуждался в рыболовных судах и черством хлебе. Он научился спать в воздухе, научился не сбиваться с курса ночью, когда ветер дует с берега, и мог преодолеть сотни миль от заката до восхода солнца. С таким же самообладанием он летал в плотном морском тумане и прорывался сквозь него к чистому, ослепительно сияющему небу... в то самое время, когда другие чайки жались к земле, не подозревая, что на свете существует что‑то, кроме тумана и дождя.
Он научился залетать вместе с сильным ветром далеко в глубь материка и ловить на обед аппетитных насекомых. Он радовался один тем радостям, которыми надеялся когда‑то поделиться со Стаей, он научился летать и не жалел о цене, которую за это заплатил. Джонатан понял, почему так коротка жизнь чаек: ее съедает скука, страх и злоба, но он забыл о скуке, страхе и злобе и прожил долгую счастливую жизнь."