Комментарии
- 6 мар 2018 19:28ну надо же как было, спасибо , не знала об этом, интересную тему затронули, очень познавательно
- 6 мар 2018 19:38Я сам преподаватель и переводчик французского языка. Но к сожалению в наше время он невостребован так что по специальности работать не пришлось.А тема очень близка.Грассирую только по французски так как начал изучать язык с пятого класса а не с раннего детства как дворянские дети.Один раз по телефону разыграл логопеда.
- 6 мар 2018 19:57а я люблю французский, но не знаю, только немецкий , литература и музыка тоже нравятся
- 6 мар 2018 20:02Можно изучить если есть время и желание. В интернете много учебных пособий.И я могу помочь если что.
- 6 мар 2018 20:21Совершенно верно.Я помогал одному музыканту и у них есть система записи французского языка русскими буквами с дополнительными знаками.
- 6 мар 2018 20:34Вот только не помню на каком это сайте тогда у меня не было ноутбука.
- 13 мар 2018 23:07Шаромыжник , Шантрола и Шваль это круто Особено Шваль от слова Шевалье - Кавалер - кавалерия .
- 13 мар 2018 23:51Шаромыжник от Cher ami (дорогой друг). Так обращались к русским французы в 1812 году. Шантрапа от Chantera pas (не будет петь). Так говорили французы -- руководители хоров из крепостных, а наши понимали как плохой никуда не годный.А Шваль Cheval (лошадь) также родом из 1812 года. Часто так называли мертвых лошадей и наши поняли как падаль.
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
"""Белая Россия """
Как французский стал языком русской аристократии.
Дворянские дети ещё в начале XIX века начинали говорить на французском раньше, чем на родном. А повзрослев, зачастую владели русским языком хуже, чем речью Мольера и Вольтера. Наши аристократы по-французски не только говорили, но и думали.
«Тело мое родилося в России, это правда; однако дух мой принадлежал короне французской». Денис Фонвизин. «Бригадир» (1769 г.)
Для того были, казалось, и вполне объективные причины. Золотой век русского дворянства, длившийся с XVIII столетия и до конца наполеоновских войн, совпал с эпохой расцвета Франции, ставшей гегемоном в Европе, а значит, и во всём мире. За политическим лидерством всегда следует идеологическое: лионские белошвейки — законодательницы мод, Дидро и Вольтер — властители умов, а блеск Версаля — недостижимый идеал для других монархов. Неудивительно, что галльские язык и массовая культура занимали в мире такое же место, как США и английский — сейчас. Так что представитель элиты любой страны волей-неволей вынужден овладеть инструментом мирового общения, чтобы не остаться на обочине жизни.
Итог очевиден: к началу XIX века в домашней библиотеке русского дворянина в среднем более 70% книг современных авторов принадлежали перу французов, тогда как лишь оставшаяся треть приходилась на остальных, вместе взятых: англичан, немцев, итальянцев. А среди изданий, продававшихся в книжных лавках Петербурга и Москвы в 1801-1812 годах, 50% имели французский оригинал. Да и первые стихотворные опыты самого Пушкина были написаны по-… ну вы поняли.
«Князь говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды». Лев Толстой. «Война и мир»
Влияние Франции на наши внешнеэкономические связи оставалось подавляющим вплоть до 1917 года: к началу XX века доля французского капитала среди всех иностранных инвестиций в Россию была наибольшей — 31% (Англия — 24%, Германия — 20%).
«Он по-французски совершенно мог изъясняться и писал». Александр Пушкин. «Евгений Онегин».
И всё-таки, попробуем разобраться: когда же в России отмечена первая вспышка галломании? Всякая революция, в том числе Великая Французская, по понятным причинам порождает колоссальную эмиграцию лучших людей, не нашедших места при новом режиме. За 1789-99 годы число таких беглецов в Россию превысило 15 тысяч: громадная цифра, учитывая, что общее количество российских дворянских родов составляло лишь около 100 тысяч. Надо ли говорить, что петербургский свет встретил изгнанников с сочувствием и восторгом, видя в них светочей культуры и защитников монархического порядка.
«Скоро в самых отдалённых губерниях всякий небогатый даже помещик начал иметь своего маркиза» — писал в мемуарах современник Пушкина, Филипп Филиппович Вигель. Малоизвестный факт: в феврале 1793 года, под впечатлением от казни Людовика XVIII, Екатерина Великая издала указ, обязывавший французов или выехать за границу, или принести присягу, что те не поддерживают революционные идеи. Соответствующую клятву дали около полутора тысяч, отказались от присяги — 43 человека.
В итоге, множество вчерашних парижан стали гувернёрами и учителями помещичьих детей; даже наставником императора Александра I в юные годы был швейцарец-франкофон Лагарп. (Добавим в скобках, что следующее поколение русских аристократов было выпестовано многими из 190 тысяч пленных французов, оставшихся в стране снега после разгрома Наполеона).
Так что язык Декарта и Бюффона над колыбелью дворянского младенца начинал звучать куда раньше, чем сказки Арины Родионовны.
«Француз — кургуз». Владимир Даль. «Пословицы русского народа».
Вслед за превращением в XIX веке Великобритании в мирового лидера поменялись и, с позволения сказать, лингвистические тренды. Уже при Николае I императорский двор заговорил по-русски (даже с женщинами, что, как отмечали современники, явилось «неслыханным делом»). А к середине столетия удивительное общество, где любой офицер, переодевшись в партикулярное платье, мог заехать в расположение наполеоновской гвардии и успешно выдать себя за француза, осталось лишь на страницах «Войны и мира».
В период правления Павла I произошло снижение влияния галломании в России, но с начала правления Александра I это явление набирает новые обороты и даже достигает своего апогея. Однако с началом Наполеоновских войн и особенно Отечественной войны 1812 года ситуация кардинально изменилась.
К началу XIX века все образованные дворяне говорили на французском языке лучше, чем на родном. Значение и размах употребления галлицизмов можно проследить в литературе данного периода. Так, Грибоедов в «Горе от ума» упоминает о «смешенье языков: французского с нижегородским», характеризуя таким образом лингвистическую ситуацию в Российской империи.
И вот в начале XIX века начинаются постоянные военные кампании против наших же кумиров, в пределы нашей страны вторгаются войска страны, которой мы подражали в течение нескольких десятилетий, на языке которой говорит наша интеллигенция… Избежать ломки сознания было просто невозможно.
Начало наполеоновских войн привело к зарождению национализма, и не только русского: в немецких землях началось становление национализма немецкого. Одним из его проявлений и стало возвращение к русскому языку и русской культуре.
В этот период в Российской Империи сформировалась так называемая «русская партия». В неё вошли такие известные политические деятели как Шишков, Ростопчин и Глинка. Главной задачей «русской партии» было возрождение патриотизма и развенчание культа французской культуры и языка в нашей стране. Ростопчин так говорил о дворянах: «Как же им любить свою землю, если они и русский язык плохо знают? Как им стоять за веру, царя и Отечество, когда они закону Божьему не учены и когда русских считают за медведей». В своих произведениях Ростопчин высказывает идею о необходимости возрождения русского языка, осмеивая увлечение языком французским и подражание ему.
Большой вклад в развитие национального языка Российской Империи внёс Алексей Семёнович Шишков. Широко известны его «Рассуждения о старом и новом слоге российского языка», где он писал: «Всякъ, кто любитъ Россійскую словесность, и хотя нѣсколько упражнялся въ оной, не будучи зараженъ неизцѣлимою и лишающею всякаго разсудка страстію къ Францускому языку, тотъ развернувъ большую часть нынѣшнихъ нашихъ книгъ съ сожалѣніемъ увидитъ, какой странный и чуждый понятію и слуху нашему слогъ господствуетъ въ оныхъ» . Однако Шишков говорит и том, что заимствования в языке могут иметь место, но только если они оправданы. Высказывался Шишков и против чрезмерного распространения французской литературы.
Кроме того, осмеивал галломанию в своих произведениях Крылов. Особую критику можно проследить в таких его произведениях, как «Модная лавка» и «Урок дочкам». Главными героями первого являются супруги Сумбуровы. На примере их взаимоотношений Крылов показывает столкновение приверженцев русской культуры и языка с приверженцами французского. Писатель даёт негативную оценку чрезмерному влиянию галломании в обыденной жизни.
Большое значение имело и образование Общества любителей российской словесности, созданное в 1811 году, и основание журнала «Русский вестник», который также занимался осмеянием галломании. Популярными в этот период становятся и произведения Нахимова, одного из самых ярых галлофобов.
Пик борьбы с галломанией приходится на 1812 год, когда французские войска вступили на территорию Российской Империи. В обществе в этот период назревает протест против чрезмерного использования французского языка в речи. Подобные настроения отражены в романе Льва Толстого «Война и мир». Автор так описывает сложившуюся в высшем обществе ситуацию: «В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить по-русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу в пользу комитета пожертвований». Российское дворянство считало употребление в речи французских слов в речи в некоторой степени «предательством» и «государственной изменой».
Так, в «Письмах из Москвы в Нижний Новгород» или «Письмах из сожжённой Москвы», Муравьёв-Апостол описывает ситуацию, сложившуюся в Москве в 1812 году. Автор выражает своё отношение к ситуации последних лет: «Я не могу не согласиться с теми, которые приписывают несказанное зло общему, между нами, употреблению французского языка: он отравил у нас главный источник общественного благоденствия — воспитание» . Вместе с тем, в «Письмах» говорится и о том, что отказаться совершенно от заимствования французских слов невозможно, и оно может быть даже полезно для обогащения собственного языка. Кроме того, автор пытается в некоторой степени разграничить французский язык и французский народ: «не станем смешивать двух разных вещей: народа и языка, на котором он говорит. Первой нанес нам вред неисчислимый; кто в этом поспорит! — а второму — и это правда — мы обязаны почти всеми успехами, которые мы сделали на поприще словесности»
А в то же время на поле битвы малограмотные русские крестьяне, не знавшие французского языка, путали своих офицеров, свободно владевших французским, с солдатами наполеоновской армии. В связи с этим Денис Давыдов писал: «К каждому селению один из нас вынужден был подъезжать и говорить жителям, что мы русские, что мы пришли на помощь к ним и на защиту православной церкви. Часто ответом нам был выстрел или топор… Принимали за неприятеля от нечистого произношения русского языка…»].
Однако, несмотря на негативное отношение в этот короткий период к французскому языку и резкое сокращение к нему интереса в последующий период, мы обогатили свой язык заимствованиями из языка французского.
Так, в русском языке появилось несколько просторечных слов. Французы, желая остаться на ночлег у русских малограмотных крестьян, обращались к ним “cher ami”, откуда появилось известное нам слово «шаромыжник», означающее жулика, обманщика или просто попрошайку.
Ещё одно заимствование — слово «шваль», (по-французски cheval — лошадь). Существует две версии его появления. Первое, казалось бы, более приятное, связано с тем, что, когда под французом убивало лошадь, они громко восклицали, конечно же, произнося и слово “cheval”. Другая версия основана на более грустных событиях: голодным французам приходилось есть лошадиное мясо, за что их и прозвали «швалью».
Третье заимствованное слово — «шантропа», означающее в русском языке никчёмного человека. Появилось оно в обиходе у русских людей немного позже предыдущих, но всё же его употребление связано непосредственно с Отечественной войной 1812 года. После неё далеко не все французы вернулись на родину, где в то время начались большие перемены. Многие из них становились гувернёрами и антрепренёрами у провинциального дворянства. Приходилось им проводить и всевозможные прослушивания, вердиктом которых чаще всего было французское “chantera pas”, означающее просто-напросто то, что человек не имеет способностей к пению. Однако русские и это выражение заимствовали в свою речь для обозначения проходимца.
Но и французы вынесли для себя из войны не только исторические и политические уроки, но и пару новых слов.
Большинство из нас слышало, скорее всего, не совсем достоверную версию происхождения слова «быстро». Основанием для неё послужило предположение, что во время своего пребывания в Европе, в частности, во Франции, русские солдаты в кабаках просили обслужить побыстрее. Вот и пошло отсюда французское «бистро», заимствованное нами уже из французского название кафе.
Более интересным является другое заимствование. В конце войны французы потерпели поражение на реке Березине, которое ознаменовало конец Отечественной войны и начало Заграничного похода русской армии. Для французов же оно стало катастрофой. Вот и называют они теперь катастрофу хорошо знакомым русским патриотам словом “Berezina”.
Однако, не смотря на все потрясения этого времени и резкий спад интереса к французскому языку и даже негативное к нему отношение, говорить о полном исчезновении галлицизмов из русской речи не приходится. Этого не произошло не только потому, что галлицизмы прочно вошли в язык. На протяжении ещё нескольких десятилетий дворянство продолжало использовать французский язык в речи, хотя и не столь часто. Сокращение использования галлицизмов можно также проследить в литературе. Возьмём, для примера, романы Льва Толстого и Фёдора Достоевского. В произведениях последнего галлицизмы не исключены, можно найти и несколько страниц, написанных на французском. Однако использование иностранного языка Толстым не идёт ни в какое сравнение. Тут же можно заметить, что разница в употреблении французской речи Толстым и Достоевский связана в первую очередь с различием эпох, описываемых писателям. Употребление ими французского языка говорит нам и о том, что современники свободно им владели, а значит, французский язык не исчез из повседневного употребления. Известно также, что первые патриоты русского языка — Шишков и Ростопчин, свободно владели французским и употребляли его в речи, что, однако же, не мешало им выступать за чистоту родного языка.
Таким образом, лингвистическая ситуация в стране и развитие национального языка в начале XIX века тесно связаны с Отечественной войной 1812 года и политическими процессами. Несмотря на огромнейшее влияние французского языка в России, существовало и оппозиционное движение за сохранение и чистоту русского языка. В то же время, чрезмерное употребление французского в речи имело негативную окраску. Необходимо заметить, что столь популярный иностранный язык не утратил полностью своего значения и после галлофобии.
PS. Речь же о начале 19 века, правильно? Тогда все просто: французский в то время был родным языком большинства столичных аристократов. Дело в том, что со второй половины 18 века (с правления Елизаветы Петровны, а повсеместно - с Екатерины Второй) стало принято нанимать отпрыскам богатых семей французских воспитателей и гувернеров. Взять хотя бы Онегина: "Судьба Евгения хранила: Сперва Madame за ним ходила, Потом Monsieur ее сменил".
Произошло это из-за царившей в то время галломании: повсеместной любви ко всему французскому. Причем не только в России, но и по всей Европе. Дело в том, что в 18 веке французская культура ушла далеко вперед по сравнению со всей Европой. Это касалось буквально всего: моды, этикета, литературы, светской жизни, театра, образования. Поскольку в России в 18 веке присутствовал явный вакуум светской культуры, все французское принималось безоговорочно и на ура. Поэтому в порядке вещей было позаботиться о том, чтобы ребенок выучил в первую очередь французский, а не русский.
Это приводило к забавным курьезам. Например, на процессе по делу декабристов выяснилось, что декабрист Бестужев-Рюмин (всю жизнь проживший в России) практически не говорит по-русски. И чтобы он мог ответить перед судом, его заставили заниматься со словарем.