Продолжение разговора у камина

ЗАТЕРЯННЫЙ МИР ГАУРДАКА
– Я тогда был начальником участка в Карлюке. Наш лагерь стоял в стороне от участка, а на участок мы ездили каждый день на машине. Нас была целая бригада. С собой брали продукты на весь день, тут же один из рабочих начинал шурпу готовить, мы работали. Весь день, как правило, там и проводили. Приезжали в восемь часов, там у нас перфораторы находились, мы их на ночь оставляли там не боясь, что растащат, людей в округе в общем-то не было. Бурили, взрывали, расчищали.
Из местных «мергенов» был у меня Нурик, фамилию не помню, конечно, я ему говорю: «Нурик, ты иди давай, занимайся своим делом…» Он уходил на охоту. Приходил часам к двенадцати, приносил штук семь-восемь горных куропаток, а порой и больше – двенадцать-пятнадцать, а был октябрь месяц, куропатка жирная была очень. Причём по этим горам он не ходил, когда охотился, а на мотоцикле ездил. Я всегда удивлялся: «Как ты умудряешься на этом «Иже» по этим тропам носиться?» – «Нормально, как на лошади…»
Первый раз, когда он привёз куропаток, я поставил кумган на огонь для кипятка, ну и как мама в детстве учила, начал ощипывать их. Он смотрел-смотрел на меня: «Начальник, что ты делаешь? Смотри, как надо!» Он берёт куропатку и шкуру с ног, раз только и, как чулок снял! Голая тушка, пожалуйста. Он за десять минут все их освежевал, выпотрошил, обвалял в крупной соли и в костёр, который с самого утра горит, на угли прямо. Через десять минут достаёт из костра комки серого вещества, по моему пониманию, как камень. Я говорю: «А как же это жрать-то будем?» Он берёт одну из куропаток, хлобысть по камню: вся соль коркой и отвалилась с неё. А из неё пар и запах! До чего же аппетитный. Нас человек восемь работало, так он мне, как начальнику всегда две выделял. Ё-моё! Такая вкуснятина! А потом, пока мы били дорогу на объект до самого снега, он ходил на охоту и кормил нас. И эта простота в этом блюде – такая изумительная была!
Проходили мы вверх массив Куги-тан-Тау. Это юго-западные отроги Гиссарского хребта. Пошёл я как-то побродить по окрестностям. Я и раньше ездил мимо по этим местам, но не обращал внимания на этот факт, а тут, когда ближе подошёл, смотрю: какая-то стена! Выложена из камня. Высота чуть больше метра. Камень к камню положен так, что лезвие ножа не просунешь! Вдоль неё я прошёл метров сто пятьдесят. Она в сай нырнула, потом прервалась, потом опять появилась на другом склоне. Для чего сделали? Кто сделал? Когда? А она уже каменным лишайником покрылась, кустарником и мхом проросла, понятно, что древняя очень. Выложена из известняка, по которому если умело ударить, откалывается пластина нужной толщины и размера и эта стена выложена была идеально ровно! Как будто взяли и «Болгаркой» прошлись по ней… Так для меня и осталось загадкой, для чего возвели её на склоне горы. Ушли мы дальше со своей дорогой, я и забыл про эту стену, у местных жителей расспросить, всё как-то недосуг было, зря конечно… вот теперь только и вспоминаю про неё.
Там, где наша база была – это участок размером в один гектар, у нас завхоз находился постоянно, водитель, повар, дизелист. Короче, площадь хрен знает какая, а людей пять-шесть человек жило. Да и жили-то они не на базе, а в кишлаках, друг от друга чуть ли не в километрах. А рядом с базой холм находился. Я нутром чувствовал, что холм этот непростой был, и наверняка имел искусственное происхождение. Всё, конечно, лёссом обросло со временем. Наверху небольшая площадка. Какое-то древнее поселение-городище было здесь. До Македонского ещё!
Горный мастер был у меня Самсон Гадоев, осетин, я ему говорю: «Давай шурф заложим…» Ну, слава Богу, что не заложил, а вовремя узнал, что эти курганы находятся под охраной государства, в кишлаках даже штатные охранники есть, чтобы следить за их сохранностью. А то бы проблем огрёб кучу! А если с туркменами свяжешься, не дай бог, то упрячут далеко и надолго.
Тем не менее, мои орлы втихаря сбоку, со стороны обрыва покопали немного. Появилась кладка из жжёного плотного кирпича толщиной сантиметра три. Разобрали эту кладку, а там какая-то ниша видна, а в этой нише кумганы стоят высотой метра в два из жжёной глины. Такие гигантские кувшины! Большинство повреждённые были от времени, но один целиком выкопали всё-таки. Всю землю из него убрали, вычистили и, ты не поверишь, вот так по горловине ударишь – Слава стукнул вилкой по рюмке, – а у него хрустальный звон!
Я так понял, что это времена Кушанского царства, у меня ещё медная монетка оттуда осталась. К ней если хорошо присмотреться в лупу, можно увидеть, что бык лежит и мужик стоит с посохом. Нашли небольшие кувшинчики, предназначенные возможно для женских мазей различных. А ещё нашли пластину размером с ладонь тоже из жжёной глины, а на ней силуэт угловатого человека, как человечки на эпических рисунках из литературы по древним майя – ну, один к одному. И эта пластинка попала к Самсону и с концами, не смог я её уже из него выудить, как ни пытался.
Местная власть очень быстро пронюхала про это варварство, и в итоге мы огребли по полной программе. Чуть уголовное дело не завели. Кое-как замяли это дело. Поступил приказ: закопать! Закопали.
А копать они начали без меня. Я просто пришёл с участка, когда и уже поставлен был перед фактом, многого я может и не успел и увидеть даже того, что они растащили из этой ниши. Тем не менее, один из этих хумов, так тогда эти кувшины назывались, они перевезли на базу на ГАЗ-66. Водителем на нём Иргеш Суюндуков был у меня. Вот он и перевёз. Там и было-то метров сто пятьдесят всего до базы.
Стоял он на базе недели две, а там всё закопали, я приказал всем, чтобы больше не смели даже подходить к кургану. На первый раз Ашхабад простил, рисковать снова у меня желания не было. Больше не лазили. А кувшин стоит. Я строил дом-времянку на базе, думал, что туда его и поставлю в свою коллекцию. А перед этим мы уже побывали в той вертикальной пещере, в которой человек лежал лет четыреста уже… Я же и оттуда кое-что приволок.
– Это что за история такая любопытная?
– Подожди, Володя, попозже чуток я и об этом расскажу. А недалеко от базы ущелье, в котором конус выноса гравийный наблюдался, и как-то ехали мы мимо него, остановились перекурить и нашли в том месте два идеальных шара из песчаника. Абсолютно гладкие с незначительными кавернами выветривания только. Один по диаметру сорок пять сантиметров, а второй чуть поменьше. Что за шары, до сих пор не могу понять, надо было один распустить бы алмазной пилой, может хоть какие-то ответы нашлись бы. Но не догадались тогда. Погрузили их в кузов, и я привёз их на базу. А был Ной охотник у меня, а он и охотник и сварной, на все руки мастер, я его попросил, чтобы он под них подставки на ножках сделал. Он сделал. Ну и всё – два шара у меня уже есть, из пещеры с человеком ичиги, ну и кувшин этот. Чем не коллекция артефактов.
Иргеш машину на ночь забирал домой – жил он буквально в километре. Он был парень порядочный, я знал, что злоупотреблять он не станет доверием. Чем он был ещё приметен: рост у него был ровно два метра. Худой, как палец. И когда он едет на этом ГАЗ-66, ты не поверишь, у него коленки ног находились там, где уши… Я всегда поражался ему: ну как же он мог ездить!
Однажды рано утром, часов в пять выхожу, смотрю у меня машина приехала, стоит. Смотрю, он загнал машину к сараю, где кувшин стоял, положил доски и заталкивает этот хум в машину. Подхожу, спрашиваю: «Ты чего делаешь, Иргеш?» – «Не трогай меня, начальник – надо вернуть хум на место, откуда взял, туда и верну…» Ну, а у меня установка: среди народа, в котором живешь, надо придерживаться ихнего устава. Я не стал спорить, раз такое дело. Если мужику надо, ну и хрен с ним, потом расскажет. «Может тебе помочь?» – «Нет, я сам!» А в нём килограммов сто двадцать, наверное! Затолкал как бочку.
Смотрю, он заехал за курган, разгрузил аккуратно его, поставил, землей присыпал. И уехал. А смена у нас в восемь начинается, а мне ж уже не терпится. В восемь он, как штык здесь. Я его к себе в кабинет: «Рассказывай!» – «Я никому не рассказывал. Но тебе расскажу, вот как только этот хум сюда принесли, на следующий день у меня дувал упал и прямо на сына, и его придавило под ним, не так чтобы сильно, но придавило! И сыну плохо! Я его в больницу возил, ничего не помогает…» – «А когда это случилось?» – «Да когда хум привезли! Врачи смотрели, а ему плохо и плохо, понимаешь… Аксакалы мне сказали, чтобы я отвез на место то, что взял, иначе бача умрет! Я отвез» – «Ну. Хорошо, дай Бог, чтобы все обошлось!» На следующий день Иргеш вышел на работу, и улыбаясь сказал, что сын кушать попросил… И в туалет встал. Короче, на поправку дело пошло. А то же ведь пластом лежал, а через три дня уже как угорелый по кишлаку с остальными носился. Что это было? Хрен его знает! Может на самом деле что-то есть в этой мистике.
А для чего служили хумы? Они две функции выполняли. Первое – это сохранение сыпучих продуктов питания, масла растительного. А второе – они служили, как гробы… Представляешь! Человек умирал, они брали его и тут есть такая долина километрах в четырех, в западных отрогах хребта, и в этот сае Булан-Даре оставляли дней на пять-шесть, может десять. Потом приходили, собирали все кости, что от него оставались, складывали в подобный хум, запечатывали глиной и хоронили. Стоймя. Мы даже знали одно такое место погребения – бульдозер чисто случайно нарвался лезвием. Не наш, правда бульдозер, а ирригаторов, чуть дальше от нас.
Так что вот так – Иргеш назад отвёз и пацан пошёл на поправку. Не тревожьте, говорит в этом случае природа.
Это что касается нашего кургана захоронения, а дальше был большой провал карстовый 50 на 50 метров диаметром, и в нём вода – мы туда купаться ездили. А возле провала был Тела-Курган. Тела – это золото с туркменского. Возле этого кургана тряпки на деревьях развешаны – святые места. Копать, конечно, и в голову ни кому ни придёт. Почему его золотым называли? По всей видимости название ещё с давних времен дошло до наших дней. А из провала мы воду поднимали для строительства и хозяйственных нужд – до уреза воды метров пятнадцать было. Там сбоку промоина была, мы по ней спускались, а оставшиеся пять метров на веревках уже к воде в это озеро. Какая там глубина, тоже непонятным осталось для нас. Купаешься, а вода голубая-голубая! Провал был строго круглый, а с северной стороны была ниша глубиной метров десять и там тоже вода, и темнота! До края этой ниши доплывешь, туда хочется, интересно же: что там дальше, в глубине, а мандраж жуткий.
А дальше было озеро Канар-Бобо, в котором температура воды была двадцать градусов и зимой и летом. Там родники поднимались и были такой одинаковой температуры, вода практически пресная была. Цикличность в этом озере была постоянной, но иногда уровень вдруг повышался, дня на три-четыре. А рыбы в озере немеряно было, очки или маску на нос натянешь, нырнешь в камыши, а там рыба, прямо перед тобой стоит. Сазан, карась, а тогда же никакого подводного оружия не было ещё… И там было святое место – какой-то Хаджа был похоронен. Местный мулла, который два раза в Мекке был. И похоронен был он в начале XX века. Туда шло паломничество. А куда слив из озера шёл, там земля была насыщена сероводородом. Грязь, само собой, лечебная была. Поэтому народ валил туда со всей округи. С Термеза, с Ташкента, с Кушки, Мары. Я видел одного мужика лет тридцати пяти, весь в гнойниках туда приехал, и он там лечился, забрасывали его грязью, только нос один торчал. И по разговорам, он вроде вылечился. А тут эта могила – палки стоят с тряпочками, верёвочками всякими и с деньгами… Придешь с ним поговорить или попросить что-нибудь, будь добр – положи рубль хотя бы. Кто трояк, пятёрку, а кто иногда и четвертной оставлял.
Семь лет я там проработал, это были мои самые лучшие годы жизни из всей моей геологической службы – лебединая песня просто. Сколько всего там было необычного для обычного человека.
Сначала мы в одну пещеру с дóбычей забрались, а она заповедная была, её охранял чабан Пайгалов, рядом с ней и жил. Названия её я не помню, давай так и назовём её – Заповедной. А мы в неё вторглись потому что, в ней хорошие натёки мраморного оникса были. Такие сталактиты-сосульки висели! По два, по три метра высотой. Представляешь, сколько тонн в одной такой! А она красивая вся! Её нельзя трогать было… Но мы же тогда бесбашенные были! Варвары… Ну, если полезные ископаемые под носом. Мы туда «канатку» внутрь опустили, натянули троса, поставили лебёдку, дизеля установили. Одну такую сосулю подбурили с двух сторон, щадящим взрывом детонирующим шнуром шарахнули. Всё это село. Клиньями и по «канатке» наверх. Тонн десять уникального мраморного оникса подняли из неё, а может и поболее, точно сейчас не скажу уже.
Вход в пещеру был с обычную квартирную дверь, а дальше громадные залы и лабиринты. Вначале крутой спуск идёт в неё, поэтому нам и удалось канатную дорогу сделать. А дальше залы. Один зал Леса, ну это просто, как роща, действительно сталактитов и сталагмитов – настоящие ёлки в натуральную величину, только всё это из гипса. А эту «ёлку» можно измерить хороводом из восьми-девяти человек только, когда за руки возьмутся. А высотой 18-20 метров! Представляешь, какой высоты залы были! Хорошо заряженный «Кузбасс» до конца не добивал… А есть «шкуродёры» по которым едва проползти можно было. Приходилось маяться, пробираться через такой проход, а всё потому, что за ним очередной прекрасный зал открывался. И лезешь по нему на выдохе только. Пока дыхалки хватит. Если вздохнёшь, и проскочить не успел, хрен вылезешь… Вот и прикидывай, на сколько тебя хватит!
А воздух! Двадцать один градус в пещере. В любое время суток и года. Один парень из Москвы у нас там был, Володька, сынок какого-то высокого геологического чиновника. Два курса в МГУ отучился, а потом «академку» взял и к нам приехал, а может и выперли… Рабочим у нас работал. А у него астма! Он без «пшикалок» жить не может. Он когда ко мне приехал, пшикал каждые пятнадцать минут. Вначале он в поисковом отряде поработал недели две, его оттуда полудохлого привезли. Ну куда тебя теперь – только в назад в Москву. А он: «А можно я в пещере попробую…» – «Ну хрен с тобой, пробуй…» И я перевёл его в бригаду к Ишмураду в пещеру. А он там очухался, а через неделю вообще на поверхность показываться перестал, ты понимаешь, насколько ему комфортно там было! У рабочих топчаны на улице, на ночь они выходили, а если дождь, то на базе ночевали, а он неделями там безвылазно сидел, и работал ведь не хуже других! Через неделю «пшикалкой» раз в два часа пользовался, ещё через неделю – раз в день доставал, а когда мы нашли подземное озеро, и купались в этом озере, он уже настолько прекрасно себя почувствовал, что по три дня не пользовался этой хренью своей. Гипсы там и многие другие кальцитовые минералы инкрустированы синим-синим целестином – стронциевым минералом. Быть может он так на его здоровье подействовал. Всё собирался я радиометр затащить туда и фон замерить, но всё так и прособирался. Чувствовалось, что там фон какой-то был, но не в худшую сторону, по крайней мере.
И время! Что под водой, что в космосе, что в пещерах время идёт по-другому – оно сдвигается. Тебе кажется, что в этом замкнутом пространстве ты пробыл два часа, а на самом деле – семь часов! Только биологические часы организма тебе могут сказать о количестве проведённого времени – жрать-то всё равно захочешь… А потом уже наступает усталость, если часов десять-пятнадцать. Дак оттуда хрен кого выгонишь! До того они завораживают. И заблудиться там проще пареной репы. Чуть в сторонку, отошёл в лабиринт, и почитай как звали… Ходов много – вся пещера, это сплошные соты. А когда знаешь, тут уже что говорить – я много раз туда студентов студенток водил. Как-то повёл, и находились мы посредине, а она три километра по большому залу, я говорю: «О, девки, у нас же тут озеро есть…» – «Ой! Ой! Ой! Пойдёмте!» А чтобы попасть в это озеро, надо преодолеть крутой спуск, потом ровная поверхность, потом ещё один крутой спуск метра три всего и вот оно – под навесом и вода бирюзой отсвечивает.
Все, разумеется без купальников – никто же не знал… В чём они были, в том и купались с удовольствием. Метров шесть оно длиной, метра четыре шириной – но глубокое! А в глубине такая ниша, из неё подсветка идёт, и чувствуется, что там зал, в который мы обычным путём попасть не можем. Но это нужно проныривать! А хрен его знаешь, как ты сумеешь…
Долго в нём не покупаешься, потому, как муть подниматься начинает наверх, вода белёсая становится и уже неприятно – ну с полчаса купались, наверное. Ну, что вылазим? Вылазим. Бельё просвечивает, они вперёд, я снизу им фонарём свечу, орут: «Гаси свет! Нам неудобно» – «Ладно, ради бога…» Выключаю. Ещё пуще прежнего: «Включи свет, мы ничего не видим!» – «Пожалуйста, как скажете…» – Опять: «Гаси…» Надоело потом: «Да и хрен с тобой, смотри, нам главное вылезти…»
Когда вылезли оттуда и вышли из этого лабиринта, а до выхода километра два, они в один голос: «Мы хотим ещё…» Что-то такое положительное повлияло на организм похоже, что им снова назад захотелось. В тонус вошли! Ну, уж дудки! Домой немедленно! Обед ждёт. И вот такие экскурсии приезжали к нам часто – обычно пятницам. И из Ташкента, и из Душанбе, и из Термеза, отовсюду, короче. Из Свердловска бывали, из Красноярска бывали, из Москвы однажды ребята прилетали буквально на один день.
С Термеза девчонки одни приезжали по пятницам. Придёт машина, а в ней человек 12-15 девок и один мужик, водитель. И вот водишь их по экскурсиям в пещере.
Что касается человека, которого мы нашли. Это вообще была интересная история. Там ведь как получилось. Вначале там работали туркмены от Министерства геологии, вели поисковые работы на мраморный оникс. Канавы били, пещеры новые открывали, кроме Заповедной ещё пятнадцать пещер было открыто. В основном небольшие, за исключением некоторых, Кокутан большая пещера, да ещё одна, остальные – мелочёвка. Но все мелкие пещеры, как правило, имели продолжение. Зачастую «шкуродёры» заилены были во многих местах, и их расчищать надо было. Впоследствии так нашли ещё одну громаднейшую пещеру, после чего, как прокопали целых сто пятьдесят метров «шкуродёрного» хода.
А мы нашли Промежуточную пещеру, два с половиной километра в длину. Там грот был метров на двадцать и в нём пласт изумительного оникса – красивее я в жизни не видел больше! Мы оттуда глыбу взяли в три метра длиной, два – шириной и сантиметров семьдесят по высоте. Оторвали при помощи клиньев её, без взрывов.
Били-били, оникс шёл-шёл, потом закончился, мы туда стали бить штольню, ведь откуда-то он вытекал, где-то же был источник. Запроектировали метров на пятьдесят – стали бить. За неделю пробили пятнадцать метров – ничего! Пустые абсолютно известняки идут. Но пока не останавливаемся. Продолжаем бить.
А в пещере, в том месте, где оникс закончился, обнаружился небольшой карман сбоку метра на два. В виде щели. И мы с этим московским Володькой решили проверить, что там может быть. Стали расширять эту щель. Появился лаз, в который можно уже было протиснуться. Залезли туда, я зажёг спичку, огонь замельтешил, вдруг. Что за фигня, так не может быть, там же движения воздуха нет. «Вовка, ты чего, дуешь на неё?» – «Нет, она сама так горит…»
Я рукой по стене провёл и почувствовал воздух рукой – дуновение. Что же это может быть? Если воздух поступает, значит ход есть. Я бригадира привёл к этой нише, и говорю: «Ишмурад, сможешь вот здесь мне пробурить три шпура?» – «Попробую…» Залез он туда с перфоратором, лёжа – тык-тык-тык, а мы колонку ему поддерживаем, помогаем с забоя. Пробурил он шпуры сантиметров по шестьдесят, дальше не могу, говорит. А длинный шпур туда не поставишь – не умещается. Зарядили. Отпалили все три. Пошли после проветривания. Я смотрю: в одном из шпуров небольшая дыра открылась! И с неё воздух струёй прямо прёт. Просунул фонарик туда, а луч в бесконечность ушёл… Где-то по стенкам бегает. Я главному геологу Славе Михайленко говорю: «Славик, пиши обоснование и штольню сюда направляем…» Он быстро бумаги продвинул, перевели мы заходку сюда, быстро разбурили, отпалили, и свод открылся, вверх будто бесконечность, потом замерили – девяносто метров было, ширина метров семь и уходит неизвестно на сколько пока…
Пещере этой лет миллионов сорок, никак не меньше. Я бригаде говорю: «Вот теперь смотрите, я сейчас наступаю в эту нишу, в которую ни один человек ещё не вступал…» Надо же было как-то зафиксировать момент открытия. Первым был мой след. Забавно. Исторический момент был. Изучили когда, выяснилось, что она на три километра тянется.
Изучали по правилу правой руки – всё что справа, влево не лезешь, чтоб не запутаться. Путь отбиваешь, турики ставишь. Отмечаешь.
А наверху, слева сай Гюртли был. Серный сай в переводе. Мы в этом саю и работали, а пещера один в один повторила его направление. Как мы вошли в неё, так она и пошла вдоль него, со Славой Пономарёвым мы за месяц засняли её общий контур, провёли ход теодолитный, всё как положено и определили её направление согласное саю. Он всё воедино связал в одном планшете и мы увидели, что в глубине сая, где у нас коммуникации находятся, мы можем спокойно пробиться и войти в эту пещеру, что мы и сделали. Пробили штольню и вошли именно в ту часть, где находились огромные запасы мраморного оникса, в общей сложности с этой пещеры мы выкачали около двухсот тонн. Хотя… Опять же! Там такая красотища была! Така-а-я! А мы всё разграбили!
Бурение ставили в пещере колонковое и выборку керна производили готового уже для изготовления ваз, напряжение подали внутрь. Тогда начальником Главка был Арис Петрович Туринге, жаль что его уже нет… Не один раз приезжал к нам, и однажды загорелся желанием сделать кинофильм «Богатство подземных дворцов», что он и сделал. Есть такой фильм на двенадцать минут. Все залы в Промежуточной были засняты, пока мы ещё не разграбили её, там ведь в ней был найден кристалл гипса длиной почти полтора метра, а в толщина его была всего лишь два миллиметра, ты представляешь себе?
– Нет, трудно представить!
– Вот именно, а я видел этот кристалл! Абсолютно идеальный, шестигранной формы. Пристроишься рядом с ним с лупой и поражаешься умению природы создавать подобные вещи. Это же, как нить в буквальном смысле. Какой-то минерал, по облику на кальцит похожий, а может и кальцит, в стенке, в глубине сумасшедшего вишнёвого цвета! Ближе к рубиновому. В известняковой каверне в глинистом матриксе один нашёл, потом – второй. Покопался, ещё два нашёл. Один из них крупный был достаточно. Полупрозрачные, шикарные просто минералы. Я больше таких ни разу не встречал.
Принёс я их к себе в дом, никому не говорил и не показывал раньше времени. Прошла неделя, а они обесцветились совершенно! У меня было такое разочарование! Вместе с тем, такое уникальное явление случилось на моих глазах. Что на него такое могло повлиять, дневной свет если только. А больше что! Ну, ладно, господь с ним. А однажды я видел под землёй в натуральном виде, как существует, как живёт корневая система дерева. Сай Гюртли уже где к верху поднимается и пещера развернулась и нырнула под сай в этом месте. Это была самая отдалённая точка в пещере, в которую я смог пролезть. Залез в небольшой гротик, щебёнка, гравийка пошла, понятно, что уже сбоку сая находился. И в этом месте в пещеру вошли корни какого-то кустарника – центральный мощный и ветвистая мелочь его оплетает вокруг. А стенка в пещере влажная, он к стенке-то ближе и пристроился и чувствует себя видимо неплохо. И я обратил внимание на то, как работает эта система. У меня было впечатление, что передо мной насос находился! Я же сижу, не шелохнусь, то есть исключил какое-либо воздействие со своей стороны, а корешки буквально к воде припадают и воду посасывают. Живут. Шевелятся. Разговаривают. Я просто обалдел от увиденной картины! Я долго сидел и наблюдал за этой жизнью – минут тридцать.
ЕЛКАПОВ. БРЕННЫЕ ОСТАНКИ
– А с этим ископаемым человеком, вообще хохма просто была. Как я узнал о нём! – И смех и грех. Я уже говорил, что сначала там работали туркмены, у туркменов тогда не было никаких ведь площадей на цветные камни, у них был полный ноль. Только у узбеков и таджиков – поэтому нам и отдали мраморный оникс. А узбекам часть киргизской территории отдали: Хайдаркан и пр. Таково было территориальное размежевание по нашему Главку. Причём пещеры вначале москвичи приняли, а мы приняли уже у москвичей. Меркулов ездил на приём-передачу, на всю эту бодягу. И в семьдесят шестом году мы туда заехали работать.
А хохма вот в чём заключается: прошёл год уже, как мы там работали, и однажды пошёл я в туалет и смотрю, сбоку от него гора какой-то документации в ящике лежит, мне подозрительно стало, что за бумаги могли сюда попасть? Понятно, что они выброшены. А это Сулейман Джумакулов завхоз наш, а он и у москвичей завхозом был, много чего у него и пооставалось, а тут бумага! А в его понимании, она нахрен никому не нужная. Я одну развернул, другую – ёкарный бабай! Дак это же схемы пещер! Пикетажные книжки с описанием ходов. Стал смотреть внимательнее, и тут мне калька попадается, на ней написано: «Пещера Вертикальная-двустволовая». С подробнейшим описанием стволов. Длина первого горизонта сто шестьдесят метров, второго – пятьдесят, и между ними по вертикали – девяносто восемь метров. На паспорте было написано, что составитель: Елкапов. Как сейчас помню.
Странно! Год уже здесь работаю и понятия не имею, что это за пещера! Меня заинтересовало. Я к Сулейману с вопросами, он только плечами пожимает, а у кого же узнать? И тут однажды заходит какой-то мужик туркмен. Причины его прихода я уже не вспомню, но когда он представился и назвался Пулатом Елкаповым, меня как подбросило. «Да, мы здесь работали – говорит, – тут наши канавы». – «Стоп-стоп, Пулат – говорю я, а сам уже коньяк на стол ставлю, быстро своим кивнул, чтобы плов организовали – ты мне лучше вот что расскажи – и потянулся за этой калькой – чисто случайно, практически в туалете я нашёл твою документацию по пещере Вертикальной, что это за пещера?» – «О! Серьёзно! Нашёл? А я всё думал, куда я мог подевать тот план! На кальке?» – «На кальке!»
И начал рассказывать: «Это я был в маршруте. Смотрю: ниша! На всякий случай всегда в маршрут верёвку брал. Стал спускаться. Верёвки с собой было больше пятидесяти метров. Спускаюсь в нишу без страховки, а там метров через двенадцать пологого спуска вертикальный провал, без верёвки мог бы и улететь. Свечу фонариком, луч далеко уходит, да и фонарик слабенький. Вышел из этой ниши, обошёл это место, и нашёл вход в пещеру, который был едва заметен со стороны. Свечу фонарём в пещеру, фонарь опять уходит. Интересно! Тут вроде уступы разглядел, решил спускаться. Закрепил верёвку и полез вниз по уступам. Лез-лез по этим уступам, приостановился, свечу вниз: спуск дальше продолжается, но уже зал виден. А последний уступ в зал высокий. Прикинул высоту – подумал, что верёвки хватит. И действительно, хватило – высота зала сорок пять метров.
Спрыгнул со стены в зал. Смотрю, что-то лежит: человек, не человек, а фонарь уже совсем садится. Надо уходить, пока хоть слабенький луч имеется. Стал подниматься, а сорок пять метров же! Первые десять метров легко прошёл, вторые десять тяжело, дальше очень тяжело, а рюкзак с обедом и водой оставил наверху, сейчас в самый раз было бы подкрепиться. На последних метрах-то, что мне там показалось, я подумал, что и я там останусь. Нет сил вообще! Слава, ты не поверишь, я помогал себе и руками и ногами и зубами! Зубами для перехватки за верёвку держался, когда отрицательный карниз проходил…
Как я вылез на этот уступ, я не помню! Я пришёл в себя от того, что жутко болела челюсть, она прямо отваливалась у меня. Руки в крови. Выбрался на поверхность, солнце уже садится, дошёл кое, как до лагеря, до которого восемь километров было от этой дыры. По саям и косогорам. Пришёл в потёмках.
Оклемался дня через два, а интерес не пропал, думаю, как организовать нормальный спуск в пещеру, иначе я не успокоюсь же. Что-то нашёл, а что именно коллегам даже рассказать не могу… Подготовил лестницу, два троса – трос в трос, трубка, трос в трос, трубка и такая лестница из «троечки» получилась. Взял двух человек с собой. Пришли, сбросили туда лестницу. И спустился. Успел только обежать зал, мельком осмотрел, зарисовал, потом перенёс на кальку в приблизительном масштабе, и тут внутренний голос подсказал, что надо срочно уходить! Почему голос заговорил так категорически, я понять не смог, но так жутко стало в какой-то момент, ни с того ни с сего – положился на свою интуицию, и снова ушёл.
Да, человек там лежит, голый! Что за человек, я не знаю, мне не до него было, потому что был там один, ребята страховали на уступах. Легко вытащили меня, и вроде всё обошлось. Вот и вся история, было это три года тому назад. Если лестница там висит, то ты там её найдёшь».
А я ему говорю, что я вообще эту пещеру не найду! «Ну, ладно, у меня есть ещё два дня – поехали, я покажу тебе».
И мы поехали, поднявшись прямо от стола. От нас до неё было пять километров дороги, три – пешком. Зашли в эту нишу. Он сразу предупредил: «Здесь осторожно! Провал туда». Я его увидел: метра полтора на восемьдесят сантиметров. Зализанный глиной, пылью по краям! И вниз уходит. Потом ко второму входу подводит. Лестница, как была при нём, так и висела на своём месте. Закреплена она была на том уступе, с которого в купол уже ныряешь. «Но – он сказал, – за её надёжность теперь я не отвечаю! Смотри сам, я тебе показал».
И мы ушли. Попрощались, и больше я его никогда не видел. А пещера мне покоя не даёт! А я же не альпинист, а где мне их найти, хотя бы пару? И тут, как будто почуяли: приехали к нам красноярцы. А они были скалолазы от Бога! Постоянно на своих знаменитых столбах тренировались. Что интересно: они в галошах по скалам лазили, ни каких кедов или кроссовок не признавали. Я им говорю: «Братцы, у меня есть пещера интересная – прорвёмся в неё?» – «Да одной «левой!»
Я и их четверо. Двое остались на верхнем уступе страховать, третий ушёл первым вниз по лестнице, страхуясь верёвкой. Кричит оттуда: «Порядок, Слава, спускайся!» И я пошёл. И вот, что произошло со мной на полдороге: кусок штормовки у меня попал в карабин, и верёвкой её затянуло намертво. И я завис хрен знает в каком положении! Никак сдёрнуть не могу, а я уже далеко за уступ ушёл. Я ору, а они меня не видят, слышат только, но понять толком ничего не могут. Кричу: «Зацепился!» – «За что ты мог зацепиться? Отцепляйся!» – «Не могу, не получается!»
Посоветовали мне, прежде всего, успокоиться для начала. И действительно, я успокоился, подумал, рукой за спину сумел дотянуться до узла и дёрнул, да со злости дёрнул видимо так, что вылетело всё, и я освободился. А у нас спускающие рогатки из титана и хорошо, что одну верёвку я держал в руках, а рогатка проходила через эту верёвку, и ею спуск регулируется. А меня понесло вниз, я отцепился и про рогатку забыл, и полетел туда почти в свободном полёте, но в какой-то момент успел сообразить и зажать её. И перед самым полом притормозил и тихонечко спустился.
И мы приступили к осмотру. Там лежал мужик! Ссохшийся, как таранька – природой был забальзамирован. Совершенно голый, щетина на нём сохранилась нормально, ногти нормальные, только дырка на затылке и возле шеи. На ногах его были обуты остроносые ичиги с отворотами. Толстая подошва, сыромятная кожа. Всё хорошо прошито. Я беру, с него ичиг снимаю, а у него нога немытая, как будто вчера он туда свалился… Второй ичиг снял, но второй сгнивший был и рассыпался, а первый, бери и одевай, если хочешь. Кулон янтарный на груди его был, хлопковая верёвка даже не истлела, моя Валентина всю жизнь этот янтарь на шее носит…
Возле него лежал сидор походный. Из шкуры барашка сшит был. И я в нём нашёл кольцо типа обручального, с орнаментом, из жёлтого металла. Потом пенал из крупного гусиного пера с иголочками. Просто всё до удивления: перо наполовину обрезано, внутри иголки, а сверху обрезком пера, но уже меньшего диаметра закрыто. Тряпочка с высохшими уже шкурками, которые остаются после обрезания – пять штук и немного мумия. Куколка тряпичная ручной работы. Не Барби, конечно, но тем не менее. Веретено с нитками были. Их шесть штук было. Хлопковая верёвка типа шпагата. И кусок кошмы сшитый треугольными кусками. Больше на коврик молитвенный похожа была.
Лежал он здесь очень давно, судя по блочным обрушениям в пещере, которые произошли возможно из-за землетрясения. И контакты между блоками цементом уже затянуты. Кальцитовая цементация. Пещера сухая, что позволило высушить тело несчастного, была бы влажная, то от этого человека ничего бы не осталось. И было непонятно – упал ли он сверху или попал через этот проход. Лежал он прямо под спуском, откуда мы пришли. Недалеко от него мы нашли леопарда, калачиком лежал, шкуры на нём уже не осталось, только на лапах немного, почему мы и определили, что это леопард. Зубы у обтянутого кожей черепа приоткрыты и во рту видна земля. Длиный хвост и тоже без шерсти. Ещё одно небольшое животное, с оскаленной пастью, то ли шакал, то ли куница, кто его знает. И масса мелких скелетов, непонятно чьих, по размеру под крыс подходили. А вот там, где первый провал – там просто навал костей и домашних и диких животных. Высота метра два с половиной навала. И седло из этого завала торчало, чингисхановского исполнения по виду. Оно похоже на седло, которые в тракторах двадцатых годов изготовлялись. Представляешь себе, да? Только лука впереди. Стремя одно торчало.
Я обошёл всю пещеру по его плану, план полностью совпадал. Что интересно, пещера не в известняках была, а в мергелях, а они же слабенькие. Висит всё блоками, не как в известняковых пещерах, не дай бог, какой-нибудь привалит. Всё это мне было жутко интересно, но вместе с тем тоже появилось нехорошее чувство внутри – я вспомнил рассказ Елкапова, и сразу мысль пришла, что надо выбираться. Сверху кричать стали, мы-то время «потеряли» же… На восток, куда она уходила, могло быть что-то интересное, но она уходила под эти висячие блоки – опасно.
Ушли мы. Поднялись наверх. Поблагодарил ребят.
Прошло несколько дней, приезжают к нам два милиционера во главе с майором…
И говорят, что вы нашли здесь труп, мы должны проверить! Я говорю: «Пойдёмте, какие проблемы, но там пещера, надо спускаться!» – «Мы на службе – разберёмся…»
Сержант в машине остался, а майор толстенький такой, с километр наверх прошёл и сдулся, там же тропы не было, пыхтит весь, китель распахнул, пот со лба стирает… «Долго ещё?» – Я говорю: «Ещё километров двадцать пять…» – «А сколько ему лет?» – «Очень много!» – «Ну, он не в прошлом и не в этом году погиб?» – «Сотню лет гарантирую точно». – «Сколько? Да я, что больной что ли!»
Да, а я забыл тебе рассказать, что в сидоре я нашёл две монетки в виде медных тоненьких бляшечек с ноготь человеческий. Были они неправильной формы. Вензельки какие-то просматривались из арабской вязи. Спустя какое-то время я эти монетки привёз в Душанбе в Академию наук, там у меня знакомый был Рафик, показал ему. Он открыл свои толмуты. Нашёл подобные изображения. И сказал, что эти монеты ходили четыреста пятьдесят-пятьсот лет назад. И ходили только в этом регионе – Термез, Шурабад. Отчеканил их местный султан какой-то. В хождении они лет пятьдесят были всего. Но это всё я узнал потом и прикинул, что этот парень лежит лет четыреста, как минимум.
Прошёл год, красноярцы приехали снова, и приехал опять Юра, с которым мы спускались в пещеру. Я рассказал ему, что человек лежит четыре сотни лет. И пусть себе лежит – не на улицу же его вытаскивать. А теперь – говорю, – меня интересует та куча костей с седлом. Надо бы ещё раз сходить в пещеру. Согласились.
Лестницу мы вытащили и закрепили наверху. Низ остался при этом оголённый, мы туда верёвки протянули. Метра четыре только до земли не хватало. И тут мы решили спускаться не там, где уже ходили, а через провал, где кости лежали.
В этот раз спустились вчетвером, в том числе девушка с ними была, Галина. И она пошла. Спустили инструменты, кирку, кайлушку. И начали раскопки. Пылища поднялась, да такая жуткая, прямо дыхнуть нельзя было! В горле першит всё – а если заразу какую подцепим – думаю про себя. Отошли, посидели с полчаса, пыль осела, мы опять.
Только кости: лошадиные, верблюжьи, косульи и был человеческий фрагмент, возможно, что какой-нибудь чабан туда свалился, но остался от него кусок чапана и в нём кость руки, да рёберная часть. Упомянутое мной уже седло да хурджум, типа перемётной сумки, а в нём нашли вязаную цветную ленту, которой юрты украшали обычно. И всё! Ни золота, ни украшений… Но одну вещь нашли, и нашла её Галка, как всегда повезло именно женщине: между двух камней, чуть в сторонке от завала, возможно упал человек и вдребезги! А время подчистило его полностью, и осталась от него лишь горсточка костей и высохший член между этими камнями, который нашла Галка! И говорит: «Ой, ребята, а что это такое? На пальчик похоже…» По нему постучишь, а звук, как по дереву – ржачка началась – как же без этого. «Ой, Галка, почему же бабам так везёт…» Я ей предлагаю: «Гал, мы в нём сделаем отверстие, вставишь цепочку и будешь носить…» – «Отстаньте, черти ненормальные!»
Устали мы жутко. Пить захотели. Ивану говорю: «Доставай воду, еду». – А он: «А я наверху рюкзак оставил…» – «Как наверху! Да ты что! И воду? Да, только фляжка у меня на ремне висит…» Опять ситуация, как с Елкаповым. Воду по паре глотков поделили, на часы, а мы там уже девять часов! Жрать охота! То ли у Юры, то ли у того же Ивана в рюкзаке банка тушёнки отыскалась. Ну, давайте хоть её сожрём. А чем открыть – ни одного ножа не оказалось – вот так скалолазы… Я под это дело попробовал приспособить плоский альпкрюк – получилось. Открыли. И этим же крюком, сначала Галка есть начала, а Ивану невтерпёж, он говорит, что палку нашёл, и ей из банки зачерпнул… Откуда здесь палка, думаю я? Присмотрелся, а он куском человеческого ребра жрёт – мама родная! «Ты чё делаешь!» – «А что, он делает?» – спросил Юрка. – «Дак он же человеческим ребром жрёт!» Галка, как услышала, её сразу вырвало. Опять ржачка началась.
Юрка ушёл наверх, бросил страховку и вот эти четыре метра, хоть ты со страховкой, хоть без неё – сил-то нет никаких! И тогда я вспомнил Елкапова, тот сорок пять метров вылезал… Вылез с горем пополам. Галка шла последняя – мы её все вместе не то, что вытянули, мы её выдернули буквально – она же, как пушинка.
На следующий год мы уже ушли оттуда, а красноярцы снова приехали с целью вытащить оттуда мужика этого и барса. И в «Труде» была большая статья под названием «Город мёртвых». Чего там только не понапридумывали в этой статье! И то, что какие-то клещи кишат в этой пещере, я там лично ни одного не видел. Змеи ползают в руку толщиной и по пятнадцать метров в длину. И версия была придумана про человека красивая…
А там всё с ним было проще. Этот провал с улицы просто был западнёй! С улицы заходишь или забегаешь (животные), со света глаза не привыкли ещё, продвигаешься в прохладу и улетаешь на сто метров. А с человеком, конечно, осталось загадкой и то, что он лежал в стороне и сумел сохраниться. Можно предположить, что он зашёл и природа тряхнула в это время и его перекрыло завалом. Либо его туда опустили насильно – в наказание. Как в зиндан. Иначе как объяснить то, что он полностью раздет?
Я уже жил здесь, в Подмосковье, и как-то мне в руки попался журнал «ГЕО» и там статья была о недавней экспедиции в эту пещеру. Решили проверить, что там за клещи бегают толпами. Барса там уже нет. Человека потаскали видимо, он там весь переломанный лежит, поднять не сумели или что ещё… И в журнале опровержение, что никакого города мёртвых нет и клещей нет, только лежит несчастный человек, которому нет покоя до сих пор.
Там же было одно из ответвлений Шёлкового Пути – шли до Аму-Дарьи, а дальше уже Афганистан, Кабул, Иран, Индия, Китай. Здесь в Келифе, Чагшанге проход был на Термез и дальше. Я к чему разговор веду. В Заповедной пещере ребята нашли два тюка, один тюк типа матрасного материала, а второй – типа тюли, детскую полуистлевшую люльку. Тюк с материей был диаметром почти полметра, сняли с него буквально полтора метра гнилого, а дальше, как будто вчера выпущен материал был. Матрасный материал шел на халаты азиатские, в этом у нас и сомнений никаких не возникало. На нём стояла печать Ивановской мануфактуры – 1895 год. Как сейчас помню. Конечно, к тому времени Шёлкового пути не было уже, и тем не менее. А на тюли – Индия. Вместо печати морда тигра, а это индийская лейба, ну там немного текста на хинди было.
Это лежало тоже в моём маленьком музее. Блин, опять менты нарисовались – откуда узнали! И забрали всю эту материю – типа следствие начали вести, кто это по пещерам мануфактуру нычет, надо же разобраться. Я пытался объяснить, а потом рукой махнул, спорить бесполезно с ними… Вещьдоком объявили!
СОРОК ДЕВУШЕК
– Раньше места, в которых я работал, они были дикими местами. Душанбе до революции был кишлаком, городов в Таджикистане практически не было. Это зона называлась Восточная Бухара. Эмират был в Бухаре, там эмир сидел, а владения его распространялись на весь Памир, Ходжент, Ташкент. Куляб, Яван, Термез, всё это тоже относилось к Восточной Бухаре. И там была страшная дикость, даже в двадцатые годы, чтобы добраться из Термеза до Душанбе, неделю надо было потратить. А на пути тугаи сплошные были и басмачи прятались в этих тугаях. И тигры! Тогда их было не меряно. Бухарский олень водился в большом количестве. На этом пути стояла Гиссарская крепость, в которой до революции бек сидел и правил Восточной Бухарой от имени эмира. А туда, к Гарму, к Памиру, всё это была глухомань. На Памир цивилизацию до революции принесли казаки, которых Николай II послал туда по просьбе эмира охранять границу с Афганистаном. Были уже тогда пограничные заставы по Пянджу, в Хороге, в Термезе.
– Что потом и сыграло свою роль в размежевании границ с англичанами на Памире и здесь, они же там торчали тогда. Памир и отошёл тогда как бы по наследству молодой Советской Республике.
– Да-да, так оно и было. А мы, когда заехали работать, вода у нас была только в озере Канар-Бобо, в провале и дальше вверх по хребту, в Ходжа-Пиле, там, где следы были обнаружены юрского периода. Там плато было, и на нём такая мощная арычная система была! Вроде бы, как в пустыне жили мы и в то же время, там водой и не пахло нигде. А из растительности редкие мелкие кустарники и всё. Вода вытекала из Канар-Бобо, протекала метров сто пятьдесят и исчезала. Но была система каналов мощных. Правда, они были пустые. Вода дальше куда-то проходила, или оттуда шла… От Канар-Бобо к нам всё-таки воздымание рельефа шло Кугитанского хребта. Так что могла и с хребта поступать.
А там есть ущелье, которое называется «Сорок девушек». А почему Сорок девушек? Там натёки арагонита, кальцита, гипса исполнены в виде сорока фигур закрытых паранджой, и всё так натурально: голова, плечи, бедро, грудь. Какая-то спиной стоит, какая-то – боком, какая – в поклоне. Каждая имеет изюминку в облике. И в то же время они неотделимы от «несущей» стены юрских известняков. Вот что природа вытворяет порой – сорок штук! Ни больше, ни меньше. И сверху постоянно водичка капает и они всегда «умытые» стоят. Без воды их бы и заметно не было, а вода их так чётко выделяет, тени даёт, освежает фигуры. И кто бы, и когда бы ни пришёл посмотреть на них, обязательно пересчитает «девчонок». На самом ли деле сорок?
Чуть выше Сорока девушек был рудник свинцовый. Действовал он в основном во время войны, руду добывали подземным способом – штольнями. Руда бедная была, но в военное время и эта руда, в какой-то мере, спасала страну. И этот рудник работал до конца шестидесятых годов, а потом его закрыли. Многие горняки остались не у дел, не дотянув до выхода на пенсию в пятьдесят лет самую малость – кто год, кто полтора. Надо же десять лет и один день подземного стажа. А потом приехали мы туда, и у меня единственного в округе были подземные горные работы. Официально. И ко мне толпами пошли проситься на работу. И поэтому я имел возможность выбирать специалистов. А там были специалисты с большой буквы. Если он строят палати с первого горизонта на второй, то он их так сделает, что туда танк сможет пройти спокойно. Быть может, эта работа и нужна всего на неделю, потом уходить надо отсюда, но он всё равно сделает качественно и на века. И при этом скажут, что иначе они не могут! Молодцы были ребята.
ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Мы находились в тыловой зоне приграничной полосы. Там всё у нас только по пропускам было – двадцать шесть километров до границы от нашей базы всего. До рудника свинцового по ущелью сорок километров, но тридцать пять километров дорога по долине ведёт. Потом только подножие и сам хребет. Подъём наверх и всё прохладнее и прохладнее, арча уже в изобилии встречается, и в этом месте пионерский лагерь находился. До лагеря ещё тридцать пять километров. Стоял он в районе двух карстовых провалов, заполненных водой – как два озера. Эти провалы примыкали к стенке осевой части хребта – глубина под стеной неизвестно какая, никто её не мерил, но очень глубоко. Больше ста метров, это точно. А рядом с лагерем находилась лаборатория, в которой работала группа из Ленинграда, которая занималась выщелачиванием калийных солей.
И в таком экзотическом месте отдыхали детишки. От нашей базы, в общей сложности он находился он в семидесяти километрах. А у меня Тамара на базе работала, поварила и по хозяйству, женщина довольно обаятельная и привлекательная. И однажды, в одну из смен, в этом пионерском лагере отдыхал её сын.
В средствах массовой информации прошло предупреждение о значительном повышении температуры на ближайшие три дня – до пятидесяти пяти градусов в тени, и строжайшая рекомендация автотранспортом передвигаться только на двух машинах – не менее. А у нас, ещё раз повторюсь, ни деревца по всему плато – пустыня пустыней. Посёлок Карлюк от нас в двух километрах, две-три ивы в нём торчали и несколько тутовников и всё. Предупреждение в воскресенье было объявлено, а рабочие уже приехали на базу с выходных. Ну, думаю, что до пятницы температура спадёт, мы их отвезём потом. Многие из них жили в районе свинцового рудника.
Во вторник, как шарахнуло! И точно – пятьдесят шесть градусов в тени, пекло, как в аду! Дышать было нечем просто. На базе все кондиционеры, слава богу исправно работали! К этому времени ЛЭП была уже подведена к базе.
Вечером влетает ко мне Тамара: «Вячеслав Исаевич, завтра мы с тобой едем!» – «Куда мы с тобой едем?» – «В пионерский лагерь!» – «Тамара, ты что, с ума сошла?» А у меня кроме моих «Жигулей» на базе больше ни одной машины не было в тот момент.
«Да мы же загнёмся по пути!» – «Надо ехать, мне передали, что сын заболел!» Пацану лет десять было. Сопли, слёзы, что он чуть ли не при смерти. Что делать? Ладно, хрен с тобой, выезжаем в четыре утра. А в четыре утра уже было сорок градусов! Пока она прокрутилась со сборами, выехали часов в семь только. Хорошо, что я во флягу воды налил и в багажник её сунул. И мы с ней поехали.
Проехали мы километров десять и машина закипела! Температура видимо уже за сорок пять поднялась. А нам тридцать пять километров ехать. И вот мы, «пердячьим паром», пока машина остыла, медленно тронулись и поехали с остановками через километр практически. Час прошёл, второй, третий, четвёртый и уже самое пекло началось. К двенадцати часам мы проехали только двадцать километров… А ещё пятнадцать по этой степи! Машина раскалённая, притронуться ни к чему нельзя, руль горячий совершенно! В какой-то момент мысль была: «Как бы не вспыхнула машина!» Ни одной машины на дороге, вода во фляге закончилась. Тамаре плохо, пластом лежит, мне тоже не очень… Ну я платок мочил и на голову. И остановка за остановкой, остановка за остановкой. Страшное дело просто!
Как только на подъём дорога пошла, ветерком обдувать стало, вроде побежала потихоньку. Свинцовый рудник миновали, я на вторую скорость переключился… А тут к речке подъехали, мимо рудника пробегала, ну тут уже остудили машину капитально и добрались нормально.
Приехали. «Ну иди, смотри своего сынка!» Извелась вся, на слезах. А сынок, хоть бы хрен… Он носится наравне с остальными пацанами. Кто уж ей нашептал, что она так встрепенулась, кто языком ляпнул? Тогда ни мобильников ни Интернета не было, а молва быстрее их проносилась.
И я ей говорю: «Тамара, скажи мне, ну зачем мы так рисковали? Мы ведь на дороге могли бы и остаться…»
Это хорошо, что машина новая ещё была, только поэтому и выдержала.
И вот там, где это озеро провальное, там ботаники обнаружили реликтовую рощу какого-то необычного вида черешни (или чего-то другого, не могу точно вспомнить, пусть будет черешня), которая росла ещё со времён юрского периода, когда тут жили динозавры. Она так искусно пряталась в ущелье, что и не каждый её замечал, да и кому она была нужна, это уж ботаники расшифровали её уникальную особенность. Метров сто в длину и двадцать в ширину была примерно. Стволы со стакан толщиной серовато-фиолетового цвета, листья чем-то вишнёвые напоминают. Специалисты из Ашхабада приезжали, но я так и не понял, вернее не запомнил всё о ней, дурные же мы по молодости – ничем не интересуемся, надо же было всё записать. Роща была зарегистрирована в книге рекордов Гиннеса, как роща-долгожительница, и стала охраняемой. По крайней мере, тогда…
А в районе Карлюка один из провальчиков, уходит под стенку, в нём вода стоит. А куда и насколько он уходит, хрен его знает! И карст этот может быть до уровня Аму-Дарьи доходит. А она-то там… Двадцать шесть километров до неё. В провал в жару спустишься умыться или искупаться, пока поднимешься из него, опять вспотеешь. Склон крутой градусов тридцать пять и глубокий. Сверху лёссовые наносы, а в подошве известняки лежат. Но не это интересное! Володя, который из Москвы, астматик, парень был дотошный до такой степени, увидел, что там рыбки красненькие плавают, сбегал в лагерь, до которого четыре километра было, изладил сачок, прибежал назад, и поймал несколько штук. Посадил их в банку, а они чуть больше мизинца. И говорит: «Вячеслав Исаевич, вы только посмотрите, что я поймал!» – «Чего ты там поймал?» – «Да, рыбы-то, слепые совершенно! У них вообще глаз нету…» Стали в лупу разглядывать, и действительно! На самом деле – нет ничего! И намёка даже… Совершенно слепые. А он уже проконсультировался со специалистами: «Такие рыбы обитают только во Вьетнаме и в Бразилии, а теперь выходит, что и у нас есть! Я буду статью научную писать!» – «Ну, пиши, кто ж тебе не даёт…» – «Надо ещё поймать…» – «Иди и лови, сколько тебе нужно». Пошёл и ещё трёх поймал, а мы советы даём Вовке – рыбацкие, подшучиваем, а на самом деле нам, конечно, интересно было. И вот он изучал их, нянчился с ними, а с кормёжкой? Кто его знает, чем они там питались, в карстовом провале.
Уехал Володька в Душанбе, в Академию наук – отпустил я его, ну пусть потешится парень. Пока он ездил, а рыбы передохли быстро очень. Так я и не знаю – написал он статью или нет, но то, что они были слепые, это факт, который я видел своими глазами.
Видишь, сколько там много чего интересного!
– Ну, а про самих динозавров-то?
– Погоди, до динозавров ещё далеко… Подойдём и к ним. А на восемьдесят пятом километре, со слов моего водителя Сулеймана, который родом из кишлака Ходжа-Пиля, охотник из кишлака ходил по горам и однажды увидел пещеру на стене. С какой стороны он её увидел, хрен его знает, потому как, там такие глубокие ущелья! Метров по семьсот глубиной, а то и больше. Если стоять из долины, напротив её, она не видна, и увидел он её с другого ракурса.
Находится высоко, добраться до неё невозможно без специальных приспособлений. Обратились к нам. А тут опять мои друзья «пауки» из Красноярска прилетели. Опять верёвки, карабины, захваты, рогатки. Зашли сверху, нашли этот грот, спустились вниз. Ничего особенного, вход размером два на три метра, глубина его метров пятнадцать, кроме навоза от горных козлов больше ничего там не было. Но была одна особенность – вход находится на отвесной стене, с отрицательным углом, и как туда попадали горные козлы, осталось большой загадкой.
А происходило это весной, конец апреля или начало мая, и я обратил внимание на каменную полку, которая находилась на уровне этой пещерки, и ты понимаешь, на ней красные тюльпаны росли! Это на такой-то высоте! Уму непостижимо просто! Но ладно бы только это – сами тюльпаны были до такой степени огромные, размером с заварочный чайник – показал Слава на чайник, который стоял на столе. – Целая поляна на каменной полке. Мы аж ахнули! А с собой ни одного фотоаппарата…
СЛЕДЫ ЮРСКОГО ПЕРИОДА
Прошарили всё, посмотрели, в полном удовлетворении пошли в кишлак ночевать, выбираться оттуда времени уже не хватало. Сулейман спрашивает: «Слава, чушка кушаешь?» – «Что за глупый вопрос? Конечно!» – «Надо? – «Опять глупый вопрос!» Он к брату, Рахиму: «Сделай им один маленький чушка…» Рахим берёт ружьё и уходит. Через два часа приносит дикого поросёнка килограммов на тридцать. Очаг расшуровали, казан – так замечательно вечер провели. И в какой-то момент Сулейман спрашивает меня: «Слава, ты знаешь, почему наш кишлак называется Ходжа-Пиль?» – «Да, откуда же мне знать!» – «А он ведь правильно не Ходжа-Пиль, а Ходжа-Филь! И все жители местные называют его Ходжа-Филь. В дословном переводе, это слон Ходжи. Здесь, у нас проходил слон Ходжи…» – «Что за слон?» – «О! Очень большой слон! От него следы остались…» – «Покажешь?» – «Покажу».
Съели мы поросёнка, поспали и рано утречком пошли. От его дома кишлак заканчивается. И отошли мы километра полтора. Сады прошли, пшеничку на плато. А дальше сразу крутой отрог начался. Мы немного поднялись, прошли по небольшому саю и тут дорогу завал преградил, похожий на искусственную осыпь. Перегородил не полностью – сбоку вывалил. Завал большой, метров триста шириной.
И что касается этого завала: Кунгитанский хребет он буквально на дыбы встал в своё время, а известняк, который его выполняет, он плиточный. Я бы даже сказал, что гигантоплиточный – если он обрывается, то огромными слоями-плитами. И один такой слой оборвался, и оборвавшись, дошёл до долины, разгрузился в виде этого завала. А выше плита осталась размером с два футбольных поля, с которой соскользнула верхушка. Это небольшое плато имеет пологий уклон не больше тридцати градусов. А может и того меньше. Колебания, возможно неоднократные были, и изначально он мог стоять гораздо круче, после первоначального соскальзывания. Положить две пачки сигарет друг на друга и сдвинуть под уклоном верхнею, это, чтобы представить, что там произошло.
Прошли завал, и упёрлись в это плато, по бокам которого стены уцелели. И вверху тоже стена от него поднимается. И на этом плато после срыва плиты открылись следы…
Честно сказать, я был порядком ошарашен – шли посмеивались, а тут на самом деле! Были они трёхпалые, но без когтей, а может время стёрло когти, Похожи на карточную крестовую масть, только без «хвостика» и в поперечнике составляли шестьдесят три сантиметра! Трёхлистник и пятка. А глубина их была, ты не поверишь! Тридцать два сантиметра! Это мы всё сами тщательно замерили. А следы чёткие такие, это, когда цемент заливаешь и упустишь момент, а в это время кошка пройдёт, на утро они и застынут. И здесь, как будто то же самое. В этот след садишься, и ощущение, что ты в ванну погрузился, осталось только воды залить…
И, как плато начинается, начинаются эти следы, идут цепочкой вверх и скрываются под уцелевшей кровлей. Справа от цепочки этих следов, идёт цепочка следов чуть поменьше – тридцать пять сантиметров в поперечнике, и глубина их гораздо меньше первых. А слева – совсем махонькие следы. И «он» забегал то на одни следы, то на другие – кружил, бегал впереди, отставал, снова забегал… Резвился, играл. А папа с мамой прошли ровно с достоинством… И чувствовалось, что шли не просто так, а целенаправленно.
Это следы одного только семейства, а в целом там их побродило немало в своё время – если все вместе с одиночными следами считать, то их там около тысячи наберётся на такой небольшой площади, в общем-то. Но эта семейка грациозно прошла – впечатление грандиозное просто! Остальные, видимо, просто паслись. И все они «ушли» под стену, если бы плиту дальше сорвало, то там бы, видимо ещё интереснее могло быть.
– Получается, что если бы плиту не сорвало, то они так и остались бы погребёнными?
– Ну, конечно, как на консервации находились.
– А расстояние между следами?
– У взрослых: два метра и чуть меньше двух, а у малого – около метра. Если судить по этим параметрам, то вес самца тонн семьдесят тянул, никак не меньше. Такая махина гуляла здесь! Вот куда туристов возить надо бы! И показывать юрский период, но тогда никому это не нужно было, а сейчас эта территория Туркмен-Баши…
За разговором и воспоминаниями вечер пробежал быстро. На следующий день я был уже в Москве, а через день – в Перми. Но нашу встречу часто вспоминаю. Ещё бы, столько эксклюзивной информации получить, что называется, из первых рук.
Макару нынче в апреле 82 исполнится, жив-здоров, курилка...
Здоровья тебе, Вячеслав Исаевич!
#ВладимирКуртлацков