Стоило Лаврову удивиться...

Министра иностранных дел С.Лаврова в Самарканде повели к памятнику Скорбящей матери, и он удивился, что на памятнике надписи на узбекском и английском языках. Это было просто спонтанное удивление, а не официальное заявление министра. Но тут началось... Мои любимые современные политики Узбекистана глава партии «Миллий тикланиш» А.Кадыров и ректор Университета журналистики и массовых коммуникаций Ш.Кудратходжа ринулись в бой.
И тут уже я удивился: лингвистика пошла в бой против истории. А история там такая суровая и однозначная. Мать скорбит о погибших сыновьях, павших в Великой Отечественной войне. Армия была одна - РККА, Рабоче-крестьянская красная армия. А Красная армия такая суровая организация, что в ней говорили и отдавали приказы только на русском языке. Рабочим языком РККА был русский. Даже ни одного закона по этому поводу в СССР не было издано. И призывали всех, независимо от этнической принадлежности и родного языка солдата. И получался взвод из 29 человек, и зачастую, даже почти всегда, эти 29 солдат были представителями разных национальностей. Черт побери! Никто из них не владел английским языком. Ночью им снились сны на мамином языке, а днем они начинали стрелять по приказу на русском языке - "Огонь!"
И вот наш взвод в бою под Москвой. Поздняя осень. Холодрыга. Копаем окопы. Танкоопасное направление. Пошла в бой фашистская пехота. Алишер кричит мне: "Иван, посмотри, вон справа на бугорке пристроился немецкий пулеметчик!" Кричу в ответ: "Вижу! Надо его убрать! Шерзод с тобой? Сможете меня прикрыть?" Алишер в ответ: "Ваня, подожди секунду. Шерзода ранило в руку. Я хоть его перевяжу. Прикроем, брат! У меня еще есть патроны и две гранаты."
Мы все погибли в том бою, но пулеметный расчет фрицев был уничтожен. Полк уходил на запад. Нас похоронили в одной братской могиле. Ребята вырезали из жести красную звезду и написали на русском языке наши фамилии на фанерной дощечке: "Здесь лежат павшие смертью храбрых Алишер, Иван и Шерзод..."
Простите нас потомки. Мы не владели английским языком. Мы и сейчас в одном солдатском раю. Изредка освещают небо трасеры и тревожат нас разрывы мин. И мне снится повторяющийся сон, как я кричу: "Алишер, прикрой меня!" А в ответ: "Давай! У меня еще есть патроны и две гранаты!" И лежать нам в веках в одной скромной братской могиле.
Нам было по 20 лет. Мы не владели английским. Простите нас, потомки
Галя Левертова