В моей судьбе России много. Она и в прозе, и в стихах. На мне одежда от Толстого, А почерк Пимена святого, И сам я в бунинских грехах. Люблю ль Россию, ненавижу, Пою ли, плачу ли о ней, Я не страдаю по Парижу, Не пью шанелевую жижу, В стране достаточно своей. У нас всегда дерьма хватало: Кликуш, чинуш, зека, чека, Свобода ж трудно прорастала, Лишь тенью призрачной витала То Колчака, то Собчака. Она и совесть - две беглянки, Две эмигрантки во Христе, Я их искал на дне Лубянки, На Енисее - у Овсянки - Да у Крамского на холсте. Нашёл, ура! Собрал по крошке. Россия знает, что кому. И на балах, и при делёжке Меня встречали по одёжке, А провожали по уму.
Евсеев Юрий Фёдорович
ЮРИЙ ФЁДОРОВИЧ ЕВСЕЕВ
В моей судьбе России много.
Она и в прозе, и в стихах.
На мне одежда от Толстого,
А почерк Пимена святого,
И сам я в бунинских грехах.
Люблю ль Россию, ненавижу,
Пою ли, плачу ли о ней,
Я не страдаю по Парижу,
Не пью шанелевую жижу,
В стране достаточно своей.
У нас всегда дерьма хватало:
Кликуш, чинуш, зека, чека,
Свобода ж трудно прорастала,
Лишь тенью призрачной витала
То Колчака, то Собчака.
Она и совесть - две беглянки,
Две эмигрантки во Христе,
Я их искал на дне Лубянки,
На Енисее - у Овсянки -
Да у Крамского на холсте.
Нашёл, ура! Собрал по крошке.
Россия знает, что кому.
И на балах, и при делёжке
Меня встречали по одёжке,
А провожали по уму.