Взять ребенка.

Как решиться на этот шаг.
"Мы уже много говорили о том, как осуществляется выбор, если мы вдруг надумали взять ребенка. Но с тех пор, когда я впервые написала на эту тему, и мне пришлось многое пересмотреть. Что делать, время очень быстро все меняет, требования к нам предъявляются новые, да и переосмысливается опыт как-то неожиданно и порой непредсказуемо. Итак, как же вообще "берется" ребенок...Только я хочу сразу оговориться, что приведу взаимоисключающие примеры подходов, но это не будет означать, что я на чьей-то стороне или кому-то отдаю предпочтение. Если кому-нибудь такое покажется, знайте, вы ошиблись. Все, что я вижу в этой сфере, имеет право на жизнь, оправданно и нужно. Даже если совсем не похоже.
Прежде всего, как взять ребенка для себя, для создания семьи. Я писала о том, что надо найти своего ребенка. Писала для верующих о том, как можно дитя вымолить, и тут я слово молитвы в кавычки не беру, потому что все буквально: человек приводит себя в такое напряжение сил, что поневоле прорывает зримые заслоны. Как вымаливала своих детей я сама, я рассказывала в романе "День девятый", там на эту тему все буквально пошагово - это для верующих. В "Шагах нашей любви" молитва обойдена молчанием, это было условием светского издателя: давайте обойдемся без религии. Я согласилась, подумав, что верующие меня поймут, зато неверующие не отпугнутся. Сейчас, спустя время, я смотрю на каждого ребенка и понимаю: "Я его могу". Не беру, потому что бабаня. Но к груди прижать могу практически любого. Дитя для меня оно и есть дитя. Дитя, оно само по себе - молитва. Не мои слова и просьбы, а вот он, до всяких просьб ответ: ребенок и есть молитва. Он ответ на незаданные вопросы. В нем все. В любом.
Да, теперь я понимаю, что раньше сама же создала схему не совсем верную. Словно из моих построений вытекало, что ребенок, "объявленный" своим, должен сразу же сделаться любимым, сразу должно появиться понятие о нем, что "этот ребенок мой", сразу должны уйти все сомнения...Например, мои трое. Увидела я их во сне. И сразу оказалось, что я их люблю? Как бы не так. Сначала они меня смололи в муку, напекли из меня коржей и покрошили их птицам. Поняла я, что до смерти их люблю, когда на мне живого места не осталось. Потому что любим мы то, во что вкладываемся. Поэтому и деточки, которых не приучили ни к чему, которых занежили и забаловали, на родительскую любовь не отвечают, ибо неспособными вырастают на любовь. Но я отвлеклась.
Если после моих рассказов такое мнение, что я сразу всех любила, у читателя создалось, значит, я ввела читателя в заблуждение. Или же читатель напутал, приняв мою решимость за любовь. Это немудрено. Если человек сказал "Это мой ребенок", скорее всего, он это именно так и чувствует. Значит - любит! Но вдруг нет? Вдруг это именно его решение? А вслед за решением следует напряженная работа по уходу за ребенком и по проращиванию этой самой любви? Примерно, как в браке по совести, но без страсти, решение о верности. Очень счастливые потом семьи вырастают, если сознание так и остается править рефлексами. Если не делается наоборот.
Я видела матерей с неразбуженным инстинктом материнства. Видела, как дети рождались, а матери не испытыали к ним ничего. Некоторые поначалу. Некоторые ...всю дорогу. Некоторые "просыпались" только к внукам и вцеплялись в них, как черт в грешную душу, отнимая детей у молодых родителей, потому что сами наконец созрели, да так круто созрели, что задвинули потребности своих дочерей и сыновей. Совсем необязательно почувствовать любовь сразу, едва родил. Или рвение по уходу за ребенком. Вот уж совершенно не обязательно. Надо только оглянуться вокруг и увидеть измотанных мам, совершенно далеких от чего-нибудь, напоминающего счастливое материнство. Увидеть мам раздраженных, озабоченных модным нынче выгоранием, и прочие варианты проявлений незрелости.
А что у нас с чувством долга? Со здоровым таким чувством долга, которое должно быть воспитано, которое не пафосно, а просто в порядке вещей? Что у нас с определением, что маленький человек нуждается в заботе, а взрослый сильнее, и от него зависит сама жизнь крохи, и он может младенцу помочь, причем, он один... И так далее.
Признаюсь. Пишу этот пост, торопясь. Пишу его, несмотря на усталость, потому что дала обещание. И сказать я в нем хочу, что даже у родивших мам, причем, неважно, как родивших (кесарево, роддом, домашние роды), не всегда пробуждается материнство вообще или же не всегда сразу. А очень часто это случается с отсрочкой. Или не случается. Причем, в последние времена облегченных тенденций это случается чаще. Чем меньше мы должны окружающему миру, тем меньше мы должны и любому представителю этого мира. Ребенку в том числе. То есть, в этой беседе мы приходим сейчас к тому, что отношение к ребенку, помимо рефлекторного, животного, обусловлено отношением к себе. Что входит у нас в понятие долга. В сферу обязательств. На что мы готовый пойти? Ради чего этот шаг? Чего мы ожидаем в своей судьбе, каких перемен? Какие надежды возлагаем на самого ребенка? С чем не сможем смириться?
Эти и другие вопросы должны быть обязательно осознанно отвечены. Потому что очень часто мы ... не думаем даже, а как будто ожидаем, что появление ребенка сотворит с нами какое-то чудо, преображение. Подарит нам любовь, которой больше ниоткуда не случилось. Произведет с нами какие-то перемены, которых мы отчаялись ждать.
Кажется, это все не очень удачные предположения. Может быть. Но зато они вполне понятные и вполне человеческие. Другое дело, что не совсем зрелые. И обычно зреть родителям приходится вместе с детьми, если только с чувством ответственности у них все в порядке. Даже если поздно появляется ребенок, именно о нем родитель прежде ничего не знал. Новый ребенок - это всегда новая история.
Тот или не тот. Мой или не мой. У человека, в отличие от собак, например, которые по запаху определяют свой помет, не существует никаких рецепторов, способных помочь определить своего ребенка, если не увидеть его в момент рождения, тогда - хлоп, импритинг, запечатлелись. Конечно, есть национальные отличия. Но если средние белобрысые детеныши народятся у средних белобрысых мамаш, последним будет очень трудно выяснить, который чей - без анализа ДНК. Таким образом "мой" ребенок - это просто знание, это очевидность. И именно эта очевидность что-то такое мистическое с нами творит, отчего писк "нашего" становится менее ужасным, чем плач "чужого".
А что будет если не знать? Просто так полюбить нельзя? Вечные сомнения? И чуть что что - в кого ты такой? Знаете,в чем преимущество родителей, усыновивших малышей, а в подростковом возрасте их сдающих, перед кровными? В том, что кровным придраться не к чему. Не скажешь: это не мой. Не скажешь: дурная кровь. Потому что знаешь: все дерьмо твое собственное. И не сдать никому, вот беда, затруднительно это - сдать выматывающего нервы и буквально пьющего твою кровь кровного же подростка.
Все решительно в нас самих. В нашем умении любить бескорыстно. В нашей способности признавать, что непрожитое нами относится для нас к сфере terra inсognita, в нашей способности бороться с собственными амбициями, а еще в охвате того, что мы считаем своим. И последнее, пожалуй, главное.
Если снова взять для примера верующих, то один уровень, это когда мы ставим свечи поименно и вот бубним эти имена самых дорогих, каждому вымаливая блага по своему усмотрению. Другая ступень, когда свечей поменьше, уже за всех своих разом. Следующая, когда одна большая свеча в алтарь - за всех добрых людей, или потом - вообще за всех людей, за страну. И наконец одна молитва за весь мир. К чему ты причастен? Как далеко простираешься? За что в ответе? Это и есть твой мир, твоя принадлежность. Это и есть твое кровное.
Вырос человек, он владеет собой, вот его "я" и есть его имение. Расширился он на ребенка - чьим бы ребенок ни был,- он беспомощное дитя, он может погибнуть, если ты не протянешь ему руки...И он будет рыдать, болеть, худеть, отворачиваться от еды, не спать, потом попозже падать, ломать руки-ноги, терять "запчасти", не слушаться, изводить, расти, мучить, упрекать, обижать, обманывать, а ты все равно будешь его любить, стараться для него и, может быть, к тому времени уже не только для него одного, потому что ты снова расширился, и тебя стало больше... Или же тебе всегда все будет не так, не того цвета, не с тем диагнозом, не того калибра, не из-за того угла. И в в этой драме, в этой самой настоящей драме - никто не подсуден.
Потому что у всех свои скелеты. У всех свои страхи. У всех свои раны. У всех свои размеры сумок кенгуру. А у кого-то их просто нет, этих сумок. И сколько бы ни скользил у таких мам младенец по животу, сколько бы они на пытались его туда "определить", он все равно "пролетит" насквозь, младенец этот. Сумки -то нет. Отсутствует у таких мам специальное для детей приспособление.
Я теперь очень уважаю профессиональное родительство. Но об этом я напишу позже, не сегодня. А сегодня хочу сказать, что какими бы тропами мы к своим приемным детям не шли, самое главное - не надо себя ругать. Сколько я знаю историй - все разные. Сколько мне известно мотиваций - все отличаются. Поэтому если хотите сами, для себя, для будущего ребенка, для всех детей вообще, для страны, для будущего мира разровнять пути в душе и на земле, пишите мне, пишите нашим специалистам и будем заниматься индивидуально.
А пока могу сказать еще вот что. Если вас встречают хлебом-солью, а вы, оттолкнув каравай, летите за пирожным, скорее всего, крем в нем окажется кислым."
Анна Ильинична Гайкалова.