Я понимаю, почему некоторые англичане переходят в православие.

Это живая религия, очень горячая. У протестантов как-то все более прохладно. Я помню, одна англичанка смеялась, увидев греческую женщину, которая с большими трудом и радостью поднималась в монастырь на гору. «Почему православным обязательно надо издеваться над собой, ходить пешком в гору, стоять на коленях?! Это же глупо!».
– ОЛЬГА БАТЛЕР, писательница
Интервью. Часть 2.
Первую часть читайте здесь: https://ok.ru/vokrugsemyi/topic/67040963947472 НЕ ПОЧУВСТВОВАТЬ В СЕБЕ ДУШУ НЕВОЗМОЖНО
– Вы давно церковный человек?
– Я в церковь реже хожу, чем надо. Моя бабушка была набожной и брала меня в храм практически с рождения. От отца это скрывали: он был против, хотя и не являлся членом партии. Бабушка говорила, что гулять со мной идет, а сама везла меня в церковь на “Октябрьской”. Мы тогда в Черемушках жили. Так что в раннем детстве это была для меня норма – ходить в церковь.
Потом мы переехали на Речной вокзал, я уже училась в школе. Помню, разговорилась с одной девочкой (мы обе были новенькие) и сказала ей, что в Бога верю. А она оказалась вредная, стала меня потом дразнить: усиленно креститься, что-то изображать, издеваться. Кончилось тем, что она сама сделалась в классе непопулярной, затравить меня ей не удалось. Но это стало для меня уроком.
В одном из очерков я уже вспоминала, как в школе мы разучивали песню «Ленин всегда живой», и мне так надоело, что я громко вздохнула: о, Господи! Наша учительница тут же прекратила играть на пианино, подошла ко мне и сказала: «А Бога нет!». Мне было лет девять. Сейчас так никто из учителей не сделает, наверное.
Потом на какое-то время я перестала думать о Боге. Но дальше уже сама жизнь подводит к этим мыслям. Мне кажется, не почувствовать в себе душу в определенном возрасте невозможно.
– А насколько религиозны люди в Англии?
– Думаю, не очень религиозны. Ну, конечно, празднуют Рождество – у всех всегда очень хороший рождественский обед, всё красиво, дома сверкают иллюминацией. Но.. Может быть, так нехорошо говорить, я недолюбливаю современный Кристмас, потому что это очень материальный праздник, это коммерция и сплошные списки: какие кому подарки, сколько продуктов закупить… Настоящее английское Рождество я видела один-единственный раз, когда мы ездили в Рочестер: люди нарядились в костюмы диккенсовских героев и пели на площади перед замком свои Carols (рождественские песнопения. – «Символик»), причем без бумажек – все знали слова! Это производило сильное впечатление: ночь, руины древнего замка, свечи, фонари, воодушевленная толпа, наряженная, как в девятнадцатом веке. А в Лондоне праздновать Рождество часто считается неполиткорректным, там же большинство [жителей] уже не христиане. На открытках, как правило, пишут просто: Season Greetings («Поздравляем с сезонными праздниками»). С нашими соседями – они коренные англичане – мы обмениваемся традиционными поздравлениями, но в лондонских офисах поздравлять всех подряд с Рождеством уже не принято: там разные национальности, разные религии.
При этом [в Англии] есть замечательные священники, я сталкивалась с несколькими на похоронах. Очень прочувствованно и просто они говорят. К речам своим готовятся заранее, узнают подробности жизни усопшего. И когда после их слов собравшиеся хором читают «Отче наш», это трогает душу.
Я ходила и в православную церковь, они арендовали раз в месяц помещение у одной англиканской церкви в моём районе. Всё организовывал православный священник - англичанин. Жаль, я постеснялась тогда интервью у него взять: мне кажется, интересная должна быть история.
Я понимаю, почему некоторые англичане переходят в православие. Это живая религия, очень горячая. У протестантов как-то все более прохладно. Я помню, одна англичанка смеялась, увидев греческую женщину, которая с большими трудом и радостью поднималась в монастырь на гору. «Почему православным обязательно надо издеваться над собой, ходить пешком в гору, стоять на коленях?! Это же глупо!».
Церковные колокола у них звонят с помощью механизмов. На самой колокольне звонари не стоят, чтобы барабанные перепонки не повредить. Какой-то у них есть прагматизм, который нас разделяет. Скамьи, подушки, книжечка с молитвами – все комфортно.
– А народ там в церковь ходит?
– Судя по ближайшей к нам церкви (мы живем в типично английском христианском «белом» пригороде), там людно только по большим праздникам или во время похорон и свадеб. Кстати, церковь наша очень интересная и необычная, я описала еë в сказке [«Тринкет»]. На её стене красуется голова быка, и однажды эту голову украли (говорили, что это были цыгане), потому что она сделана из цветного металла – меди. Потом, когда мы с подругой гуляли около этой церкви, священник с опаской на нас поглядывал: увидел, что иностранки, может, подумал, что опять пришли что-то украсть (смеется).
– А что Вам в англичанах нравится?
– Они тщательно разбираются в своих чувствах и взаимоотношениях, не лезут в чужую душу. Возможно, оттого, что многие ходят к психологам. Мы, русские, когда друг с другом общаемся, иногда начинаем раздражаться – и даже не понимаем, почему. А они всë умеют объяснить и название этому дать: к примеру, подруга пытается вами манипулировать, ваше общение с ней превратилось в toxic friendship. Или знакомый постоянно даëт доброжелательные вроде советы, и ты не понимаешь, почему они тебе неприятны. А англичанин сказал бы: этот знакомый ставит себя выше, его покровительство вас унижает. У нас чрезмерно заботливого и обо всём переживающего человека никогда не назовут уродом, а у них это именно контролирующий урод, control freak, который хочет подчинить вашу жизнь своим правилам, даже лишает вас права на ошибки. Англичане стоят на страже личной независимости, близко к себе не подпускают. Зато у нас это запросто, так что можно друг друга слегка помять иногда…
– А как они приняли Вас – россиянку, занимающуюся литературой?
– Мне кажется, с уважением. Книжки мои листают, картинки смотрят (смеется). Может, когда-нибудь и тексты смогут прочитать на своем языке. Мы начинали однажды переводить “Тринкета” с мужем моей подруги (он профессор-психиатр): я в меру своих возможностей переводила на английский, он редактировал, а подруга рисунки делала. Глав семь перевели... Но подобные начинания с моей сказкой случались уже не раз: вроде куда-то идëшь, и вдруг резкая остановка. Не знаю, как это объяснить. Наверное, какой-то смысл в этом есть.
– Сразу по-английски писать не пробовали?
– Я не смогу, это будет просто несерьëзно. Я и с русским-то текстом долго вожусь. Когда у меня всë готово, я снова берусь за переделку, потому что начинаю видеть изъяны. Правда, меня немного утешило, когда я узнала, что даже Джон Леннон очень долго сочинял свои песни. Уж он-то - гений, а, оказывается, вымучивал всë, что писал!
«У ВАС СЛИШКОМ ВЫСОКАЯ КВАЛИФИКАЦИЯ»
– Как состоялось Ваше знакомство с «Символик»?
– Литературные произведения, они для автора - как дети, которых надо еще и в люди вывести. Однажды я в очередной раз стала искать, куда бы пристроить свои сказки, и увидела, что «Символик» ищет авторов.
– Для Вас было важно, чтобы издательство было православное?
– Я мечтала, чтобы «Тринкет» издало христианское издательство, потому что только тогда раскрылся бы потенциал книги. Светский издатель сделал бы акцент на приключениях – и все. А здесь ко мне отнеслись с таким вниманием, подобралась замечательная команда, буквально каждый сердце своë вложил и душу: и редактор, и корректор, и художник… Я раньше считала, что с повестью уже всë нормально, но, едва профессионалы взялись за дело, то столько всего «выловили»! Книга издана с любовью, это чувствуется. Когда мне её прислали – даже запах страниц был приятный! (смеется).
– Как складывалась Ваша литературная жизнь после «Тринкета»?
– Я написала несколько небольших сказок для детей и фантастические рассказы для взрослых читателей. Все они - с русскими сюжетами. Например, «Асгарэль» – о том, как один маленький ангел стал переживать за судьбу старухи в доме престарелых. Старший ангел ему говорил: не лезь, она человек, она сама за себя отвечает. А женщина была очень хорошая, и этот маленький ангелочек, рискуя собой, изменил её жизнь. В общем-то, это история моей двоюродной бабушки – добрейшей женщины, жизнь которой сложилась очень печально, близкие отплатили ей неблагодарностью. И я поменяла её судьбу – хотя бы в вымышленной истории. «Асгарэль» был опубликован не раз, а в этом году его взяли в февральский номер литературного журнала «Урал», вместе с рассказом «Ладушки». Мне было очень приятно, что мою прозу оценили в этом литературном “толстяке”, известном своими стандартами.
Еще один журнал - “Уральский следопыт” недавно отобрал для публикации мой рассказ “Милорд”. Другие мои вещи можно найти в ежегодных сборниках старейшего в России фестиваля фантастики «Аэлита», последний сборник вышел из типографии буквально на днях...
Когда я хочу написать что-то конъюнктурное, для издания, у меня, как правило, не получается. Зато в свое время меня мотивировали «самиздатовские» конкурсы.
Например, для конкурса издательства «Настя и Никита» я адаптировала историю о слепом с детства британском министре. Она победила, но ее не опубликовали: думаю, им были нужны русская история и русский персонаж.Конкурс «Нереальная новелла» на том же “самиздате” собирает сильных авторов, и, хотя я ни разу у них не побеждала, мои рассказы потом успешно расходились в других местах.
Конечно, хочется собрать все свои вещи под одной обложкой. Чтобы и детские сказки оказались вместе, и фантастические рассказы - тоже. Я верю, однажды такое случится.
– Пишете Вы в основном, находясь в Англии?
– Нет, везде. Даже в самолете. В моем мобильнике в memo иногда записываю какие-то наблюдения, чтобы не забыть. Потом переношу это на компьютер - в файл под названием “пустяки”. Там много чего набралось... Один знакомый мне сказал: ты всю жизнь будешь писать, это будет гореть в тебе. Наверное, он прав. Хотя мне кажется, у меня очень маленький огонек, и он скорее тлеет (смеется).
– Вы пишете регулярно – или с перерывами?
– С большими перерывами. Бывает, уже собрала сюжет, есть несколько заготовок – характеры, диалоги, сцены, - а вещь не складывается, разваливается. Потом проходит время, и я думаю: и я хотела из этого что-то сделать?! Просто ради того, чтобы «галочку поставить»?.. Да это был бы пустоцвет - ни уму, ни сердцу.
– Говорят: если можешь не писать – не пиши.
– Я так и решила. Я поняла, что нельзя заставлять себя что-то писать только ради того, чтобы книгу издать.
– Писательство требует большого запаса свободного времени, так ведь?
– Мне повезло, что муж меня материально «прикрыл», отпала необходимость выходить на работу. Работать я люблю, но раз представилась возможность… После того, как меня не взяли в фонд к “филантропу”, было еще предложение – от лондонской фирмы, торговавшей, кажется, каким-то сахаром или патокой. Но, когда люди узнавали, что я журналист, причем по-прежнему активный, блеск в их глазах сразу исчезал. «А вы что, по-прежнему пишете? – Ну, так, немножко. – А о чем? Для какой газеты? – Там-то, о том-то. – Ну хорошо, спасибо, мы с вами свяжемся». И исчезали. Я думала, что не смогу без работы, стала искать какие-то совершенно не подходившие мне по профилю и неинтересные места – работу секретарши и т.д. «Нет, у вас слишком высокая квалификация». После нескольких таких ответов я стала задумываться: когда что-то упорно не дается в руки, то, может быть, оно и не нужно?
Если бы я нашла офисную работу, то не села бы писать. А сейчас чувствую, что благодаря серии случившихся со мной “неудач” приобрела гораздо большее, выполнила какую-то свою главную программу.
Узнать больше о книге "Тринкет" и приобрести ее: goo.gl/02imT1