КОРБОЛИНЫ - СЕМЕЙНАЯ ХРОНИКА.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В перегоне несчастного стада из Яровского в Маралиху принимал участие мой близкий друг Петя Унжаков. Наша встреча в Маралихе была непродолжительной и, как оказалось последней.
ТРАГИЧЕСКИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Мы обрадовались друг другу до безумия. Обнялись, обменялись крепкими рукопожатиями и договорились вечером, после завершения дел встретиться в Красном Мае, куда гуртоправы обычно приезжали на ночлег.
Но, видно, была не судьба.
Гуртоправы освободились только глубоким вечером и заночевали в сторожке у загона скотобойни. На утро с ранней зарей они отправились домой в Яровское.
Напрасно до темноты я с нетерпением дожидался друга. Он так и не появился.
Через месяц с небольшим Петя погиб. Было ему в ту пору всего 17 лет.
Мой друг Петя Унжаков отличался веселым, добродушным нравом. Был он достаточно высок, сухощав, широколоб, с длинным черным чубом. Его отец, как и мой, погиб вначале Великой Отечественной войны. Жил Петя с матерью, бабушкой и младшей на два года сестрой.
Их пятистенный дом стоял на окраине поселка. Сразу за огородом начиналась сопка с густым хвойным лесом. С западной стороны огорода в ложбине протекал горный ручей с холодной, как лед, хрустальной водой.
Петр был из семьи потомственных охотников. До ухода в действующую армию его отец
приобрел себе берданку 20-го калибра, с которой ходил на волков, лисиц, рысей, зайцев, белок, куропаток, глухарей. После ухода отца на фронт берданка по наследству перешла в руки сына.
Как-то Петя решил в выходной сходить на охоту, пострелять глухарей или куропаток.
Накануне он, как всегда, занялся чисткой и смазкой оружия. Загнал в ствол берданки тряпку. Да так загнал, что пробить ее шомполам до противоположного отверстия никак не мог. Тогда он перевернул ружье и начал выбивать тряпку. Эта попытка тоже не удалась.
Уморился. Решил отдохнуть и обмозговать сложившуюся ситуацию.
Мать позвала его завтракать. Подкрепившись, Петя с новыми силами продолжил свое дело. Но тряпка так плотно застряла примерно на середине ствола, что все старания извлечь ее оттуда оставались напрасными.
Тогда в Петиной голове созрела не лучшая идея. Выбить проклятую тряпку при помощи заряда. Он насыпал в патрон почти две дозы пороха. Забил пыж из бумаги. Вставил патрон в ствол. Затем, закрыв затвор ружья, прицелился и взвел курок.
Последнее, что успел сделать в своей жизни мой бесценный друг, это нажать на курок.
Раздался резкий хлопок, и затворная часть берданки разорвалась на осколки. Одним из осколков смертельно ранило Петю. Когда его везли в Генералку в больницу, по дороге от потери крови он отдал Богу душу. Я очень переживал потерю близкого человека.
На протяжении многих лет малознакомые люди донимали меня вопросом о моей
искалеченной ноге, интересовались, не фронтовое ли это ранение. Бесцеремонное лазанье в душу было очень неприятно. Некоторые, как назойливые мухи, липли до тех пор, пока их любопытство
не удовлетворялось какой-нибудь выдуманной историей.
Иногда версии рождались сами собой. Например, однажды на свет божий явилась история, связавшая воедино смерть Пети Унжакова и мое увечье. По этой небылице, Петя чистил ствол берданки, а я сидел рядом. Когда ружье разлетелось в дребезги, один осколок смертельно ранил Петю, второй попал мне в
коленную чашечку.
Слышать это было неприятно вдвойне. Во-первых, я просто не любил распространяться на тему своего заболевания. Во-вторых, становилось больно, когда чужие,
душевно близорукие люди всуе, равнодушно упоминали имя хорошего парня, моего лучшего
друга Петра Унжакова.
Злосчастный перегон отары овец из Яровского в Маралиху, был знаменателен не только последней встречей с Петей. Тогда по удивительному стечению обстоятельств пересеклись в одной точке три судьбы: моя, Пети Унжакова и управляющего Мендрелюка. Как будто мне
свыше была дарована возможность в последний раз увидеть их на этом прекрасном, белом свете, потому что примерно в одно время с Петей ушел из жизни добрый, хороший человек
Мендрелюк.
Управляющий Мендрелюк, отслеживая передвижение скота, прибыл тогда в Маралиху
несколькими часами позже, чем появилась отара. После изнурительного трудового дня уставший и голодный он вместе со Старковым поздно вечером появился на нашей съемной квартире в Красном Мае.
Хозяйка, зная, что приедет высокопоставленный начальник, впервые приготовила царский
ужин - наваристый борщ с квашеной капустой и тушеную с мясом картошку. По прибытии
виновника торжества хозяева и квартиранты, помыв руки под рукомойником, дружно уселись за
стол, тесно прижимаясь друг к другу. Мне досталось место под святыми образами. Через одного
человека от меня на ротивоположной лавке примостился наш щуплый управляющий.
Хозяйка налила в глиняные, глазурованные тарелки борщ со свиным мясом, положила каждому по три куска ржаного хлеба, испеченного в русской печи на голом поду.
В военный хлеб для экономии муки всегда добавлялась картошка. До сих пор диву даюсь, как нашим
умелицам даже из суррогата удавалось выпекать такие прекрасные и вкусные хлеба!
Неожиданно, как по волшебству, на столе появилась бутылка настоящей водки, которую
вскоре сменила трехлитровая четверть самогона. Взрослые мужики, приняв на грудь, как малые дети, стали веселиться и откровенно проявлять свои эмоции. Изба заполнилась шумом и махорочным дымом.
Трезвыми в нашей честной компании оставались мы с Петей Капустиным и управляющий Мендрелюк. Хотя, скажу честно. Глядя на всеобщий разгул, у меня тоже возникал соблазн приобщиться к зеленому змию.
Выпить нам с хозяйским сыном никто не предложил, а вот наелись мы до отвала. После чего я забрался на русскую печь и принялся в дремоте клевать носом, не переставая при этом улавливать окружающие звуки и посматривать одним глазом не веселящихся людей.
Вот пьяный Старков приревновал в очередной раз свою новую жену Александру Николаенко. Разразился скандал, который, слава Богу, вскоре затих. Снова раздался громкий смех и гвалт разгоряченных голосов. Под размеренный гул я начал погружаться в сладостный,
тягучий сон.
Вдруг послышался негромкий голос Мендрелюка. Он извинялся перед сотрапезниками, желая покинуть застолье. Разбуженный этой сценой, я посмотрел на
управляющего и поразился его болезненному виду.
Хозяйка забеспокоилась. Чем она могла не угодить большому гостю? В ответ Мендрелюк высоко оценил ее кулинарное искусство, сказав, что борщ по вкусу ничем не отличается от украинского, который когда-то готовили его мать и жена. Хозяйка расцвела от похвалы.
Потом управляющий пояснил ей, что после гибели семьи у него открылась язва желудка, которая в
последнее время стала чрезмерно донимать и провоцировать тошноту. Хозяйка тут же уложила
почетного гостя в горнице на пуховой постели и налила ему стакан молока.
Утром, чуть свет управляющий был на ногах. Тихо, чтобы не спугнуть наш утренний сон, он позавтракал стаканом парного молока с хлебом и покинул дом, любезно попрощавшись с хозяйкой.
Это была наша последняя встреча.
После нее Мендрелюк прожил на белом свете немногим более месяца, скончавшись от прободной язвы желудка.
Хоронили его всем миром. Да
и как могло быть иначе? Порядочный, скромный, честный, истерзанный болезнью и невзгодами товарищ Мендрелюк всегда делал людям добро и одержимо шел к достижению благородных целей. Под его формой офицера высокого ранга просматривались кожа да кости и несгибаемая воля. Лицо никогда не отражало ни страха, ни уныния.
С уходом Мендрелюка Яровское
осиротело, потеряв умного, доброго, талантливого руководителя. Позже, рассказывая об этом, мама горько плакала, потому что управляющий, как и наш
папа, упокоился на чужбине в сырой, холодной земле вдали от родных. Мне Мендрелюк навсегда
запомнился энергичным, подтянутым, а самое главное очень достойным человеком.
Примерно в этот же период произошло еще одно трагическое событие, оставившее в моей душе глубокий след.
Напротив нашего хозяйства располагалась колхозная ферма. Там в одном из загонов в
утепленном, добротном сарае содержались два быка производителя знаменитой на всю страну симментальской породы. Ухаживал за ними молодой скотник, юноша примерно моего возраста. Я часто видел, как он за веревку, по одному выводил своих подопечных на прогулку. Веревка была привязана к металлическому кольцу, вделанному в ноздри быков. В свободной руке юноши находилась длинная, сплетенная изо льна бечева. Каждый раз он подходил к заплоту сарая, где хорошо пригревало солнышко, присаживался на корточки, отпускал фал веревки и начинал
спокойно любоваться могучим телосложением породистых производителей.
Один бык был особенно злым и свирепым. Он постоянно угрожающе мычал и бил копытом по мерзлой земле, словно изливал негодование по поводу своего вынужденного одиночества. «Смотрите, какой я огромный! Попадись, кто на моем бычьем пути, сотру в порошок или подброшу на острых рогах» - читалось в его повадках.
Тем не менее, молодого скотника бык слушался и относился, как к доброму другу. Частенько, сняв шерстяную рукавицу, юноша принимался нежно и ласково чесать быков за ухом, по груди, гладить морды, что-то приговаривая при этом. Кормил богатырей-производителей только отборным, духмяным, пахнущим прошлогодним травостоем сеном.
Иногда угощал принесенной из дома последней морковкой или картофелиной. Я, часто наблюдая
за этой суровой идиллией, испытывал страх, восхищение и огромную симпатию к пареньку. В
нем чувствовались доброта и любовь ко всему живому.
Познакомились мы с ним при весьма неординарных обстоятельствах. Я тогда возвратился с работы домой еще засветло. Зайдя в сени, неожиданно увидел спрятавшегося за подвешенную на перекладине свиную тушу молодого скотника. Он стоял в уголке и тихонько пальцами отдирал с туши сало. Оторопев, я негромко спросил: «Ты зачем воруешь мясо?». Расхититель
государственного имущества в ужасе замер. Он прекрасно сознавал, что за воровство любого
количества продуктов можно угодить в тюрьму на долгие десять лет.
Паренек с рыданиями начал посиневшими от холода пальцами вытаскивать из варежки небольшие комочки злосчастного сала и отдавать их мне. Сквозь всхлипывания он произнес: «У
нас в доме нечего есть. Мама от голода начала пухнуть. А сестренка все время плачет и просит
“исть”».
О беспросветной нужде этих людей иногда горестно говорила и наша хозяйка. В голове мгновенно пронеслись воспоминания о трудностях, выпавших на долю нашей семьи. Мне стало
по-человечески жаль истощенного, голодного оборвыша.
Тихо, чтобы никто не подслушал, я произнес: «Забери сало обратно и отдери еще. Я покараулю». Ожидая удара под дых, парень с трудом переварил мои слова, а потом обрадовано сделал, как ему посоветовали. В преддверии Международного женского дня 8 Марта он добыл для своих женщин самый ценный подарок – еду. Назвать его отчаянный поступок воровством у меня язык не поворачивается. После нашего странного знакомства паренек-скотник стал считать
меня надежным и добрым другом, а я в меру своих небольших возможностей старался помогать
ему.
Свиная же туша продолжала, открыто висеть в сенях, которые закрывались только на
деревянную вертушку, и ее никто не крал. Почему она там находилась и куда потом исчезла для меня осталось загадкой.
Внезапно в начале апреля до меня долетела трагическая весть о гибели моего нового друга.
Это случилось поздним утром, часов в одиннадцать. Стоял ясный, солнечный день. Молодой скотник, как обычно, вывел на прогулку того самого бодливого быка-производителя.
Бык был спокоен. Юноша как всегда присел на корточки, привалился спиной к сараю и, ослабив фал веревки-поводка, стал греться на весеннем солнышке. Ничто не предвещало беды. Но она
грянула и отозвалась дикой болью в материнском сердце.
Повинуясь зову природы, проснувшийся от зимней спячки производитель принялся,
остервенело бить копытами землю и трубным ревом подзывать покорное коровье стадо. Затем,
яростно сверкнул залитыми кровью глазами, мотнул могучей головой и, молниеносно вонзив
отточенный рог в щуплую грудь паренька, отбросил его в сторону. Прибежавшие люди, подвергая себя той же опасности, привязали разъяренного быка к столбу и кинулись к лежащему на мерзлой земле парню, который хрипел и захлебывался кровью.
Необходима была экстренная помощь. Но, к сожалению, ее могли оказать только в Ворошиловской больнице. Смертельно раненного молодого человека повезли по взгорьям и сопкам за 30 верст. Кровотечение не останавливалось. С потерей крови уходила жизнь. В дороге, иногда приходя в сознание, он шептал матери слова утешения. Не доезжая до больницы каких-
нибудь 5 верст, добрый мальчик в последний раз тяжело вдохнул свежий глоток воздуха и навсегда закрыл свои серые, по-детски наивные глаза.
Для его похорон бедный колхоз не смог выделить даже тесины. Гроб поселковый плотник сколотил из досок, снятых матерью с крыши собственного дома. Единственного сына и кормильца она обрядила в ту же одежду, в которую он был одет в день своей гибели, заштопав и постирав ее. Из занавески, снятой с посудного шкафчика, сшила белые тапочки.
Когда я пришел проводить друга и сверстника в последний путь, он лежал в гробу, накрытый цветастой шторкой. Нищета, царившая в доме, бывшего партизана гражданской войны и солдата, погибшего на Великой Отечественной войне, была ужасающей. По сравнению с ней необеспеченность нашей семьи выглядела вполне пристойно.
Безутешная мать из-за отсутствия
лишней табуретки сидела на лавке в кути. Выслушав слова соболезнования, она принялась
сбивчиво благодарить за сына, поминая историю с тем злополучным салом. Сказала, что перед смертью он назвал меня добрым, надежным другом.
Судьба быка, лишившего человека жизни, решалась целую неделю. Для колхоза он являлся бесценным сокровищем, воспроизводя племенное, высокопродуктивное стадо. Все это время опальное животное, лишенное индивидуальных привилегий, стояло привязанное к столбу
в загоне. Через забор ему изредка кидали немного второсортного корма и на веревке опускали
ведро с водой. Никто не хотел с риском для жизни ухаживать за опасным преступником.
Из-за короткой привязи он не имел возможности прилечь, поэтому, все время стоял на ногах и без остановки орал. Несколько суток орал, и орал, и орал... От могучего,
вольнолюбивого, избалованного красавца не осталось и следа. Понурый, исхудавший, с впалыми
боками бывший кумир колхозный коров с отчаянием в глазах глядел на людей, явно не осознавая меры своей вины.
Наконец правление колхоза вынесло вердикт – сдать производителя в счет
государственных, плановых поставок мяса на Алейский мясокомбинат.
Ранним утром, когда поселок только-только начал просыпаться, скотник верхом на лошади привел опального быка на веревке, привязанной к тороке седла, в скотобойный загон. Там его примотали к изгороди.
Весть об уничтожении быка быстро разнеслась по поселку. Собралось много зевак, желающих поглазеть на пока еще живого убийцу. Бык, предчувствуя беду, жалобно мычал, как будто просил дать ему напоследок хлебнуть глоток свободы. В его молящих о пощаде, огромных, налитых кровью глазах отражалось весеннее, радостное солнышко. Светло-серый бык с белыми опалинами на боках не знал, сколько мгновений жизни ему отпущено, и какая предначертана
казнь.
Не знали об этом и люди, потому что профессиональные забойщики не захотели и близко подходить к быку-убийце. Решили пригласить знаменитого на всю Маралиху охотника.
Знаменитость, польщенный вниманием к своей незаменимой особе, отложил обход волчьих
капканов, взял ружье-переломку 16 калибра и прибыл в сопровождении посыльных на арену действий. Вокруг стояла толпа любителей острых ощущений, жаждущих «хлеба и зрелищ».
Я не присутствовал на этом мероприятии, но, по словам Пети Капустина, могучий гигант
после выстрела в упор в лоб завалился на бок и быстро затих, не испытав предсмертных
мучений.
Жизнь многих моих сверстников складывалась трагично, порой обрываясь в самом начале
пути. Поневоле напрашивается вопрос. Почему люди не имеют права жить свободно? Почему все
идут одним стадом по заданному маршруту? На долю граждан нашей родины пути-дороги выпадали очень тернистые. Выбор их определялся зачастую ложными идеями, которые со временем рассыпались, как разбитое кривое зеркало. Правда, этот момент истины нужно было выстрадать судьбами многих людей. В мгновения особенно острой боли и отчаяния, порою, возникает банальный вопрос о смысле жизни. В чем этот смысл? И стоит ли вообще играть в такую странную и жестокую игру под названием «жизнь»?
Удивительно, но какие бы победы не одерживало зло в извечной борьбе с добром, добро непременно прорастает жизнеутверждающими, зелеными побегами на почве, отравленной
ложью, корыстью, жаждой власти. Даже в царствование тотального зла, как всполохи зарницы на
темном небе, всегда рождаются ясные, светлые души, призванные жить по совести. Можно
удачно пристроить свое бренное тело на материальном плане бытия, но при этом всегда нужно быть готовым к переменчивости фортуны и к тому, что за все нужно платить. Сейчас ты с сытым
пузом на троне и в шоколаде, а потом вдруг раз и в дерьме...
А.А. КОРБОЛИН
"Я из славного казачьего рода. Коболины - Семейная хроника.
Часть вторая, Безотцовщина"