Комментарии
- 23 янв 03:53Детям всегда нужно только показывать основные ориентиры в жизни, но свой путь они всегда должны выбирать САМИ
- 24 янв 07:29Какой нудный рассказ. Не понимаю тех родителей, которые не видят, что интересно ребёнку. У нас в семье никогда такого не было. Я всегда внушала детям лодырей и безответственных людей никто не уважает. Физкультура и труд чтобы всегда были пятёрки первое для здоровья, второе для жизни. За тобой никто не обязан прибирать, привыкай это делать сам. С детства знали какие продукты сколько стоят и чаще всего сами покупали. Профессию выбрали сами, получили по доброй воле по 2 высших образования. Дети живут своими семьями и нас с мужем не напрягают.
- 24 янв 16:12Иногда родители не слышат своих детей и решают все за них, потому что они знают как лучше для ребенка.И как правило получается такой результат, хорошо что мама вовремя одумалась и услышала своего ребенка,но так бывает не всегда.
- 24 янв 23:04Ну не знаю у меня дочка пошла в школу, в школе предлогали детям кто хочет учиться музыке подготовка к музыкальной школе я спросила дочку будешь учиться играть на пианино она сказала да, мы за год прошли 2 класса, когда поступали муз школу все учителя сбежались , она играла двумя руками, ну и окончила муз школу и вот тогда пошло выбор или иньяз;.или муз училище, выбрала училище.!
- Комментарий удалён.
️
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Сельский учитель
– Мама, не заставляй меня идти в эту школу! Забери меня отсюда, – умоляла дочь
Солнечные лучи робко пробивались сквозь тюлевые занавески, расчерчивая кухонный стол полосками света. Юля сидела, механически помешивая давно остывшую овсянку. Ложка едва заметно дрожала в её руках, пока она собиралась с духом, чтобы произнести то, что уже неделями камнем лежало на сердце.Ирина суетилась у плиты, то и дело поглядывая на часы. Её каблуки отбивали нервный ритм по кафельному полу, а голос звучал излишне бодро:
— Юленька, не забудь сегодня надеть белую блузку, ту, что мы купили на прошлой неделе. И волосы убери, как я показывала – строго, аккуратно. В этой школе с этим строго... Ах да, попробуй подойти к Лене из твоего класса, она вроде старостой у вас? Такая серьёзная девочка, правильная...
— Мама... – голос предательски дрогнул.
— Что, солнышко? – Ирина повернулась к плите, помешивая что-то в сковородке. – Кстати, не забудь, что сегодня у вас дополнительный урок математики. Я договорилась с Марией Петровной...
— Мама, не заставляй меня идти в эту школу, – слова вырвались сами собой, тихие, но отчаянные. – Забери меня отсюда... пожалуйста.
Кухня замерла. Только где-то на улице просигналила машина, да тикали настенные часы, отсчитывая секунды внезапно повисшей тишины. Ирина медленно повернулась, и Юля физически ощутила, как натянулась улыбка на материнском лице.
— Опять начинаешь? – голос матери звучал обманчиво мягко, но Юля знала этот тон. – Мы же уже обсуждали это. Ты просто ещё не привыкла.
Все так сначала себя чувствуют в новой школе.
Юля резко вскочила, опрокинув стул. Тарелка с овсянкой качнулась, оставляя на скатерти серые разводы.
— Нет, не все! – её голос сорвался, а в глазах защипало от слёз. – Ты не понимаешь! Совсем не понимаешь!
— А что тут понимать? – Ирина отложила лопатку и скрестила руки на груди. – В жизни не всё легко даётся, доченька. Это престижная школа, там хорошие учителя, сильная программа. Ты должна...
— Должна, должна, должна! – Юля почти кричала, чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы. – Я всегда всем что-то должна! А чего хочу я – никому не интересно!
В дверях кухни появился встревоженный отец, привлечённый шумом:
— Что случилось? Юль, ты чего?
— Ничего не случилось, – отрезала Ирина, выпрямляясь. – Просто наша дочь опять капризничает. Юля, вытри слёзы и собирайся. Опоздаешь в школу – будут проблемы с Галиной Николаевной.
Юля смотрела на мать сквозь пелену слёз, чувствуя, как внутри что-то окончательно надламывается. Каждое утро превращалось в пытку. Каждый шаг к этой школе давался с таким трудом, будто она шла не по асфальту, а по раскалённым углям. А мама... мама просто не хотела ничего видеть.
— Я ненавижу эту школу, – прошептала Юля, опустив голову. – Ненавижу...
Она резко развернулась и выбежала из кухни, оставив за спиной тяжёлую тишину. Ирина дёрнулась было следом, но отец мягко придержал её за локоть:
— Дай ей время остыть.
— Какое время? – Ирина раздражённо высвободила руку. – Через полчаса ей нужно быть в школе. Мы столько сил потратили, чтобы устроить её в физико-математический класс! А она... она просто не понимает, какие возможности перед ней открываются!
Она решительно направилась к двери, но последние слова Юли эхом отдавались в голове: "Ненавижу эту школу". Впервые за всё это время Ирина почувствовала укол сомнения. Но нет, она точно знала, что делает всё правильно. Дети часто не понимают, что для них лучше. Собственное будущее не выстроишь на сиюминутных капризах.
Жизнь по чужим правилам
Школьный коридор гудел как растревоженный улей. Юля стояла у дверей кабинета физики, крепко прижимая к груди потрёпанный учебник. До звонка оставалось семь минут – она специально пришла пораньше, чтобы избежать косых взглядов одноклассников при входе в класс.
Мимо пронеслась стайка девочек, громко обсуждая новый сериал. Лена – та самая "правильная" староста – шла в центре, что-то активно рассказывая. Проходя мимо Юли, она едва заметно поморщилась, будто случайно наступила в лужу. Остальные даже не взглянули в её сторону.
"Веди себя естественно, улыбайся больше", – мамины слова звенели в ушах. Юля попыталась растянуть губы в улыбке, но получилась только болезненная гримаса. Как можно улыбаться, когда внутри всё сжимается от страха?
Прозвенел звонок. Юля проскользнула в класс последней и заняла своё привычное место на последней парте у окна. Раньше она любила наблюдать за птицами во дворе – это помогало отвлечься. Но после маминого разговора с учителем её пересадили ближе к доске. "Чтобы лучше усваивала материал".
— Итак, кто решил дополнительное задание? – голос Марии Петровны разрезал установившуюся тишину. – Юля Соколова, может быть, ты?
Юля вздрогнула, поднимая глаза. Сердце заколотилось где-то в горле.
— Я... я пыталась, но...
— Пыталась? – Мария Петровна приподняла бровь. – В физико-математическом классе недостаточно просто пытаться, дорогая. Здесь нужно решать и понимать.
По классу прокатился едва слышный смешок. Кто-то сзади прошептал: "И зачем только перевелась..."
Юля опустила голову, чувствуя, как горят щёки. Пальцы машинально потянулись к краю тетради, где вдоль полей расползались причудливые узоры – единственное, что помогало ей не расплакаться прямо на уроке.
— К доске пойдёт... – Мария Петровна обвела класс взглядом, – Лена Воронцова.
Староста грациозно поднялась с места, одёргивая безупречно выглаженную юбку. Проходя мимо парты Юли, она чуть заметно усмехнулась.
День тянулся бесконечно. На перемене Юля спряталась в библиотеке, делая вид, что увлечена учебником по геометрии. На самом деле она снова рисовала – на этот раз маленькую фею, запертую в стеклянной банке. Фея отчаянно билась о прозрачные стенки, но выбраться не могла.
Дома её ждал очередной допрос. Ирина, просматривая электронный дневник, хмурилась всё сильнее:
— Двойка по физике? Юля, мы же договаривались! Ты обещала постараться!
— Я старалась, – тихо ответила Юля, глядя в пол. – Просто... просто я не понимаю. Совсем не понимаю.
— Не понимаешь, потому что не прикладываешь достаточно усилий, – Ирина устало потёрла переносицу. – Вот, смотри – у Лены Воронцовой пятёрка. А ведь она занимается по той же программе.
"У Лены Воронцовой всегда пятёрки", – хотела сказать Юля. – "У Лены Воронцовой всегда всё правильно. Лена Воронцова никогда не рисует на полях тетради. Лена Воронцова..."
— Я запишу тебя на дополнительные занятия, – решительно заявила Ирина. – Два раза в неделю. Нужно подтянуть оценки до конца четверти.
Юля молча кивнула, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Она поднялась к себе, достала из-под кровати альбом для рисования – единственное место, где она всё ещё могла быть собой. На чистом листе начали проступать очертания птицы в клетке. Красивой, яркой птицы, бьющейся о прутья решётки.
Снизу доносились голоса родителей:
— Может, мы слишком давим на неё? – это был папа, его голос звучал обеспокоенно.
— Не выдумывай, – отрезала мама. – Ей просто нужно время привыкнуть. Зато какие перспективы! Ты представляешь, сколько дверей открывает эта школа?
Юля провела рукой по глазам, смахивая непрошеные слёзы. Капля упала на рисунок, расплываясь по бумаге причудливым пятном. Птица на рисунке словно заплакала вместе с ней.
Я не хочу больше так жить
Вечер опустился на город неожиданно рано, затянув небо тяжёлыми тучами. За окном барабанил дождь, а на кухне царила гнетущая тишина, нарушаемая только звяканьем столовых приборов. Юля сидела, сгорбившись над тарелкой, механически перекладывая еду с места на место. Она не чувствовала вкуса – внутри всё словно окаменело после сегодняшнего дня.
Ирина то и дело бросала встревоженные взгляды на дочь, пытаясь подобрать правильные слова. День выдался тяжёлым – звонок от классного руководителя, потом разговор с репетитором... Она отложила вилку и глубоко вздохнула:
— Юля, нам нужно поговорить.
Дочь вздрогнула, но глаз не подняла.
— Мария Петровна сегодня звонила, – Ирина старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. – Говорит, ты опять не сдала контрольную. И на дополнительных занятиях...
— Можно я пойду? – тихо перебила Юля, всё так же глядя в тарелку. – Я не голодна.
— Нет, нельзя, – Ирина подавила раздражение. – Ты же обещала подтянуть оценки. Мы договаривались. Я вижу твой дневник – всё только хуже становится. Ты вообще занимаешься?
Юля молчала, сжимая в руке вилку так, что побелели костяшки пальцев.
— Может, ты просто не стараешься? – продолжала Ирина. – Лена...
Звон упавшей вилки резанул по ушам. Юля вскочила так резко, что стул с грохотом опрокинулся.
— Хватит! – её крик был похож на крик раненой птицы. – Хватит говорить мне про Лену! Я не Лена! Я никогда не буду такой, как она!
— Юля! – Ирина тоже поднялась. – Что за истерика?
— Это не истерика! – по щекам Юли катились слёзы. – Ты... ты никогда меня не слушаешь! Никогда! Ты заставляешь меня быть той, кем я не являюсь!
— Прекрати кричать, – Ирина попыталась взять дочь за руку, но та отшатнулась.
— Нет, это ты прекрати! – голос Юли срывался. – Прекрати делать вид, что заботишься обо мне! Ты заботишься только о своих амбициях! Тебе важны только оценки, только эта чёртова школа...
— Следи за языком, молодая леди! – предупреждающе повысила голос Ирина.
— А то что? – Юля горько рассмеялась сквозь слёзы. – Запретишь мне рисовать? Отберёшь альбомы? Ты и так уже всё отобрала! Моих друзей, мою школу, мою жизнь!
В кухню вбежал встревоженный отец:
— Что происходит? Девочки, успокойтесь...
— Ты даже не спросила меня! – Юля словно не слышала его. – Ни разу не спросила, чего хочу я! А я... я задыхаюсь там! Каждый день как пытка! Они все смотрят на меня, как на... как на...
Она захлебнулась рыданиями, не в силах продолжать. Ирина стояла, растерянно глядя на дочь, будто впервые её видела. Что-то надломилось в её уверенности, в её твёрдом убеждении, что она знает, как лучше.
— Юленька... – начала она, но дочь уже выбежала из кухни.
Грохот захлопнувшейся двери эхом прокатился по квартире. Ирина медленно опустилась на стул, чувствуя, как дрожат руки. В голове звенели слова дочери: "Ты никогда меня не слушаешь!"
— Ира, – тихо позвал муж, кладя руку ей на плечо. – Может, нам стоит...
— Я не понимаю, – прошептала она, глядя в пространство перед собой. – Я же хотела как лучше. Я... я думала...
За окном громыхнуло, и дождь забарабанил с новой силой. Где-то наверху, в комнате Юли, слышались приглушённые рыдания. Ирина сидела, оглушённая внезапным осознанием: она действительно не слышала. Всё это время она не слышала собственную дочь.
Телефон тихо звякнул – пришло сообщение от Марии Петровны о дополнительных занятиях. Ирина машинально потянулась к нему, но замерла на полпути. Впервые за долгое время она задумалась: а правильной ли дорогой они идут?
Мы найдём выход
Ирина долго стояла перед дверью в комнату дочери. Из-за двери не доносилось ни звука – только шум дождя за окном. Она пару раз подняла руку, чтобы постучать, но каждый раз опускала. В голове крутились обрывки недавнего разговора, крик дочери: "Ты никогда меня не слушаешь!"
Наконец она просто толкнула дверь:
— Юль...
Юля лежала на кровати, уткнувшись в подушку. На полу валялся рюкзак, из него высыпались тетради. Одна раскрылась, показывая исчёрканные поля – везде рисунки, почти никаких записей.
Ирина присела на край кровати. Юля даже не пошевелилась.
— Знаешь, – Ирина провела рукой по волосам, – когда ты была маленькая, ты постоянно что-то рисовала. Помнишь? На обоях, на мебели... Я так злилась. Юля что-то пробурчала в подушку.
— Что?
— На холодильнике ещё, – глухо отозвалась Юля. – Ты тогда неделю со мной не разговаривала.
— Правда? – Ирина невольно улыбнулась. – Не помню такого.
— А я помню.
Повисла тишина. Ирина заметила на столе раскрытый альбом – новый, она его раньше не видела. Встала, подошла ближе. На листе был набросок девушки, сидящей за партой. Вокруг неё – пустота, только цифры и формулы, похожие на решётку.
— Это... ты? – тихо спросила Ирина.
Юля наконец повернулась, села на кровати. Глаза красные, опухшие.
— Мам, я больше не могу, – она говорила тихо, но твёрдо. – Я пробовала, честно. Я старалась. Но я там как будто... не живу совсем.
Ирина молчала, разглядывая рисунок.
— Помнишь Светлану Андреевну? Она говорила, что я могла бы...
— В художественную школу? – Ирина обернулась к дочери. – Ты поэтому тогда весь вечер про неё рассказывала?
— Ага, – Юля невесело усмехнулась. – А ты сказала, что художники все голодные.
— Дура я была, – неожиданно для себя сказала Ирина.
Юля замерла, не веря своим ушам. Мама никогда не признавала своих ошибок – только "так надо" и "я лучше знаю".
— Мам...
— Нет, правда дура, – Ирина села рядом с дочерью. – Знаешь, я ведь тоже в детстве рисовала. И на пианино играла. А потом бабушка сказала, что это всё глупости, надо серьёзную профессию... – она осеклась. – Господи, я же сейчас то же самое делаю, да?
Юля кивнула, закусив губу.
— Ты очень красиво рисуешь, – тихо сказала Ирина. – Правда красиво. А я... я просто испугалась, наверное. Что тебе будет трудно.
— Труднее, чем сейчас? – Юля попыталась улыбнуться, но вместо этого снова заплакала.
Ирина обняла дочь, прижала к себе. От Юли пахло акварельными красками – она только сейчас заметила, что у той все руки в цветных пятнах.
— Ты правда разрешишь мне уйти из физмата? – глухо спросила Юля.
— Разрешу, – Ирина погладила дочь по спине. – Завтра же пойдём узнавать про художественную школу. Только...
— Что?
— Только пообещай, что не будешь больше молчать, когда тебе плохо. Ладно?
Юля кивнула, не отрываясь от матери.
В коридоре скрипнула половица – это отец принёс им чай. Он всегда так делал, когда они с мамой ругались. Молча поставил чашки на стол, улыбнулся:
— Ну что, помирились?
— Пап, я буду художником, – сказала Юля.
— Отлично, – он подмигнул. – Нарисуешь потом мой портрет?
— Обязательно, – Юля впервые за вечер по-настоящему улыбнулась. – В полный рост. И с бородой.
— У меня нет бороды.
— А на портрете будет.
Они рассмеялись – как-то неуверенно, но искренне. За окном всё ещё шумел дождь, но в комнате стало теплее. Или это просто так казалось.