ЧАСТЬ 2

Липовая гора
БЕЛЫЕ АНГЕЛЫ
На следующий день, сославшись на недомогание, вместо того, чтобы пойти на покосы, где надо было метать в зароды скошенную траву, под горячим июльским солнцем уже превратившуюся в сено, Савелий решил отправиться на поиски Агашиной гари.
– Что у тебя болит? – строго спросила мать.
– Голова чего-то раскалывается, – скорчив горькую мину, почти простонал Савелий.
– Зато заднице легче! – усмехнулся отец. – Руки-то ещё двигаются. Вон как работали за завтраком. Ничего с тобой не сделается! Собирайся на покосы!
– Папка, я давно обещался сходить в деревню Араи к бабушке, – заныл Савелий, – она попросила тын починить, а то дед уже в руках молоток держать не проворит. А вас она допроситься не может.
– Ладно, пусть идет, а то голова, видите ли, у него разболелась! – уже более миролюбиво согласился отец. – Действительно, у них ограда уже вся развалилась.
Конечно, парень не предполагал найти на горе что-либо похожее на сокровища, просто-напросто ему хотелось быть честным и правдивым прежде всего перед Оней.
Иначе, что бы он мог сказать своей любимой, попади она случайно вместе с ним на Липовую гору и задай неожиданный вопрос об окружающей местности. А такая возможность могла представиться в любое время: то ли возникла необходимость пойти за грибами, то ли собирать малину на Агашиной гари.
Нет, не ходить на Липовую гору ему было нельзя!
Расстояние до деревни Араи, где жили его дедушка и бабушка, составляло по прямой всего километров семь.
Впрочем, забор Савелий починил им ещё в начале лета. Хорошо ещё, что он заранее не похвастался родителям о своем великодушном поступке и теперь благодаря этому представилась возможность в разгар сенокосной страды выкроить почти целый день для поисков клада, существование которого было под большим вопросом.
Во всяком случае, для него самого.
Уже спустя несколько минут парень шагал мимо хутора Маркела Кухаренко, старательно высматривая, не появится ли красавица Она во дворе, чтобы издали засвидетельствовать ей своё почтение. Но все его старания оказались напрасными и молодой человек, ускорив ход, вскоре достиг села Серафимовского, в котором он проучился два года, а через час оказался у подножья горы.
Савелий внимательно осмотрел окружающую местность.
Склоны горы сплошь заросли высокими елями и пихтами и найти здесь место, где располагалась Агашина гарь, не представлялось возможным.
Однако Савелий заранее узнал, что к вершине Ханской горы вела некая лесная дорожка.
Как-то по весне один семидесятилетний деревенский старец рассказывал, что сначала надо достигнуть развалин древней татарской крепости, потом, следуя по опушке ельника, найти в нем начало просеки, а в ней уже тропинку заметить довольно легко.
Так всё и случилось.
Савелий довольно легко разыскал тропинку, но только он прошел метров двести, как услышал за спиной чьи-то торопливые шаги.
– Куда путь-дороженьку держим? – окликнул парня мужчина лет тридцати пяти с небольшой аккуратно постриженной бородой. – Уж не по пути ли нам с вами будет?
– Не знаю, – хмуро ответил Савелий, которому, в принципе, были не нужны никакие попутчики.
– Может вместе до корабля дойдем? – предположил навязчивый человек, одетый во всё темное.
– Какого ещё корабля? Вы, дяденька, чего-то путаете. Здесь не синее море, а целый зеленый океан, в котором плавать можно, если только заблудишься.
– Бог через своих ангелов всегда правильную дорогу укажет, а корабли есть не только в море-океане, но и в воздухе и в душе, – наставительно заметил незнакомец.
Затем путники как по команде замолчали и, наверное, минут десять шли без единого звука. Только высокая сочная трава шелестела под их ногами.
Вероятно, по тропке уже давно никто не ходил.
Мужик начал говорить первым:
– В Бога-то веруешь?
– Как не верить? Если не верить, то и жить-то по-настоящему невозможно.
– Молодой, но рассуждаешь правильно. Как звать-то тебя?
И незнакомец пронзительно глянул в глаза молодому человеку.
Скромные деревенские парни при этом обычно опускают голову. Что и сделал наш герой.
– Чего замолчал?
– Савелием зовут меня.
– Знаю, Савелий, знаю. Неспроста ты появился на этой узкой лесной тропинке. А меня кличут Антоном Ивановичем.
– Все мы на этой грешной земле существуем неспроста.
– Опять правильно, Савелий, говоришь. Но появился ты здесь благодаря великой любви.
Молодой человек от неожиданности остановился. Как мог посторонний совсем незнакомый человек знать про его любовь к Оне?
– Откуда вам известно? – уже заволновавшись, почти прошептал испуганный Савелий.
– Мне известно многое, но не многое пока могу открыть тебе. Вижу, что появился ты здесь из-за девушки, которая носит очень чудное имя.
– Но откуда может быть вам известно имя Они? Я вас и в деревне-то вовсе не видел.
– О, молодой человек, разве твоя душа не есть нерукотворное созданье божье?
– Ну да! Есть, конечно, созданье…
Волнение молодого человека росло.
– Не беспокойся, Савелий, любит тебя твоя Оня и приемлет от тебя твою любовь, как великий клад. Но зачем брать то золото, что рассыпано вокруг тебя, сокровища спрятаны в скромной и послушной душе твоей.
– Вы и про клад, спрятанный на Агашиной гари, знаете? – вскричал Савелий. – И про перстень дагестанской царевны?
Мужчина загадочно усмехнулся:
– Всё знаю, Савелий. И про Агашину гарь, и про перстень, и что отправился ты сюда за его поисками. Знаю, потому что глубоко верую, и помогу тебе приобрести истинную веру, которая поможет достать для твоей Они эту сокровенную драгоценность.
Савелий удивленно посмотрел на мужчину.
– А разве есть другая вера, кроме православной?
– Не торопи коней, Савелий. Всему своё время, всему своё время. Душа – это творенье божье. Твоя душа ищет и находится в пути. Это уже хорошо. Пока душа ещё способна управлять плотью, иначе говоря, твоим телом, то есть твоими руками, твоими ногами, наконец, твоей головой, ты волей или неволей движешься по направлению к истине. Слушай свою душу и подчиняйся только ей. Ведь, испокон веков душа борется с телом. Твоя задача – полностью подчинить тело своей душе, своему духу. Ты, парень, не замечал ли иногда, что сделал не так, как нужно, что надо бы поступить иначе?
– Да, бывало такое.
– Вот. В данном случае слушай только душу и борись с телом. Тогда ты ещё до вознесения души на небо, победишь плоть и сможешь добиться любви своей Они.
– А как это сделать?
– Первое. Соблюдай пост!
– Ну, мы в семье всегда пост держим и великий… и другие посты тоже. Это не проблема.
– Однако таковых элементарных действий ещё недостаточно, а ежели прямо говорить, этого мало. Надо удерживать свою плоть и от других соблазнов. И здесь самое главное – чаще молись. И тогда тебе будет доступно управлять через Бога душами других людей. В том числе и душой твоей любимой девушки.
– Молиться тоже не проблема. За стол без молитвы мы дома не садимся. Лучше скажи, как практически управлять душой Они?
– Хочешь научиться?
– Да! – громко воскликнул юноша.
– В таком разе лучше тысячу раз увидеть, чем услышать. Следуй за мной.
– Но мне надо на Агашину гарь. Только как её разыскать в этой густой еловой чащобе?
– А куда, по-твоему, мы идём?
– Антон Иванович, ужели вы туда же?
– Да, Савелий, и только там ты можешь получить самый бесценный клад в твоей жизни, самые большие сокровища. Главное верить. Главное отрешиться от всего земного, как это уже сделал я.
– Даже найти когда-то утерянный драгоценный перстень дагестанский царевны? – с долей определенного недоверия спросил чрезвычайно заинтригованный парень.
– Больше того, ты получишь верную любовь своей красавицы.
– Антон Иванович, вы её видели?
– Нет, но я душой чувствую, что краше девушки в вашей деревне нет.
– Но она живет на хуторе.
– Тем паче, тебе надо обязательно последовать за мной. Сегодня как раз пятница. А только по пятницам можно совершать великие дела и самим увидеть великое чудо.
За разговором они не заметили, что подошли к вершине горы, где ели были темней и раскидистей, чем у подножья. Просека давно закончилась, но мужчина каким-то шестым чувством угадывал в темном глухом лесу еле заметную тропинку.
Савелий подумал: «Действительно, только Бог помог мне встретиться с таким умным и набожным человеком, который может ориентироваться в глухомани, как рыба в воде».
Вдруг в глубине леса Савелий увидел небольшую только что построенную избу.
Антон Иванович повернулся к нему лицом:
– А теперь ступай и немного походи по лесу. Поищи свой клад, но на скорое исполнение своих желаний не надейся. Надо, по крайней мере, троекратно прийти на это святое место. Явишься сюда, как начнет темнать. Понял?
– Антон Иванович, можно вопрос?
– Задавай! – охотно согласился бородатый мужчина.
– Вот вы сказали: первое – верить и молиться. А что второе?
– Ах, второе! Ну да первое ты уже услышал, второе ты увидишь вечером… Повторяю, как только начнет темнать, ты сможешь ступить на корабль, который поспособствует тебе обрести душевное спокойствие и доступ к душе свой любимой.
Савелий допоздна ходил по лесу, разыскивая следы Агашиной гари. Однако ничего похожего на какое-то пепелище он не нашел.
«Столько лет пролетело, видать, все уже заросло», – решил парень и, как начало смеркаться, тотчас повернул в сторону лесной избушки, которую Антон Иванович почему-то называл кораблем.
В окнах уже горел свет.
Из помещения слышались некие приглушенные звуки, похожие на песню. Он даже установил мотив этой песни, ведь слова были известны давно. Он их вроде бы даже различил: «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед». Однако к его дальнейшему неимоверному удивлению содержание являлось совсем иным, и смысл пения пока не улавливался.
После минутного замешательства парень поднялся на крыльцо.
В углу горницы за единственным столом сидел Антон Иванович, человек встретившийся Савелию на просеке.
По обе стороны были поставлены лавки, на которых расположилось человек девять или десять.
По одну сторону женщины, по другую мужчины.
Савелию показалось странным то, что люди, в том числе и Антон Иванович, как врачи, были одеты в белые халаты
Антон Иванович взглядом указал Савелию направо, где сидели только мужчины.
Парню стало интересно, что же произойдет дальше. Поскольку ни одного знакомого лица он не обнаружил, то сразу предложил, присутствующее скорей всего из числа заводских рабочих. На фабрике трудилось около тысячи человек, поэтому не было никакой возможности всех знать …
В помещении было душно, вероятно, от множества горевших свечей.
Вдруг сзади справа от него распахнулась узкая дверь, которую юноша поначалу не заметил, и из соседней комнаты вышла худая светловолосая женщина, державшая на голове небольшое решето накрытое белым ситцевым платком.
Вошедшая носила белоснежное шелковое платье.
Присутствующие затянули другую заунывную мелодию на мотив песни об Ермаке, но опять же её смысл никак не улавливался Савелием.
Антон Иванович повелительно взмахнул рукой, и пение прекратилось.
Мужчина, сидевший рядом с юношей тихо прошептал:
– Пресвятая богородица явилась…
И сердце Савелия совсем неожиданно для него самого забилось сильнее обычного.
Антон Иванович вышел из-за стола, снял решето с головы женщины, имевшей чересчур тонкую талию.
В решете лежали белые шарики, величиной с небольшую уральскую ягоду голубику, которые местные деревенские парни в деревнях называли «кобыльими титьками».
Антон Иванович тщательно отсчитывал по три ягоды и раздавал присутствующим.
Савелию он почему-то отсчитал даже пять штук.
Покрытые тонким слоем сахара, они оказались сладкими на вкус, но при разжёвывании неприятно горчили.
Вошедшая женщина в белоснежном шелковом наряде сказала:
– Всех вас помянет Господь в царствии своём!
Люди быстро поскакали со своих мест и начали кланяться. Савелий, подражая им, тоже стал усердно кланяться и совершил пять или шесть глубоких поклонов.
Антон Иванович вышел на средину комнаты, повелительно взмахнул рукой.
Присутствующие, повинуясь взмаху, уселись на лавки, а затем затянули новую песню, теперь уже на мотив народных частушек:
Полно детушки терпеть,
Разорвем греховну сеть.
В круг избушечки лесной
Выходил сам дух живой.
Выходил сударик наш,
Словно вечновечный страж.
Говорил сударик нам:
Расходитесь по кругам.
Христа Бога поминая
Мы попляшем не хромая.
Богу слава, слава, слава
Во веки веков. Аминь!
После этой песни люди снова поскакали с лавок, образовали круг и, распустив руки наподобие птичьих крыльев, начали, словно курицы, кружиться вокруг Антона Ивановича, притоптывая и глухо вскрикивая.
Одна молодая женщина проворно подскочила к Савелию и втянула его в круг.
Потом все в такт кружению и притоптыванию закричали:
– Ай, дух! Ай, дух! Ай, дух!
По началу такое поведение людей казалось Савелию если не странным, то сродни какому-то общему сумасшествию.
Но по мере равномерного монотонного вскрикивания присутствующих его внутреннее напряжение принялось стремительно нарастать, и незаметно для самого себя он стал тоже вертеться в такт возгласов.
Настроение молодого человека изменилось и к нему тоже пришло безудержное веселье.
Через некоторое время люди в белых одеждах, в своем монотонном кружении больше похожие на небесных ангелов, хором закричали «Царь Бог! Царь Бог! Царь Бог!», но потом голоса зазвучали всё тише и тише, а на Савелия напала сладкая истома. В какой то незаметный момент он потерял сознание…
… Очнулся молодой человек от легкого прикосновения Антона Ивановича. Он глянул в окно. На улице было уже светло. Сквозь мохнатые лапы развесистых елей просачивались лучи июльского солнца.
Происшедшее не укладывалось в голове Савелия. И первое, что пришло на ум, была мысль: «Каким образом он объяснит отцу своё отсутствие? Как оправдаться перед ним за ночь, проведенную в лесной избушке?».
Антон Иванович взял его под руку и вывел на улицу.
Живительный воздух немного взбодрил юношу.
А мужчина заметил:
– Вижу, Савелий, что-то тебя сильно смущает.
– Но…
– Можешь не беспокоиться за своё ночное здесь пребывание, любое твоё объяснение будет правильно воспринято окружающими.
– Я скажу, что остался на ночь у бабушки.
– Вот! – обрадовался Антон Иванович.
– А как быть с перстнем? – спросил Савелий.
– Ты получишь больше, нежели какой-то перстень. Ты получишь любовь своей красавицы. Только для этого надо прийти на корабль не менее трех раз и придерживаться следующих двенадцати правил, которые называются заповедями:
Первое. Никому ни в коем случае не говорить, что здесь происходило.
Второе. Храни в тайне эти правила.
Третье. Веруй только нам и Господу Богу.
Четвертое. Не греши.
Пятое. Не сквернословь.
Шестое. Не пей спиртного.
Седьмое. Не кури.
Восьмое. Любовь твори по пятницам только на корабле и приводи на корабль свою Оню.
Девятое. Верь только святому духу.
Десятое. Терпи и получишь царствие небесное.
Одиннадцатое. Водись только с теми, кто поверил святому духу
Двенадцатое. Соблюдай эти заповеди и получишь от Бога всё, что пожелаешь.
Антон Иванович замолчал и долго испытывающим взглядом всматривался в глаза парня, осоловевшие от событий, нахлынувших на него, словно огромная морская волна.
– Понял, Савелий?
Тот, словно послушная лошадка, утвердительно мотнул головой.
Ведь, в тех правилах, которые только что он услышал из уст Антона Ивановича, не было ничего предосудительного. Наоборот, они вызывали в человеке уважительное чувство.
– Антон Иванович, а в следующую пятницу приходить?
– Как знаешь. Если хочешь добиться любви своей красавицы, то приходи. Ты видел, что мы были одеты в белые одежды. К следующей пятнице и для тебя сошьют точно такую же. Отныне ты будешь называться, как и все мы, белым ангелом, человеком божьим. Ну, а пока ступай домой и ни о чем не беспокойся. Господь Бог уже за тебя побеспокоился. Жизнь, Савелий, есть великая тайна и в твоей судьбе должна существовать какая-то тайна или секрет. Иначе жить станет неинтересно…. И помни: о нас ни слова. Если Оня согласится пойти с тобой, то можно сказать только ей….
ВОРОТА СМЕРТИ
Савелий отправился на поиски своего счастья в пятницу, а Николай днем позже, в субботу.
Меньше всего он хотел исследовать развалины татарской крепости.
Будучи в полной уверенности, что никакого клада и никаких подземных ходов просто не существует, он, тем не менее, захватил керосиновый светильник.
Но больше всего молодой человек рассчитывал на взятую с собой небольшую сумму денег, которую скопил в течение года на покупку полевой сумки. Это была кожаная командирская сумка, замеченная им на фабричном базаре. Точно такую же сумку, с длинным ремнем и блестящими пряжками, носимую через плечо, он видел у одного красноармейца, присланного в райцентр в командировку.
Вот тогда бы он уже точно походил на настоящего комсомольского вожака.
А то одна деревенская сплетница с укоризной сказала:
– Что ты из себя корчишь? Хватит ужо бередить народ-то. Болтаешься, как лед, а вернее, как худое дерьмо в проруби. Прижал бы шарики-то. Хватит перышки-то хохлить. Вон, все парни ведут себя прилично, в комсомолию не лезут…
И хотя в ячейку никто из деревенских парней записываться не собирался, Николай, приобретя такую необходимую вещь, уже считал бы себя чуть ли не руководителем районного масштаба.
И эта деревенская баба уже точно прикусила бы язык…
Скрипя сердцем, молодой человек сунул в нагрудный карман накопленные эти деньги и отправился в сторону Ханской горы.
Ему бы все равно пришлось проходить через село Серафимовское, где кроме начальной школы, существовал крохотный магазинчик. Именно в нем продавался недавно присмотренный перстень.
Своё горячее намерение, которое хоть и рушило его амбициозные планы, зато решало задачу, поставленную красивой хуторянкой, он ещё осуществил по пути к Ханской горе.
Ведь, Николай отлично знал, что магазинчик в субботу закрывался на два часа раньше и на обратной дороге он мог просто не успеть совершить желанную покупку.
Через два часа неспешной ходьбы он достиг подножия горы. Собственно говоря, это была даже не гора. Просто высокий холм, сплошь заросший высокими хвойными деревьями.
Без особого труда среди них он разыскал и развалины старой крепости, которые представляли собой груду старых известняковых камней. Они валялись на площади величиной с половину футбольного поля.
Он долго бродил по этим средневековым руинам, надеясь все-таки разыскать какой-нибудь вход в подземелье.
Ведь, он не зря прихватил с собой переносной керосиновый фонарь со стеклянным абажуром, защищенным тонкой металлической сеткой, с которым его семья ходила в курную баню, стоявшую на противоположном углу родительского огорода.
Николай уже собирался уходить, как его внимание привлек небольшой ельник, где вперемежку с пихтами росли и небольшие осины. Внутрь ельника вела дорожка из примятой травы. Словно кто-то по ней уже недавно ходил.
Он раздвинул руками густые заросли мягкого пихтовника и неожиданно оказался перед небольшим лазом.
«Неужели в самом деле существует какой-то вход?» – промелькнуло в голове Николая.
Прежде чем войти внутрь зияющего чернотой овального отверстия, парень предусмотрительно зажег фонарь и смело ступил вперед.
В лицо пахнула неприятная затхлая прохлада, пугая непредсказуемой неизвестностью.
Но Николай был не из робкого десятка.
Держась за каменную стену, он осторожно начал спускаться вниз, потому что ступеньки только угадывались. Они со временем уже почти полностью развалились.
Его встретила могильная тишина.
На память сразу пришли бабушкины сказки про колдунов и леших, которые в детстве казались ему чрезвычайно страшными.
Когда-то один демобилизованный красноармеец рассказывал деревенским ребятам про катакомбы, находившиеся в приморском городе со странным названием Керчь.
«У нас, наверное, имеется нечто похожее? – сразу подумал Николай. – Может, действительно здесь располагаются подземные ходы? Может, правду рассказывал про них знакомый старик?»
Вскоре полуразрушенная лестница окончилась, и он очутился на ровной площадке. По каменному своду, словно живые, ползали различные сказочные чудовища, создаваемые светом керосинового фонаря.
Фантастический вид туннеля вызвал у молодого человека чувство страха, который почему-то отдавался неуловимой болью внизу живота.
Не повернуть ли уже назад?
Однако любопытство все-таки одолело верх над боязнью. Николай сделал несколько шагов вперед.
Перед ним открылись два прямоугольных проёма.
Один вел вправо, другой влево.
«Пройду ещё несколько метров, – решил отважный парень, – только вот куда, в какую сторону податься?»
После долгих колебаний он решил свернуть влево.
«Сделаю всего шагов пятьдесят и поверну назад», – успокаивал себя молодой человек, – зато будет чего порассказать Оне».
Но едва он ступил за первую каменную перегородку, как что-то тяжелое опустилось на его бедолажную голову.
Первым, что он заметил после обморочного состояния, был тусклый свет от его собственного фонаря.
Потом он обнаружил две отвратительные рожи.
Неужто черти?
Но как можно было очутиться в аду?
Ведь, он, без пяти секунд комсомолец, просто не имел права верить в нечистую силу.
Однако даже учёные классики марксизма могут в чем-то ошибаться. Перед ним, криво ухмыляясь, сидели самые настоящие служители Сатаны.
Николай хотел повернуть голову, чтобы посмотреть на кипящие котлы со смолой и огромные сковородки с отвратительным постным маслом, но она вдруг начала пылать очень болезненным огнем. Наверное, рогатая бестолочь решила поджарить его, начав сверху, с макушки головы, но вовремя одумалась и села обдумывать, как лучше положить грешного комсомольца на свою поганую сковородку?
– Кто такой? – вдруг хрипло спросил один из чертей, похожий на вместительный мешок, набитый старым тряпьём.
Мысли у Николая заметались, словно мыши под стогом соломы, когда его убирают с места скирдования на телегу.
– Не тяни кота за хвост! – пропищал простуженным голосом второй черт, тонкий, как сучковатая палка.
Только теперь до молодого человека дошло, что он находится вовсе не в аду, а стал обыкновенной добычей двух обросших прощелыг.
«Самое главное, чтобы они не нашли перстень!» – подумал парень и осторожно стал ощупывать карман рубашки.
Слава Богу, он был на месте!
– Николай Тюляндин, зовут меня, – елейным голосочком промолвил молодой человек, чтобы не вызвать какого-нибудь недовольства двух отпетых мошенников.
– Да на хера нам твоё хфамилиё! Говори, кто тебя сюда послал?
– Никто, – после некоторого раздумья юноша всё-таки решился чуточку испытать терпение подземных жителей.
Посмотреть, что из этого выйдет.
Вышло хуже некуда.
Мешок со старым тряпьем, проявив недюжинную прыть, вскочил с места и пребольно пнул Николая в бок.
В голове молодого человека снова забегали электрические искорки.
– Говори, мудозвон, зачем сюда появился? – в тон старому мешку заорала сучковатая палка и в свою очередь, подражая толстяку, правой конечностью с размаху ударила в горемычный бок Николая.
У парня в глазах суетливо забегали желтоватые огоньки.
–Честное комсомольское, я не обманываю. Нехорошо это, врать людям.
– А у мильтонов служить хорошо? – снова захрипела первая таинственная личность.
– А кто такие мильтоны? – непонимающе спросил Николай. – У нас в деревне таких нет. Недалеко хутор Эрмана есть, а про хутор Мильтона даже не слыхивал.
– Чуешь, «Кадык», – повернулся толстяк к худой фигуре, – похоже, он говорит правду?
– «Хохол», нашел кому верить! Большевистскому прихвостню. Один такой верил, теперь уже голодные крысы давно сожрали. Говори, падло, зачем спустился в катакомбы?
– За кладом.
Нечистая сила в лице двух чертей – толстого и тонкого – почему-то счастливо и оглушительно заржала.
Казалось, темные каменные своды ходуном заходили от их гомерического хохота.
До слёз насмеявшись, первый, которого звали «Хохлом», спросил:
– За каким таким кладом?
– У нас в Горбунах все знают, что татарский хан, а точнее его жена, ханша, здесь сокровища зарыла.
– И ты захотел их найти!?
Мужики вновь с необычной весёлостью принялись громко реготать. Николай не мог определить, что было больше в их громоподобном ржании – наглости, злобы или пустой издёвки.
Потом они, немного смилостивились, развязали парню руки и даже разрешили присесть рядом с ними на камни.
– Ну и что? Чего здесь нашел, святой Николай? – язвительно спросил толстяк, вытирая слезы и хлопая парня по плечу.
– Нашел!… На свою задницу. А точней на свою голову… и на свой бок, – ответил Николай, потирая ушибленное место. – У нас в деревне говорят, у каждого клада есть особый заговор. Однажды один разбойник зарыл в земле бесчестно награбленные драгоценности. Видать, тяжело было с собой таскать. А один горбуновский мужик видел это дело. Когда разбойник ушел, мужик вырыл горшок с золотом и понес домой. А разбойник, не будь дураком, решил проверить: надежно ли он зарыл золото. Вернулся, клада нет. Тогда разбойник взял лук и пустил стрелу прямо в небо. Причем, сказал» «Как высоко, так глубоко!» И золото, вырытое мужиком, тотчас под землю провалилось. На такую глубину, на какую высоту стрела вверх полетела…
– Сраный ты комсомолец, если в разную фигню веруешь, – презрительно промолвил долговязый, которого звали «Кадык».
– Да будь там хоть одна цацка заныкана, то кто-нибудь все равно её за это время разыскал, – с большим убеждением в голосе заметил толстяк, а потом продолжил, – у нас на Украине, а конкретно под Одещиной, совсем другую муть рассказывают про клады. Лично сам от бабуни слышал.
– Давай, трави! Время пока есть. Ты рассказывать всякую ерунду огромный мастак! – воскликнул его напарник. – Пусть пермяк-солены уши послушает твою байку.
– Так вот, у нас на одещине балакают, шо есть клады, называемые караульщиками.… Если кто оттуда золотишко взял, то надо через некоторое время обязательно вернуть. Иначе сам станешь возле клада на караул…
– «Хохол», это вроде как под проценты что ли? Или как под залог? Попользовался – вернул?
– Вроде этого, «Кадык», вроде этого…. Короче один фраер, тоже как-то по весне взял клад. Накупил всякой всячины и давай торговать на ярмарках. Разбогател за лето страшно. А когда богатым станешь, отдавать не очень фартит.
– Будто ты в какие-то годы был богачом и знаешь это чувство? – противно захихикал «Кадык», похожий на согнутый столб.
– Не перебивай старшого, – сердито произнес «Хохол», – а то в рыло получишь! Закон жизни: если тебе удалось получить чего-то ну очень много, то любому фраеру хочется завладеть ещё большим.
– Ах ты говорок, говорок, из задницы таскал творог! – просипел «Кадык», еле-еле дождавшись окончания длинного монолога товарища.
– А такого говорка имеют немцы с бугорка! Засранец! – с пол-оборота завёлся «Хохол».
«Кадык» с презрением отвернул своё лицо к стене и противным голосом запел:
«Ты зашухарила всю нашу малину…»
Его напарник, наоборот, зло и напряженно глядел на горящий фонарь.
Между подельниками назревал конфликт, в ходе которого мог в первую очередь пострадать сам Николай, поэтому молодой человек решился подать собственный голос:
– Мужики, честно-честно, а что дальше-то было?
– Заткни хайло! Зачем это тебе? – заорал на него «Кадык». – На том свете узнаешь. Ну да, ладно, проехали, чего мы будем зазря воздух сотрясать, трави, Хохол, дальше свою байку.
– Короче говоря, – успокоился толстяк, – казан, в котором лежал клад, сам к нему приканал. Отдавай, говорит, золото, ты ведь, обещался возвернуть долг, когда деревья пожелтеют. А фраер, как ты, парень, говоришь, не будь дураком, машет рукой на сосновый бор. Гляди, говорит, деревья-то кругом ещё зеленые. Клад и поверил. Обратно под землю провалился.
– Хохол, может этот шкет самым настоящим караульщиком является?! – весело заржал «Кадык». – Неспроста за кладом явился. Отдай ему, чего жмотишь?… А если по правде, что с ним, с этим шкетом, делать? Может, отправим его в Ворота Смерти?
– Куда? Куда? – поперхнулся Николай, испуганно поднимаясь с места.
– Прижми свои яйца! – долговязый своим кулаком, как кувалдой, с силой ударил Николая в пах, отчего тот снова кубарем полетел на каменный пол подземного хода.
– Вы чего мужики, охренели? – завизжал Николай, который понял, что ему терять нечего, кроме своей молодой непутевой жизни, заведшей его в промозглое подземелье, вместо того чтобы спокойно заниматься страдными делами.
Надо было любыми путями выпутываться из сложной ситуации.
–Вот гадёныш! – удивленно сказал «Кадык». – Давить таких долбанных активистов, как клопов. Они обязательно укусят.
– Брось ты, «Кадык», раньше времени ссать! Все равно мы сегодня из этой дыры исчезнем. И так уже почти три недели «на дне лежали».
– Конечно, давно пора на крымские яблоки податься!
–Ты прав, как моё правое яйцо, может ещё правее! – прохрипел толстяк. – Действительно, лафа может уйти: время бежит, словно его пнул мой земляк, непревзойденный силач Иван Поддубный. А парень пусть себе ищет свой клад. Он же никому не мешает. Тем более, зачем лишать жизни? Может, он ещё одумается и станет настоящим фраером? Пути господни, говорят, неисповедимы.
– С чего ты это заговорил, как поповский сын? Кокнуть его, да и вся недолга. Во всяком случае, вони будет меньше…
– Дяденьки, – взмолился Николай, упав на колени, услышав эту речь, – я никому ничего не скажу, ни единого словечка! Отпустите меня. Христа ради, прошу.
– Всё, все, все! – зажал уши толстяк. – Хватит пилить воздух! Оставайся, хер с тобой! Только посиди здесь ещё пару часов. Надеюсь, керосину в фонаре хватит? Клад искать бесполезно! Быстрей в стогу соломы вилы найдешь. Мы с «Кадыком» за три недели прошманали все катакомбы. Повторяю, никакого клада здесь нет… Да, чуть не забыл, не суй нос в Ворота Смерти. Так назвал «Кадык» ход, который ведет вправо. Туда наш кореш сиганул, царствие ему небесное, как только мы сюда попали. Я шел следом. Мог бы тоже загреметь… Там провал глубиной саженей пять. А внизу острые камни. Не исключена возможность тоже прямо на них угодить. Получится отбивная чертям на закуску.
– «Хохол», зачем ты ему всякую ерунду несешь. Пусть парень сам испытает свою фортуну. Может он на этой земле персона нон грата?
– Хватит изголяться! – вдруг голос толстяка утратил хриплость и приобрел металлические оттенки. – Здесь не консерватория, в которой ты околачивался
почти год, пока не встал на истинную стезю нормального советского вора. Для чего портить судьбу молодого человека, может, самого красивого деревенского ухажера?
– Для верности, «Хохол», для верности. Нам ни к чему заботы на свою задницу.
– Я не думаю, шо сей шкет сразу поканает к мусорам? Шо ему за нужда, сломя башку, туда бежать….
– Дядя, что за ерунду вы несете. Я по мусорным кучам ещё ни разу в жизни не бегал. Не побирушка, поди, и не старьёвщик. Комсомольцы, они…
– Заткнись, иначе я тебе сам в рот камень засуну! – вскричал «Кадык». – «Хохол», зачем ты про Ворота Смерти сболтанул? Видишь, он слишком широко хайло раскрывает. Пускай бы в тартарары провалился и там болтал бы в своё комсомольское удовольствие.
–Хватит, надоело! – толстяк грубо оборвал товарища. – Мы и так из-за этого Николая Тюленина, как дураки, слишком долго задержались. Ты паренек, посиди здесь немного. Хотя бы часок-другой. А потом сигай аж на луну. Да смотри у меня, если раньше времени дашь дёру, получишь под самую катушку. Перо под ребро! Понял?
– Не понял, – мотнул головой Николай, – какое перо?
Толстяк поморщился:
– С тобой разговаривать, шо с гнилым пнем. Пока посидишь здесь до вечера. Ясно? Потом мотай в своё Кривошеево. Да смотри, о нас нигде не распространяйся!
– «Хохол», может всё-таки его того? А? Ни одна падла не дознается, никто же не пришел спасать этого дурного ученого, который по своей дурости сиганул в Ворота Смерти, – не унимался «Кадык».
– Зачем же парня раньше времени жизни лишать? Может, он ещё и девки не пробовал? Пусть поживет. Но только, если ты, Тюленин, засветишься в милиции, хана тебе. Из-под земли достанем. Тогда уж точно яйца отрежем.
– Честное комсомольское, – заунывно промямлил Николай, – буду молчать, как рыба. Только фамилия у меня – Тюляндин.
– Не знаю, по какой такой причине, но я тебе верю, – сказал «Хохол». – Бери свой фонарь, и айда с нами на улицу.
Они втроём пошли по темному подземному коридору и через минут пять уже находились возле входа в катакомбы. Николай с опаской посмотрел на проход почему-то называемый «Кадыком» Воротами Смерти.
И действительно, когда он мимоходом в него заглянул, из темного зева каменного пролома пахнуло мрачным могильным холодом.
Вскоре, с трудом преодолев лестницу, превратившуюся в каменные руины, они оказались на свежем воздухе.
Толстяк по-дружески хлопнул Николая по плечу:
– Посиди здесь на ступеньках, а как дождешься наступления сумерек, можешь шпондылять до своей хаты. Кладоискатель.
Через мгновение неприятные личности исчезли в густой чаще ельника.
СТРАШНАЯ МЕСТЬ
Савелий, как на крыльях, полетел на условленное место.
К переходу через Ольховку, ставшему счастливым уголком любовных свиданий с Оней.
Ему надо было многое ей сказать.
Увидев прелестную девушку, он начал без всяких обиняков:
– Оня, я действительно посетил Липовую гору и, не заходя домой, прибежал сюда. Признаться, еле успел.
– Ну и как? Нашел драгоценность дагестанской принцессы? – насмешливо спросила юная хуторянка, до сих пор не верившая, что парень мог так легко поддаться на её почти сумасбродную затею с перстнем.
– Как драгоценность – нет. То есть, пока нет. Но зато я нашел людей, которые на многое мне открыли глаза, о чём я раньше и не подозревал. Оня, самая большая драгоценность в мире – наши души…
Слова вылетали из Савелия, чьё сердце ещё не остыло от убедительных проповедей, воспринятых его молодым сознанием во время общения с Антоном Ивановичем, будто из библейского рога изобилия.
Он всё говорил и говорил…
И деревенская красавица только удивлялась, откуда у обыкновенного сельского парня такие обширные познания о святости и благочестивости.
А Савелий ещё раз убедился в достоверности предвидения Антона Ивановича, потому что сегодня девушка позволила поцеловать себя без всяких условий.
И счастливый молодой человек впервые в жизни почувствовал, что он находится на загадочном седьмом небе.
Но если бы Савелий только знал, что человек, практически являющийся его конкурентом находится совсем рядом.
Речь идет о Николае Тюляндине, который решил немного удлинить свой путь в Горбуны.
Парень снова надеялся увидеть Оню, хотя бы во дворе хутора.
Но сколько бы парень снова не сворачивал свою шею влево, не становился на цыпочки заглядывая через глухой забор, красавицу нигде не заметил.
Тогда он, бережно нащупывая перстень в кармане брюк, начал спускаться к Ольховке.
Вечер ласково опускался на темно-зеленую пойму извилистой реки. В воздухе повисла настоящая благодать. Дневная жара сменилась желанной прохладой. Еле заметная дымка тумана, незаметно подбирающегося к стремительному речному потоку, говорила о том, что следующий день опять принесет селянам хорошую погоду.
Не зря бабушка собиралась заготавливать веники.
Где-то далеко-далеко звучал приятный женский голос:
Косят девки лебеду, лебеду
Коровёнкам на еду, на еду.
Коровёнки эту травку не едят, не едят,
Пасут травку для телят, для телят.
Если парень холостой, холостой,
Под полатями не стой да не стой.
Поцелуй-ка меня парень молодой, молодой…
И вдруг Николай остолбенело уставился на тропку, огибавшую прибрежный ивняк.
Там, ни от кого не скрываясь, целовались два человека. Впрочем, скрываться было и не нужно. В таком месте и в такое время никто из деревенских жителей не мог находиться.
Обойти пару любовников не составляло труда.
Но Николай за день довольно подустал. Поэтому он смело ринулся по тропинке вниз к реке.
Мужчина был одет так, как одеваются все деревенские парни. Темно-серая рубашка с закатанными рукавами и такого же цвета штаны. На ногах виднелись хромовые сапоги с загнутыми голенищами – последний писк деревенской моды.
Женщина носила белое платье в крупный синий горошек.
Неясные подозрения хлынули в неискушенную душу Николая.
Когда он приблизился к целующимся, то понял, что молодым человеком являлся Савелий Шалдубин – самый «выбражулистый» парень в деревне Горбуны. Только он хотел окликнуть сельчанина, как в тот же миг осознал: рядом с красавчиком стоит его любимая девушка, его несравненная Оня.
Кровь мощной струёй ударила в голову Николая, напичканную боевыми призывами, зовущими крестьян подниматься на неутомимую борьбу с местным кулачеством.
Как может этот хлыщ переходить дорогу ему, первому комсомольцу на обе деревни!?
Тюляндин даже ни на секунду не усомнился, что Оня способна полюбить такого бесшабашного шалопая, который по-людски никогда не разговаривал с селянами, не задевая их человеческого достоинства. Вечная ироническая улыбка была наклеена на его слащавую физиономию.
Но не мудрено, что Сава мог на некоторое время запудрить мозги простой девушке с хутора, редко появляющейся в обеих деревнях.
Говорить он умел.
Савелий Шалдубин принадлежал к довольно зажиточной крестьянской семье.
Вот кого надо было раскулачивать в первую очередь!
И как только ему не пришла эта логичная мысль чуточку раньше, когда составлялись списки подкулачников в райкоме комсомола?
А теперь пришлось стоять, точно вкопанному бревну, и лихорадочно искать выход из создавшейся щекотливой ситуации.
Не подбежать ли сразу к ним и набить пройдохе морду?
Пожалуй, такая мера должного воздействия не возымеет. Кто знает, какой силой обладает эта долговязая дылда? Можно ни за что ни про что получить сдачу.
Даже раскулачивание семьи слишком маленькое наказание для хлыща, посмевшего поцеловать Оню. Ведь он, сам Николай, даже пальцем боялся дотронуться до красавицы.
Очнулся молодой человек от тонкого голосочка Они, прозвучавшего сейчас паровозным гудком:
– А ты, Савша, всё-таки перстень дагестанской царевны поищи. Да повнимательней.
Сказав это, Оня развернулась и быстро побежала в гору к своему хутору.
Николай еле успел спрятаться в кусты. Хорошо, что уже достаточно стемнело.
Савелий тоже пошел следом, но свернул в левую сторону, чтобы выйти на дорогу, ведущую в деревню.
– Привет, Сава! Куда путь-дорогу держим? – догнав его уже на полпути к проселочной дороге, как ни в чем не бывало, промолвил запыхавшийся Николай, едва утихомиривая свои чувства, переполненные ядовитой ненавистью.
Ему, конечно, было трудно сдерживать себя, но, кое-как успокоив разбушевавшиеся нервы, Тюляндин последним усилием воли постарался изобразить на лице подобие улыбки.
– Ничего себе! А ты-то, вождь мирового комсомола, чего ошиваешься возле Маркелового хутора? Ограбить хочешь? – усмехнулся Савелий.
Николай до того был взбудоражен, что не нашел слов что-либо ответить Савелию. Он только раскрыл рот пошире и, хватая воздух, как рыба выброшенная на берег, безмолвно стоял почти целую минуту.
А тот, не замечая его взволнованного душевного состояния, продолжил ерничать дальше:
– Или ты размышляешь над вопросом, что станет с мировым капиталом, стоящем на краю пропасти?
И тут Николая Тюляндина из славной уральской деревни Криваши осенило!
Месть, которую он задумал для Савелия, поистине будет страшной!
И парень мгновенно проглотил обидные слова Савы, а вместе с ними и те крепкие выражения, что приготовил для кулацкого прихвостня.
«Ты у меня ответишь за всё!» – подумал первый кривашовский комсомолец, а вслух сказал:
– Я здесь случайно, ходил «морду» проверял, что ещё вечор в здешней заводи поставил. Да ни одна «сорога» в неё заплыть не соизволила.
– Наверное, своей мордой ты все-таки не вышел, надо было вместо дубовых ивовыми прутьями плести рыбацкую снасть, – Шалдубин продолжал с неслыханной ехидностью издеваться над Николаем.
Тот не обращал внимания на откровенные колкости, потому что план, который словно деревенский стриж молниеносно влетел в голову, надо было исполнять.
– О каком перстне тебе говорила Оня? – тихо и достаточно миролюбиво спросил он Савелия.
– Нехорошо делать три вещи: незаконно раскулачивать, подло разнюхивать и тихо подслушивать! Истинные комсомольцы так не поступают, – укоризненно ответил Савелий.
– Была нужда слушать всякую ерунду, но твоя краля так орала, что даже на Тришиной гари, наверняка, было слышно. И чего ты ерепенишься – непонятно. Слушай лучше, что я тебе расскажу. Может быть, свой перстень ты не там ищешь!
– Не мой. Мои только яйца. А перстень принадлежал богатой дагестанской царевне.
– А я о чем? Хочешь, помогу?
– Ты только можешь помочь фискалить на справных деревенских мужиков.
– Да ладно тебе. Кто я? Разве не комсомолец? А настоящие комсомольцы должны всячески помогать всем добрым людям. Так в нашем уставе написано.
– Вот именно написано! Твоими половыми органами.
– Чудак человек. От помощи ещё никто не отказывался, – продолжал настойчиво говорить Тюляндин. – А помогать людям положено всем комсомольцам.
– Положено, не положено…. Вашему пастуху горб не положен, а он у него есть. Что ты хочешь, говори яснее?
– Я серьёзно.
– Никола, я тоже от смеха не корчусь.
– Намедни я был в райкоме комсомола и краем уха узнал, что на Ханскую гору собираются послать экспедицию археологов. Из самого областного центра, то есть из города Молотова.
– На Липовую что ли? Чего они там забыли?
– А вот и забыли. Там есть пещера…
– Не верю я вашей комсомолии, – недоверчиво усмехнувшись, махнул рукой Савелий.
– Честно-честно, клад существует. Я в библиотеке райкома комсомола даже схему видел. Райкомовские утверждают, там можно клад найти, принадлежащий дагестанской царевне.
– А-а-а…, – протянул Савелий уже с некоторой долей заинтересованности.
–Что а? Надо пойти туда раньше этой молотовской экспедиции.
– Но ты же, Никола, – этот, закаленный комсомолец. Обязан весь клад государству отдать.
– Я тебе хочу помочь, дурья твоя башка. Кто узнает, если из клада всего один перстенек экспроприировать.
– Чего, чего? – не понял Савелий.
– Вот темнотища! Возьмёшь, говорю, всего один перстень..
– Ты точно знаешь, где находится этот клад?
– Савелий, точнее не бывает. Честно, честно.
– Тогда давай пойдем завтра? У меня как раз отец собирается на фабрику, на рынок, за новой пилой сходить, а меня не берет.
– Договорились, – торопливо согласился Николай, боясь, чтобы взбалмошный Савелий не раздумал отправиться с ним на Ханскую гору. – В пять часов утра встречаемся на этом самом месте. Идет?
– Нет, лучше встретимся на росстани, возле Маркелова хутора. Короче, на дороге в село Серафимовское.
ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА
Ранним июльским утром молодые люди встретились на упомянутой проселочной дороге.
– Ты взаправду решил показать мне клад? – спросил с ходу Савелий. – Но мне не понятно одно, если знаешь, где он находится, то почему сам не воспользовался сокровищами?
– За кого меня принимаешь? Я же – комсомолец!
– Все равно чего-то не слишком верится….
– Ну, тебя к чомору! Ещё один Фома выискался. От наших деревень меня первого в союз взяли…. А хочешь к нам поступить, в нашу комсомольскую ячейку? Я тебе дам рекомендацию.
– Какую рекомендацию? Билет что ли?
– До билета ещё далеко. Мне ещё пока самому его не выдали. Надо срок