Комментарии
- 14 ноя 17:24Константин УсачевУ меня вошло в традицию после поездок в Садовку и Рязановку писать очерки, куда входили не только впечатления о самой поездке, а рассказы и воспоминания о родственниках, которые так или иначе были связаны со своей малой родиной - Зиновьевкой (Садовкой). После крайней поездки 5 июля 2025 года традиция нарушена не была, у меня в итоге получилось почти 200 страниц текста с фотографиями. Не знаю, интересны ли будут мои очерки вам, но я все же решил создать здесь новую тему и разместить несколько глав. Если кто не читал очерки о предыдущих поездках, их можно найти в этой же группе. Забиваете в поисковой строке "Путешествие на родину предков", и они легко находятся.
- 14 ноя 20:57Виктор Емелин ответил Константину УсачевуСпасибо Константин за твои размышленияо нашей исторической родной земле.Господь послал тебе в помощь для познания твоего славного рода лучших знатоков родного края ! За память Сергея Борисовича Коннова и посвящение ему очерка спасибо вдвойне.Уверен,что еще не раз посетишь землю своих и наших предков,а благодарные земляки не раз перечитают своим детям и внукам про Зиновьевку(Садовку),про Рязановку и про Анищенковы луга,где долго крутила свои жернова старая мельница на Шняевской речке притоке Узы...
- 14 ноя 21:43Константин Усачев ответил Виктору ЕмелинуСпасибо, Виктор, за добрые слова!
- 15 ноя 17:19Константин УсачевВыкладывать очерки буду постепенно...
- 16 ноя 19:13Любовь ОсиповаКостя, это очень большой труд - собирать историю своего рода! Ты молодец! Напрасно думаешь, что неинтересно. Это же не только история семьи, это история страны.
- 16 ноя 21:33Константин УсачевСпасибо, Любовь! Для меня это скорей не труд, а интересное занятие, увлечение. Надеюсь, что благодаря этим публикациям число родственников будет пополняться. Я всем увлечённым генеалогией говорил и говорю, чтобы в сети упоминали ФИО своих предков, может быть вас уже ищут.
- 16 ноя 21:37Константин УсачевСледите за публикациями. Дальше будет жёсткая, но интересная тема Бутовского полигона. Не все про него слышали, но все знакомы с темой репрессий.
- 17 ноя 19:11Таисия Быкова (Какулина)Я не знакома с героями романа, но очень интересно читать. Это история нашей страны. Родители моей мамы прошли трудный путь 1937г.
- 17 ноя 21:43Константин Усачев ответил Таисии Быковой (Какулиной)Спасибо, Таисия! Завтра выложу продолжение.
- Константин УсачевКомментарий удалён.
- 18 ноя 20:32Константин УсачевПродолжение читайте в рамках темы "Путешествие на родину предков - 2025 (2)". Существуют ограничения на объём текстовой информации.
- 22 ноя 21:36лидия савосина (панова)Это просто здорово! что наши земляки собирают историю родного края и страны. Доброго Вам здоровья и успехов в начатом деле.
- 22 ноя 23:49Константин УсачевБольшое спасибо за отзыв)
- 24 ноя 23:10Александр КонновКонстантин, Спасибо. Просто и от души Огромное спасибо.🤝
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Садовка (Зиновьевка) - любимый сердцу уголок земли
:Константин Усачев
Путешествие на родину предков - 2025 (1)
Памяти друга
Сергея Борисовича Коннова
посвящаю заключительный цикл
своих очерков
Пролог
В июле 2025 года, как и 10 лет назад, в Саратове установилась изнывающая жара. Зато июнь подарил нам целый месяц комфортного лета, когда тёплые дни сменялись прохладными ночами, можно было хорошо выспаться и спокойно обдумать планы на ближайшее время. В преддверии юбилейной встречи в Рязановке и Садовке, а в этом году было решено собраться в первую субботу июля двумя группами, я размышлял, какой она будет тёплой, ведь должны были приехать прямые потомки владельца Анищенковской мельницы, но об их приезде я пока решил никому не говорить, дабы устроить небольшой сюрприз для встречающихся, а для себя подвести итог десятилетия, как познакомился с Сергеем и узнал о ежегодных встречах сельчан в Рязановке и Садовке.
Встреча омрачалась фактом, что на этот раз она пройдёт без Сергея, завсегдатая и духовного предводителя этих торжественных мероприятий. Его не стало в августе 2024-го, когда уже прошли ежегодные встречи, и мы начали задумываться о будущей поездке. К сожалению, в 2024-м сорвался приезд в Саратов моих родственников, но в глубине души мы с Сергеем надеялись, что именно тогда получится познакомить бывших жителей Рязановки и Садовки с носителями фамилии Анищенко. Он единственный знал об их возможном приезде и очень хотел с ними пообщаться.
Сергей всегда был искренним, я ощутил это на себе десятилетием ранее, когда по переписке в группе «Одноклассников» он с воодушевлением и радостью воспринял наше знакомство, назвал явление потомка рода Анищенко фантастическим. Позволю себе его небольшую цитату. «Знаменательный день! Правда, жара достаёт: «мозги уже плавятся». Садовка – моя малая родина: там вся родня по линии мамы, да и меня она родила там, хоть и записала за Парсамовским роддомом Саратова. Все каникулы, а потом и отпуска были летом там. Анищенко очень загадочные в статусе «поселенцы Зиновьевской волости». Где был их посёлок? Убегаю на улицу! Нам НЕЛЬЗЯ потеряться!»
Именно так начиналась наша дружба, а приглашение на первую после нашего знакомства встречу в Садовке не заставило себя долго ждать. Но сразу воспользоваться приглашением не получилось. Уж не помню причины, то ли жара отбила желание, то ли были какие-то планы. До нашей первой встречи получилась интересная переписка, которая помогла ответить на некоторые вопросы, и которая дала понять, как мне повезло, что есть такой человек, который не просто любит свою малую родину, но и который готов помочь и в поисках родственников, и во многих жизненных ситуациях, которые возникают в наше непростое время.
Именно по переписке я узнал, как чтут православные прихожане Зиновьевского прихода Престольный праздник явления Казанской Божией Матери. «Православные прихожане Зиновьевского прихода: Садовки (Зиновьевки), Рузлатки, Китунькино, Загорновок (Слепцовок), Рязановки особенно любили этот летний праздник. Он был после сенокоса и перед жатвой, и, что важно, был ВНЕ ПОСТА, что позволяло нашим мудрым предкам широко чтить свою Богородицу-Заступницу. Выбор для приходов Престольных праздников дело весьма ответственное, но Казанская икона –прародительница для всего православного поселения в Среднем и Нижнем Поволжье всегда играла главенствующую роль в сознании людей на этих территориях. И НАШ Зиновьевский православный приход также был в окружении приходов, где прихожане выбрали своим престольным праздником Казанскую: порзовский приход (с. Порзово, Шишовка, Страмиловка, Толмачёвка, Трегубовка) и шняевский приход. Вся округа в колокольном малиновом звоне!»
«Встреча была душевная и результативная. Неожиданно приехали те, которые уехали в 60-е. Некоторые приехали впервые и ... мистически случайно. Погода была благоприятная. Началась грибная пора». Вот так описывал Сергей встречу в Садовке в июле 2015 года.
Почувствовав практически сразу страсть Сергея к краеведению, я стал приглашать его на наши краеведческие посиделки клуба «Не за тридевять земель» в городской библиотеке Саратова и презентации краеведческих изданий. Одно из таких мероприятий, а именно презентация книги протоиерея Михаила Беликова о Троицком соборе прошла в августе 2015 года, где мы ещё раз почувствовали общность интересов к истории нашего края.
Конечно, много было предположений, которые со временем оказались неправдивыми, а некоторые – шальной выдумкой, но именно тогда стало понятно, что не только в споре рождается истина, но и в выражении мыслей, а в дальнейшем обсуждении с читателями начинаешь приходить к выводам, которые открывают тебе путь к дальнейшим поискам и исследованиям. Именно так, а ещё благодаря невероятному везению, удалось узнать настоящего хозяина Анищенковской мельницы, которым оказался совсем не Арсений Осипович, как персонаж очень мне полюбившийся, а его родной племянник Иосиф (Осип) Иванович. Найти в старой брошюре «Списков промышленных заведений Саратовской губернии» 1920 года издания описание процесса строительства Зиновьевского водопровода от родника до усадьбы помещика Самарина дорогого стоило, ведь такой случай в середине 19 века мог быть единичным. А получить на руки дело студента Саратовского Николаевского университета Валерия Анищенко и с удивлением познать, что для женитьбы студенту необходимо было согласие ректора! Обо всём этом я постарался написать в предыдущих очерках, а также о поездке в Сухобезводное, где отбывал свой срок ещё один «великомученик» рода Анищенко Иван. Конечно, мне очень хотелось, чтобы именно он стал последним из рода, который побывал в уже переименованной в Садовку Зиновьевке, но, увы, по понятным причинам Иван не мог первые годы после освобождения далеко уезжать, а после выяснилось, что его уже не было в живых в 1960-е, когда некий Анищенко с малолетним сыном, посетившие родные места, остались в памяти некоторых сельчан. И до сих пор неизвестно, кто это был. Со всем этим – предстоящими поездками и исследованиями, темой будущих очерков я делился в первую очередь с Сергеем и, если бы не его напутствия и предложения, а иногда и критические замечания, которые я без обид воспринимал, не было бы описаний поездок на родину предков, не было бы и новых друзей, которых я приобрёл.
У меня был нелёгкий жизненный период после болезни в конце 2019-го года, но вот ведь какой парадокс, именно Сергея с братом Володей я встретил, когда выходил с завода, чтобы отнести больничный лист. Мы были очень рады друг другу, шутили и надеялись, что в дальнейшем не будет проблем со здоровьем, и мы ещё не раз посетим Садовку и Рязановку. Но Володи Митрофанова не стало в ковидное время, а чуть менее, чем через четыре года ушёл и Сергей. Он знал о «бомбе замедленного действия», которая сидит в его организме, но никогда не унывал и был уверен, что всё будет хорошо. Пример практически во всём – и в отношении к людям, и в отношении к жизни.
Именно поэтому, начиная писать настоящую часть очерков, я решил считать её заключительной и посвятить памяти моего замечательного друга, души ежегодных встреч в Рязановке и Садовке Сергея Борисовича Коннова. И пусть память о нём живёт в наших сердцах, пока жив последний житель славных сёл и деревень в округе Шняевки и Узы, а его старший сын Александр, так на него похожий и голосом, и манерами, уверен, продолжит и преумножит дела, которыми занимался его отец.
Часть 1. В закутках истории
Изучая историю своего рода, зачастую приходится сталкиваться с такими событиями, на которые раньше не обратил бы внимания. Но, однажды остановившись и углубившись в какой-либо закуток истории, начинаешь понимать, какие муки и лишения испытывали твои родственники, как они выдерживали незаслуженные пытки.
Возьмём, к примеру, Иосифа (Осипа) Ивановича Анищенко, крестьянина Саратовской губернии. Иосиф Иванович в 1900 году окончил Мариинское земледельческое училище, ныне сельскохозяйственный техникум имени Тимирязева в Саратовской области. В 1905 году вместе с крестьянами принимал активное участие в революционном движении, за что был арестован и сидел в тюрьме. В 1909-м он вместе со своими двумя братьями и четырьмя сёстрами у поземельного банка покупает участок земли в 35 десятин (из них удобной 31 десятин) с находящейся на нём небольшой водяной мельницей с условием платежей на 10 лет, т.е. до 1919 года, после чего участок перешёл бы в собственность 7 человек и на его долю, имевшего уже в 1909 году четырёх детей, приходилось с участка 1/7 часть, т.е. 5 десятин. Так как некоторые его сёстры и братья находились на учении в городах (он являлся опекуном некоторых), то, чтобы справиться с ведением хозяйства, взамен отсутствующих применялся наёмный труд.
Идём далее. Начинается Первая Мировая война, прапорщик армейской пехоты Иосиф Иванович Анищенко призван из запаса в пехотный Корсунский полк (на фото он после призыва). Пожалован за отличия в делах против неприятеля орденом Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом (ВП от 16.02.1915). Пожалован за отличия в делах против неприятеля орденом Св. Станислава 2-й степени с мечами (ВП от 08.06.1915). 327-й пехотный Корсунский полк, подпоручик. Награждён Георгиевским оружием (ВП от 02.03.1916) «за то, что в бою 26-го мая 1915 года у д. Черемхов и ст. Новоселице, командуя батальоном, во время атаки противника, под губительным артиллерийским, ружейным и пулемётным огнем германцев, увлекая личным примером хладнокровия роты, потерявшие своих командиров, по совершенно открытой местности, довёл их до удара в штыки, выбил противника из окопов и занятой им деревни, а при стремительном преследовании захватил свыше 100 пленных германцев». В 1917-м году, будучи командиром Красной Армии, производил обучение новобранцев, подготовляя их в ряды Красной Армии, боролся сам в рядах РККА против белых в Самарской губернии. В 1918 году был отозван как специалист-агроном на работу волостным агрономом в бывшую Зиновьевскую и Порзовскую волость, где одновременно подготавливал допризывников в РККА и принимал активное участие в работе коллективных хозяйств.
В 1925-м году Иосиф Иванович, будучи на посту Райагронома, умирает. По воспоминаниям сына Николая, его похороны были первыми красными похоронами в селе, в них принимали участие партийные, советские и хозяйственные организации района и села, также ученики допризывники, произносились речи прощания с учителем и другом. По всем фактам биографии – герой войны, предприимчивый агроном, воспитавший достойных учеников.
Но, спустя всего несколько лет, одним из пунктов обвинения его младшего сына Ивана стал факт применения на водяной мельнице отца труда наёмных работников. Я подробно описывал дело Ивана Иосифовича Анищенко ранее. Можно сказать, что Иван выжил в Унжлаге лишь благодаря молодости и твёрдости характера, но планы подающего надежды мирной профессии конструктора рухнули. С первой женой он расстался, а свою вторую жену – Анну нашёл в небольшой деревеньке Клушино, что совсем недалеко от Сухобезводного, но прожил совсем недолго, видимо, сказались болячки, заработанные в лагере.
Если вернуться в 30-е годы во времена «Большого террора», то не всем родственникам рода Анищенко «повезло», как Ивану. Вы скажете, что слово «повезло» здесь совершенно неуместно, но, если сравнивать судьбы сыновей Арсения Осиповича, меня поймёте. Алексей Арсеньевич, отравленный недоброжелателями в 1936-м году в возрасте 43 лет, похоронен на Новодевичьем кладбище.
Здесь и более подробно в следующих частях очерка я хотел бы остановиться на судьбе третьего брата – Александра Арсеньевича Анищенко-Твардовского.
Его правнук Андрей Шлуинский вспоминает.
«Мой прадед Александр Арсеньевич Анищенко-Твардовский был арестован в Москве 7 сентября 1937 г., а через месяц, 8 октября, расстрелян на Бутовском полигоне. Мама говорила, что у её бабушки всю последующую жизнь была привычка оборачиваться и смотреть, не идут ли за ней. И то ведь: из Москвы прабабушка не была выслана и так и жила в той же комнате. Мне не пришло в голову вовремя попросить бабушку рассказать подробно, как она запомнила этот день. А в конце жизни – уже в 2000-х – она часто говорила о том, что не надо никому рассказывать, что её отец был репрессирован. Официальный приговор, как и почти у всех расстрелянных, был 10 лет без права переписки, и, как и многие другие семьи, моя семья получила фиктивную справку о том, что прадед якобы в 1945 г. умер от сердечного приступа. Когда в 1971 г. умерла прабабушка, бабушка с дедушкой пошли на смелый шаг и написали на её памятнике и имя прадеда тоже; но будучи уверены, что это был расстрел, всё же воспроизвели на нём фиктивную официальную дату смерти. Всё равно смелый (а что, многие ли так сделали?), потому что ощущение страха сохранялось поколениями».
Будучи в Москве в июне этого года, я, чтобы «закрыть гештальт», как сейчас стало модным говорить, решил побывать на Бутовском полигоне, который в последние годы превратился в большой церковно-общественный мемориальный комплекс. Перед его посещением я уже начал представлять поездку в Рязановку менее чем через месяц, а главным героем будущего очерка (без героя же скучно) станет Александр Арсеньевич. Но жизнь вносит свои коррективы. По возвращении в Саратов стало ясно, что приглашением на юбилейную встречу решили воспользоваться сразу два родственника, вернее родственник и родственница, причём родные внуки Иосифа Ивановича Анищенко. Поэтому не написать про их отца было бы неправильно. И тут я понял, что именно так и должно быть, именно сейчас должны вновь сплестись три веточки, корни которых уходят в далёкое прошлое. Дети человека, который в середине 19 века обосновался в Зиновьевке откуда-то с небес послали на землю невидимый импульс, чтобы у автора этого повествования не оставалось сомнений, что потомки Арсения, Ивана и Натальи одинаково заслуживают быть главными героями. Тем более, что про прямых потомков своей прапрабабушки Натальи Осиповны Анищенко я рассказывал очень мало. Ну а кульминацией пусть будет сама поездка в Рязановку и Садовку.
Первые годы после постройки
Надеюсь, уважаемый читатель разрешит мне немного отвлечься от славной Зиновьевки и сосредоточиться на потомках моей прапрабабушки Натальи Осиповны Анищенко. Хотя и неизвестно точно, какой населённый пункт стал обителью Натальи Осиповны и её мужа волостного писаря Георгия (Егора) Никитича Варламова. 1870-е и 1880-е значатся за рождением их детей: старшей дочери Ольги и далее по старшинству Марии, Николая и Татьяны. По воспоминаниям моей бабушки Зинаиды Петровны Соловьёвой брак её бабушки Натальи с дедом был недолгим, то ли не сошлись характерами, то ли образ жизни каждого из них оказался совершенно различным, ведь Наталья Осиповна, как и её родные братья Арсений и Иван, была предприимчивой особой, разъезжая между городом и деревней с товаром. Известно только, что их вторая дочь Мария Георгиевна была уроженкой деревни Берёзовка Петровского уезда, а в Саратове она, её семья и семьи её сестёр осели только после женитьбы, брат же Николай перебрался в село Филоново ныне Волгоградской области, где его следы теряются.
Про место рождения бабы Мани, как ласково называли её внучки, в том числе моя мама, я узнал из старой домовой книги дома на 1-й Детской улице города Саратова, о жизни которого я хотел бы немного рассказать, да-да дома тоже живут своей жизнью, а у этого дома период существования оказался как у зрелого человека – почти 80 лет.
Ох, этот любимый старый дом, добротный после постройки, с замечательным садом с плодовыми деревьями, вишней и «снежными шарами» бульденежа, с протекающей крышей и разваливающимися сенями в последнее десятилетие своего существования, но гостеприимный всегда.
8 августа 1927 года, именно эту дату будем считать днём Рождения дома, когда Пётр Георгиевич Филиппов, муж бабы Мани, как застройщик, подписал документ о предоставлении права на застройку сроком на сорок лет на утверждённом участке №199 в Клиническом посёлке. Причём в договоре указано, что должен быть возведён из доброкачественного материала «из дерева с железною крышею дом одноэтажный с площадью не менее ста семнадцати квадратных метров». Также значился в этом договоре и «деревянный с железною крышею сарай».
Неудивительно, что прадед Пётр Георгиевич со своим пока немногочисленным семейством выбрал именно это место строительства. Во-первых, район был достаточно знакомым, ведь, судя по той же домовой книге, перебирались Филипповы из Агафоновского посёлка (1-я линия, дом №7), что был совсем неподалёку, а во-вторых, совсем рядом находился хутор Арсения Осиповича Анищенко, который, переселившись из Зиновьевки, освоил эту землю в надежде на долгое мирное существование и развитие. Но, увы, Арсений Осипович, к моменту строительства дома в Клиническом посёлке уже скончался, а его хутор был национализирован, и именно на этом месте уже тогда начиналось строительство автодорожного института.
В 1920-е – 1930-е годы Агафоновский, Патрикеевский и Клинический посёлки были самой окраиной Саратова. Агафоновский посёлок – это название сохранилось по сей день. Когда слышат название «Агафония» несведущие люди, возможно, им грезится либо сказочная несуществующая страна, либо злачное место, в зависимости от уровня романтизма. А Клинический посёлок получил название от спроектированного выдающимся архитектором Карлом Людвиговичем Мюфке целого клинического городка с корпусами клиник различного профиля. Тогда ввиду нехватки места на Московской площади, где возводились корпуса университета, было решено выстроить комплекс университетских клиник в другом месте за городом. Сначала в качестве стройплощадки предлагались земли на Петровском тракте. Но под давлением общественности под строительство отвели каменистые, безлесные пустыри за городом на северо-западных склонах между Лысой и Алтынной горами недалеко от Агафоновского посёлка. Ландшафт района за 100 лет существования сильно поменялся. Теперь там, где был пустырь, вплоть до подножия гор выросли многоэтажки и корпуса Областной клинической больницы.
В наш дом, тогда ещё без точного адреса, построенный в срок, заселилась семья Марии Георгиевны и Петра Георгиевича Филипповых – в одной половине дома обитал их старший сын Александр с женой Ниной и маленькой дочкой Инной, а в другой – семья дочери Зинаиды с мужем Аполлоном и родившейся в феврале 1928 года их дочкой Галей, а также младшая дочь Ольга, которой на время заселения было 13 лет. Совсем недалеко на той же улице обосновалась и семья старшей сестры бабы Мани, родственные отношения поддерживались, и праздники не обходились без весёлых криков детворы и небольших застолий, несмотря на тяжёлое время.
Страну тогда накрыла волна массовых репрессий, и полученные весточки от родственников к спокойствию не призывали, скорей наоборот, иногда хотелось уехать подальше от цивилизации. А куда ехать? Садовку уже покинули все родственники, а остальные населённые пункты вряд ли ждут непрошенных гостей. Но иногда всё ж приходилось срываться с насиженного места, кулацкое прошлое способствовало, а стукачей тогда было пруд пруди. В конце 1930-х в семействе прибавилось – родилась вторая дочь бабы Зины, моя мама, причём родилась в селе Черкасское, когда Зинаида с мужем Аполлоном и дочкой Галей были вынуждены временно покинуть родной дом. Вышла замуж и младшая дочь Марии Георгиевны Ольга, родившая в августе 1939 года сына Валю.
Безвременная смерть главы семьи Петра Георгиевича в 1940-м году и начавшаяся через год Великая Отечественная война побудили всё семейство ещё больше сплотиться, а после мобилизации, когда все мужчины ушли на фронт, женская половина взяла на себя все хозяйственные дела по содержанию дома, а часть обязанностей по воспитанию малолетних детей перешла на старших по возрасту.
Не могу не упомянуть про историю любви младшей дочери бабы Мани. Совсем недолго удалось прожить в любви и согласии Оле Филипповой и Володе Рощаховскому. Забегая вперёд, скажу, что, разбирая в 2000-е сохранившиеся документы почти перед самым сносом дома, я обнаружил в ящике стола несколько писем Володи своей жене, написанные перед отправкой на фронт и с передовой. Их сын Валентин Владимирович эти письма бережно хранил всю свою жизнь. Надеюсь, что не надругаюсь над памятью своего дяди и приведу несколько строчек из них. Вале не исполнилось и двух лет, как Володя отправился бить фашистов, и какие трогательные, полные любви и надежды письма писал он своей жене!
В таких письмах можно найти то самое сокровенное, что помогало выжить солдату в трудных условиях, именно дом и семья становились для него моральной поддержкой и опорой, верой в скорую победу и возвращение домой. А с какой радостью родные и друзья получали весточки с фронта мужей, братьев, отцов, какой трепет они испытывали, когда зачитывали соседям простые незамысловатые строчки, написанные наспех с поля боя и чувство гордости, когда от их командиров узнавали о присвоении очередной награды! Но пусть лучше не будет никаких наград, лишь бы скорей возвратился! Живой.
«Сегодня утром взялся на военный учёт в сельсовете, после чего стал знакомиться с территорией овощного хозяйства, провёл беседу с одним звеном (18 чел.), дал ряд указаний прямо в поле «огороднику» и в поле через связиста получил извещение об явке 19 июля 1941 года в 8 часов утра в райвоенкомат г. Вольска для отправки в часть (артполк). Вот таков мой пройденный путь от того времени, когда я тебе писал письмо, т.е. вчера из Вольска...
…Лелюся, милая моя, любимый мой чертёночек! Хотя я был не всегда достаточно внимательный к тебе, но я тебя любил, любил, а также и моего карапузика Валюську. Если придётся умереть за родину от руки коварного врага, то умирать буду на устах с любовью к Вам. Сколько буду жить, столько и буду стараться писать Вам, мои любименькие агрономята. Пока не надо волноваться, т.к. возможно я ещё даже буду и в Саратове, да и вообще не стоит».
Четыре письма, сохранившиеся в семейном архиве, последнее из которых с передовой – достаточное свидетельство любви Владимира к своей семье, ненависти к врагу и уверенности в победе. А сколько было солдат, которые подобно Владимиру Рощаховскому, шли в свой последний бой с такими мыслями, с фотографиями любимых в кармане гимнастёрки, с рисунками детей на пропахших кровью и потом клочках бумаги, но которые несмотря ни на что сохранили запах родного дома!
«Здравствуйте, дорогие Лелюсик, мама и Валюська!
Шлю Вам свой сердечный привет и целую Вас крепко-прекрепко.
Лелюсик! Пока нахожусь на отдыхе после упорных и длительных боёв, в результате которых фашистам пришлось крепко попятиться назад.
Мартышулька! Твой Володька почти целый месяц был всё время в наступлении, что конечно более опасно для жизни, чем, скажем, занимать оборону, но остался жив и здоров. Наверное, скоро пойду снова на передовые – командую взводом.
Лелюник! Шлю тебе и Валюське на молочко зарплату, которую получил только сегодня за август и сентябрь по 156 рублей, из них шлю Вам (300) триста рублей.
Милый Лёлик! Хотелось бы повидать тебя, Валюську, маму и др. Но если придётся, то, наверное, не скоро, т.к. ещё надо крепко драться для того, чтобы этого мракобеса – германских фашистов прогнать с нашей родной земли».
Последнее письмо от Владимира датировано 25 сентября 1941 года, место отправки не указано. Увы, один из следующих боёв оказался для Владимира последним. А в октябре по адресу г. Саратов, Клинический посёлок, 1-я Детская, 35 пришла повестка, что Рощаховский Владимир Николаевич, сержант, 1908 года рождения, уроженец г. Каменец-Подольский, пропал без вести.
Стоит отметить, что в послевоенном документе, уточняющем потери за №86439, матерью Владимира указана Филиппова Мария Георгиевна, из чего можно сделать заключение, что бабу Маню и её большую семью Владимир считал своей самой, что ни на есть родной и погиб смертью храбрых за её счастье и благополучие.
К сожалению, Ольга Петровна прожила недолгую жизнь и скончалась в декабре 1943 года от брюшного тифа в своём родном доме, оставив сиротой своего четырёхлетнего сына Валю.
Военные годы
Перед уходом на фронт, мой дед Аполлон, предполагая, что деревенский быт будет всё ж полегче городского, перевёз бабушку Зину с дочками Галей и Люсей в деревню Александровка Марксовского района. В доме на 1-й Детской остались баба Маня с Олей и маленьким Валей.
Переезд произошёл под первую военную зиму, в городе с продовольствием было туго, но и в деревне на голом месте оказалось не лучше, зиму и весну ужасно голодали, на семью выдавали лишь немного муки, из которой Зинаида Петровна пекла лепёшки. Испечёт лепёшек на несколько дней, даст детям одну на двоих, а остальные вешала в сумочке над столом, разделяя их на несколько дней. Мама рассказывала такой случай, что один раз, когда её мама была на работе, а Галя в школе, очень сильно захотелось есть. Зная, куда мама прячет лепёшки, она залезла на стол, взяла последнюю из сумочки и быстро её съела. Только после этого маленькая Люся начала осознавать, что как мама узнает о совершённой дочкой проделке, обязательно станет её ругать и ей стало так стыдно, что по приходу мамы Люся расплакалась и сразу созналась в содеянном. Вопреки всему мама вместо того, чтобы поругать дочь, сама расплакалась, прекрасно всё понимая.
Перед наступлением лета 1942 года, семье дали участок под огород, а мужской силы в деревне нет, все на фронте, так и пришлось Зинаиде с Галей, которой в феврале исполнилось 14 лет, вспахивать целину, а затем на вспаханном участке сажать картошку, кукурузу и тыкву. Причём для посадки картошки приходилось брать проросшие картофельные глазки, которые срезали и берегли как зеницу ока, но и этой мелочи хватало для будущего хорошего урожая. Галя попутно ходила к одной бабушке, чтобы помочь по хозяйству, у которой было несколько курочек и коза. И вот даст бабушка Гале одно яйцо и говорит: «На, Люсеньке отнеси яичко!» Значит, яичко она Люсеньке принесёт и пол-литровую баночку молока, а Люся уж такая довольная была, что ей деликатесы такие достались! Ближе к осени четырёхлетнюю Люсю устроили в детский сад, стало намного проще, государство заботилось о детях и в саду их сносно кормили.
Урожай картошки и кукурузы в осень 1942 года уродился шикарный, здесь уже можно было совершать обмен на другие продукты питания. Тогда не брезговали и лебедой, семенами проса, а осенью ребятишек загоняли собирать колоски, которые оставались на поле после уборочной. После первых морозов, когда вроде бы уже всё собрали, ребята повторно ходили собирать для себя. Кое-что набирали, кашу варили, зерно мололи в кофемолках и пекли лепёшки.
В Александровке наши герои освоились довольно быстро, а тут к Новому 1944 году приходит телеграмма от бабы Мани да не с поздравлением, а с сообщением, что умерла Оля и что ей одной с маленьким Валей стало тяжело. Пришлось возвращаться, но слава Богу, не с пустыми руками. Наняли грузовик, погрузили в кузов свой урожай: картошку, кукурузу и несколько мешков муки, обменянной на ту же картошку. Вот тогда уже был пир горой! По меркам тех лет, конечно.
Трудно жилось, баба Маня старела, Люся с Валей еще не подросли, чтобы на них вешать какие-то обязанности, так и стала Зинаида Петровна Соловьёва главой семьи в отсутствие мужа Аполлона, от которого всё же приходили редкие весточки. Гале пришлось и учиться, и помогать маме Зине по хозяйству, но она никогда не жаловалась. Вскапывала под посадку небольшой участок перед домом, ходила за водой, помогала и в воспитании брата с сестрой. Хотя в воспитании внуков главенствующую роль играла баба Маня. Несмотря на 4 класса образования, писала грамотно, знала много сказок, делилась свойствами лекарственных растений и замечательно готовила.
«А отец с войны пришёл летом 1945-го, потому что я помню, что в платьице была в сатиновом. Мы с Люсей Мельниковой играли на завалинке, на улице, слышу, кричат: «Пришёл! Пришёл! Аполлон пришёл!» Мама его Аполлоном звала. Выскочили все, Галя бросилась к нему, а я-то его и не знаю. Стою в сторонке, дикарём смотрю на него, не помню. Он был в военной форме, подарков нам привёз: мне пупса голого немецкого, два отреза – из одного, нежно голубого цвета, Вальке рубашку сшили, из другого, нежно розового, мне платье. А ткань такая – наперники, плотная ткань, не пропускает воздух которая. Бабушке привёз ткань на юбку, а маме пальто какое-то шерстяное, из тоненькой шерсти, чёрное».
Закончилось тяжёлое военное прошлое, начались не менее тяжёлые, но более радостные трудовые будни мирного настоящего.
Семейные посиделки, «тёть Лара» и компот из вишнёвых косточек
Радует, что наши герои не опустились до последней стадии, старшее поколение старалось научить молодёжь тому, что умели сами и пытались наставить её на пусть истинный, а именно хорошо учиться в школе и желательно продолжать получать высшее образование, благо возможностей для этого в Саратове было много.
Саратовские родственники не терялись, а наоборот, старались ещё больше поддерживать связь, ходили друг к другу в гости и помогали, как могли.
Мама вспоминает: «Хлеб во время и после войны по карточкам продавался. Мы с Люсей Мельниковой ходили, очереди были по карточкам, занимали очередь, чуть ли не ночью, девчонки совсем маленькие. А ходили мы туда, где Беговые улицы, там был первый магазин, небольшой магазинчик, тоже в деревянном доме. А хлеб был чёрный, из ржаной муки, но вкуснее него не было ничего на свете. Ещё был магазин ЦРК (центральный рабочий кооператив), он был на улице, где трамвай-десятка ходит, чуть повыше кинотеатра Родина, он потом сгорел. Отец после войны устроился на работу бухгалтером в автодорожном институте, но почему-то в совхоз выезжал, подсобное хозяйство что ли там было. Он и там работал, и меня брал с собой. Из Саратова 8 километров пешком надо было идти, и вот я с ним ходила, ещё дошкольницей я была. Там молока можно было попить, у них коровы были. Бабушка не работала, всю жизнь была домохозяйкой, получала пенсию за деда, дед умер ещё до войны, мизерную совсем пенсию. И Вальке платили маленькую пенсию, а бабушке ещё меньше. И вот кое-как перебивались. Образование-то у бабушки было 4 класса церковно-приходской школы. Начитанная бабушка была. А мама работала во время войны в прокуратуре бухгалтером, а прокуратура была на нашей улице на горе, районная, наверно. А потом она в 3-ю Советскую устроилась и много лет там проработала, до пенсии. А в то время пенсионерам можно было работать, но всего 2 месяца в год, и она не упускала этот шанс, работала всё время по 2 месяца. Работник была хороший и её с удовольствием брали».
По вечерам семья объединялась и садилась в зале вокруг большого круглого стола, электричества не было, сидели с керосиновой лампой и читали вслух какую-нибудь интересную книгу, а если не читали, то что-нибудь рассказывали. Интересно было! Вот так вечера и коротали. Холодильников тогда не было, но был небольшой погреб. Баба Маня почти каждый день ходила пешком за мясом в Крытый рынок. Купит на раз мяса для первого или второго блюда. Если на первое щи или суп, то на второе – каша, как правило пшённая, пшено было дешёвое, а кашу варили крутую-крутую. Масло понемножку клали. У деда Аполлона было любимое блюдо – вот эту кашу с маслом смешает, утрамбует её, а сверху щей нальёт пол половника. Вот так он эту кашу ел.
Как-то ещё в конце сороковых приобрела баба Маня скорей для детской забавы двух курочек и петуха, для них даже курятник не строили, жили они в сарае и свободно гуляли по саду. Дети их полюбили как членов семьи, особенно петуха. Смешной он был, ходил как король, а вместо традиционного «кукареку» издавал звук «Тёть Лара!!!» Когда приезжали родственники Нины Николаевны (жены Александра Филиппова), а одну из родственниц звали тётя Лара, она сначала даже оборачивалась на звук. И вот однажды пропал петух, искали его долго, опрашивали соседей, но кто признается, если кто-то вдруг его поймал и отрубил голову. Дети плакали, как будто потеряли самого близкого родственника. Уже, было, смирились с потерей, как вдруг дня через три из завалинки доносится звук: «Тёть Лара!!!» Тихонечко так, едва слышно. Сначала думали, что почудилось, а когда услышали повторный звук и небольшой шорох, радости не было предела. Оказывается, петух залез туда, видимо, червячков поклевать, а опилки осыпались, и завалило его, ведь завалинка деревянная была. Завалинку сломали, вытащили петуха, и он как ни в чём не бывало зашагал гордым королевским шагом. Дальнейшая судьба петуха и курочек неизвестна. Видимо, зажарили или сварили суп, как дети подросли и стали осознавать, с какой целью разводят пернатых.
И вновь воспоминания мамы: «Перед каждым праздником, перед пасхой обычно, всё обметали. Мама обметала потолки, они же были крашеные, белила стены мелом, мыла картины с мылом, вытирала их насухо, а потом подсолнечным маслом протирала, чтобы они блестели. Они были без стекла, а прямо полотно, натянутое на рамки. Полы сначала были некрашеные у нас в квартире, потом покрасили. Была у нас туя большая в кадке, в комнате прямо росла, и вот перед Новым годом её наряжали вместо ёлки. Были игрушки у нас кое-какие, некоторые из них даже сохранились. Наряжали эту тую, были у нас свечи ёлочные. Вот они на специальных лапках-зажимах ставились и зажигались. Стеарин капал на пол, а мы с Валентином бегали в носках шерстяных, и вот этот стеарин раскатывали по крашеному полу и катались. Так здорово было! Что дарили? Вот, бабушка, единственное, что нам дарила, под Новый год всегда нам под подушку клала яблочко свежее и грушу. А больше никаких подарков. И вот иногда куда-нибудь на ёлку водили. Тётя Нина с дядей Шурой нам билеты брали. У них ёлки были очень хорошие в землеустройстве, на Чапаева. Брали два билета, и мы с Валентином ходили. Там подарки были хорошие, сладости: мандаринчики, конфеты, печенье. Вот так, особенно нас не баловали. Да, конфет тогда не было каждый день дома. Не было масла, мы вообще не знали, что такое сливочное масло. Бабушка покупала немножко топлёного масла, оно лежало у нас в баночке пол-литровой, а баночка стояла на кухне в угловом шкафчике. Мы на кусочек хлеба мазали это масло, тоненько-тоненько, посыпали сахаром, вкусно было!»
Поддерживалась связь и с другими родственниками, которые жили в центре города. К бабе Мане приходила её двоюродная сестра – дочь Арсения Осиповича Анищенко тётя Тонечка, она её Тонечкой звала. Подолгу они сидели, разговаривали, вспоминали юные годы, своих родителей. Тётя Тонечка была невысокого роста, она была чем-то похожа со своей племянницей Зиной, дочерью бабы Мани и по совместительству моей бабушкой. Тётя Тонечка приходила в гости на 1-ю Детскую в основном летом, баба Маня её снабжала фруктами и вишней. Случались и ответные визиты, здесь ходила уже не только баба Маня, она брала с собой и молодое поколение! А когда Тонечки долго нет, она пойдёт к ней одна, отнесёт вишни и говорит по возвращении домой:
– Ты знаешь, до чего Тонечка-то додумалась? Вишню почистила для варенья без косточек, а из косточек сварила компот.
– Да что же это, из косточек компот?
– Она вот такая – экономная. Жалко косточки выбрасывать было.
У тёти Тонечки был муж Александр Иванович Милокумов, заслуженный учитель, в общении очень добрый человек с прекрасным чувством юмора. Всегда, когда к ним приходили в гости, дядя Саша, как его называли дети, оказывал им наибольшее внимание, дети его очень любили и внимательно слушали. Их дочь Галина до войны работала в городе Сталинск, ныне Новокузнецк, в Сталинском драматическом театре, а после окончания войны в Саратовской филармонии чтецом. К сожалению, после смерти тёти Тонечки и бабы Мани общение прекратилось, и артистическая судьба Галины Александровны Гордиенко осталась неизвестной. Чем чёрт не шутит, может и продолжается династия артистов под другими фамилиями в других городах.
А годы летят, наши годы как птицы летят… Шестидесятые не зря в истории страны считаются «золотым» периодом. Восстановленная экономика повлияла на подъём во всех сферах жизни – полёт Юрия Алексеевича Гагарина положил начало космической эре, новые открытия в науке и технике, спортивные рекорды и культурные достижения позволяли советским людям гордиться своей великой страной, буквально за несколько лет поднятой из руин. Открылись «всесоюзные здравницы» на черноморском побережье, начали строить новые многоэтажные дома, научно-исследовательские институты при заводах.
После окончания медицинского института в 1962 году уехала по распределению в сибирское село Новая Заимка Тюменской области и Люся – новоиспечённый врач Людмила Соловьёва. Три года обязательной отработки вдали от дома превратились в два с половиной, вначале пришлось пройти специализацию в родном Саратове, что было воспринято с большой радостью со стороны Людмилы и всех родственников.
Но, увы, шестидесятые не обошлись без потерь. Ещё в 1962-м году через несколько месяцев после своего шестидесятилетия ушёл из жизни Александр Петрович Филиппов, а спустя пять лет и его жена Нина Николаевна. Первая половина дома опустела и пришлось её продать. Рука не поднимается написать «продать чужим людям». Новые хозяева половины дома Мария Степановна и Василий Фёдорович Суворовы остались в памяти прекрасными и добрыми людьми, с которыми сохранялись замечательные соседские и практически родственные отношения. В мае 1966 года случилось пополнение в молодой семье любимого внука бабы Мани Валентина – родилась маленькая Оля, названная так в честь своей бабушки. Но понянчить правнучку бабе Мане не удалось, она уже серьёзно болела, а в июне ушла из жизни, чуть больше года, не дождавшись рождения ещё одного правнука – автора этих строк. Да, дом на 1-й Детской стал первым приютом и для меня, только спустя полгода после моего рождения деду Аполлону от политехнического института предоставили квартиру на 2-й Садовой в только что выстроенном пятиэтажном кооперативном доме. Но наш маленький дом всё ж успел услышать вновь детские крики и плач, издаваемые маленькими Костей и Олей, как напоминание о далёких предвоенных годах.
К началу 70-х из потомков Анищенко в доме на 1-й Детской, 35 остался только Валентин Владимирович Рощаховский – любимый внук бабы Мани, в то время подающий надежды инженер-энергетик.
Отчий дом опустел, но остались навечно
Мысли в памяти стен, что уныло стоят,
Недосказанных слов в том потоке беспечном
Не дождаться, они с ветром вдаль улетят.
Белый налив, Марстепанна и дядя Валя
С конца 70-х помню отчётливо, как ходил один, или вместе с мамой на 1-ю Детскую к дяде Вале. Мария Степановна всегда встречала приветливо и постоянно чем-то занималась – или возилась в огороде, или делала что-то по хозяйству. Перед домом была небольшая песочница и грядки, всё это было дело рук соседей, дядя Валя не особо любил заниматься огородничеством, а нам хватало дачного участка на Кумысной поляне. Сад же потихоньку приходил в запустение, производила впечатление огромная яблоня за домом с привитой на ней тремя или четырьмя сортами, особо запомнился белый налив. Яблоки урождались огромные величиной с кулак, а когда они были недозрелые и не такие крупные, мама крутила на зиму компот – пробивала сердцевину и закручивала в трёхлитровые банки. Вкуснейший был компот – кисловато-сладкий, и яблоки из него просто объедение, я особенно любил холодненькие из холодильника. Вишня каждый год урождалась знатная – собирали с кустов по несколько вёдер, хватало, чтобы наесться вдоволь – и ягодами, и с варениками, и для пирогов на зиму заморозить. Сейчас вишни столько нет, сколько тогда было в Саратове.
А в 1980-е соседи купили корову! Сарай для коровы Василий Фёдорович соорудил справа при входе во двор. У соседей подрастал внук, мой тёзка, а Мария Степановна выросла в деревне и у неё были все навыки дойки. Она каждый раз, когда мы приходили, угощала молоком и попутно рассказывала про своего внука. Когда я ещё не увлёкся родословной, мне казалось, что Марстепанна (так я её называл) наша близкая родственница, настолько доверительные и близкие были отношения.
Я никогда в сознательном возрасте не был в первой половине дома, где жили соседи, зато каждый раз, когда заходил в комнаты дяди Вали, всегда удивлялся чистоте и порядку. Мебель была старенькая, полы дощатые, крашенные светло оранжевой краской и поэтому казалось, что даже в пасмурную дождливую погоду здесь было светло и тепло. Хотя для тепла в холодную зиму надо было хорошо протопить печку, дядя Валя всегда, когда приходил к нам купаться, спешил домой, сетуя, что у него не топлено. Помню его старый стол в маленькой комнате, в который так хотелось заглянуть, но впервые ящик стола я выдвинул уже после его смерти, когда нашёл в нём письма его отца. Помню старый телевизор с фарфоровой фигуркой хоккейного вратаря (эх, как я жалею, что его не взял потом на память) и старый перекидной календарь, где на переворачиваемом корпусе с числами красовался советский медальон, ниже была ячейка для сменных вкладышей-месяцев, а в самом низу располагалась крутилка с меняющимися днями недели. Помню даже, что среди чисел был вкладыш «Вращать медленно». Не знаю, сколько было этому календарю лет, возможно он застал многих старожилов этого дома. А старый ковёр с оленями наверняка был куплен ещё до войны.
У дяди Вали не сложилась семейная жизнь, его жена с дочерью Олей покинули Саратов в 1970 году и перебрались в Севастополь. Но отношения отца и дочери поддерживались, Оля часто приезжала в Саратов, и дядя Валя старался, чтобы эти встречи были насыщенными и интересными. Ольга вспоминает: «Мне очень нравилось, когда он по утрам варил кофе в турке и ароматный кофе заполнял все комнаты. Ещё он любил крепкий чай и, когда он его заваривал, всегда шутил по этому поводу, что чай должен быть крепкий и горячий как поцелуй красавицы».
Дядя Валя был заядлым театралом и болельщиком «Спартака». Про театр мы с ним практически не говорили, а вот к «спортивному болению» именно он меня приобщил. Я даже помню, как. Играли как-то хоккейные ЦСКА и «Спартак», он не принимал, что мне всё равно, кто победит, а было мне лет 10. И мы договорились, что, кто выиграет, за того я и буду в дальнейшем «болеть». Победил тогда ЦСКА, и мы с ним на долгие годы оказались по разные стороны баррикад. Мы никогда не ругались по этому поводу, но мне почему-то не нравилось поначалу, когда он приходил и задавал вопрос: «Ну как там твои кони?» Спорт тогда надолго вошёл в мою жизнь, дядя Валя для интеллектуального развития племянника даже придумывал некие тесты из десяти вопросов. Первый тест я благополучно провалил, ответив всего на один вопрос по тогдашнему вратарю сборной Финляндии по хоккею, он даже удивился, что я знаю, кто такой Йорма Валтонен, но не знаю более очевидных вещей. Когда я стал постарше, тесты прекратились, и уже я сообщал ему о спортивных новостях, вычитанных в еженедельнике «Футбол-Хоккей», а уже намного позже – в «Спорт-Экспрессе».
У дяди Вали по большому счёту была своя компания, свои друзья, поэтому именно на всесоюзные праздники мы виделись редко. Перелистывая альбомы 90-х с цветными, но еще не цифровыми фотографиями, нахожу его седую шевелюру на днях Рождения своей мамы, тёти Гали, семья которой в 1981 году перебралась окончательно в Саратов, он иногда бывал на праздниках наших детей. Он всегда был очень скромным, построив неплохую карьеру, никогда не ставил себя выше других, хотя любил и «вмазать», как он сам говорил. Один раз «вмазал» так, что перепутал мои новые ботинки со своими поношенными и ушёл домой на 1-ю Детскую в моих, а утром удивлялся, кто ему так хорошо ботинки отремонтировал.
Много можно написать ещё и про него, и про мою дорогую бабу Зину, про маму и про своё «женское» воспитание, про бабу Зою Корнееву, двоюродную сестру бабы Зины, которая жила на той же 1-й Детской улице в 14-м доме, и которая в 70-е и 80-е иногда приходила к нам в квартиру с дарами своего сада (мне почему-то больше запомнились сливы), но настоящая глава очерков посвящена дому, который находился по адресу: г. Саратов, улица 1-я Детская, 35. При его существовании я там не жил, а приходя, наслаждался цветущим садом, видом из старых окошек, а глядя на сам дом, невольно задумывался, что с ним будет после, потому что он начал приходить в упадок ещё при жизни дяди Вали – протекала крыша, обваливались сени и проседали доски полов. Моя школьная, студенческая и рабочая жизнь мало связана с отчим родовым домом, здесь я старался осветить только свои впечатления о достаточно редких его посещениях, передать воспоминания мамы о своих молодых годах, показать документы и письма, связанные с ним.
Валентина Владимировича Рощаховского не стало в июле 2006 года, дом ненамного его пережил, был снесён и новыми хозяевами построен новый кирпичный. Адрес у него остался старый, но он прежний обязательно останется не только на фотографиях, но и в памяти тех, кто в нём жил или хоть раз его посещал, а благодаря этим воспоминаниям о его истории будут знать наши дети, внуки и правнуки.
А закончить эту часть очерков я хотел бы стихами классика Николая Огарёва, которым почти 200 лет, но которые совершенно не потеряли своей актуальности.
Старый дом, старый друг, посетил я
Наконец в запустенье тебя,
И былое опять воскресил я,
И печально смотрел на тебя.
Двор лежал предо мной неметёный,
Да колодец валился гнилой,
И в саду не шумел лист зелёный —
Жёлтый тлел он на почве сырой.
Дом стоял обветшалый уныло,
Штукатурка обилась кругом,
Туча серая сверху ходила
И всё плакала, глядя на дом.
Я вошёл. Те же комнаты были;
Здесь ворчал недовольный старик;
Мы беседы его не любили,
Нас страшил его чёрствый язык.
Вот и комнатка: с другом, бывало,
Здесь мы жили умом и душой;
Много дум золотых возникало
В этой комнатке прежней порой.
В неё звездочка тихо светила,
В ней остались слова на стенах;
Их в то время рука начертила,
Когда юность кипела в душах.
В этой комнатке счастье былое,
Дружба светлая выросла там…
А теперь запустенье глухое,
Паутины висят по углам.
И мне страшно вдруг стало. Дрожал я,
На кладбище я будто стоял,
И родных мертвецов вызывал я,
Но из мёртвых никто не восстал.