Путешествие на родину предков - 2025 (3)
Часть 6. Анищенко – Самарины – Ремпель. Непрерываемая связь поколений
Павел был шестым ребёнком в большой семье Ивана Осиповича и Екатерины Ивановны Анищенко. К 1887 году, когда родился Павел, доживала свой век бабушка Мария Андреевна, а отец Иван и родной брат отца Арсений уже обустроились в Зиновьевке, арендовали землю под фруктово-ягодные плантации и пополняли семейную «копилку» и в прямом смысле, в виде наращивания капитала, и в переносном, соревнуясь друг с другом в увеличении численности рода в своих дружных семьях и постепенно вовлекая детей к себе в помощники, а при достижении определённого возраста определяя в учебные заведения согласно способностям.
Павел получил высшее образование в Петербурге, окончив в 1912 году сельскохозяйственный институт. Примерно в это же время училась в Петербурге его будущая жена Ксения, дочь генерала царской армии Евгения Григорьевича Кондратовича, человека армейской закалки и очень требовательного к воспитанию детей. Курс медицинского института, где училась Ксения, был первым смешанным, когда женщинам разрешили учиться вместе с мужчинами. Может быть, привязанность к родителям, а может и по каким-либо другим причинам, наблюдая за супружеской жизнью старшей сестры, Ксения в своей юности не раз говорила отцу и матери Аделаиде Леопольдовне, что никогда не выйдет замуж. Но любовь творит чудеса, однажды в гостях она познакомилась с обходительным и воспитанным молодым человеком и к концу вечеринки сказала себе: «Если он будет просить моей руки, я скажу ДА!» Этим человеком был молодой специалист-агроном Павел Иванович Анищенко.
После регистрации брака молодая семья Павла и Ксении довольно много колесили по стране, жили в Малороссии, в Харбине, Хвалынске. Именно в Хвалынске в 1915 году у них родилась дочь Кира. Есть одна семейная история после рождения дочки, когда молодая семья приехала в одно из сёл. Пересказала эту историю их правнучка Юля Ремпель в одном из своих воспоминаний о прабабушке Ксении Евгеньевне.
«Их поселили в деревенский дом. Нужно было покупать горшки, ухваты и прочую деревенскую утварь. Прадед уехал в лавку и вернулся с кофейным сервизом из тончайшего фарфора и стеклянной шкатулкой. Прабабушка очень рассердилась и поставила коробку с фарфором перед малышкой-бабушкой.
– На, Кирочка, играй! Сейчас он только для этого пригодится!
Часть этого сервиза жива до сих пор! Когда я приезжаю к тётушке, мы пьём кофе их этих тонких чашечек».
Времена не выбирают. Нагрянула революция и семье Анищенко с их далеко не пролетарским происхождением пришлось несладко. Существует ещё одна семейная история с фамильными драгоценностями. Здесь слово Анатолию Самарину, внуку Павла Ивановича и Ксении Евгеньевны.
«Когда в детстве я увлекался кладоискательством, то моё воображение будоражил рассказ бабушки о том, что во время революции они в спешке бежали из Саратова и где-то закопали фамильные драгоценности, которые потом не могли найти».
Юля, когда была подростком, представляла себе сундучок с украшениями из пиратских историй и просила папу поехать искать сокровища. Тогда всё ей казалось предельно ясно. Под Саратовом, на Волге под деревом. Ну и что, что прабабушка его не нашла потом! А мы найдём!
Сколько таких забытых историй с зарытыми сокровищами в одном только Саратове! Сколько богатых людей бежало из города в надежде на скорое возвращение! По рассказу саратовского краеведа Виктора Николаевича Семёнова есть один документально подтверждённый факт, как в торжественной процедуре закладки фундамента Крытого рынка в 1914 году присутствовали отцы города – губернская администрация, купцы и в качестве символа для долгого функционирования храма торговли заложили в фундамент рынка экспромтом собранные драгоценности, помещённые в специально приготовленную нишу. Так и лежат атрибуты роскошной жизни под землёй уже более 100 лет! Вот и драгоценности семьи Анищенко лежат где-то и дожидаются нашедшего их счастливчика.
После революции Павел и Ксения несколько лет жили в Киеве, где тогда учился двоюродный брат Павла Ивановича Александр, что я подробно описал выше.
«Их поселили в деревенский дом. Нужно было покупать горшки, ухваты и прочую деревенскую утварь. Прадед уехал в лавку и вернулся с кофейным сервизом из тончайшего фарфора и стеклянной шкатулкой. Прабабушка очень рассердилась и поставила коробку с фарфором перед малышкой-бабушкой.
– На, Кирочка, играй! Сейчас он только для этого пригодится!
Часть этого сервиза жива до сих пор! Когда я приезжаю к тётушке, мы пьём кофе их этих тонких чашечек».
Времена не выбирают. Нагрянула революция и семье Анищенко с их далеко не пролетарским происхождением пришлось несладко. Существует ещё одна семейная история с фамильными драгоценностями. Здесь слово Анатолию Самарину, внуку Павла Ивановича и Ксении Евгеньевны.
«Когда в детстве я увлекался кладоискательством, то моё воображение будоражил рассказ бабушки о том, что во время революции они в спешке бежали из Саратова и где-то закопали фамильные драгоценности, которые потом не могли найти».
Юля, когда была подростком, представляла себе сундучок с украшениями из пиратских историй и просила папу поехать искать сокровища. Тогда всё ей казалось предельно ясно. Под Саратовом, на Волге под деревом. Ну и что, что прабабушка его не нашла потом! А мы найдём!
Сколько таких забытых историй с зарытыми сокровищами в одном только Саратове! Сколько богатых людей бежало из города в надежде на скорое возвращение! По рассказу саратовского краеведа Виктора Николаевича Семёнова есть один документально подтверждённый факт, как в торжественной процедуре закладки фундамента Крытого рынка в 1914 году присутствовали отцы города – губернская администрация, купцы и в качестве символа для долгого функционирования храма торговли заложили в фундамент рынка экспромтом собранные драгоценности, помещённые в специально приготовленную нишу. Так и лежат атрибуты роскошной жизни под землёй уже более 100 лет! Вот и драгоценности семьи Анищенко лежат где-то и дожидаются нашедшего их счастливчика.
После революции Павел и Ксения несколько лет жили в Киеве, где тогда учился двоюродный брат Павла Ивановича Александр, что я подробно описал выше.
«С 1924-го по 1931 год семья деда жила в Ставрополе, моя мама училась в школе и хотела стать врачом, но непролетарское происхождение было большим препятствием для осуществления этой мечты. Поэтому после седьмого класса её отдали в ФЗУ (фабрично-заводское училище), она получила там специальное среднее образование и рабочую специальность – токаря, и, уже как рабочая, поступила в 1932 или в 1933 году во 2-й Московский мединститут. Так как в ФЗУ географию не преподавали, то до самой старости отсутствие знаний о странах и континентах были для мамы большой проблемой. Во время её учебы вся семья жила в Москве, в это время там уже жила семья Александра Арсеньевича Анищенко-Твардовского. В 1939 году маму по распределению направили в Казахстан.
В Кокчетавской области есть чудесное место – село Курорт Боровое. Это живописный район под географическим названием Казахский Мелкосопочник с кучей невысоких гор, озёр и лесов. Там с середины двадцатых годов создали курортную зону для туберкулёзных больных, открыли несколько санаториев, в которых туберкулёзные больные проходили климато- и кумысолечение. Через несколько месяцев там мама вышла замуж за моего отца Самарина Ивана Фёдоровича, который в 1938 году окончил Хабаровский медицинский институт.
В Кокчетавской области есть чудесное место – село Курорт Боровое. Это живописный район под географическим названием Казахский Мелкосопочник с кучей невысоких гор, озёр и лесов. Там с середины двадцатых годов создали курортную зону для туберкулёзных больных, открыли несколько санаториев, в которых туберкулёзные больные проходили климато- и кумысолечение. Через несколько месяцев там мама вышла замуж за моего отца Самарина Ивана Фёдоровича, который в 1938 году окончил Хабаровский медицинский институт.
Отец мой - Самарин Иван Фёдорович 1908 г.р., был, как и большинство крестьянских детей, смыт из села Салмановка Вадинского уезда Пензенской губернии волной индустриализации в Хабаровск на строительство нового медицинского института. По ходу работы он учился на рабфаке, и рабфаковцев, которые хорошо учились, приняли без экзаменов в этот новый медицинский институт. Как я понял, в Хабаровске на стройке он и подхватил туберкулёз, поэтому оказался после окончания института на работе в туберкулёзной здравнице Курорт Боровое. В сентябре 1940 года у них родилась дочь (моя старшая сестра) – Татьяна Ивановна Самарина (в замужестве Василец), а 14 сентября 1943 года я – Самарин Анатолий Иванович. В те годы не было эффективных средств лечения туберкулёза, поэтому отец мой скончался 30 октября 1943 года, успев дать мне имя и на меня посмотреть.
В начале войны, когда началась эвакуация гражданского населения из Москвы, дед (П.И. Анищенко) с бабушкой уехали к дочери в Казахстан в Боровое, где и жили до кончины деда от инфаркта в январе 1945 года. Туда же во время войны приехал родной брат деда – Иван Иванович Анищенко, он также умер и похоронен в Боровом».
Переместившись на много лет вперёд, скажу, что с дядей Толей (дальше я буду так его называть) мы встретились в Ростове-на-Дону в сентябре 2012 года через два года после начала переписки, когда успели друг о друге уже много узнать, встреча родственных душ прошла в тёплой приятной обстановке, мы рассказывали друг другу много новых интересных историй, делились впечатлениями и рассматривали старые фотографии. Также я познакомился с его женой тётей Жанной, а с тётей Таней, гостившей тогда в Ростове, и с её семьёй мы впервые встретились годом ранее, когда с женой Ириной отдыхали в Ессентуках и заходили к ним на чай.
Дядя Толя рассказывал, что во время войны в Боровое были эвакуированы семьи Президиума Академии наук СССР, в том числе и академик В.И. Вернадский. Кира Павловна Анищенко вспоминала, что она в качестве общественной нагрузки осуществляла продажу облигаций государственного займа среди академиков и хорошо помнила, как ходила к Вернадскому подписывать его на облигации и очень волновалась. Таким образом открылся первый факт встречи наших родственников с исторической личностью, а уже позже зафиксирован прецедент знакомства Папы-Бати с маршалом Будённым!
Далее вновь предадимся воспоминаниям дяди Толи.
«Бабушка и мама, оставшись одни с двумя маленькими детьми, решили выбираться из Казахстана после окончания войны и подали прошение на разрешение переезда в Европейскую часть страны. Во время войны и какое-то время после по стране можно было перемещаться на постоянное жительство только по разрешению НКВД.
Так как в Ессентуках жила мамина двоюродная сестра с семьёй Лидия Иосифовна Анищенко (по мужу Власова), к которым до войны они часто ездили в гости, а также недалеко от Ессентуков на станции Змейка на конезаводе жила семья родной тётки мамы Анищенко (по мужу Батяевой) Наталии Ивановны, то они подали прошение на переезд в Ессентуки. Но вместо Ессентуков им разрешили переселиться в Ялту или в Сочи. Они ослушались и в августе 1945-го года приехали в Ессентуки. Мне тогда было два года, полгода они оббивали пороги милиции, чтобы их прописали в Ессентуках. Понятно, что этого не может быть, но я почему-то помню фамилию тогдашнего начальника милиции – Гукасов, который для меня был страшнее Бармалея.
В Ессентуках бабушка – Ксения Евгеньевна, до выхода на пенсию в 1956 году работала школьным врачом. Умерла она в октябре 1967 года, увидев за полгода до смерти свою первую правнучку – мою дочку Юлю.
Мама – Кира Павловна Анищенко (она фамилию не меняла, так как в дипломе врача у неё написано Анищенко, а менять диплом из Казахстана, а потом во время войны было трудно), с 1946 по 1975 год работала врачом в Ессентукском тубдиспансере. Я очень гордился, когда в 1965 году, в связи с пятидесятилетием, её наградили орденом Трудового Красного Знамени. На самом деле, быть тубологом после войны, когда не было эффективного лечения, было занятие, не только требующее мужества, но и больших душевных сил, когда для больного ты и последняя надежда на выздоровление, а ещё и духовник. Умерла мама в апреле 1991 года».
Очень трудно было Кире Павловне и Ксении Евгеньевне растить вдвоём двух маленьких детей, но мы в очередной раз убеждаемся, что взаимопомощь родственников помогала преодолеть все тяготы и лишения. Никогда, что родители Юли, что моя мама с бабушкой не любили говорить о трудностях, а всегда вспоминали яркие моменты своего детства и молодости, когда новогодняя мандаринка под подушкой для маленьких Вали и Люси или небольшая старинная монетка в руках мальчика Толи вызывали во сто крат больше восторга, чем покупка нового компьютера для современного школьника.
Юля Ремпель с благодарностью вспоминает время, проведённое с бабушкой Кирой.
«Я прожила в Ессентуках всё летнее время своей доинститутской жизни. Там воздух, горы, целебная вода и любимая бабушка.
Именно она научила меня вязать в пять лет, и с того же возраста я пеку пироги. Она перебирала крупу перед тем, как её варить. Научила меня штопать и шить. Мы смотрели диафильмы и читали книжки. Ей так понравился Хоббит, что она сделала подробный конспект, чтобы близко к тексту рассказывать его другим своим внукам.
В её доме в три часа подавали кофе, а в шесть, когда все возвращались с работы – обед. На лоджии стоял шезлонг и цвели цветы. Ты читал книги и смотрел на Эльбрус.
Дети обязательно накрывали на стол.
А в её домовой книге сохранились пометки. Юля подмела пол в зале и спальне (это было так редко, что должно было быть заархивировано. Мне было тогда 10 лет).
Она мне подарила первый собственный рубль! Сказала – положено было серебром, но пока обычный, металлический. Он лежал в деревянной кубышке под ёлкой. Меня это почему-то потрясло, и я его долго не тратила.
А ещё мы с бабушкой перед Новым годом выбирали ёлочную игрушку. Я помню, выбрала красивую малиновую раковину. И она долго висела у нас на Новый год. Когда-то она разбилась. Но только снаружи. Внутри я её так и вешаю на ёлку.
Атмосфера дома. Когда все собираются за круглым столом. Играют в блошки и настольные игры. Перебирают ягоды на варенье, лепят вареники. Стараюсь это всё сохранить снаружи. Внутри я приняла это состояние давно.
На свадьбу моим родителям бабушка вышивала на постельном белье узоры. И мне тоже.
Вязанные тёплые носки, вишнёвое пончо, ни у кого не было такого. А в 10 классе она связала мне модную тогда шапку буратино. Почему-то в Питере несколько человек подходили ко мне и спрашивали – не продам ли я мою шапку.
Чтобы прокормить детей, ты должна уметь печатать на машинке, мочь давать уроки, шить и вязать.
Печатаю. Даю уроки. Шью и вяжу.
Я почувствовала, что бабушка заболела серьёзно, и поехала побыть с ней. Две её последние недели мы были вместе. Знаете, что я читала ей вслух? «Вино из одуванчиков»».
Вне всякого сомнения, самые уютные, самые тёплые моменты в жизни каждого ребёнка – это воспоминания о бабушке. Они согревают душу и наполняют её приятной атмосферой, будто возвращая назад в детство. У большинства людей бабушка неизменно ассоциируется с чем-то добрым и невероятно близким. Юлина баба Кира невольно вспомнилась моей бабушке Зине, когда мы сообща выбирали имя моей дочке в 1990 году. И когда имя уже было выбрано, и мы все вместе ждали появления на свет Киры Константиновны, баба Зина говорила: «Была у нас в роду одна Кира, она была моложе меня лет на десять. Когда она приезжала с родителями в Саратов, я с ней с удовольствием играла». Тогда я не придал этому большого значения, но может быть именно в этот момент у меня возникла мысль составления родословного древа. Зинаида Петровна – год рождения 1905-й, Кира Павловна – год рождения 1915-й. Всё сходится. Разница ровно 10 лет. Надо же, какая память была у бабушки Зины! Вот бы ещё найти фото, где они вместе!
А пока продолжаю вспоминать Анатолия Ивановича Самарина. Дядю Толю. Я благодарен судьбе, что она свела меня с этим прекрасным человеком. Когда состоялось наше виртуальное знакомство с Андреем Шлуинским в конце сентября 2010 года, он частенько писал о дяде Толе, и я несколько дней ждал и от него письма. А, когда написал ему первым, оказалось, что всё это время дядя Толя писал подробное эссе о своей жизни, жизни своих родителей и бабушки с дедушкой, он тогда ещё в шутку сетовал, что я его немного опередил. Очень много из его описания я включил в настоящую часть очерка. И о себе никто не расскажет лучше, чем он сам, вот эта весточка из 2010 года.
В начале войны, когда началась эвакуация гражданского населения из Москвы, дед (П.И. Анищенко) с бабушкой уехали к дочери в Казахстан в Боровое, где и жили до кончины деда от инфаркта в январе 1945 года. Туда же во время войны приехал родной брат деда – Иван Иванович Анищенко, он также умер и похоронен в Боровом».
Переместившись на много лет вперёд, скажу, что с дядей Толей (дальше я буду так его называть) мы встретились в Ростове-на-Дону в сентябре 2012 года через два года после начала переписки, когда успели друг о друге уже много узнать, встреча родственных душ прошла в тёплой приятной обстановке, мы рассказывали друг другу много новых интересных историй, делились впечатлениями и рассматривали старые фотографии. Также я познакомился с его женой тётей Жанной, а с тётей Таней, гостившей тогда в Ростове, и с её семьёй мы впервые встретились годом ранее, когда с женой Ириной отдыхали в Ессентуках и заходили к ним на чай.
Дядя Толя рассказывал, что во время войны в Боровое были эвакуированы семьи Президиума Академии наук СССР, в том числе и академик В.И. Вернадский. Кира Павловна Анищенко вспоминала, что она в качестве общественной нагрузки осуществляла продажу облигаций государственного займа среди академиков и хорошо помнила, как ходила к Вернадскому подписывать его на облигации и очень волновалась. Таким образом открылся первый факт встречи наших родственников с исторической личностью, а уже позже зафиксирован прецедент знакомства Папы-Бати с маршалом Будённым!
Далее вновь предадимся воспоминаниям дяди Толи.
«Бабушка и мама, оставшись одни с двумя маленькими детьми, решили выбираться из Казахстана после окончания войны и подали прошение на разрешение переезда в Европейскую часть страны. Во время войны и какое-то время после по стране можно было перемещаться на постоянное жительство только по разрешению НКВД.
Так как в Ессентуках жила мамина двоюродная сестра с семьёй Лидия Иосифовна Анищенко (по мужу Власова), к которым до войны они часто ездили в гости, а также недалеко от Ессентуков на станции Змейка на конезаводе жила семья родной тётки мамы Анищенко (по мужу Батяевой) Наталии Ивановны, то они подали прошение на переезд в Ессентуки. Но вместо Ессентуков им разрешили переселиться в Ялту или в Сочи. Они ослушались и в августе 1945-го года приехали в Ессентуки. Мне тогда было два года, полгода они оббивали пороги милиции, чтобы их прописали в Ессентуках. Понятно, что этого не может быть, но я почему-то помню фамилию тогдашнего начальника милиции – Гукасов, который для меня был страшнее Бармалея.
В Ессентуках бабушка – Ксения Евгеньевна, до выхода на пенсию в 1956 году работала школьным врачом. Умерла она в октябре 1967 года, увидев за полгода до смерти свою первую правнучку – мою дочку Юлю.
Мама – Кира Павловна Анищенко (она фамилию не меняла, так как в дипломе врача у неё написано Анищенко, а менять диплом из Казахстана, а потом во время войны было трудно), с 1946 по 1975 год работала врачом в Ессентукском тубдиспансере. Я очень гордился, когда в 1965 году, в связи с пятидесятилетием, её наградили орденом Трудового Красного Знамени. На самом деле, быть тубологом после войны, когда не было эффективного лечения, было занятие, не только требующее мужества, но и больших душевных сил, когда для больного ты и последняя надежда на выздоровление, а ещё и духовник. Умерла мама в апреле 1991 года».
Очень трудно было Кире Павловне и Ксении Евгеньевне растить вдвоём двух маленьких детей, но мы в очередной раз убеждаемся, что взаимопомощь родственников помогала преодолеть все тяготы и лишения. Никогда, что родители Юли, что моя мама с бабушкой не любили говорить о трудностях, а всегда вспоминали яркие моменты своего детства и молодости, когда новогодняя мандаринка под подушкой для маленьких Вали и Люси или небольшая старинная монетка в руках мальчика Толи вызывали во сто крат больше восторга, чем покупка нового компьютера для современного школьника.
Юля Ремпель с благодарностью вспоминает время, проведённое с бабушкой Кирой.
«Я прожила в Ессентуках всё летнее время своей доинститутской жизни. Там воздух, горы, целебная вода и любимая бабушка.
Именно она научила меня вязать в пять лет, и с того же возраста я пеку пироги. Она перебирала крупу перед тем, как её варить. Научила меня штопать и шить. Мы смотрели диафильмы и читали книжки. Ей так понравился Хоббит, что она сделала подробный конспект, чтобы близко к тексту рассказывать его другим своим внукам.
В её доме в три часа подавали кофе, а в шесть, когда все возвращались с работы – обед. На лоджии стоял шезлонг и цвели цветы. Ты читал книги и смотрел на Эльбрус.
Дети обязательно накрывали на стол.
А в её домовой книге сохранились пометки. Юля подмела пол в зале и спальне (это было так редко, что должно было быть заархивировано. Мне было тогда 10 лет).
Она мне подарила первый собственный рубль! Сказала – положено было серебром, но пока обычный, металлический. Он лежал в деревянной кубышке под ёлкой. Меня это почему-то потрясло, и я его долго не тратила.
А ещё мы с бабушкой перед Новым годом выбирали ёлочную игрушку. Я помню, выбрала красивую малиновую раковину. И она долго висела у нас на Новый год. Когда-то она разбилась. Но только снаружи. Внутри я её так и вешаю на ёлку.
Атмосфера дома. Когда все собираются за круглым столом. Играют в блошки и настольные игры. Перебирают ягоды на варенье, лепят вареники. Стараюсь это всё сохранить снаружи. Внутри я приняла это состояние давно.
На свадьбу моим родителям бабушка вышивала на постельном белье узоры. И мне тоже.
Вязанные тёплые носки, вишнёвое пончо, ни у кого не было такого. А в 10 классе она связала мне модную тогда шапку буратино. Почему-то в Питере несколько человек подходили ко мне и спрашивали – не продам ли я мою шапку.
Чтобы прокормить детей, ты должна уметь печатать на машинке, мочь давать уроки, шить и вязать.
Печатаю. Даю уроки. Шью и вяжу.
Я почувствовала, что бабушка заболела серьёзно, и поехала побыть с ней. Две её последние недели мы были вместе. Знаете, что я читала ей вслух? «Вино из одуванчиков»».
Вне всякого сомнения, самые уютные, самые тёплые моменты в жизни каждого ребёнка – это воспоминания о бабушке. Они согревают душу и наполняют её приятной атмосферой, будто возвращая назад в детство. У большинства людей бабушка неизменно ассоциируется с чем-то добрым и невероятно близким. Юлина баба Кира невольно вспомнилась моей бабушке Зине, когда мы сообща выбирали имя моей дочке в 1990 году. И когда имя уже было выбрано, и мы все вместе ждали появления на свет Киры Константиновны, баба Зина говорила: «Была у нас в роду одна Кира, она была моложе меня лет на десять. Когда она приезжала с родителями в Саратов, я с ней с удовольствием играла». Тогда я не придал этому большого значения, но может быть именно в этот момент у меня возникла мысль составления родословного древа. Зинаида Петровна – год рождения 1905-й, Кира Павловна – год рождения 1915-й. Всё сходится. Разница ровно 10 лет. Надо же, какая память была у бабушки Зины! Вот бы ещё найти фото, где они вместе!
А пока продолжаю вспоминать Анатолия Ивановича Самарина. Дядю Толю. Я благодарен судьбе, что она свела меня с этим прекрасным человеком. Когда состоялось наше виртуальное знакомство с Андреем Шлуинским в конце сентября 2010 года, он частенько писал о дяде Толе, и я несколько дней ждал и от него письма. А, когда написал ему первым, оказалось, что всё это время дядя Толя писал подробное эссе о своей жизни, жизни своих родителей и бабушки с дедушкой, он тогда ещё в шутку сетовал, что я его немного опередил. Очень много из его описания я включил в настоящую часть очерка. И о себе никто не расскажет лучше, чем он сам, вот эта весточка из 2010 года.
«По жизни мне очень повезло. Я рано определился с профессией. Уже где-то в девятом классе я хотел заниматься электрическими процессами мозга и создавать роботы. В маленьких провинциальных городках часто вырастают мечтатели, которые, начитавшись фантастики или героических романов, пытаются стать лётчиками, учёными или артистами. Как правило, это всё кончается пшиком.
Я, начитавшись Александра Беляева, полез в науку о мозге. Случайно узнал, что в Ростовском университете есть такой биолог – профессор Коган, который исследует мозг. Мне всё же хотелось исследовать мозг, но быть физиком. Как ты понимаешь, в 1960 году, когда я поступал в университет, слово кибернетика было ещё под запретом как буржуазная лженаука. Я поступил на физический факультет. В начале второго курса мы, несколько человек физиков, организовали подпольный кружок кибернетики и начали изучать по только появляющимся книгам эту науку, а потом пошли к профессору Когану и попросили его быть нашим научным руководителем. В конце третьего курса в 1963 году кибернетика стала самой модной наукой, но специалистов ещё не было совсем. Тогда мы – трое студентов (уже нужно было определяться со специализацией), пошли на приём к тогдашнему ректору профессору Ю.А. Жданову (это сын соратника Сталина – А.А. Жданова, и первый муж дочери Сталина – Светланы, до смерти Сталина он был зав. отделом науки ЦК КПСС, а после смерти Сталина его сослали в политическую ссылку из Москвы в Ростов). Мы просили ректора разрешить нам учиться по индивидуальному плану с изучением части дисциплин на биофаке и на мехмате, основные же предметы изучали на физическом факультете. Вот так в 1965 году я стал первым человеком в Ростовском университете, у которого в дипломе было записано физик-биофизик. Я поступил на работу в проблемную лабораторию «Биофизика» Ростовского университета, а через семь лет её реорганизовали в Научно-исследовательский институт нейрокибернетики РГУ. Это был первый в мире научный институт полного бионического цикла, наша задача – познать, как мозг работает (видит, слышит, управляет поведением животных и человека) и воспроизвести найденные алгоритмы в технических системах, т.е. роботах. Вот этими проблемами я и занимаюсь уже сорок пять лет, в основном мы работали по заказам оборонных предприятий, сделали много интересных вещей, даже для Саратовского НИИ электронного машиностроения делали систему силового очувствления роботов, которые обслуживали технологические участки на заводах по производству кинескопов. Это было в 1984-1986 гг. Знал бы я тогда, что в Саратове у меня есть родня. В Саратов мне ездить очень нравилось. Дело в том, что снабжение Саратова было ещё хуже, чем Ростова. Поэтому мне домашние не давали заказов на обязательную покупку масла, колбасы и так далее. А во время командировок в Москву, Ленинград, Киев и Харьков я всё свободное время таскался по магазинам и, как дурак, простаивал в магазинных очередях.
Я, начитавшись Александра Беляева, полез в науку о мозге. Случайно узнал, что в Ростовском университете есть такой биолог – профессор Коган, который исследует мозг. Мне всё же хотелось исследовать мозг, но быть физиком. Как ты понимаешь, в 1960 году, когда я поступал в университет, слово кибернетика было ещё под запретом как буржуазная лженаука. Я поступил на физический факультет. В начале второго курса мы, несколько человек физиков, организовали подпольный кружок кибернетики и начали изучать по только появляющимся книгам эту науку, а потом пошли к профессору Когану и попросили его быть нашим научным руководителем. В конце третьего курса в 1963 году кибернетика стала самой модной наукой, но специалистов ещё не было совсем. Тогда мы – трое студентов (уже нужно было определяться со специализацией), пошли на приём к тогдашнему ректору профессору Ю.А. Жданову (это сын соратника Сталина – А.А. Жданова, и первый муж дочери Сталина – Светланы, до смерти Сталина он был зав. отделом науки ЦК КПСС, а после смерти Сталина его сослали в политическую ссылку из Москвы в Ростов). Мы просили ректора разрешить нам учиться по индивидуальному плану с изучением части дисциплин на биофаке и на мехмате, основные же предметы изучали на физическом факультете. Вот так в 1965 году я стал первым человеком в Ростовском университете, у которого в дипломе было записано физик-биофизик. Я поступил на работу в проблемную лабораторию «Биофизика» Ростовского университета, а через семь лет её реорганизовали в Научно-исследовательский институт нейрокибернетики РГУ. Это был первый в мире научный институт полного бионического цикла, наша задача – познать, как мозг работает (видит, слышит, управляет поведением животных и человека) и воспроизвести найденные алгоритмы в технических системах, т.е. роботах. Вот этими проблемами я и занимаюсь уже сорок пять лет, в основном мы работали по заказам оборонных предприятий, сделали много интересных вещей, даже для Саратовского НИИ электронного машиностроения делали систему силового очувствления роботов, которые обслуживали технологические участки на заводах по производству кинескопов. Это было в 1984-1986 гг. Знал бы я тогда, что в Саратове у меня есть родня. В Саратов мне ездить очень нравилось. Дело в том, что снабжение Саратова было ещё хуже, чем Ростова. Поэтому мне домашние не давали заказов на обязательную покупку масла, колбасы и так далее. А во время командировок в Москву, Ленинград, Киев и Харьков я всё свободное время таскался по магазинам и, как дурак, простаивал в магазинных очередях.
Женился я в марте 1966 года на студентке четвёртого курса медицинского института Шведовой (теперь Самариной) Жанне Васильевне. В марте будущего года у нас сапфировая свадьба – 45 лет. Она родом из украинского Донецка, она тоже очень рано определилась с выбором профессии, хотя это стоило ей героических усилий – в мединститут она поступила только на пятый год. По окончанию мединститута она работала сначала детским травматологом, а потом 33 года спортивным травматологом-ортопедом. Летом этого года, наконец, мне удалось уговорить её оставить работу. К созерцательной жизни привыкает очень тяжело».
Детские впечатления дочери Юли самые трогательные, поэтому ими и продолжу.
«Я прекрасно помню, как засыпала, держась за его палец, когда была маленькая.
Его оладушки и омлет с батоном были самой вкусной едой в детстве.
В 2 года он начал учить меня брать в руки любых насекомых с удовольствием и интересом. Хотел проверить, можно ли научить девочку не визжать при виде гусениц и пауков. Получилось.
Прекрасно помню, когда в пять лет осознала, что люди смертны. В тот вечер не переставала реветь. Мне была невыносима мысль, что родители могут умереть. Тогда папа начал медленно-медленно рассказывать, как мы будем меняться со временем.
– Когда ты пойдешь в школу, мы будем как тётя Таня. Когда ты закончишь школу, станем как Эдуард Рубенович. Когда у тебя появятся свои дети, мы будем такими-то.
Так он дошёл до моих преклонных лет. Я уже превратилась в старенькую бабушку моего приятеля Алика. Она еле двигалась и была древней старухой.
– А вот, когда ты будешь, как бабушка Алика, тогда мы можем умереть.
Я с трудом могла представить себе, что могу когда-то превратиться в подобие старушки, и подумала, что тогда мне уже ничего не будет страшно, потому что вряд ли такие древние существа могут что-то чувствовать. И я успокоилась.
Когда папа приезжал за мной к бабушке в Ессентуки, мы обязательно шли бродить по предгорью и переходили вброд Подкумок. Это казалось мне невероятным нарушением маминого запрета мочить ноги в горной речке.
Мы печатали фотографии в ванной с красным фонарем и делали химические опыты.
Когда я в пятом классе перешла в другую школу, папа пришёл к нам в класс и прочитал лекцию о роботах. После этого мой авторитет в новом классе очень возрос, а папу выбрали в совет отцов школы».
Далее идут юношеские воспоминания.
«Папа учил меня мыть посуду, приговаривая: так часто браки распадаются из-за споров – кто будет мыть посуду. Если для тебя это простое дело не станет проблемой, то вы с будущим мужем точно не станете из-за этого ругаться!
Провожая папу в командировки, когда мама была на работе, я гладила ему рубашки. Только этот вид одежды до сих пор глажу с большим удовольствием.
У него хранятся две мои расписки – первая о том, что я больше не буду врать, вторая – о том, что активная жизнь человека длится до 24 лет. Потом начинается малоподвижная старость. Об этой, второй, он напоминает мне до сих пор.
Рассказы о научных конференциях в разных республиках СССР, а особенно о путешествиях после них, будоражили. Я хотела тоже мотаться по всему свету и видеть мир.
Помнила, что в Эрмитаже нужно обязательно заходить в зал с камеями. Музей Ферсмана – один из лучших. На выставках посматривать на часы. Через полтора часа после начала осмотра разворачиваться и уходить. Потому что визуальное восприятие притупляется.
Детские впечатления дочери Юли самые трогательные, поэтому ими и продолжу.
«Я прекрасно помню, как засыпала, держась за его палец, когда была маленькая.
Его оладушки и омлет с батоном были самой вкусной едой в детстве.
В 2 года он начал учить меня брать в руки любых насекомых с удовольствием и интересом. Хотел проверить, можно ли научить девочку не визжать при виде гусениц и пауков. Получилось.
Прекрасно помню, когда в пять лет осознала, что люди смертны. В тот вечер не переставала реветь. Мне была невыносима мысль, что родители могут умереть. Тогда папа начал медленно-медленно рассказывать, как мы будем меняться со временем.
– Когда ты пойдешь в школу, мы будем как тётя Таня. Когда ты закончишь школу, станем как Эдуард Рубенович. Когда у тебя появятся свои дети, мы будем такими-то.
Так он дошёл до моих преклонных лет. Я уже превратилась в старенькую бабушку моего приятеля Алика. Она еле двигалась и была древней старухой.
– А вот, когда ты будешь, как бабушка Алика, тогда мы можем умереть.
Я с трудом могла представить себе, что могу когда-то превратиться в подобие старушки, и подумала, что тогда мне уже ничего не будет страшно, потому что вряд ли такие древние существа могут что-то чувствовать. И я успокоилась.
Когда папа приезжал за мной к бабушке в Ессентуки, мы обязательно шли бродить по предгорью и переходили вброд Подкумок. Это казалось мне невероятным нарушением маминого запрета мочить ноги в горной речке.
Мы печатали фотографии в ванной с красным фонарем и делали химические опыты.
Когда я в пятом классе перешла в другую школу, папа пришёл к нам в класс и прочитал лекцию о роботах. После этого мой авторитет в новом классе очень возрос, а папу выбрали в совет отцов школы».
Далее идут юношеские воспоминания.
«Папа учил меня мыть посуду, приговаривая: так часто браки распадаются из-за споров – кто будет мыть посуду. Если для тебя это простое дело не станет проблемой, то вы с будущим мужем точно не станете из-за этого ругаться!
Провожая папу в командировки, когда мама была на работе, я гладила ему рубашки. Только этот вид одежды до сих пор глажу с большим удовольствием.
У него хранятся две мои расписки – первая о том, что я больше не буду врать, вторая – о том, что активная жизнь человека длится до 24 лет. Потом начинается малоподвижная старость. Об этой, второй, он напоминает мне до сих пор.
Рассказы о научных конференциях в разных республиках СССР, а особенно о путешествиях после них, будоражили. Я хотела тоже мотаться по всему свету и видеть мир.
Помнила, что в Эрмитаже нужно обязательно заходить в зал с камеями. Музей Ферсмана – один из лучших. На выставках посматривать на часы. Через полтора часа после начала осмотра разворачиваться и уходить. Потому что визуальное восприятие притупляется.
Папа учил меня всегда приходить к друзьям в больницу, если они туда вдруг попали. А когда он сам оказался в клинике с инфарктом, под окнами палаты в его день рождения оказалось пол-института нейрокибернетики. А Елена Каприеловна на больничной тумбочке устроила красивый стол с белой крахмальной скатертью и золотистыми бокалами.
Папа – добрый ангел моей эмоциональной мамы. А мама так заботится о папе, что никому даже не снилось».
Эти воспоминания Юля написала в сети facebook к 75-летию папы. Никто иной, как родная дочь, не может так передать впечатления о любимом человеке, который сыграл огромную роль в становлении её личности.
Папа – добрый ангел моей эмоциональной мамы. А мама так заботится о папе, что никому даже не снилось».
Эти воспоминания Юля написала в сети facebook к 75-летию папы. Никто иной, как родная дочь, не может так передать впечатления о любимом человеке, который сыграл огромную роль в становлении её личности.
Последние годы он тяжело болел, но мы свято верили в возможность его исцеления. Чуда не произошло, 9 сентября 2022 года, за год и пять дней до своего восьмидесятилетия Анатолий Иванович Самарин ушёл из жизни, а ровно через три месяца ушла из жизни и его родная сестра Татьяна Ивановна, проживавшая с семьёй в Ессентуках.
Будем помнить…
Часть 7. Целеустремлённый Николай
Хочется рассказать ещё об одном представителе большой семьи Анищенко – старшем сыне владельца водяной мельницы Иосифа Ивановича Анищенко Николае. Он смог избежать участи младшего брата Ивана и не был репрессирован в конце 1930-х, но жизнь его, как и других братьев и сестёр, не была спокойной.
Родился Николай 28 января 1907 года по старому стилю в Зиновьевке в семье на тот момент запасного армейского прапорщика Иосифа Ивановича Анищенко и жены его Татьяны Васильевны. Восприемниками являлись приписанный к Зиновьевской волости крестьянин Павел Иванович и девица Мария Ивановна Анищенко, приходившиеся родными дядей и тёткой новорожденному. Павел к тому времени готовился к поступлению в сельскохозяйственный институт в Петербурге, Маша же училась в старших классах Зиновьевской школы.
Достигнув к 1915 году восьмилетнего возраста, Коля учился сначала в сельской школе, затем после её окончания поступил и благополучно окончил 15-ю школу-семилетку в Саратове. Учился он образцово и к 1930 году окончил двухгодичные землеустроительные курсы при Саратовском земельном техникуме, за время учения на которых получал стипендию. Получив звание техника-землеустроителя, организатора крупного хозяйства, поступил на службу в Пугачёвский Окружной Земельный Отдел, который после реорганизовался в Областной Земельный Отдел с центром в городе Саратове, где работал беспрерывно до 1933 года, и уже тогда был назначен начальником топографической партии, получая ежегодно за свою работу похвалы, благодарности и премии. Как видим, задатки руководителя у Николая Осиповича (отчество именно так по документам) стали проявляться ещё в молодом возрасте.
Будучи к этому моменту человеком семейным (в 1932 году у него родился старший сын Игорь) по семейным обстоятельствам был вынужден временно прервать работу землеустроителя и переселиться на родину жены в Колышлейский район Пензенской области, где два года работал преподавателем в начальной школе, а затем преподавателем физики и математики в 6-7 классах.
Будем помнить…
Часть 7. Целеустремлённый Николай
Хочется рассказать ещё об одном представителе большой семьи Анищенко – старшем сыне владельца водяной мельницы Иосифа Ивановича Анищенко Николае. Он смог избежать участи младшего брата Ивана и не был репрессирован в конце 1930-х, но жизнь его, как и других братьев и сестёр, не была спокойной.
Родился Николай 28 января 1907 года по старому стилю в Зиновьевке в семье на тот момент запасного армейского прапорщика Иосифа Ивановича Анищенко и жены его Татьяны Васильевны. Восприемниками являлись приписанный к Зиновьевской волости крестьянин Павел Иванович и девица Мария Ивановна Анищенко, приходившиеся родными дядей и тёткой новорожденному. Павел к тому времени готовился к поступлению в сельскохозяйственный институт в Петербурге, Маша же училась в старших классах Зиновьевской школы.
Достигнув к 1915 году восьмилетнего возраста, Коля учился сначала в сельской школе, затем после её окончания поступил и благополучно окончил 15-ю школу-семилетку в Саратове. Учился он образцово и к 1930 году окончил двухгодичные землеустроительные курсы при Саратовском земельном техникуме, за время учения на которых получал стипендию. Получив звание техника-землеустроителя, организатора крупного хозяйства, поступил на службу в Пугачёвский Окружной Земельный Отдел, который после реорганизовался в Областной Земельный Отдел с центром в городе Саратове, где работал беспрерывно до 1933 года, и уже тогда был назначен начальником топографической партии, получая ежегодно за свою работу похвалы, благодарности и премии. Как видим, задатки руководителя у Николая Осиповича (отчество именно так по документам) стали проявляться ещё в молодом возрасте.
Будучи к этому моменту человеком семейным (в 1932 году у него родился старший сын Игорь) по семейным обстоятельствам был вынужден временно прервать работу землеустроителя и переселиться на родину жены в Колышлейский район Пензенской области, где два года работал преподавателем в начальной школе, а затем преподавателем физики и математики в 6-7 классах.
Работа топографа тянула, поэтому в 1935 году он возвратился с семьёй в Саратов и вновь работал начальником топографических партий в разных районах области вплоть до войны. Неизвестно, почему его не коснулся горячий огонь репрессий во времена «Большого террора», может, он с самого начала умел держать язык за зубами, предполагая последствия, а возможно, глядя на случившееся с братом Иваном, уже после его ареста сумел сделать правильные выводы. Тем не менее в войну семья Анищенко вступила будучи вместе, имея в составе сына-школьника Игоря, четырёхлетнюю дочь Юлю и годовалого сына Олега.
Участники Великой Отечественной войны не особо любили предаваться воспоминаниям, но один, довольно курьёзный, случай, сохранился в памяти дочери Николая Светланы. Конечно, основным оружием Николая и его сослуживцев были не автоматы и гранатомёты, а геодезические приборы теодолиты и нивелиры, но лихая судьба не раз кидала его на фронт.
Вспоминает Светлана Николаевна Кравченкова: «Папа рассказывал, что во время войны его отряд делал съёмку границ, которая постоянно сдвигалась, и вышли на немцев, они столкнулись с ними нос к носу. И те, и другие были шокированы. Но я не помню, что он сказал, разошлись они миром или кто кого пострелял».
Не уверен, что имел место именно такой описанный случай, но семейная легенда вполне имеет право на существование. Светлана Николаевна продолжает: «Я была в парке «Патриот» в Москве, и я нигде не нашла его фамилию, что он вроде как не участвовал. Но в то же время я хочу сказать, что в УГК может отдельная есть картотека, потому что я знаю, что папа точно был на фронте и точно участвовал в геодезических съёмках».
Для полноты картины предоставлю сведения, чем конкретно занимались Главное управление геодезии и картографии (ГУГК) и Военно-топографическая служба (ВТС) в годы Великой Отечественной войны, ведь эти организации работали вместе, чтобы обеспечить Советскую армию топографическими картами и каталогами геодезических пунктов. Вот некоторые факты:
• К середине июля 1941 года совместными усилиями была создана карта масштаба 1:100 000 до линии Череповец – Москва – Харьков, а к концу года – до Волги включительно.
• За первый год войны до войск было доведено 73 миллиона экземпляров топографических карт.
• Были развиты геодезические сети на рубежах рек Днепр, Угра, Десна, в районах городов Ярцево, Ельня.
• Моторизованный топографический отряд под командованием подполковника Д.Д. Соседова впервые осуществил геодезическое обеспечение огневых позиций системы «Катюша».
• В период октября – ноября 1941 года была произведена геодезическая подготовка всех рубежей обороны ближних подступов к Москве и в черте города.
• В ходе войны не прекращалось картографирование потенциально опасных в военно-политическом отношении регионов: Дальнего Востока, Китая, Средней Азии, Ирана.
За период 1941–1945 годов военные и гражданские топографы определили свыше 200 тыс. геодезических и артиллерийских пунктов, осуществили привязки более 90 тыс. боевых порядков артиллерии, дешифровали свыше полумиллиона аэроснимков обороны противника. Будем считать, что Николай Осипович Анищенко и его отряд, хоть он и являлся сугубо гражданским, внёс свою лепту в победу над врагом.
Участники Великой Отечественной войны не особо любили предаваться воспоминаниям, но один, довольно курьёзный, случай, сохранился в памяти дочери Николая Светланы. Конечно, основным оружием Николая и его сослуживцев были не автоматы и гранатомёты, а геодезические приборы теодолиты и нивелиры, но лихая судьба не раз кидала его на фронт.
Вспоминает Светлана Николаевна Кравченкова: «Папа рассказывал, что во время войны его отряд делал съёмку границ, которая постоянно сдвигалась, и вышли на немцев, они столкнулись с ними нос к носу. И те, и другие были шокированы. Но я не помню, что он сказал, разошлись они миром или кто кого пострелял».
Не уверен, что имел место именно такой описанный случай, но семейная легенда вполне имеет право на существование. Светлана Николаевна продолжает: «Я была в парке «Патриот» в Москве, и я нигде не нашла его фамилию, что он вроде как не участвовал. Но в то же время я хочу сказать, что в УГК может отдельная есть картотека, потому что я знаю, что папа точно был на фронте и точно участвовал в геодезических съёмках».
Для полноты картины предоставлю сведения, чем конкретно занимались Главное управление геодезии и картографии (ГУГК) и Военно-топографическая служба (ВТС) в годы Великой Отечественной войны, ведь эти организации работали вместе, чтобы обеспечить Советскую армию топографическими картами и каталогами геодезических пунктов. Вот некоторые факты:
• К середине июля 1941 года совместными усилиями была создана карта масштаба 1:100 000 до линии Череповец – Москва – Харьков, а к концу года – до Волги включительно.
• За первый год войны до войск было доведено 73 миллиона экземпляров топографических карт.
• Были развиты геодезические сети на рубежах рек Днепр, Угра, Десна, в районах городов Ярцево, Ельня.
• Моторизованный топографический отряд под командованием подполковника Д.Д. Соседова впервые осуществил геодезическое обеспечение огневых позиций системы «Катюша».
• В период октября – ноября 1941 года была произведена геодезическая подготовка всех рубежей обороны ближних подступов к Москве и в черте города.
• В ходе войны не прекращалось картографирование потенциально опасных в военно-политическом отношении регионов: Дальнего Востока, Китая, Средней Азии, Ирана.
За период 1941–1945 годов военные и гражданские топографы определили свыше 200 тыс. геодезических и артиллерийских пунктов, осуществили привязки более 90 тыс. боевых порядков артиллерии, дешифровали свыше полумиллиона аэроснимков обороны противника. Будем считать, что Николай Осипович Анищенко и его отряд, хоть он и являлся сугубо гражданским, внёс свою лепту в победу над врагом.
Не стану описывать многочисленные удалённые от центральной России населённые пункты, где ступала нога Николая Осиповича в послевоенное время в должности заместителя начальника предприятия по хозяйственной части. Так получилось, что с первой семьёй у него пути разошлись, и в конце 1940-х, часто бывая в Ессентуках у семьи родной сестры Лидии, он познакомился с будущей второй супругой Екатериной. Как вспоминает Светлана Кравченкова, «Клара Власова, Наташина мама, они были с моей мамой подружки. Они познакомились с папой, потому что мама приходила к Кларе домой, и она там помогала убираться, дом был большой. Они вместе с Кларой учились на библиотекарском отделении техникума». Двадцатилетняя разница в возрасте не помешала созданию новой ячейки общества, и 1950-е годы Николай, Екатерина и их дети Света и Вова провели вместе в странствиях по многочисленным топографическим экспедициям.
Семья Анищенко колесила по советской Якутии и Амурской области, в 1950-м в Витиме Якутской АССР родилась Светлана, в 1955-м в селе Бомнак Амурской области – Вова, а в 1959-м Николая Осиповича перевели в Иркутск заместителем начальника предприятия №1 геодезии и картографии ГУГК Москвы.
Семья Анищенко колесила по советской Якутии и Амурской области, в 1950-м в Витиме Якутской АССР родилась Светлана, в 1955-м в селе Бомнак Амурской области – Вова, а в 1959-м Николая Осиповича перевели в Иркутск заместителем начальника предприятия №1 геодезии и картографии ГУГК Москвы.
Как человека Николая Осиповича характеризуют несколько историй, пересказанных его дочерью.
«Папа был настолько порядочным и честным, что, когда они с поля приходили, у них оставались продукты (макароны, сгущёнка, тушёнка), и он всё раздавал рабочим. Я помню, как мама говорила: «Коля, дома нечего кушать, а ты…» А папа всегда твёрдо отвечал: «Я всё раздал». Его, конечно, уважали, любили очень. А когда он пошёл на пенсию, он вообще сказал: «Я одного дня не буду работать, столько молодых хороших специалистов, сильных и толковых, зачем я буду их места занимать?» И правда, как ему 60 лет исполнилось, он сразу же ушёл. У него столько преемников было! Знаю людей, я училась в школе с одноклассниками, которые потом работали с папой, они до сих пор вспоминают про него. И про него даже собирались книгу писать.
«Папа был настолько порядочным и честным, что, когда они с поля приходили, у них оставались продукты (макароны, сгущёнка, тушёнка), и он всё раздавал рабочим. Я помню, как мама говорила: «Коля, дома нечего кушать, а ты…» А папа всегда твёрдо отвечал: «Я всё раздал». Его, конечно, уважали, любили очень. А когда он пошёл на пенсию, он вообще сказал: «Я одного дня не буду работать, столько молодых хороших специалистов, сильных и толковых, зачем я буду их места занимать?» И правда, как ему 60 лет исполнилось, он сразу же ушёл. У него столько преемников было! Знаю людей, я училась в школе с одноклассниками, которые потом работали с папой, они до сих пор вспоминают про него. И про него даже собирались книгу писать.
У папы было очень большое хозяйство. При предприятии была строительная бригада, ведь раньше никаких подрядчиков же не было. Под его руководством строились дома для работников, цеха в Радищево до сих пор стоят. До сих пор я переписываюсь с людьми, которые его и помнят хорошо, и под его началом работали, вот, например, мой одноклассник Асташкин Саша. У них было очень дружное предприятие, они выезжали вместе на маёвки, у предприятия был лагерь пионерский, назывался «Юный геолог», были ещё дачи для ясельных и садишных групп. То есть это всё было организовано предприятием, и непосредственно этим руководил папа. Так вот, мы с Вовой выезжали на природу, в пионерский лагерь к ребятишкам, с папой ловили рыбку, а реки там бурные, поэтому ловили в основном мальков на банку и сразу их отпускали или кошкам скармливали.
Папа меня очень любил! На всех фотографиях я у него как куколка на руках. Он, когда уже был на пенсии, дома всё готовил. Мама была на двадцать лет моложе и всегда хотела учиться. И в Иркутске она заочно поступила в Новосибирский топографический техникум геодезии и картографии, ездила в Новосибирск сдавать экзамены. Так вот, когда она была на сессии, я пропустила школу. Один день, второй… А у меня в соседнем дворе была подружка, которая говорила: «Ой, я всё время пропускаю и ничего страшного!» А я никогда не пропускала и так боялась, так боялась! Но один раз пропустила и меня не заметили в школе. И второй раз пропустила. А затем получилось так, что папа пошёл в школу, чтобы узнать, как я учусь. Приходит в школу и спрашивает: «Как Света учится?» А ему говорят: «А что Света, как её здоровье?» Папа отвечает: «Нормально». А в ответ: «А почему она в школу не ходит?» И вот, когда я пришла домой, он сидит за кухонным столом и у него чуть ли не слёзы текли. И он мне сказал: «Эх, доча, доча…» И всё. Как я закаялась, больше, конечно, я школу не пропускала. Никогда он меня не наказывал, никогда руку на меня не поднимал. Я не помню, что когда-то кричали, в доме у нас никогда не было скандалов.
Папа меня очень любил! На всех фотографиях я у него как куколка на руках. Он, когда уже был на пенсии, дома всё готовил. Мама была на двадцать лет моложе и всегда хотела учиться. И в Иркутске она заочно поступила в Новосибирский топографический техникум геодезии и картографии, ездила в Новосибирск сдавать экзамены. Так вот, когда она была на сессии, я пропустила школу. Один день, второй… А у меня в соседнем дворе была подружка, которая говорила: «Ой, я всё время пропускаю и ничего страшного!» А я никогда не пропускала и так боялась, так боялась! Но один раз пропустила и меня не заметили в школе. И второй раз пропустила. А затем получилось так, что папа пошёл в школу, чтобы узнать, как я учусь. Приходит в школу и спрашивает: «Как Света учится?» А ему говорят: «А что Света, как её здоровье?» Папа отвечает: «Нормально». А в ответ: «А почему она в школу не ходит?» И вот, когда я пришла домой, он сидит за кухонным столом и у него чуть ли не слёзы текли. И он мне сказал: «Эх, доча, доча…» И всё. Как я закаялась, больше, конечно, я школу не пропускала. Никогда он меня не наказывал, никогда руку на меня не поднимал. Я не помню, что когда-то кричали, в доме у нас никогда не было скандалов.
Ещё застолья папа очень любил! Сам готовил, когда уже был на пенсии. Всегда у нас собирались все отрядовские, комната у нас большая была, больше двадцати квадратов, стол раздвижной чуть ли не три метра. И вот все садились, он доставал батарею всяких вин и всем понемножку наливал. Никто не мог отказать начальнику. А пироги с палтусом – это что-то!»
Вот так ответственность и серьёзность на работе у Николая Осиповича переходила в хлебосольство и радушие дома. Требовательный начальник, гостеприимный хозяин, любящий отец – вот основные качества, которыми можно характеризовать его целеустремлённость и стремление к лучшим результатам, которых, несомненно, он всегда добивался.
С благодарностью вспоминает Николая Осиповича и его сын Владимир.
«Думаю, он был очень хорошим отцом в смысле воспитания детей, меня он пытался воспитывать как мужчину, который мог всё делать. Пытался как-то приучить меня, чтобы я не боялся ничего, чтобы я прочувствовал всё как-бы изнутри. Вот такой случай, к примеру. Как-то ремонтировал розетку электрическую, ну я у него и спросил: «Папа, что будет, если я коснусь одной клеммы пальцем?» А он отвечает: «Ну, попробуй». Я коснулся и попал на фазу, меня отбросило, а он смеётся и говорит: «Ну что, теперь ты знаешь, что такое электричество». Я считаю, что это полезный опыт, он прекрасно знал, что, если я не заземлён, со мной ничего не будет, просто отбросит, потому что и сам иногда попадал в такую ситуацию.
Также вот был один интересный юмористический рассказ, когда он рассказал, как в тайге собирают шишку кедровую. Никто же на дерево не будет лазить и сбивать по одной-две шишки. В начале сезона, когда шишка вызревала, изготавливали шишкари (их так называли). А делали их таким образом - насаживали обрезок брёвнышка (полено) весом килограммов 20-25 на длинный шест сантиметров 10 в диаметре метра 4-5 длины, а может быть и больше. Отходили от дерева метров на 15-20, выбирали место, в которое надо было ударить этим брёвнышком на высоте и разгонялись. Первые два человека должны были этот заточенный кол воткнуть перед деревом на некотором расстоянии, по инерции полено должно было пойти вверх, ударить по дереву, и шишки сыпались. Их потом собирали, шелушили специальным приспособлением по принципу стиральной машины. Мужики разбежались (человек 5), а дерево было под уклоном на косогоре, и эти двое, которые должны были заземлить остриё перед деревом, промахнулись, проскользнули и потом все кубарем с этим брёвнышком полетели под гору. Отец так рассказывал, что было очень смешно, надо было включать воображение и эту картину представить».
Вот так ответственность и серьёзность на работе у Николая Осиповича переходила в хлебосольство и радушие дома. Требовательный начальник, гостеприимный хозяин, любящий отец – вот основные качества, которыми можно характеризовать его целеустремлённость и стремление к лучшим результатам, которых, несомненно, он всегда добивался.
С благодарностью вспоминает Николая Осиповича и его сын Владимир.
«Думаю, он был очень хорошим отцом в смысле воспитания детей, меня он пытался воспитывать как мужчину, который мог всё делать. Пытался как-то приучить меня, чтобы я не боялся ничего, чтобы я прочувствовал всё как-бы изнутри. Вот такой случай, к примеру. Как-то ремонтировал розетку электрическую, ну я у него и спросил: «Папа, что будет, если я коснусь одной клеммы пальцем?» А он отвечает: «Ну, попробуй». Я коснулся и попал на фазу, меня отбросило, а он смеётся и говорит: «Ну что, теперь ты знаешь, что такое электричество». Я считаю, что это полезный опыт, он прекрасно знал, что, если я не заземлён, со мной ничего не будет, просто отбросит, потому что и сам иногда попадал в такую ситуацию.
Также вот был один интересный юмористический рассказ, когда он рассказал, как в тайге собирают шишку кедровую. Никто же на дерево не будет лазить и сбивать по одной-две шишки. В начале сезона, когда шишка вызревала, изготавливали шишкари (их так называли). А делали их таким образом - насаживали обрезок брёвнышка (полено) весом килограммов 20-25 на длинный шест сантиметров 10 в диаметре метра 4-5 длины, а может быть и больше. Отходили от дерева метров на 15-20, выбирали место, в которое надо было ударить этим брёвнышком на высоте и разгонялись. Первые два человека должны были этот заточенный кол воткнуть перед деревом на некотором расстоянии, по инерции полено должно было пойти вверх, ударить по дереву, и шишки сыпались. Их потом собирали, шелушили специальным приспособлением по принципу стиральной машины. Мужики разбежались (человек 5), а дерево было под уклоном на косогоре, и эти двое, которые должны были заземлить остриё перед деревом, промахнулись, проскользнули и потом все кубарем с этим брёвнышком полетели под гору. Отец так рассказывал, что было очень смешно, надо было включать воображение и эту картину представить».
Николай Осипович успел дождаться рождения только первой внучки Инги, а как он был бы счастлив в окружении всех своих внуков, в любви своих близких, проживи он ещё несколько беззаботных лет! Делится своими воспоминаниями ещё одна Светлана – жена Владимира, с которой в последние годы жизни Николая Осиповича связал себя узами брака его сын и которая за те почти два года знакомства со своим свёкром успела его хорошо узнать.
«Николай Осипович любил людей, он не был стариком в свои 70 лет, иногда мы с Володей и его друзьями собирались компанией Володи, Николай Осипович обычно присоединялся к компании, слушал о чём мы, молодёжь, разговариваем, принимал участие в разговорах, был интересным собеседником, никаких назиданий, наставлений, с ним было просто и интересно говорить обо всём. Он обожал свою, в то время единственную, внучку Ингу, и она очень любила деда, частенько они затевали какую-нибудь игру или баловство, может быть благодаря этим играм, таким деду и бабушке Инга выросла умным, светлым и добрым человеком, мамой четырёх правнуков Николая Осиповича. Жаль, что мои дети родились позже и не увидели деда, знают его только по фотографиям. Ещё запомнился Николай Осипович своим трепетным отношением к жене, Екатерине Ивановне, своей заботой о ней, поскольку он был на пенсии, а Екатерина Ивановна ещё работала, к её возвращению с работы он обязательно готовил ужин, всегда что-то очень вкусное, всегда свежее, сегодняшнее. Было видно, что он скучал по ней, когда её не было дома. Готовил он замечательно – борщ, уха, щи, утка с рисом, это были «фирменные» блюда Николая Осиповича. Екатерина Ивановна тоже прекрасно готовила, её «фирменными» блюдами были ватрушки и маковый рулет, обязательные к каждому празднику, ничего вкуснее этого рулета не бывает, наверное. А ещё у Екатерины Ивановны был необыкновенный красоты смех, когда она смеялась, будто колокольчики звенели. Инга часто просила: «Бабушка, посмейся!» Екатерина Ивановна рассказала однажды, как они были в каком-то городе, в поездке, и она заблудилась ли в городе или слишком много времени потратила на посещение магазинов, в общем, задержалась. Николай Осипович встретил её буквально в слезах, так боялся, что с ней что-то случилось. Была у них дача, маленький домик за городом, где они любили проводить всё лето, и чего там только не росло, даже сибирская вишня. Всё это готовилось потом на зиму. Николай Осипович с Екатериной Ивановной любили театр, часто посещали оперетту, были у них знакомые и друзья и в этой среде, но больше всего друзей было в коллективе, откуда ушёл на пенсию Николай Осипович и где ещё оставалась работать Екатерина Ивановна. Каждый праздник, а в СССР их было немало, каждый день Рождения в доме собиралось много друзей, это было интересное застолье, выпивали мало, наслаждались разговорами, вспоминали что-то общее, засиживались за чаем с «фирменными» ватрушками и рулетом. Нам, в то время молодым людям, не было скучно на этих домашних праздниках, было интересно слушать их истории, связанные с работой в экспедициях. Смерть Николая Осиповича была неожиданной, он не болел долго или тяжело. Очень много людей пришло его провожать, многие его любили и уважали, он был добрым, честным, настоящим и достойным уважения».
Николай Осипович и Екатерина Ивановна прожили примерно одинаково, Николай – чуть более 72 лет, его супруга немного недотянула до этого возраста. Умерли, как и родились, с разницей в 20 лет. Они успели воспитать прекрасных детей, а Николай Осипович всего месяц не дождался рождения второй внучки Наташи. К сожалению, потерялась связь с сыновьями от первого брака и их семьями, но жива старшая дочь Юлия Николаевна, дай Бог здоровья ей и её семье на долгие годы, как и всем упомянутым выше.
Про судьбу Светланы и Владимира, а также их детей и соответственно внуков Николая и Екатерины в следующих частях моего повествования.
Продолжение читайте в рамках темы "Путешествие на родину предков - 2025 (4)"
«Николай Осипович любил людей, он не был стариком в свои 70 лет, иногда мы с Володей и его друзьями собирались компанией Володи, Николай Осипович обычно присоединялся к компании, слушал о чём мы, молодёжь, разговариваем, принимал участие в разговорах, был интересным собеседником, никаких назиданий, наставлений, с ним было просто и интересно говорить обо всём. Он обожал свою, в то время единственную, внучку Ингу, и она очень любила деда, частенько они затевали какую-нибудь игру или баловство, может быть благодаря этим играм, таким деду и бабушке Инга выросла умным, светлым и добрым человеком, мамой четырёх правнуков Николая Осиповича. Жаль, что мои дети родились позже и не увидели деда, знают его только по фотографиям. Ещё запомнился Николай Осипович своим трепетным отношением к жене, Екатерине Ивановне, своей заботой о ней, поскольку он был на пенсии, а Екатерина Ивановна ещё работала, к её возвращению с работы он обязательно готовил ужин, всегда что-то очень вкусное, всегда свежее, сегодняшнее. Было видно, что он скучал по ней, когда её не было дома. Готовил он замечательно – борщ, уха, щи, утка с рисом, это были «фирменные» блюда Николая Осиповича. Екатерина Ивановна тоже прекрасно готовила, её «фирменными» блюдами были ватрушки и маковый рулет, обязательные к каждому празднику, ничего вкуснее этого рулета не бывает, наверное. А ещё у Екатерины Ивановны был необыкновенный красоты смех, когда она смеялась, будто колокольчики звенели. Инга часто просила: «Бабушка, посмейся!» Екатерина Ивановна рассказала однажды, как они были в каком-то городе, в поездке, и она заблудилась ли в городе или слишком много времени потратила на посещение магазинов, в общем, задержалась. Николай Осипович встретил её буквально в слезах, так боялся, что с ней что-то случилось. Была у них дача, маленький домик за городом, где они любили проводить всё лето, и чего там только не росло, даже сибирская вишня. Всё это готовилось потом на зиму. Николай Осипович с Екатериной Ивановной любили театр, часто посещали оперетту, были у них знакомые и друзья и в этой среде, но больше всего друзей было в коллективе, откуда ушёл на пенсию Николай Осипович и где ещё оставалась работать Екатерина Ивановна. Каждый праздник, а в СССР их было немало, каждый день Рождения в доме собиралось много друзей, это было интересное застолье, выпивали мало, наслаждались разговорами, вспоминали что-то общее, засиживались за чаем с «фирменными» ватрушками и рулетом. Нам, в то время молодым людям, не было скучно на этих домашних праздниках, было интересно слушать их истории, связанные с работой в экспедициях. Смерть Николая Осиповича была неожиданной, он не болел долго или тяжело. Очень много людей пришло его провожать, многие его любили и уважали, он был добрым, честным, настоящим и достойным уважения».
Николай Осипович и Екатерина Ивановна прожили примерно одинаково, Николай – чуть более 72 лет, его супруга немного недотянула до этого возраста. Умерли, как и родились, с разницей в 20 лет. Они успели воспитать прекрасных детей, а Николай Осипович всего месяц не дождался рождения второй внучки Наташи. К сожалению, потерялась связь с сыновьями от первого брака и их семьями, но жива старшая дочь Юлия Николаевна, дай Бог здоровья ей и её семье на долгие годы, как и всем упомянутым выше.
Про судьбу Светланы и Владимира, а также их детей и соответственно внуков Николая и Екатерины в следующих частях моего повествования.
Продолжение читайте в рамках темы "Путешествие на родину предков - 2025 (4)"
Небольшое уточнение по поводу мелкосопочника. Боровое не мелкосопочник. Там горы из песчаника,такие же как на Урале,или здесь в саксонской Швейцарии. Мелкосопочник южнее будет,как раз Караганда. Когда с Сарани едешь в Караганду ( Шахтинск, Абай, Темиртау),то вечно горки,вверх ,вниз.
Боровое красивое место, курорт,сосны вокруг,озера.