Ряшенцев Юрий Евгеньевич — поэт, прозаик, переводчик. Род. 16 июня 1931 г. в Ленинграде. Окончил филфак МГПИ (1954). Преподавал в школе для трудных подростков. Печатается с 1955-го в ж. “Юность”, где в 90-е годы был членом редколлегии. Автор нескольких книг стихов, в т.ч. последние: “Високосный год” (М., 1983), “Дождливый четверг” (М., 1990), “Прощание с империей” (2000), “Избранное”. Написал тексты песен к спектаклям “Бедная Лиза”, “История лошади”, кинофильмам “Три мушкетера”, “Гардемарины, вперед!”, “Забытая мелодия для флейты” и многим др. Переводил грузинских, армянских, украинских поэтов. Президентская премия им. Булата Окуджавы (2003).
* * *
Мой белый лист озяб, замерз, и по нему трехстопный этот ямб вот-вот скользнет во тьму.
Авгурством не грешу. Но мало ль сил во тьме, каким не откажу ни в страсти, ни в уме…
И вынырнув опять на ясный склон листа, мне пульса не унять, быть может, неспроста.
Прощай теперь, покой. Ах, райский этот ад, где уровень другой догадок и цитат.
Что ж, дрессировщик слов, чего ты смог достичь, когда твой быт без снов — элементарный кич…
И вечер на земле. И вьюга уплыла… И листик на столе. И бездна вкруг стола.
* * *
Из открытого крана течет пожилая вода… Мне нисколько не странно, что я возвратился сюда.
Странно то, что в балконе напротив знакомый мне свет, хоть хозяев и нету в природе. Давно уже нет.
Впрочем, может, и есть, если речь о природе пошла. Вон какую-то весть посылает мне снизу ветла.
Я не помню ее той весной, закружившей всех нас, а она так свободна со мной, будто пили не раз.
Через эту преграду вовек я пройти не смогу. Крикну миру и граду… Но что же я крикнул? Агу?..
Несмышленый младенец, могу ли утешить приют, где орлы, а не гули своих прометеев клюют?
Где он, город бесплотный, и дома, и ветра, и сады? Лишь оттенок болотный чуть текущей из крана воды.
Таврия
Трава шевелилась, как будто зеленая конница, поднявшая острые сабли во имя джихада. Потом появилась коров подоившая скотница. Потом прошагал на базар продавец винограда. Потом две огромные сливы с соседнего дерева свалились, как парочка звезд этой медленной ночью. Потом тополек над плетнем прошумел неуверенно — искал оправданья, небось, своему худосочью.
День начался так, как среда и четверг да и пятница, которой до вечера много еще остается. А что до субботы, суббота — гуляка и пьяница, суббота и кровь горячит, и до крови дерется.
Нам, значит, положен лишь вечер, чтоб трезво и холодно подумать над тем, что же нынче для нас означает недвижный полет одинокого белого ворона, который над нами стоит и движенья не чает. Видны ли оттуда ему наши игрища давние, иль пляжи без нас и для птиц только белые пятна?.. Заходит сентябрьское солнце загадочной Таврии, которая с детства была и проста, и понятна.
* * *
Густая тень достала до веранды. Гром громыхает, но — издалека. Сиреневые кроны джокоранды плывут, как кучевые облака. Дом далеко, и, стало быть, — свобода: ни дружб осточертевших, ни грызни. Покой… А время дня! А время года! А от соседей, Боже, сохрани…
Но в то же время что со мною стало? Я по натуре не анахорет. Ко мне и с чердака, и из подвала кто только не ходил за много лет. Каких мы только тем не поднимали, кого ни крыли с рюмочкой в руке коль не на чердаке, так уж в подвале, коль не в подвале, так на чердаке.
Вот! Встречи эти, речи их шальные — как в памяти бессмыслен их дневник. А шорохи и шепоты земные — да что уж там: нам было не до них.
А вот сейчас, следя не век, а вечность за лепестком, летящим на луну, былую напряженную беспечность словами непотребными кляну. И в тишине, где тропочка сквозная трепещет, как натянутая нить, я с кем-то говорю, кого не знаю… А с кем еще на свете говорить?
* * *
Что было, что стало у кромки Урала с азийской руки? Туда через реку, как дервиши в Мекку, влеклись казаки. Там то ли паленая местная водка была дешева, а то ли жила удалая молодка, а может — вдова.
Ну, что теперь, докторский блудный осколыш, гадать на бобах, что ищут там дутовский синий околыш да конь на дыбах. Не ищут — искали. Все близи и дали — все небыль и быль. Не зря мы глядели из нашей “газели” на дальний ковыль.
Не зря из былого на месте избенок, заросшем травой, вдруг выполз все тот криволапый котенок, все тот и — живой; и в джунглях, разросшихся буйно и тесно, из злой темноты вдруг гипсовый бюст, только чей — неизвестно, взглянул сквозь кусты, как будто вчера лишь расстался со славой, небось, поделом. И верный подсолнух по сеялке ржавой все бился челом.
И хаос прорвался, нерублен, некошен — сквозь днища телег. И в небе распят был стенающий коршун который уж век.
* * *
Какое сумрачное утро. Художники сошлись на том, что лишь сиена или умбра в его палитре главный тон.
А нам сейчас хотелось охры, хоть пятнышка, хоть островка!.. Но брюхом вверх, поскольку — дохлы, по небу плыли облака.
Что ж, опыт авиаскитальца мне говорил, что со спины тела их, белые, как яйца, так празднично освещены, как только искреннее небо способно освещать все то, что хоть без света и нелепо, со светом — сказочно зато.
Здесь солнце — без малейшей тени — опять, опять твердит нам днесь, что жизнь, она на самом деле не та, что — там, а та, что — здесь.
* * *
Лето, казалось, — на спад, ан нет. Кто-то замедлил теченье дней. Раньше приходит ранний рассвет. Поздний закат приходит поздней. Ну, наконец-то нам, грешным, внял кто-то такой, кто имеет власть… Крокус, конечно, уже увял, флоксы зато задышали всласть. Позже — раздолье иным цветам. Ну, а потом — желтизна садов, голые ветки, а там, а там — время, к которому не готов. А потому накормлю с утра свой в девяносто коней табун и — в прошлый век, где течет Пахра или же Каменка — наобум! Может, они и сейчас текут, и под лучами свежа вода. Только ведь это — сейчас и тут. А ведь хотелось — там и тогда.
* * *
Опять глядишь вокруг, не зная, зачем вернешься и когда. Опять под именем Дуная оливковая мчит вода. Ни на холсте, ни на бумаге не явишь световой режим и беглые оттенки влаги у рек, текущих через жизнь.
Моих скитаний шустрый демон, пора, уймись и не балуй… О сизый Днепр, зеленый Неман, вечерний кобальт невских струй!.. Состарясь Божьим попеченьем средь бунтарей и бунтовщиц, уже не хочется с теченьем бороться всей системой мышц. И на мейнстрим копя обиды и всюду видя лишь врагов, прошляпить вдруг такие виды таких высоких берегов.
А я бы, пригубив Токая, подняв безвольное весло, во всем потоку потакая, поплыл туда, куда несло…
* * *
Свобода от кашля, от зимних одежек. И полдень апрельский глядит богачом. Друзья улыбаются с книжных обложек, как будто и жизнь им была нипочем, как будто и быт, и тяжел и нахрапист, с огнем упыря не кромсал их удел. Как будто их легкий хорей иль анапест тогда же, при жизни, летал, где хотел.
Тогда же, при жизни… А жизнь-то, похоже, любую потерю не ставит ни в грош. Да, время, быть может, и лечит. А все же, мой друг, посмотри, на кого ты похож. А я? На кого мы похожи с тобою? Но солнце, оно возлюбило наш дом. Оно, как на Пасху сосед с перепою, качаясь, стоит, и — ни с места при том.
Поздравь же меня с Октябрем или с Маем. И пусть с этой зеленью хлынет сюда чего-то, чего мы пока что не знаем. А вот уж узнаем, а вот уж тогда…
Юрий Ряшенцев родился в Ленинграде, но с трёхлетнего возраста жил в Москве. Его мать Ксения Александровна Якобсон (урождённая Кимберг) работала художником по трикотажу. Отец был репрессирован и погиб в 1938 году, а отчим Евгений Александрович Ряшенцев был арестован в 1949 году. Перед началом Великой Отечественной войны мама Юрия Евгеньевича вышла замуж за Евгения Александровича Ряшенцева и будущий поэт принял фамилию и отчество своего отчима. В 1941-43 гг. жил в эвакуации в Оренбурге (тогда Чкалове), Павловке и Нежинке Оренбургской области. С 2008 г. в пос. Нежинка Оренбургского района Оренбургской области есть улица Юрия Ряшенцева. В детстве был избалован любовью родителей, в седьмом классе учительница литературы сравнивала его с Обломовым. По окончании школы Юрий Ряшенцев планировал поступать в МГУ, но, будучи сыном и пасынком репрессированных, практически не имел на это шансов. Тогда вместе со своими друзьями по волейболу Юрий поступил в Московский педагогический государственный университет, где учился вместе с будущим режиссёром Петром Фоменко и бардами Юрием Визбором и Юлием Кимом. Ряшенцев окончил университет с отличием в 1954 году. После этого семь лет преподавал в школе, из них три года в школе для трудных подростков.
С 1955 года Ряшенцев начал публиковать свои произведения в первых номерах только что созданного журнала «Юность», хотя прежде не позволял себе всерьёз увлекаться поэзией. В 1962 году был приглашён в качестве литературного сотрудника и члена редколлегии в отдел поэзии этого журнала и вплоть до 1990-х годов работал в редакции с молодыми поэтами. Юрия Евгеньевича считают своим учителем поэты Инна Кабыш, Алексей Дидуров, Вера Павлова, Виктория Иноземцева. Он приложил руку к литературным опытам Владимира Вишневского.
Ряшенцев — автор шести сборников стихотворений. Его стихотворения были напечатаны практически в каждом из центральных литературных журналов. Первый сборник вышел в 1967 году под названием «Очаг». С 1970 года Юрий Евгеньевич является членом Союза писателей России, а с 1989 года — членом русского ПЕН-центра.
В 1973 году Юрий Ряшенцев вместе с Марком Розовским инсценировал повесть Н. Карамзина «Бедная Лиза», в том же году поставленную Розовским на Малой сцене Большого драматического театра; в 1975 году, вновь в соавторстве с Розовским, создал сценическую композицию по рассказу Л. Толстого «Холстомер» — «История лошади» стала одним из самых знаменитых спектаклей товстоноговского БДТ.
В 1975 году на стихи Юрия Ряшенцева «Голос Сказки» был создан мультфильм-притча «Одуванчик» о маленьком мальчике, которому приснился сон о смысле жизни. Автор сценария А. Шаров, режиссёр Ю. Клепацкий.
С 1960-х годов занимался художественным переводом, став победителем трёх Всесоюзных конкурсов на лучший перевод. Он переводил на русский язык стихотворения украинских, армянских, грузинских, бурятских поэтов[2], написал русские тексты к песням из мюзикла Александра Басилая «Аргонавты». На протяжении многих лет пользуются большой популярностью его песни для фильмов «Д’Артаньян и три мушкетёра» и «Гардемарины, вперёд!», а также «Будьте моим мужем», «Рецепт её молодости», «Весёлая хроника опасного путешествия», «Путешествие мсье Перришона», «Забытая мелодия для флейты», «Остров погибших кораблей», «Самоубийца», «Простодушный», «Старые клячи».
Однако же фильм режиссёра Георгия Юнгвальд-Хилькевича «Д’Артаньян и три мушкетёра», к которому Юрий Ряшенцев написал все тексты песен, ему самому долгое время не нравился. В одном из интервью поэт рассказал об этом: «Этот фильм мне не очень нравился. Я не находил в нём того „шампанского“, той тонкости и лёгкости, которые должны сопутствовать экранизации „Трёх мушкетёров“. Я же, со своей стороны, старался сохранить эти свойства в стихах. И не пытался притворяться французом. Хотя, как ни странно, что-то из мушкетёрского быта было мне близко. Я пережил войну. Я помню ночные улицы Москвы, когда, учась во вторую смену, возвращался из школы домой. По дороге на меня и моих одноклассников нападала шпана с Усачёвского рынка, которую можно было рассматривать как „гвардейцев кардинала“, и нам, „мушкетёрам“, это давало основания для дружбы.Но прошли годы, фильм не устают показывать. И теперь я к фильму хорошо отношусь». Своими любимыми песенными текстами считает «Ланфрен-ланфра» из фильма «Гардемарины, вперёд!», «Арго» из фильма «Весёлая хроника опасного путешествия» и «Бастилия» из фильма «Простодушный»].
Как поэт-песенник Юрий Ряшенцев много сотрудничал с такими композиторами, как Эдуард Артемьев, Давид Тухманов, Максим Дунаевский, Виктор Лебедев, Александр Басилая, Анатолий Кролл, Александр Журбин, Юрий Саульский, Владимир Давыденко, Георгий Гаранян, Теодор Ефимов, Александр Зацепин, Эдисон Денисов, Андрей Петров. В кинофильмах, спектаклях и на эстраде песни на его стихи исполняют известные артисты, в числе которых Михаил Боярский, Николай Караченцов, Алиса Фрейндлих, Андрей Миронов, Людмила Гурченко, Дмитрий Харатьян, Павел Смеян, Владимир Качан, Игорь Скляр, Николай Носков, Валентин Гафт, Сергей Маховиков, Зиновий Гердт, Лариса Долина, Александр Абдулов, Елена Степанова, Виктор Раков, Александр Домогаров, Сергей Минаев, Владимир Пресняков, Кристина Орбакайте, Олег Анофриев, Ирина Понаровская, Армен Джигарханян, Елена Дриацкая, Лариса Голубкина, Елена Камбурова, Светлана Крючкова, Ольга Кормухина, Валерий Ярёменко и многие другие.
В 2000 году по просьбе Николая Караченцова для российско-грузинского музыкального проекта Ряшенцев написал стихи о Тбилиси, которые легли в основу песни «Синий балкон» (музыка — Нодара Николаишвили, исполнитель — Николай Караченцов. Из воспоминаний Юрия Ряшенцева: «Коля Караченцов участвовал в одном российско-грузинском проекте и обратился ко мне с такой просьбой. Он попросил написать песню о Тбилиси. Я очень люблю Колю, поэтому его просьба была для меня почти законом, как говорится. В ту пору я уже не очень любил подтекстовки, переключился совсем на другие работы, но мне очень хотелось, чтобы Коля Караченцов что-то спел, что я написал бы конкретно для него. И тут я вспомнил то, что меня всегда поражало в городе — это обилие синего цвета в резных деревянных балконах. В Тбилиси много домов с резными узорами, и мне они попадались почему-то, как правило, синего цвета. И там была, как сейчас помню, площадь, на которую выходило здание с этими синими балконами с резьбой, и на них висели яркие красные перцы. До сих пор для меня Тбилиси — это синий балкон с красными перцами на нём». В 1994 году Ряшенцев написал роман «В Маковниках. И больше нигде», который был издан в 2001 году. С 1996 года работает в соавторстве с супругой Галиной Полиди. Они являются авторами русской версии мюзикла «Метро», либретто опер «Царица» Давида Тухманова, «Альберт и Жизель» Александра Журбина, «Преступление и наказание» Эдуарда Артемьева, мюзикла «Раба любви» и других произведений для кино и театра.
За работу над мюзиклом «Шербургские зонтики», поставленном в Санкт-Петербургском музыкальном театре «Карамболь», Ряшенцев и Полиди были удостоены Национальной премии «Музыкальное сердце театра» в номинации «Лучший текст песен (автор / перевод)» (2009 год).
18 декабря 2013 года в «ДК им. Ленсовета» (г. Санкт-Петербург) была представлена российская версия польского мюзикла «Пола Негри» в 3D-формате, стихи и либретто к которой были написаны Юрием Ряшенцевым и Галиной Полиди 17 сентября 2014 года прошла московская премьера этого мюзикла в Центральном академическом театре Российской армии
В марте 2014 года вместе с рядом других деятелей науки и культуры выразил своё несогласие с политикой российской власти в Крыму
17 марта 2016 года в Московском театре мюзикла состоялась премьера рок-оперы «Преступление и наказание» (режиссёр-постановщик — Андрей Кончаловский, композитор — Эдуард Артемьев, автор либретто и стихов всех музыкальных номеров — Юрий Ряшенцев)
В октябре 2018 года Юрий Ряшенцев снялся в пятисерийном документальном фильме «Пока ещё мы вместе, или Мушкетёры сорок лет спустя» (режиссёр Вячеслав Каминский, автор сценария Максим Фёдоров), посвящённом созданию картин Георгия Юнгвальд-Хилькевича «Д’Артаньян и три мушкетёра», «Мушкетёры двадцать лет спустя», «Тайна королевы Анны, или Мушкетёры тридцать лет спустя» и «Возвращение мушкетёров, или Сокровища кардинала Мазарини». Премьера фильма состоялась 14 февраля 2020 года в Белом зале Центрального Дома кино.
В сентябре 2020 года Московский академический театр сатиры открыл сезон премьерой спектакля «Дамское счастье» по роману Эмиля Золя, либретто к которому написали Юрий Ряшенцев и Галина Полиди. 12 мая 2021 года Культурным фондом Николая Караченцова в Московском Доме книги на Новом Арбате был организован юбилейный вечер Юрия Ряшенцева, посвящённый его 90-летию,] режиссёром-постановщиком которого выступила близкая подруга семьи Караченцовых] — композитор и поэтесса Елена Суржикова. К участию в программе были привлечены Михаил Боярский, Вениамин Смехов, Валентин Смирнитский, Людмила Поргина, Александр Левшин, Антон Макарский, Виктория Макарская, Рада Рай и Светлана Фед.
ЛИТЕРАТУРА. XXI век. МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА.
:Тамара Шикова (Коротеева)
Юрий РЯШЕНЦЕВ
Стихи
Ряшенцев Юрий Евгеньевич — поэт, прозаик, переводчик. Род. 16 июня 1931 г. в Ленинграде. Окончил филфак МГПИ (1954). Преподавал в школе для трудных подростков. Печатается с 1955-го в ж. “Юность”, где в 90-е годы был членом редколлегии. Автор нескольких книг стихов, в т.ч. последние: “Високосный год” (М., 1983), “Дождливый четверг” (М., 1990), “Прощание с империей” (2000), “Избранное”. Написал тексты песен к спектаклям “Бедная Лиза”, “История лошади”, кинофильмам “Три мушкетера”, “Гардемарины, вперед!”, “Забытая мелодия для флейты” и многим др. Переводил грузинских, армянских, украинских поэтов. Президентская премия им. Булата Окуджавы (2003).
* * *
Мой белый лист озяб,
замерз, и по нему
трехстопный этот ямб
вот-вот скользнет во тьму.
Авгурством не грешу.
Но мало ль сил во тьме,
каким не откажу
ни в страсти, ни в уме…
И вынырнув опять
на ясный склон листа,
мне пульса не унять,
быть может, неспроста.
Прощай теперь, покой.
Ах, райский этот ад,
где уровень другой
догадок и цитат.
Что ж, дрессировщик слов,
чего ты смог достичь,
когда твой быт без снов —
элементарный кич…
И вечер на земле.
И вьюга уплыла…
И листик на столе.
И бездна вкруг стола.
* * *
Из открытого крана течет пожилая вода…
Мне нисколько не странно, что я возвратился сюда.
Странно то, что в балконе напротив знакомый мне свет,
хоть хозяев и нету в природе. Давно уже нет.
Впрочем, может, и есть, если речь о природе пошла.
Вон какую-то весть посылает мне снизу ветла.
Я не помню ее той весной, закружившей всех нас,
а она так свободна со мной, будто пили не раз.
Через эту преграду вовек я пройти не смогу.
Крикну миру и граду… Но что же я крикнул? Агу?..
Несмышленый младенец, могу ли утешить приют,
где орлы, а не гули своих прометеев клюют?
Где он, город бесплотный, и дома, и ветра, и сады?
Лишь оттенок болотный чуть текущей из крана воды.
Таврия
Трава шевелилась, как будто зеленая конница,
поднявшая острые сабли во имя джихада.
Потом появилась коров подоившая скотница.
Потом прошагал на базар продавец винограда.
Потом две огромные сливы с соседнего дерева
свалились, как парочка звезд этой медленной ночью.
Потом тополек над плетнем прошумел неуверенно —
искал оправданья, небось, своему худосочью.
День начался так, как среда и четверг да и пятница,
которой до вечера много еще остается.
А что до субботы, суббота — гуляка и пьяница,
суббота и кровь горячит, и до крови дерется.
Нам, значит, положен лишь вечер, чтоб трезво и холодно
подумать над тем, что же нынче для нас означает
недвижный полет одинокого белого ворона,
который над нами стоит и движенья не чает.
Видны ли оттуда ему наши игрища давние,
иль пляжи без нас и для птиц только белые пятна?..
Заходит сентябрьское солнце загадочной Таврии,
которая с детства была и проста, и понятна.
* * *
Густая тень достала до веранды.
Гром громыхает, но — издалека.
Сиреневые кроны джокоранды
плывут, как кучевые облака.
Дом далеко, и, стало быть, — свобода:
ни дружб осточертевших, ни грызни.
Покой… А время дня! А время года!
А от соседей, Боже, сохрани…
Но в то же время что со мною стало?
Я по натуре не анахорет.
Ко мне и с чердака, и из подвала
кто только не ходил за много лет.
Каких мы только тем не поднимали,
кого ни крыли с рюмочкой в руке
коль не на чердаке, так уж в подвале,
коль не в подвале, так на чердаке.
Вот! Встречи эти, речи их шальные —
как в памяти бессмыслен их дневник.
А шорохи и шепоты земные —
да что уж там: нам было не до них.
А вот сейчас, следя не век, а вечность
за лепестком, летящим на луну,
былую напряженную беспечность
словами непотребными кляну.
И в тишине, где тропочка сквозная
трепещет, как натянутая нить,
я с кем-то говорю, кого не знаю…
А с кем еще на свете говорить?
* * *
Что было, что стало у кромки Урала с азийской руки?
Туда через реку, как дервиши в Мекку, влеклись казаки.
Там то ли паленая местная водка была дешева,
а то ли жила удалая молодка, а может — вдова.
Ну, что теперь, докторский блудный осколыш, гадать на бобах,
что ищут там дутовский синий околыш да конь на дыбах.
Не ищут — искали. Все близи и дали — все небыль и быль.
Не зря мы глядели из нашей “газели” на дальний ковыль.
Не зря из былого на месте избенок, заросшем травой,
вдруг выполз все тот криволапый котенок, все тот и — живой;
и в джунглях, разросшихся буйно и тесно, из злой темноты
вдруг гипсовый бюст, только чей — неизвестно, взглянул сквозь кусты,
как будто вчера лишь расстался со славой, небось, поделом.
И верный подсолнух по сеялке ржавой все бился челом.
И хаос прорвался, нерублен, некошен — сквозь днища телег.
И в небе распят был стенающий коршун который уж век.
* * *
Какое сумрачное утро.
Художники сошлись на том,
что лишь сиена или умбра
в его палитре главный тон.
А нам сейчас хотелось охры,
хоть пятнышка, хоть островка!..
Но брюхом вверх, поскольку — дохлы,
по небу плыли облака.
Что ж, опыт авиаскитальца
мне говорил, что со спины
тела их, белые, как яйца,
так празднично освещены,
как только искреннее небо
способно освещать все то,
что хоть без света и нелепо,
со светом — сказочно зато.
Здесь солнце — без малейшей тени —
опять, опять твердит нам днесь,
что жизнь, она на самом деле
не та, что — там, а та, что — здесь.
* * *
Лето, казалось, — на спад, ан нет.
Кто-то замедлил теченье дней.
Раньше приходит ранний рассвет.
Поздний закат приходит поздней.
Ну, наконец-то нам, грешным, внял
кто-то такой, кто имеет власть…
Крокус, конечно, уже увял,
флоксы зато задышали всласть.
Позже — раздолье иным цветам.
Ну, а потом — желтизна садов,
голые ветки, а там, а там —
время, к которому не готов.
А потому накормлю с утра
свой в девяносто коней табун
и — в прошлый век, где течет Пахра
или же Каменка — наобум!
Может, они и сейчас текут,
и под лучами свежа вода.
Только ведь это — сейчас и тут.
А ведь хотелось — там и тогда.
* * *
Опять глядишь вокруг, не зная,
зачем вернешься и когда.
Опять под именем Дуная
оливковая мчит вода.
Ни на холсте, ни на бумаге
не явишь световой режим
и беглые оттенки влаги
у рек, текущих через жизнь.
Моих скитаний шустрый демон,
пора, уймись и не балуй…
О сизый Днепр, зеленый Неман,
вечерний кобальт невских струй!..
Состарясь Божьим попеченьем
средь бунтарей и бунтовщиц,
уже не хочется с теченьем
бороться всей системой мышц.
И на мейнстрим копя обиды
и всюду видя лишь врагов,
прошляпить вдруг такие виды
таких высоких берегов.
А я бы, пригубив Токая,
подняв безвольное весло,
во всем потоку потакая,
поплыл туда, куда несло…
* * *
Свобода от кашля, от зимних одежек.
И полдень апрельский глядит богачом.
Друзья улыбаются с книжных обложек,
как будто и жизнь им была нипочем,
как будто и быт, и тяжел и нахрапист,
с огнем упыря не кромсал их удел.
Как будто их легкий хорей иль анапест
тогда же, при жизни, летал, где хотел.
Тогда же, при жизни… А жизнь-то, похоже,
любую потерю не ставит ни в грош.
Да, время, быть может, и лечит. А все же,
мой друг, посмотри, на кого ты похож.
А я? На кого мы похожи с тобою?
Но солнце, оно возлюбило наш дом.
Оно, как на Пасху сосед с перепою,
качаясь, стоит, и — ни с места при том.
Поздравь же меня с Октябрем или с Маем.
И пусть с этой зеленью хлынет сюда
чего-то, чего мы пока что не знаем.
А вот уж узнаем, а вот уж тогда…
С 1955 года Ряшенцев начал публиковать свои произведения в первых номерах только что созданного журнала «Юность», хотя прежде не позволял себе всерьёз увлекаться поэзией. В 1962 году был приглашён в качестве литературного сотрудника и члена редколлегии в отдел поэзии этого журнала и вплоть до 1990-х годов работал в редакции с молодыми поэтами. Юрия Евгеньевича считают своим учителем поэты Инна Кабыш, Алексей Дидуров, Вера Павлова, Виктория Иноземцева. Он приложил руку к литературным опытам Владимира Вишневского.
Ряшенцев — автор шести сборников стихотворений. Его стихотворения были напечатаны практически в каждом из центральных литературных журналов. Первый сборник вышел в 1967 году под названием «Очаг». С 1970 года Юрий Евгеньевич является членом Союза писателей России, а с 1989 года — членом русского ПЕН-центра.
В 1973 году Юрий Ряшенцев вместе с Марком Розовским инсценировал повесть Н. Карамзина «Бедная Лиза», в том же году поставленную Розовским на Малой сцене Большого драматического театра; в 1975 году, вновь в соавторстве с Розовским, создал сценическую композицию по рассказу Л. Толстого «Холстомер» — «История лошади» стала одним из самых знаменитых спектаклей товстоноговского БДТ.
В 1975 году на стихи Юрия Ряшенцева «Голос Сказки» был создан мультфильм-притча «Одуванчик» о маленьком мальчике, которому приснился сон о смысле жизни. Автор сценария А. Шаров, режиссёр Ю. Клепацкий.
С 1960-х годов занимался художественным переводом, став победителем трёх Всесоюзных конкурсов на лучший перевод. Он переводил на русский язык стихотворения украинских, армянских, грузинских, бурятских поэтов[2], написал русские тексты к песням из мюзикла Александра Басилая «Аргонавты». На протяжении многих лет пользуются большой популярностью его песни для фильмов «Д’Артаньян и три мушкетёра» и «Гардемарины, вперёд!», а также «Будьте моим мужем», «Рецепт её молодости», «Весёлая хроника опасного путешествия», «Путешествие мсье Перришона», «Забытая мелодия для флейты», «Остров погибших кораблей», «Самоубийца», «Простодушный», «Старые клячи».
Однако же фильм режиссёра Георгия Юнгвальд-Хилькевича «Д’Артаньян и три мушкетёра», к которому Юрий Ряшенцев написал все тексты песен, ему самому долгое время не нравился.
В одном из интервью поэт рассказал об этом: «Этот фильм мне не очень нравился. Я не находил в нём того „шампанского“, той тонкости и лёгкости, которые должны сопутствовать экранизации „Трёх мушкетёров“. Я же, со своей стороны, старался сохранить эти свойства в стихах. И не пытался притворяться французом. Хотя, как ни странно, что-то из мушкетёрского быта было мне близко. Я пережил войну. Я помню ночные улицы Москвы, когда, учась во вторую смену, возвращался из школы домой. По дороге на меня и моих одноклассников нападала шпана с Усачёвского рынка, которую можно было рассматривать как „гвардейцев кардинала“, и нам, „мушкетёрам“, это давало основания для дружбы.Но прошли годы, фильм не устают показывать. И теперь я к фильму хорошо отношусь».
Своими любимыми песенными текстами считает «Ланфрен-ланфра» из фильма «Гардемарины, вперёд!», «Арго» из фильма «Весёлая хроника опасного путешествия» и «Бастилия» из фильма «Простодушный»].
Как поэт-песенник Юрий Ряшенцев много сотрудничал с такими композиторами, как Эдуард Артемьев, Давид Тухманов, Максим Дунаевский, Виктор Лебедев, Александр Басилая, Анатолий Кролл, Александр Журбин, Юрий Саульский, Владимир Давыденко, Георгий Гаранян, Теодор Ефимов, Александр Зацепин, Эдисон Денисов, Андрей Петров. В кинофильмах, спектаклях и на эстраде песни на его стихи исполняют известные артисты, в числе которых Михаил Боярский, Николай Караченцов, Алиса Фрейндлих, Андрей Миронов, Людмила Гурченко, Дмитрий Харатьян, Павел Смеян, Владимир Качан, Игорь Скляр, Николай Носков, Валентин Гафт, Сергей Маховиков, Зиновий Гердт, Лариса Долина, Александр Абдулов, Елена Степанова, Виктор Раков, Александр Домогаров, Сергей Минаев, Владимир Пресняков, Кристина Орбакайте, Олег Анофриев, Ирина Понаровская, Армен Джигарханян, Елена Дриацкая, Лариса Голубкина, Елена Камбурова, Светлана Крючкова, Ольга Кормухина, Валерий Ярёменко и многие другие.
В 2000 году по просьбе Николая Караченцова для российско-грузинского музыкального проекта Ряшенцев написал стихи о Тбилиси, которые легли в основу песни «Синий балкон» (музыка — Нодара Николаишвили, исполнитель — Николай Караченцов.
Из воспоминаний Юрия Ряшенцева: «Коля Караченцов участвовал в одном российско-грузинском проекте и обратился ко мне с такой просьбой. Он попросил написать песню о Тбилиси. Я очень люблю Колю, поэтому его просьба была для меня почти законом, как говорится. В ту пору я уже не очень любил подтекстовки, переключился совсем на другие работы, но мне очень хотелось, чтобы Коля Караченцов что-то спел, что я написал бы конкретно для него. И тут я вспомнил то, что меня всегда поражало в городе — это обилие синего цвета в резных деревянных балконах. В Тбилиси много домов с резными узорами, и мне они попадались почему-то, как правило, синего цвета. И там была, как сейчас помню, площадь, на которую выходило здание с этими синими балконами с резьбой, и на них висели яркие красные перцы. До сих пор для меня Тбилиси — это синий балкон с красными перцами на нём».
В 1994 году Ряшенцев написал роман «В Маковниках. И больше нигде», который был издан в 2001 году. С 1996 года работает в соавторстве с супругой Галиной Полиди. Они являются авторами русской версии мюзикла «Метро», либретто опер «Царица» Давида Тухманова, «Альберт и Жизель» Александра Журбина, «Преступление и наказание» Эдуарда Артемьева, мюзикла «Раба любви» и других произведений для кино и театра.
За работу над мюзиклом «Шербургские зонтики», поставленном в Санкт-Петербургском музыкальном театре «Карамболь», Ряшенцев и Полиди были удостоены Национальной премии «Музыкальное сердце театра» в номинации «Лучший текст песен (автор / перевод)» (2009 год).
18 декабря 2013 года в «ДК им. Ленсовета» (г. Санкт-Петербург) была представлена российская версия польского мюзикла «Пола Негри» в 3D-формате, стихи и либретто к которой были написаны Юрием Ряшенцевым и Галиной Полиди 17 сентября 2014 года прошла московская премьера этого мюзикла в Центральном академическом театре Российской армии
В марте 2014 года вместе с рядом других деятелей науки и культуры выразил своё несогласие с политикой российской власти в Крыму
17 марта 2016 года в Московском театре мюзикла состоялась премьера рок-оперы «Преступление и наказание» (режиссёр-постановщик — Андрей Кончаловский, композитор — Эдуард Артемьев, автор либретто и стихов всех музыкальных номеров — Юрий Ряшенцев)
В октябре 2018 года Юрий Ряшенцев снялся в пятисерийном документальном фильме «Пока ещё мы вместе, или Мушкетёры сорок лет спустя» (режиссёр Вячеслав Каминский, автор сценария Максим Фёдоров), посвящённом созданию картин Георгия Юнгвальд-Хилькевича «Д’Артаньян и три мушкетёра», «Мушкетёры двадцать лет спустя», «Тайна королевы Анны, или Мушкетёры тридцать лет спустя» и «Возвращение мушкетёров, или Сокровища кардинала Мазарини». Премьера фильма состоялась 14 февраля 2020 года в Белом зале Центрального Дома кино.
В сентябре 2020 года Московский академический театр сатиры открыл сезон премьерой спектакля «Дамское счастье» по роману Эмиля Золя, либретто к которому написали Юрий Ряшенцев и Галина Полиди.
12 мая 2021 года Культурным фондом Николая Караченцова в Московском Доме книги на Новом Арбате был организован юбилейный вечер Юрия Ряшенцева, посвящённый его 90-летию,] режиссёром-постановщиком которого выступила близкая подруга семьи Караченцовых] — композитор и поэтесса Елена Суржикова. К участию в программе были привлечены Михаил Боярский, Вениамин Смехов, Валентин Смирнитский, Людмила Поргина, Александр Левшин, Антон Макарский, Виктория Макарская, Рада Рай и Светлана Фед.
Живёт и работает в Москве.