13 июня 1865 года в той части Дублина, которая носит название Сандимаунт, родился Уильям Батлер Йейтс - поэт, один из лидеров Ирландского литературного возрождения, оккультист, член Герметического ордена Золотой Зари, автор символистских пьес, основатель «Театра Аббатства», Нобелевский лауреат 1923 года.

Йейтс, как справедливо замечает Григорий Кружков, не оказал существенного влияния на русскую литературу. Но это не значит, что он не был замечен в нашей стране. Гумилёв в письме к Ахматовой сравнивает его с Вячеславом Ивановым, имея в виду как собственно символизм (в высоком смысле этого термина), так и увлечение Йейтса мифологией - в первую очередь ирландской, но не только.
Другой важный для нас поэт, Иосиф Бродский перевёл знаменитое стихотворение Одена, посвящённое памяти Йейтса, где есть такие строки:
Время – храбрости истец,
враг возвышенных сердец
и зевающее от
тела розовых красот, –
чтит язык и всех, кем он
сущ, продлён, запечатлён,
их грехи прощая им
как преемникам своим.
Но если невозможно сравнить Йейтса ни с одним русским поэтом Серебряного века, то вполне можно найти общие темы, поскольку жили и творили они в одно и то же время. Так образ мятежной музы (музой Йейтса, кстати, была Мод Гонн - известная ирландская актриса, революционерка и феминистка) роднит его с Блоком, башня (весной 1917 года Йейтс приобрёл заброшенную нормандскую сторожевую башню и пытался превратить её в родовое гнездо) - с Максимилианом Волошиным, память и духовидение - с Анной Андреевной Ахматовой. О параллелях с Вячеславом Ивановым мы уже упоминали. Кружков также находит у Йейтса общее с Георгием Ивановым, Гумилёвым и даже с Вагиновым и Введенским.
Близкие отношения связывали Йейтса с Эзрой Паундом, который был на двадцать лет моложе ирландского поэта. Удивительно, что их влияние друг на друга было взаимным. Именно Паунд привлёк внимание Йейтса к японскому театру масок. Для обоих поэтов роль маски имела большое значение. Паунд даже свой сборник 1909 года назвал «Personae» , т.е. «Маски». Маска, по мнению Йейтса, это и броня, призванная защитить лицо человека перед ликом Времени, и одновременно произведение искусства.
Что касается Ордена Золотой Зари, то во времена расцвета в него входили не только Йейтс и Мод Гонн, но и сэр Артур Конан Дойль, и Элджернон Блэквуд, и Артур Мейчен, и Арнольд Беннет, и Остин Осман Спейр, и Кеннет Грант. В определенный период идеи ордена разделял знаменитый маг, каббалист и сатанист Алистер Кроули.
ПЕРЕДО МНОЙ ПРОХОДЯТ ОБРАЗЫ НЕНАВИСТИ, СЕРДЕЧНОЙ ПОЛНОТЫ И ГРЯДУЩЕГО ОПУСТОШЕНИЯ
Я всхожу на башню и вниз гляжу со стены:
Над долиной, над вязами, над рекой, словно снег,
Белые клочья тумана, и свет луны
Кажется не зыбким сиянием, а чем-то вовек
Неизменным – как меч с заговоренным клинком.
Ветер, дунув, сметает туманную шелуху.
Странные грезы завладевают умом,
Страшные образы возникают в мозгу.
Слышатся крики: «Возмездие палачам!
Смерть убийцам Жака Моле!» В лохмотьях, в шелках,
Яростно колотя друг друга и скрежеща
Зубами, они проносятся на лошадях
Оскаленных, руки худые воздев к небесам,
Словно стараясь что-то схватить в ускользающей мгле;
И опьяненный их бешенством, я уже сам
Кричу: «Возмездье убийцам Жака Моле!»
Белые единороги катают прекрасных дам
Под деревьями сада. Глаза волшебных зверей
Прозрачней аквамарина. Дамы предаются мечтам.
Никакие пророчества вавилонских календарей
Не тревожат сонных ресниц, мысли их – водоем,
Переполненный нежностью и тоской;
Всякое бремя и время земное в нем
Тонут; остаются тишина и покой.
Обрывки снов или кружев, синий ручей
Взглядов, дрёмные веки, бледные лбы
Или яростный взгляд одержимых карих очей —
Уступают место безразличью толпы,
Бронзовым ястребам, для которых равно далеки
Грезы, страхи, стремление в высоту, в глубину…
Только цепкие очи и ледяные зрачки,
Тени крыльев бесчисленных, погасивших луну.
Я поворачиваюсь и схожу по лестнице вниз,
Размышляя, что мог бы, наверное, преуспеть
В чем-то, больше похожем на правду, а не на каприз.
О честолюбивое сердце мое, ответь:
Разве я не обрел бы соратников, учеников
И душевный покой? Но тайная кабала,
Полупонятная мудрость демонских снов,
Влечет и под старость, как в молодости влекла.
Уильям Батлер Йейтс (пер. Г. Кружкова)
«Призыв к мщению за убитого Великого Магистра тамплиеров, - комментирует переводчик, - кажется мне подходящим символом для тех, чье рвение исходит из ненависти и почти всегда бесплодно. Говорят, что эта идея была воспринята некоторыми масонскими ложами восемнадцатого века и в дальнейшем питала классовую ненависть».
В небольшом эссе «Тело отца Кристиана Розенкрейца» Йейтс писал: «Последователи отца Кристиана Розенкрейца, как говорит легенда, обернули его нетленное тело в благородные одежды и положили его под домом Ордена в гробнице, вмещавшей символы всего сущего на небе, и на земле, и под землей, в подземных водах, и зажгли рядом с ним неугасимые светильники, которые горели много поколений подряд, пока другие адепты Ордена случайно не обнаружили эту гробницу…» То же самое должно произойти и с нашим воображением. Литература, по мнению великого ирландского поэта, это не выражение социалистических, гуманистических или каких угодно других идей, а прежде всего откровение.