.

Повесть про бойца, без начала и конца
В квартире ветерана есть выцветшая фотография в старинной рамочке, а на ней – раненые солдаты, медсестры из госпиталя… Кто же из этих ребят Коля Проценко? По какому-то наитию, узнаю его в светловолосом пареньке, юном и по-есенински красивом. Таким был Николай Проценко, когда ушел на фронт, а после войны вернулся домой искалеченным: телом, но не душой.
Его судьба пехотинца удивительно схожа с биографией Василия Теркина. И паренек из деревеньки Лопатка (не саперная) был «большой охотник жить лет до девяноста». Родился он в 1925 году, вот и посчитайте, сколько лет исполнилось ветерану в 2015. В 1941 году прервалась мирная жизнь семьи Проценко, в которой отец один воспитывал девятерых детей. Он проводил на войну пятерых сыновей. Николаю вручили повестку в 1943 году, когда ему еще и 18 лет не исполнилось. Сибиряк и другие мальчишки прошли военную подготовку под Новосибирском, вступили в комсомол, дали присягу, и поездом их отправили на фронт. По пути на четыре дня новобранцы задержались в Подмосковье, где в бане попарились, кто-то в последний раз. Их эшелон, не доехав до Смоленска, попал под бомбежку. Кажется, небо смешалось с землей. В эту страшную ночь сибиряк принял боевое крещение. Утром их командир подсчитывал потери. Оставшиеся в живых пешком пошли до Смоленска…
Так, «на войне, в пыли походной» старший сержант Проценко в отдельной гвардейской стрелковой роте прошагал пол-Европы, освобождая советские города, Белоруссию, Украину, Румынию, Польшу, Венгрию… Берлин ему не довелось брать, но зато участвовал в штурме Брестской крепости. «К ней подошли ночью, - рассказывает Николай Порфирьевич,- на рассвете увидели дот. Поднялись в атаку, а нас засыпает свинцом из пулемета. Вторая атака срывается, третья… Один боец вызвался, пробрался к доту и своим телом закрыл амбразуру. После войны я в одном фильме видел подобный эпизод и подумал, как будто про нашу роту и неизвестного героя».
Знать, на войне было много матросовых и теркиных. Довелось ужурцу участвовать в крупнейшей Корсунь-Шевченковской операции под Киевом. Здесь советские войска устроили фашистам новый Сталинград на правобережье Днепра, окружив и уничтожив 10 немецких дивизий и одну бригаду. «Нам была задача – окружить и замкнуть в кольцо противника, и мы ее выполнили»,- констатирует ветеран. В одном из боев он получил легкое ранение в бедра, отлежался в госпитале, в Белой Церкви, вместо двух недель целых два месяца, потому что нечем было зашивать раны. Потом вернулся в часть, которая вновь перешла в наступление. Тогда Николай уже стал командиром отделения.
Дальний путь пехоты лежал в Молдавию, Румынию, Венгрию. Подошли к реке Тисса- притоку Дуная. Поступила команда – форсировать реку. «Переправа, переправа, берег левый, берег правый, кому память, кому слава, кому темная вода»… На переправе два отделения из их взвода растерзал минометный огонь, два отделения уцелели и заняли оборону на другом берегу. «Атаку немцев отбили,- вспоминает старый солдат,- слышу, пулемет замолчал. Я к нему, а пулеметчик убит. Сам лег за пулеметом, и встретил немцев огнем. В запале не сразу почувствовал, как в ноге больно и горячо. Ранен. Превозмогая наступающую дурноту, стрелял и стрелял. Потом вызвали санитаров, они меня замотали, а один доставлял в госпиталь. Он мне жизнь спас».
«Полем шли, лесною кромкой»… Между деревьев санитар тащил раненого на горбушке, в чистом, простреливаемом месте полз по-пластунски, а за его ногу держался Николай. Осколки и косточки причиняли такую боль, что сознание терял. На кукурузном поле его ведомый вдруг свалился, как сноп. Оказывается, их снайпер заметил. Затаились, чтобы кукуруза не качнулась. И тут, пока они лежат на чужом поле, хочется сделать лирическое отступление по поводу того, как военная Европа относилась к советским солдатам, и о румынской кукурузе. Да по-разному нас встречали, усмехается мудрый человек: «Одни уже тогда оккупантами называли, а другие дружелюбно привечали. В Румынии заходим мы с товарищем в деревенский дом, а там вся семья обедает за столом. Радушно нас пригласили. Хозяйка принесла котелок с мамалыгой и, вывалив на стол, разрезала ниткой на кусочки. Ох, и вкусна нам показалась кукуруза!». Вот так румыны делили с русскими мамалыгу, а сегодня что с ними делим?
Одолели бедолаги поле, выбрались на дорогу, а там колодец. Санитар отправился на поиски подводы, а раненого сержанта тревожные мысли одолели: бросит его случайный друг. Ан, нет, подвода едет. «Нет святей и чище дружбы, что бывает на войне». В госпитале Проценко операцию сделали, и хотел хирург подарить ему осколок. Не взял тогда солдат, хоть и после пожалел. Утром два офицера заходят и спрашивают, кто такой Проценко. Наш герой струхнул малость. Вдруг говорят: «Вы представлены к награде – ордену Отечественной войны первой степени. Получите его дома». Повеселел пехотинец, а Теркин на его месте пошутил бы: «Я не гордый, я согласен на медаль». До дома ему было ох, как далеко. 11 месяцев в госпитале Ессентуков.
После тяжелого ранения он плохо шел на поправку. Сильный жар, бред, потеря сознания… Когда выплывал из небытия, как в тумане видел медсестру, сидящую возле него. Мысль: «Значит, я кому-то нужен!» помогала ему выкарабкаться. День Победы Николай встретил в госпитале. «Час настал. Войне отбой!». Не подозревал тогда, что не забудет о ней и через 70 лет. И рад бы вычеркнуть из памяти грозные годы, да они напоминают о себе старыми ранами, думами о погибших товарищах и двух братьях, не вернувшихся в отчий дом. Как бойцы прикрывали друг друга в бою и грели на привале, когда «ночь глуха, земля сыра, чуть костер дымится».
По традиции, обо всем этом Николай Порфирьевич рассказывает на встречах с молодежью и школьниками. Просто, даже буднично, без прикрас и очень убедительно. Ребята смотрят на него широко раскрытыми глазами и ловят каждое слово. Из повести советского солдата они постигают великую истину: смертный бой шел не ради славы, ради жизни на земле.
Зинаида Цикалова 2015 год