«Если бы опоздали с атомной бомбой на год, то опробовали бы ее на себе»
Ровно 80 лет назад, 20 августа 1945 года, в Советском Союзе официально началась работа над «ядерным щитом», который бережет нашу страну по сей день. Тогда распоряжением Государственного комитета обороны был сформирован Специальный комитет при Совете Министров СССР — уникальное ведомство с практически неограниченными полномочиями, главными задачами которого стали разработка и создание в максимально сжатые сроки первого советского ядерного оружия. О том, как работал Спецкомитет, какую роль в отечественном атомном проекте сыграла разведка, в чем заключались главные отличия советской бомбы от американской и каким запомнился ученым председатель ведомства Лаврентий Берия, рассказывает «Парламентская газета». «В военной технике произойдет самая настоящая революция» Немногие знают, что еще задолго до Великой Отечественной войны и создания американской атомной бомбы Советский Союз уже имел наработки в области ядерных исследований и ядерного оружия. Так, академик и отец-основатель советского атомного проекта Игорь Курчатов писал, что уже к 1941 году наши физики изучили схемы осуществления цепных реакций в обычном металлическом уране, в металлическом уране-235, в смеси из урана и тяжелой воды, урана и углерода. А физики Яков Зельдович и Юлий Харитон еще в 1939-м выяснили условия возникновения ядерного взрыва и получили оценки его огромной разрушительной мощи. «Тем не менее в нашей стране, в противоположность мнению небольшой группы энтузиастов, преобладающим было представление, что техническое решение проблемы урана — дело отдаленного будущего и для успеха потребуется 15—20 лет. Направленное в 1940 году Николаем Семеновым [химиком, Нобелевским лауреатом и бессменным руководителем Института химической физики АН СССР. — Прим. ред.] в свой наркомат письмо о необходимости развития комплекса работ по созданию ядерного оружия осталось без ответа», — вспоминал Харитон. Дело сдвинулось лишь в 1942 году, во многом благодаря усилиям еще одного видного участника атомного проекта — физика-ядерщика Георгия Флерова, который во время войны служил в составе 90-й отдельной разведывательной авиационной эскадрильи и при этом ухитрялся продолжать научные исследования. Прямо с фронта Флеров направил Сталину письмо, в котором обосновал необходимость создания в стране научного центра по проблеме ядерного оружия, подчеркнув в нем, что с появлением атомной бомбы «в военной технике произойдет самая настоящая революция». На этот раз сверху дали «добро». «Спецкомитет был похож на Генеральный штаб» Как вспоминают непосредственные участники тех событий, большую роль в появлении у СССР собственного ядерного оружия сыграл немецкий физик-теоретик Клаус Фукс. Убежденный коммунист, в начале 1930-х он выехал из Германии и поселился в Англии, через несколько лет получил британское подданство. А в 1941-м Фукса пригласил на работу другой немецкий эмигрант — Рудольф Пайерлс, группа которого занималась вопросами, связанными с созданием атомной бомбы. «Вскоре Фукс узнал, что работа ведется в секрете от СССР, союзника по войне, — рассказывает Юлий Харитон. — Он считал это недопустимым и сообщил известную ему информацию представителям Наркомата обороны в советском посольстве в Лондоне. В дальнейшем резидентами советской разведки были установлены связь с Фуксом и систематическая передача информации в Москву». В частности, благодаря Фуксу во второй половине 1945 года в руках у советских ученых оказались достаточно подробная схема и описание первой испытанной американской бомбы. Однако, чтобы воплотить ее в реальность, потребовалось совершить настоящий подвиг: практически с нуля создать атомную промышленность и соответствующие технологии, подготовить кадры, разработать и внедрить уникальное оборудование. Именно этим и занялся Спецкомитет, основанный 20 августа 1945 года. «Это был генеральный штаб, как в армии практически, — вспоминал ветеран Великой Отечественной войны и бывший сотрудник спецкомитета Иван Мартынушкин. — Война кончилась, но угроза новой войны долго висела над страной. На нас замыкались все министерства, каждое из них имело какое-то обязательство перед нами — атомным проектом действительно занималась вся страна. Наши ученые-физики активно продвигались в ядерной проблеме, многие из них были очень амбициозны, поэтому я всегда удивлялся, как Игорь Васильевич [Курчатов] мог их удерживать в одной команде — он был огромным авторитетом для них. И для всех нас». КСТАТИ Сам Фукс в начале 1950 года был арестован и осужден. Советское правительство до конца отрицало какие-либо связи с ним: так, ТАСС в марте 1950-го официально сообщал, что «Фукс неизвестен Советскому правительству и никакие «агенты» Советского правительства не имели к Фуксу никакого отношения». «После освобождения Фукса в 1959 году я обращался к [заместителю председателя Совета Министров СССР Дмитрию] Устинову с просьбой ходатайствовать о награждении Фукса за помощь, которую он оказал СССР, — писал Юлий Харитон. — Дмитрий Федорович занимал высокие посты в государственном и партийном аппарате и внимательно следил за работами по созданию ядерного оружия. Он согласился с тем, что это следует сделать, и сказал, что попытается. Но положительного результата не получилось». «Промежуточные этапы не производили должного впечатления на руководство страны» Несмотря на уже накопленный опыт и серьезные теоретические изыскания, для перехода к атомной бомбе требовалось преодолеть сразу несколько важных промежуточных этапов. Причем, вспоминают современники, порой бороться приходилось не только с фундаментальной наукой, но и с недоверием непосредственного начальства. «Промежуточные этапы не производили должного впечатления на руководство страны, — отмечал в одном из интервью Юлий Харитон. — В том числе и на курировавшего советский атомный проект Берию. Даже пуск первого атомного реактора 25 декабря 1946 года не шел в сравнение с демонстрацией новой военной техники — самолета, пушки или грозно грохочущего танка. Увидев метнувшийся «зайчик» гальванометра при начале цепной реакции да услышав нарастающую частоту щелчков репродуктора, Берия, обращаясь к Курчатову, воскликнул: «И это все? И больше ничего?!» Ходили даже слухи, что Берия в конце концов стал подозревать Курчатова в надувательстве. На смену гениальному физику подготовили нескольких «дублеров», которые должны были сменить его, если работа не даст результатов в ближайшее время. Сгущающиеся тучи мог развеять только успешный взрыв собственной атомной бомбы. И чем скорее — тем лучше. «Курчатов как-то рассказал, что на встрече у Сталина до взрыва первой бомбы вождь произнес: «Атомная бомба должна быть сделана во что бы то ни стало». А когда взрыв состоялся и вручались награды, Сталин заметил: «Если бы мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то, наверное, попробовали бы ее на себе», — вспоминает Харитон. «Нужно, чтобы взрывом было уничтожено все! Чтобы было страшно!» С работой Спецкомитета напрямую связана еще одна важная историческая личность — Лаврентий Берия, который занял пост его председателя. До него общим руководством занимался Вячеслав Молотов. Однако большого успеха его руководство не возымело, и Молотова сменили на Берию. «Берия быстро придал всем работам по проекту необходимый размах и динамизм. Этот человек, явившийся олицетворением зла в новейшей истории страны, обладал одновременно огромной энергией и работоспособностью. Наши специалисты, входя в соприкосновение с ним, не могли не отметить его ум, волю и целеустремленность. Убедились, что он первоклассный организатор, умеющий доводить дело до конца. Может быть, покажется парадоксальным, но Берия, не стеснявшийся проявлять порой откровенное хамство, умел по обстоятельствам быть вежливым, тактичным и просто нормальным человеком», — отмечается в мемуарах участников атомного проекта. Тем не менее порой Берия проявлял и свойственную ему жесткость. Так, первый научный директор Семипалатинского полигона академик Михаил Садовский вспоминал, что во время совещания, на котором обсуждалась подготовка к первому термоядерному взрыву, Берия вышел из себя и «понес что-то несусветное». «Постепенно из его бурного монолога стало выясняться: он хочет, чтобы на опытном поле взрывом было уничтожено все. Чтобы было страшно! — рассказывает Юлий Харитон. — После совещания участники расходились подавленные. А Михаил Александрович, говоря его словами, впервые понял тогда, что иметь дело с Берией — не шутка…». А после среди ветеранов атомного проекта долго ходила легенда, что при их представлении к наградам Берия распорядился исходить из простого принципа: тем, кому в случае неудачи был уготован расстрел, — присваивать звание Героя; кому максимальное тюремное заключение — давать орден Ленина и так далее, по нисходящей. Хотя, например, заместитель начальника Первого главного управления при Совете Министров СССР генерал-майор Анатолий Александров вспоминал подготовку к награждению иначе: по его словам, он обратился к Берии с просьбой разрешить ученым купить на премиальные деньги недвижимость и автомобили, чего в СССР в то время сделать было нельзя. Однако Берия решил по-своему и постановил квартиры, коттеджи и машины просто выделить за счет государства. От Спецкомитета — к Минсредмашу Поначалу из-за критической нехватки времени (ведь США не только создали бомбу, но и испытали ее, сбросив на японские города Хиросиму и Нагасаки 6 и 9 августа 1945 года) решено было скопировать американскую схему. Это заставило советских ученых временно притормозить работу над собственной конструкцией. Впоследствии к ней вернулись — и в ходе испытаний в 1951 году наша схема оказалась оригинальнее и эффективнее, а созданный по ней заряд — в два раза легче, меньше в диаметре, но при этом в два раза мощнее. До сих пор в музее ядерного оружия в Арзамасе-16 можно увидеть макеты двух ядерных бомб — американской и советской. В итоге ценой колоссальных усилий все проблемы удалось решить, и 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в Казахской СССР успешно прошли первые испытания советской атомной бомбы. В целях конспирации она получила название РДС-1, что расшифровывалось как «Реактивный двигатель Сталина». А несколькими годами позже советские ученые отвоевали первенство в гонке вооружений, первыми спроектировав, собрав и испытав бомбу ужасающей мощи — водородную. «Американские ученые первыми осуществили [сам] термоядерный взрыв 1 ноября 1952 года. Но этот их эксперимент был только этапом к созданию водородной бомбы. Взорванное в США устройство представляло собой огромное нетранспортабельное 50-тонное наземное сооружение размером с двухэтажный дом. Ядерное горючее поддерживалось в нем в сконденсированном состоянии с помощью криогенной техники. Советские ученые обошлись без подобного чрезвычайно сложного и дорогого опыта», — вспоминал Юлий Харитон. Ядерный щит бережет страну и поныне. А сам Спецкомитет просуществовал до 1953 года — позже его расформировали и создали Министерство среднего машиностроения, предтечу Росатома. Под эгидой министерства в Союзе освоили и укротили энергию мирного атома: создали первую в мире атомную электростанцию, научились делать атомные ледоколы и подводные лодки. Но это уже совсем другая история. https://dzen.ru/a/aKVI4uQWEk3UVPMt
АНТИАМЕРИКА.
«Если бы опоздали с атомной бомбой на год, то опробовали бы ее на себе»
Ровно 80 лет назад, 20 августа 1945 года, в Советском Союзе официально началась работа над «ядерным щитом», который бережет нашу страну по сей день. Тогда распоряжением Государственного комитета обороны был сформирован Специальный комитет при Совете Министров СССР — уникальное ведомство с практически неограниченными полномочиями, главными задачами которого стали разработка и создание в максимально сжатые сроки первого советского ядерного оружия. О том, как работал Спецкомитет, какую роль в отечественном атомном проекте сыграла разведка, в чем заключались главные отличия советской бомбы от американской и каким запомнился ученым председатель ведомства Лаврентий Берия, рассказывает «Парламентская газета».
«В военной технике произойдет самая настоящая революция»
Немногие знают, что еще задолго до Великой Отечественной войны и создания американской атомной бомбы Советский Союз уже имел наработки в области ядерных исследований и ядерного оружия. Так, академик и отец-основатель советского атомного проекта Игорь Курчатов писал, что уже к 1941 году наши физики изучили схемы осуществления цепных реакций в обычном металлическом уране, в металлическом уране-235, в смеси из урана и тяжелой воды, урана и углерода. А физики Яков Зельдович и Юлий Харитон еще в 1939-м выяснили условия возникновения ядерного взрыва и получили оценки его огромной разрушительной мощи.
«Тем не менее в нашей стране, в противоположность мнению небольшой группы энтузиастов, преобладающим было представление, что техническое решение проблемы урана — дело отдаленного будущего и для успеха потребуется 15—20 лет. Направленное в 1940 году Николаем Семеновым [химиком, Нобелевским лауреатом и бессменным руководителем Института химической физики АН СССР. — Прим. ред.] в свой наркомат письмо о необходимости развития комплекса работ по созданию ядерного оружия осталось без ответа», — вспоминал Харитон.
Дело сдвинулось лишь в 1942 году, во многом благодаря усилиям еще одного видного участника атомного проекта — физика-ядерщика Георгия Флерова, который во время войны служил в составе 90-й отдельной разведывательной авиационной эскадрильи и при этом ухитрялся продолжать научные исследования. Прямо с фронта Флеров направил Сталину письмо, в котором обосновал необходимость создания в стране научного центра по проблеме ядерного оружия, подчеркнув в нем, что с появлением атомной бомбы «в военной технике произойдет самая настоящая революция». На этот раз сверху дали «добро».
«Спецкомитет был похож на Генеральный штаб»
Как вспоминают непосредственные участники тех событий, большую роль в появлении у СССР собственного ядерного оружия сыграл немецкий физик-теоретик Клаус Фукс. Убежденный коммунист, в начале 1930-х он выехал из Германии и поселился в Англии, через несколько лет получил британское подданство. А в 1941-м Фукса пригласил на работу другой немецкий эмигрант — Рудольф Пайерлс, группа которого занималась вопросами, связанными с созданием атомной бомбы.
«Вскоре Фукс узнал, что работа ведется в секрете от СССР, союзника по войне, — рассказывает Юлий Харитон. — Он считал это недопустимым и сообщил известную ему информацию представителям Наркомата обороны в советском посольстве в Лондоне. В дальнейшем резидентами советской разведки были установлены связь с Фуксом и систематическая передача информации в Москву».
В частности, благодаря Фуксу во второй половине 1945 года в руках у советских ученых оказались достаточно подробная схема и описание первой испытанной американской бомбы. Однако, чтобы воплотить ее в реальность, потребовалось совершить настоящий подвиг: практически с нуля создать атомную промышленность и соответствующие технологии, подготовить кадры, разработать и внедрить уникальное оборудование. Именно этим и занялся Спецкомитет, основанный 20 августа 1945 года.
«Это был генеральный штаб, как в армии практически, — вспоминал ветеран Великой Отечественной войны и бывший сотрудник спецкомитета Иван Мартынушкин. — Война кончилась, но угроза новой войны долго висела над страной. На нас замыкались все министерства, каждое из них имело какое-то обязательство перед нами — атомным проектом действительно занималась вся страна. Наши ученые-физики активно продвигались в ядерной проблеме, многие из них были очень амбициозны, поэтому я всегда удивлялся, как Игорь Васильевич [Курчатов] мог их удерживать в одной команде — он был огромным авторитетом для них. И для всех нас».
КСТАТИ
Сам Фукс в начале 1950 года был арестован и осужден. Советское правительство до конца отрицало какие-либо связи с ним: так, ТАСС в марте 1950-го официально сообщал, что «Фукс неизвестен Советскому правительству и никакие «агенты» Советского правительства не имели к Фуксу никакого отношения».
«После освобождения Фукса в 1959 году я обращался к [заместителю председателя Совета Министров СССР Дмитрию] Устинову с просьбой ходатайствовать о награждении Фукса за помощь, которую он оказал СССР, — писал Юлий Харитон. — Дмитрий Федорович занимал высокие посты в государственном и партийном аппарате и внимательно следил за работами по созданию ядерного оружия. Он согласился с тем, что это следует сделать, и сказал, что попытается. Но положительного результата не получилось».
«Промежуточные этапы не производили должного впечатления на руководство страны»
Несмотря на уже накопленный опыт и серьезные теоретические изыскания, для перехода к атомной бомбе требовалось преодолеть сразу несколько важных промежуточных этапов. Причем, вспоминают современники, порой бороться приходилось не только с фундаментальной наукой, но и с недоверием непосредственного начальства.
«Промежуточные этапы не производили должного впечатления на руководство страны, — отмечал в одном из интервью Юлий Харитон. — В том числе и на курировавшего советский атомный проект Берию. Даже пуск первого атомного реактора 25 декабря 1946 года не шел в сравнение с демонстрацией новой военной техники — самолета, пушки или грозно грохочущего танка. Увидев метнувшийся «зайчик» гальванометра при начале цепной реакции да услышав нарастающую частоту щелчков репродуктора, Берия, обращаясь к Курчатову, воскликнул: «И это все? И больше ничего?!»
Ходили даже слухи, что Берия в конце концов стал подозревать Курчатова в надувательстве. На смену гениальному физику подготовили нескольких «дублеров», которые должны были сменить его, если работа не даст результатов в ближайшее время. Сгущающиеся тучи мог развеять только успешный взрыв собственной атомной бомбы. И чем скорее — тем лучше.
«Курчатов как-то рассказал, что на встрече у Сталина до взрыва первой бомбы вождь произнес: «Атомная бомба должна быть сделана во что бы то ни стало». А когда взрыв состоялся и вручались награды, Сталин заметил: «Если бы мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то, наверное, попробовали бы ее на себе», — вспоминает Харитон.
«Нужно, чтобы взрывом было уничтожено все! Чтобы было страшно!»
С работой Спецкомитета напрямую связана еще одна важная историческая личность — Лаврентий Берия, который занял пост его председателя. До него общим руководством занимался Вячеслав Молотов. Однако большого успеха его руководство не возымело, и Молотова сменили на Берию.
«Берия быстро придал всем работам по проекту необходимый размах и динамизм. Этот человек, явившийся олицетворением зла в новейшей истории страны, обладал одновременно огромной энергией и работоспособностью. Наши специалисты, входя в соприкосновение с ним, не могли не отметить его ум, волю и целеустремленность. Убедились, что он первоклассный организатор, умеющий доводить дело до конца. Может быть, покажется парадоксальным, но Берия, не стеснявшийся проявлять порой откровенное хамство, умел по обстоятельствам быть вежливым, тактичным и просто нормальным человеком», — отмечается в мемуарах участников атомного проекта.
Тем не менее порой Берия проявлял и свойственную ему жесткость. Так, первый научный директор Семипалатинского полигона академик Михаил Садовский вспоминал, что во время совещания, на котором обсуждалась подготовка к первому термоядерному взрыву, Берия вышел из себя и «понес что-то несусветное».
«Постепенно из его бурного монолога стало выясняться: он хочет, чтобы на опытном поле взрывом было уничтожено все. Чтобы было страшно! — рассказывает Юлий Харитон. — После совещания участники расходились подавленные. А Михаил Александрович, говоря его словами, впервые понял тогда, что иметь дело с Берией — не шутка…».
А после среди ветеранов атомного проекта долго ходила легенда, что при их представлении к наградам Берия распорядился исходить из простого принципа: тем, кому в случае неудачи был уготован расстрел, — присваивать звание Героя; кому максимальное тюремное заключение — давать орден Ленина и так далее, по нисходящей. Хотя, например, заместитель начальника Первого главного управления при Совете Министров СССР генерал-майор Анатолий Александров вспоминал подготовку к награждению иначе: по его словам, он обратился к Берии с просьбой разрешить ученым купить на премиальные деньги недвижимость и автомобили, чего в СССР в то время сделать было нельзя. Однако Берия решил по-своему и постановил квартиры, коттеджи и машины просто выделить за счет государства.
От Спецкомитета — к Минсредмашу
Поначалу из-за критической нехватки времени (ведь США не только создали бомбу, но и испытали ее, сбросив на японские города Хиросиму и Нагасаки 6 и 9 августа 1945 года) решено было скопировать американскую схему. Это заставило советских ученых временно притормозить работу над собственной конструкцией. Впоследствии к ней вернулись — и в ходе испытаний в 1951 году наша схема оказалась оригинальнее и эффективнее, а созданный по ней заряд — в два раза легче, меньше в диаметре, но при этом в два раза мощнее. До сих пор в музее ядерного оружия в Арзамасе-16 можно увидеть макеты двух ядерных бомб — американской и советской.
В итоге ценой колоссальных усилий все проблемы удалось решить, и 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в Казахской СССР успешно прошли первые испытания советской атомной бомбы. В целях конспирации она получила название РДС-1, что расшифровывалось как «Реактивный двигатель Сталина». А несколькими годами позже советские ученые отвоевали первенство в гонке вооружений, первыми спроектировав, собрав и испытав бомбу ужасающей мощи — водородную.
«Американские ученые первыми осуществили [сам] термоядерный взрыв 1 ноября 1952 года. Но этот их эксперимент был только этапом к созданию водородной бомбы. Взорванное в США устройство представляло собой огромное нетранспортабельное 50-тонное наземное сооружение размером с двухэтажный дом. Ядерное горючее поддерживалось в нем в сконденсированном состоянии с помощью криогенной техники. Советские ученые обошлись без подобного чрезвычайно сложного и дорогого опыта», — вспоминал Юлий Харитон.
Ядерный щит бережет страну и поныне. А сам Спецкомитет просуществовал до 1953 года — позже его расформировали и создали Министерство среднего машиностроения, предтечу Росатома. Под эгидой министерства в Союзе освоили и укротили энергию мирного атома: создали первую в мире атомную электростанцию, научились делать атомные ледоколы и подводные лодки. Но это уже совсем другая история. https://dzen.ru/a/aKVI4uQWEk3UVPMt