От одной женщины муж ушел. Ничего забирать не стал. Просто в один прекрасный день ушел и домой не вернулся.
Надоело ему с этой женщиной жить. А стал он жить с Карлом, потому что Карл ему мозги не выносит. Женщина эта очень горевала. Не так, конечно, как если бы он к Кларе ушел, но все–таки. Страдала очень сильно, прямо хоть в петлю.
Вот, подруги, глядя на ее страдания, ей и говорят: «Зачем тебе муж? Купи себе лучше жабу».
«Какую жабу?» — удивилась женщина.
«Колорадскую», — ответили подруги, — «Мы все так теперь делаем. И никакие мужики нам больше не нужны. И очень удобно».
Женщина удивилась. Купила она жабу. И заодно бутылку вермута, чтобы отпраздновать покупку. «И что теперь дальше делать?» — спрашивает. «А теперь ее надо поцеловать, как в сказке», — подруги отвечают. И женщина эту жабу поцеловала, страстно и нежно. Откупорила вермут, поставила бутылку с жабой на стол с драной клеенкой, налила вино в бокал, и с лягушкой целуется.
А она того не знала, что эта жаба выделяет 5–метоксидиметилтриптамин. И женщина этого триптамина наглоталась, прямо как Иван Царевич. И видит она, что жаба ударилась оземь, встает, скидывает с себя лягушачью кожу и превращается в юношу прекрасной наружности. И говорит: — Привет, женщина. Женщина обалдела и спрашивает: — Ты кто? — Я – Царевич–Лягушка. — Что же мне теперь делать? — говорит женщина. — Ничего не делай, раздевайся, ложись в кроватку и закрывай глазки. Я все сам сделаю в лучшем виде. Женщина так и сделала. Легла в кровать, коленки раздвинула, а Царевич–Лягушка кувырк рядом и начал с женщиной такие чудеса выделывать, какие только в порнофильмах бывают. И даже еще лучше.
Стала женщина жить, как в сказке. Утром Царевич–Лягушка обратно в жабу превращается. Женщина его в аквариум засовывает и на работу уходит, в свою бухгалтерию. А вечером приходит домой, целует жабу, та кожу скидывает и превращается в прекрасного юношу. Садятся они телевизор смотреть, пусть говорят и танцы со звездами, и салатик кушать, который им жаба приготовила. И женщина пьет вино, а жаба ей ступни массирует и всякие смешные вещи рассказывает.
А потом Царевич–Лягушка целует ей пяточки и берет на ручки и несет в постель и раскладывает там женщину и начинает играть с ней в разные игры, о которых она даже и помыслить не могла. А утром женщина просыпается, а рядом никого и нет. Только жаба на подушке сидит и смотрит на женщину своими жабьими глазами, прости Господи. Женщина вздыхает, кладет лягушку в аквариум и идет собираться на ненавистную работу.
И вот в одно прекрасное утро эта женщина и думает: «А **** я хожу на эту работу?» Взяла, да и не пошла. А снова поцеловала жабу. И жаба превратилась в Квадрат Малевича. И он ей и говорит: — Иди, женщина, в магазин, и купи там холст и акриловые краски и кисточки такого–то номера, и бутылку каберне. И женщина пошла и купила. Приносит холст домой, положила его на стол. А Квадрат ей и говорит: — А теперь рисуй. Женщина отвечает: — Я не умею. — А ****, рисуй, как рисуется. — А что? — Что хочется. Женщина удивилась: — А разве так можно? — Конечно, — улыбнулся Квадрат Малевича. — Так теперь только и рисуют.
Стала женщина рисовать всякую ****, как умеет. Пьет каберне, целуется с Квадратом Малевича и рисует. Нарисовала она ужасную абстракцию фиолетового цвета с оранжевыми кругами. Квадрат Малевича встал с дивана, подошел к холсту, и так и этак на него смотрит, и вдруг восклицает: — Это почти гениально, дорогая! Схватил холст подмышку, надел шарф и шляпу на голову и выбежал из квартиры. Женщина сидит дома, ждет, что дальше будет. Вечером включила телевизор, а там передают по новостям, что одна женщина нарисовала вчера абстрактную живопись, и ее только что продали на аукционе Sotheby's за сто двадцать миллионов долларов. И ее портрет показывают. Женщина очень удивилась. На другой день вернулся Квадрат Малевича, без шляпы и слегка подшофе, принес деньги в рюкзаке: — Это, — говорит, — тебе, а это – мне. Все по–честному. Поняла женщина, что ей теперь ни на какую работу ходить не надо. А нужно живописью заниматься. И что она теперь за один день может сто двадцать миллионов долларов зарабатывать. Минус комиссионные.
Ничего делать почти что и не надо, а только пей себе вино и целуйся с жабой, и рисуй акриловыми красками всякие каракули, все равно никто ничего не понимает. Тут эта женщина вдруг видит, что ей бывший муж звонит, который с Карлом теперь. И она испугалась, и трубку снимать не стала. И он ей пишет СМС, что хочет с ней снова встречаться, и что какой он дурак, что сразу не понял, какое сокровище потерял, и какой у нее глубокий внутренний мир. А она ему пишет: «Иди ты ****, Роберт». И заблокировала везде.
Потом эта женщина продала свою хрущевку, и купила себе дом под Парижем по интернету, и всю новую мебель в икее, а старую выбросила, весь этот хлам, ну его ****. И заказала себе много новых платьев и юбок и шалей, и серег и колец, и поехала в аэропорт на такси с чемоданами и аквариумом.
И она надевает туфли на десятисантиметровых каблуках и оранжевое платье, и входит на трап в самолет, который летит в Париж, а ей говорят: «Милочка, с лягушками в салон нельзя!» И она удивилась и заявляет: «У меня для жабы оплачено место в бизнес–классе». А ей отвечают: «Таковы правила, ничем помочь вам не можем».
Тогда женщина вынимает из сумочки пистолет и стреляет стюардессе прямо в сердце. И та заваливается набок и падает, и вторая начинает кричать, а женщина берет ее за горло и говорит: «Вводи, сука, код!» И та вводит пароль, чтобы попасть в кабину пилотов. И они обе входят внутрь, а там сидит первый пилот и пьет коньяк мартель прямо из бутылки, потому что боится высоты. А второй пилот пошел в туалет. И женщина вышвыривает стюардессу из кабины пилотов и садится в кресло. А первый пилот улыбается, потому что уже пьяный вговно, и говорит: — Ничего у тебя не получится, потому что нужно два ключа. А женщина достает из аквариума жабу и целует ее, и жаба ударяется оземь, и скидывает кожу и превращается в прекрасную обнаженную блондинку, которая садится напротив первого пилота на приборную панель и раздвигает ножки и слюнявит пальчики и засовывает их туда, и вынимает второй ключ. И первый пилот смотрит, ничего не понимая, и женщина ему говорит: — Заводи мотор. И он вставляет оба ключа, и включает навигацию, и продувает сопла, и начинает выруливать. И женщина сидит в кресле второго пилота и целуется страстно с блондинкой, и держит пилота под прицелом пистолета и не сводит с него глаз. И первый пилот спрашивает: — Куда летим? В Париж. А женщина ему отвечает: — Не твоего ума дела. Взлетай.
Самолет взлетел, а женщина и командует: «Рули в сторону Москвы». Первый пилот понял, что женщина хочет направить самолет на Кремль и так убить Путина и войти в историю спасителем человечества. Пролетают они над Красной площадью. Женщина и говорит: — Сбрасывай бомбу! Пилот удивился и отвечает: — Ты чего–то путаешь, женщина, у меня никакой бомбы нет. Это пассажирский самолет. — А это что? — говорит женщина и нажимает белую кнопочку. Внизу самолета открывается люк и оттуда вываливается небольшая атомная бомба и летит на Кремль, падает на голову Путину и взрывается. В это время блондинка надела на голову фуражку второго пилота и пьет мартель из бутылки и выпивка течет у нее по подбородку и капает на прекрасную обнаженную грудь и женщина слизывает у нее коньяк с сосков.
И думает: «Этот коньяк подозрительно похож на тот самый вермут, который я взяла в тот день, когда купила жабу. И что–то тут не так». И женщина открывает глаза и видит, что она стоит на коленях перед столом с драной клеенкой, а на нем сидит колорадская жаба и лежит бутылка, и женщина слизывает у нее с горлышка вермут.
И женщина встала с коленок, покачиваясь на десятисантиметровых каблуках, и пошла на кровать. Легла в постель и думает: «И вправду, с такой жабой никакой мужик мне не нужен. Ну, их ****». Закрыла глаза и заснула сладким сном.
Как с Дедом Морозом случилось чудо
Мой друг Федя подрабатывал Дедом Морозом. Много лет. Феде было уже за сорок, и, честно говоря, это была единственная его стабильная работа. Весь год он занимался разным: то таксистом, то курьером, то в ремонтной бригаде. Но уже в конце ноября Федя начинал получать заказы на Деда Мороза. Федю ценили и передавали друг другу родители. Федя был замечательным Дедом Морозом.
Что странно: своих детей у него не было. Три развода было, а детей не было. Федя детей любил, он их сходу располагал, знал какие-то шифры и коды детских душ. Как-то пришел ко мне в гости, сын и дочь еще были маленькие. Федя улыбнулся им с порога: «Здорово, черти!». И они сразу его полюбили. В тот вечер мне не удалось с ним поговорить, его унесли черти. То есть мои дети. Он играл с ними в тигра, потом в колдуна, потом в динозавра, дальше не помню.
Думаю, Федя сам был ребенком. Большим ребенком. Да, он много умел, даже класть плитку, но оставался ребенком. Потому и семейная жизнь не сложилась.
Эта история случилась с Федей пять лет назад. Весь декабрь он мотался по городу на своей дряхлой «тойоте», потея под алой синтетической шубой, не успевая даже поесть.
У Феди был только один святой день – 31 декабря. На который он никогда не брал заказов, как его ни просили, какие ни сулили деньги. Это был день его второго рождения. Однажды, еще в юности, он напился, уехал на электричке невесть куда. Его вынесли на дальней станции, оставили на ночной платформе. Федя бы там околел, но по небесной случайности его заметил машинист товарного, затормозил, втащил в кабину. Машинист нарушал все инструкции, но он спас Феде жизнь. После этого Федя бросил пить, а детям машиниста отправлял подарки. Мелочь, конфеты, но регулярно.
С той поры 31 декабря Федя оставался дома. Пил чай, играл в компьютерные игры, заказывал на дом огромную пиццу.
Итак, вечером 30 декабря, пять лет назад Федя ехал на последний заказ. Детей звали Галя и Толя. Раньше Федя у них не бывал. По дороге он изучил «досье» в мобильном. Вере пять лет, Толе – семь. Толя в Деда Мороза не верит, играет в роботов и любит Илона Маска.
Как было условлено, Федя позвонил маме от подъезда. Та быстро спустилась, в большом мужском пальто на плечах:
– Добрый вечер! Меня зовут Вера, вот подарки. Толе, конечно, робот. А Гале – наряд принцессы, – Вера протянула коробки. – Только большая просьба. Толя будет грубить... не обращайте внимания. Они с папой оба упертые материалисты, понимаете? А Галечка – вот она совсем не такая. Вы больше с ней.
– Не волнуйтесь! – усмехнулся Федя. – Бегите, замерзнете.
Через пятнадцать минут Федя звонил в дверь. И услышал мерзкий голос мальчика:
– Явился! Актеришка с синтетической бородой! Галька, это к тебе!
Неприятный мальчик открыл дверь, оглядел Деда Мороза:
– Странно. Трезвый. В прошлом году был совсем...
К счастью, в прихожую выбежала сестричка, в нарядном розовом платье с мишками:
– Здгаствуй, догогой Дедушка Могоз! – девочка не выговаривала «Р».
– Здравствуй, Галя! – улыбнулся ей Федя. И незаметно дал легкого пинка мальчику. – И тебе привет от Илона Маска!
Мальчик быстро обернулся, недоуменно оглядел Деда: неужели он дал пинка? Но Федя подкрутил синтетические усы и важно прошагал внутрь.
Было поздно, Федя очень устал и надеялся провести этот сеанс за 15 минут. Он вручил девочке коробку с платьем, та запрыгала. Протянул гнусному мальчику коробку с роботом:
– Это тебе, нигилист!
– Как ты меня назвал? Глистом?
– Нигилистом, умник. Латинское слово. Когда-то я жил в Древнем Риме.
Мальчик подошел ближе:
– Хорош врать! А будешь выступать – мой папа тебя побьет.
Мама Вера тут же вмешалась:
– Так, хватит! Сейчас Галечка споет песенку и мы отпустим Дедушку.
Но Дед Мороз Федя вдруг раззадорился:
– Нет, а где ваш папа? Я бы с ним устроил бой на татами. Я жил в Древней Японии и занимался дзюдо триста лет.
– Папа на работе! – ответил мальчик. – Но он тебя точно побьет.
В это время у мамы Веры зазвонил телефон. Она взяла трубку и стала охать: «Прости, я забыла... Ну я дура! Сейчас забегу!». И схватила Деда Федю за алый рукав:
– Умоляю, дедушка! Ради всех древних японцев! Посидите с ними 15 минут. Мне надо к подруге в соседний подъезд, отдать деньги. Заняла и забыла... ну понимаете...
Феде совсем не хотелось потеть еще пятнадцать минут, но он же был очень добрый. Он согласился.
И остался с романтической Галей, и нигилистом Толей. Галя спела ему песенку. А Толя вдруг присмирел. Он подошел к Феде и сказал:
– Ладно, извини... Но было бы лучше, если бы ты починил на кухне кран. Капает, я спать не могу.
– Кран? – удивился Федя. – А папа на что?
– Он занят, он бизнесмен.
Когда мама Вера пришла, Федя, прямо в бороде и алой шубе, раскручивал кран. Мальчик Толя стоял рядом, подавал инструменты и говорил деду:
– Снял бы ты бороду...
– Не могу. Я же Дед Мороз, ты забыл?
– Ладно-ладно. Ты крутой Мороз.
Мама Вера умоляла Федю все бросить, завтра они вызовут слесаря, и вообще детям спать... Но Федя что-то мычал в бороду, а дети прыгали рядом и кричали: «Мы не хотим спать! К нам пришел крутой Мороз, вау!»
Наконец, Федя закончил с краном. Вытер пот алой шапкой. И тут девочка Галя сказала: «И еще моя кроватка вся расшаталась...» А брат добавил: «Всё у нас тут расшаталось».
Но Федя ответил:
– Дети, милые! Если бы я пришел к вам с утра...
– Что вы! – воскликнула Вера. – Они шутят.
До лифта Деда Мороза вызывалась провожать девочка Галя, в наряде романтической принцессы. Когда Федя уже стоял в лифте, она вдруг сказала:
– Нет у нас никакого папы. Мама повесила в шкаф мужские вещи. Мама врет, что папа бизнесмен, в долгой командировке, мама думает, что мы в это верим. Толик верит, как дурак. Но папы нет. Я никогда его не видела. До свиданья, Дедушка Мороз!
Следующим утром, 31 декабря в квартире Веры, Толи и Гали раздался звонок. На пороге стоял Федя, в обычной своей куртке.
– Вы курьер? – спросила Вера.
Но тут выбежал Толя:
– Мам, ты совсем? Это наш Дед Мороз, не узнала?
– Ага, – улыбнулся Федя. – Я сегодня так, без церемоний. И день свободный. Так что у вас там расшаталось?
...Федя, Вера, Галя и Толя живут вместе уже пять лет. Еще появилась сестричка Аня, ей уже три года. А Вера и Толя, когда в школе спрашивают, кто их папа, отвечают спокойно: «Дед Мороз. Не верите?»
Шоб в Одессе сварить холодец, то надо быть просто одесситом. Не жадным, но экономным, не скупым, но предусмотрительным, иметь связи и варить всего на два.
В смысле "на два"? Ну, на два раза больше, чем ты хотела. Как почему? Потому что ты накануне всему двору впроброс и нехотя, вешая бельё, сообщала, что у тебя завтра холодец. Хоть и не праздник. Но ты ж дама с примхами, тебе можно допустить каприз. А это значит шо? Шо завтра ты будешь варить холодца в два раза больше, чем нужно твоему Мойше, Бене, Сарочке и даже бабе Розе, включая тебя. Ты будешь должна дать соседям хоть по тарелочке! Хоть умри, но фасон есть фасон, и его надо держать!
А завтра рано утром тебе надо разорваться на две части. Одну часть рано утром отправить на Привоз за куриными лапками (они там самые чистые во всей Одессе и самые недорогие) и яйцами. А потом, не заезжая домой, с пересадками добраться до Нового рынка в полном уже трамвае. Потому как коровью голяшку тебе подберут и правильно разрубят только на Новом.
И ещё мясо на ней будет, и еще "в поход", щедро забросят в пакет коровьей обрези. Там же , на Новом, ты купишь единственную в Одессе мытую морковь за те же деньги, шо и грязную в остальных местах и хорошую зелень от тех, кто её привозит реально с Кавказа, а не выдрючивает в холода в смешных теплицах - бледную и в курином помёте. Короче, аромат одной и второй - это как наш Тройной Одеколон и французские духи - такие запахи выбираются носом, а не пропагандой родной Украины.
До кучи, кавказцы тебе подарят лимон, а он тебе понадобится, потому что для "бедного холодца" одно время было модно ложить в тарэлочки для дам лимон. И шоб его, заразу, было видно, и не просто видно, а ещё и всякими ромашками и хризантемами....
-Дядь Миш, значит 2 кило куриных ног... Три? А!!! Поняла. Мы ж на два же ж умножаем... Записала. Одну голяшку рубим на три части, но следим, чтоб мясо на ней было. Ага! Яиц по количеству тарелок холодца? Понятно! Морковок - 4? Ага! Зелени какой? Укроп, петрушка, сельдерей, чуток кинзы и разделить на два пучка? Понятно. 4 луковицы, 1 лимон. А специи? А свинину не добавляем? А соль? Чеснока 1 головку?
-Свинину добавлять можно. Если твоя фамилия Москаленко, а не Хаит. Как на счёт Метельской - не скажу.... Оно вроде как и... Но чего-то не хватает. Существенного... Специи берём любые, какие любим. Но лучше черный горошек от души, душистый горошек от души, чуть тмина, чуть кориандра (по четверти чайной ложки) и всего 2 лавровых листа. И всё это пестиком разбить как бы с ненавистью к своему злейшему врагу - то есть в хлам. Но только в ступке и вручную.
Теперь смотри. Дома моем куриные лапы в сильно горячей воде и кусачками делаем им маникюр. Они должны лежать перед тобой беленькими и чистыми, как поцелуй соблазнённой тобой невинной Розочки и таки проситься каяться в холодец.
Голяшку просто споласкиваем. Обрезь (мяско) тоже. Кладем всё это в выварку (кастрюлю от 10 литров) и заливаем водой так, чтобы вся наша мясная красота была покрыта водой на ладонь сверху. Прямо в холодную воду кидаем первый пучок зелени. Накрываем крышку, зажигаем газ и начинаем курить и смотреть по телевизору последние новости. Новости смотрим не сильно внимательно, потому что нам важно не пропустить шум. Какой шум? Пену, девочка, моя, пену. Как только эта нечисть в достаточном количестве начнёт собираться сверЬху, ты её шумовкой и снимай.
Последним выкидывай пучок зелени, который уже всосал в себя всё ненужное. Но есть второй этап. Ты теперь снова ложишь пучок зелени, 4 луковицы и закрываешь крышку. Снова куришь, или кофэ пьёшь, или пасьянс раскладываешь, но как только появится новый шум, снимаешь его, а потом, через час где-то вылавливаешь луковицы.
Всё! Считай, холодец у тебя в кармане! Ты в отдельной каструльке ставишь вариться морковку с яйцами (только яйца не забудь вынуть пораньше), огонь под холодцом уменьшаешь и отдыхаешь до вечера. Часов через 5 ты ложишь в холодец 2 столовые ложки соли (пока без горки), все специи, тобой размолотые в ступке и ещё полчасика даёшь соседям понюхать через щелки, форточки и дырки под дверью аромат твоего холодца.
Можешь не тянуть время, а вытащить голяшки. Надеваешь прихватку, обрубаешь с голяшки мясо и выбиваешь мозги. Тоненько всё пластуешь и ложишь на тарелочки или в судочки. Слюнки? Слюнки ты заглатываешь, девочка, ибо аромат на кухне будет стоять такой, что поднимет с кровати больного и заставит пригласить даму на потанцевать.
Аккуратно режешь яйцо на кружочки. Подчёркиваю - кружочки, а не колечки и остальное там. В нашем бедном холодце - эстетика - почти главное. Сверху кладёшь кружки морковки. Если ты виртуоз типа Штрауса, то из морковки тоже делаешь звёздочки и всякие сердечки и кладёшь сверху яиц. Ну а для дам - тонюсенькие долечки лимона. Он им нужен? Точно нет! Но для форсу - самое оно!
А теперь, когда весь оркестр в одном концерте собран, выдавливаешь прэссом головку чеснока и чайной серебряной ложечкой распределяешь красоту по тарелкам.
Берёшь большое сито, в маленькую кастрюльку процеживаешь бульон (его там останется не слишком много) и поварёшкой по тарелочкам разливаешь липкий бульон. Да! В каструльке отцеженный бульон солишь до чуть с лишком... Ну, ты должна понять, что чуть пересолила. Куриные лапки смакуешь до утра в одиночестве, и никому не открываешь двер. Поверь, этим залётным Бредам Питам, нужна не ты, а пососать твои лапки. Они могут прийти даже с Нового Рынка...
Потом вся эта красота ставится в холодильник, а утром ты умытая и с кудрями встречаешь соседей. Ой, кто тока не придёт к тебе... И Сара с тюлькой (спасибо - вот вам холодец), и Таня с нотами (мы нашли во дворе - не ваши ли? Не наши, но спасибо - вот вам холодец).
Раздавай тарелки - не жидись. Только первой сама попробуй - если опозоришься, если будет не "тот вкус", то тебе этого не простят, как бы это по минимум посчитать - года четыре!!!!
Автор: DiDinfo
Небесные промыслы
31 декабря. Поздний вечер. Мы с подругой присматриваем подарки друзьям на Новый Год. Вернее, присматривает она. Я здесь больше для антуража. Да и друзья все её. Мои уже рассчитались со мной. Никто никому ничего не должен. Свобода. Такое странное ощущение.
Как будто, никому и не нужен. В моём случае, пожалуй, так и есть.
Честно говоря, я и с подругой планирую расстаться. Причём в самый бой курантов. Да. Такой я хитрый пёс. Ни друзей. Ни любви. Ни жалости. Что же дальше? Не важно. Может, и ничего. И я таскаюсь за ней в предвкушении полной свободы. Наблюдаю за тем, как она щебечет над всякими безделушками:
— Гляди, какой самолётик. Артёмке понравится. Он всю жизнь мечтает на таком полетать. Представляю себе выражение его лица, — и смеётся, дурёха. Как будто ребёнку игрушку подарить собирается. Знаю я этого Артёма. Глава корпорации и отец троих детей. Вряд ли такой подарок оценит… впрочем, всем на всё плевать. Этот год пройдёт, и забудут. Моя подружка кладёт самолёт в корзину и шагает дальше. Проводит пальцами по подоконнику, мечтательно глядя в окно. Там ёлки горят, люди мельтешат, и снежище валит, будто на небе генеральную уборку затеяли.
— Подумать только! Такой чудесный вечер чтобы… надо поторапливаться. Им всем так понравится! Вот, кстати, чудесный пистолетик. Возьму несколько. Мальчишки любят такие штучки. Ну а если что — передарят... — Да, дорогая... — незаметно увожу её подальше из отдела игрушек. — О-о-о! Две по цене одной! — она разглядывает бритвенные станки, — можно подарить Павлику и… Ксюхе! Она почему-то любит мужские станки. Прекрасно!
Я не выдерживаю: — Много тебе ещё этого барахла набирать? Большинство просто будут рады, что ты пришла. У тебя столько друзей, которые ждут-не-дождутся твоего прихода.
Моя будущая бывшая хихикает в ладошку: — Ну, прекрати увиливать от дел. Хвостик ты мой. Знаю, что тебе не терпится закончить со всем этим, но мне нравится удивлять людей. Такое у меня кредо. Мой подарок должен быть неожиданным! Бум! — она подбегает к витрине с хлопушками, — Вот! Тоже неплохо! А внутри сюрприз!
Да. У неё богатая фантазия. И если она хочет стать неожиданной, то станет. Только вот радовать людей она так и не научилась. Я с ней относительно недолго, но знаю всех этих её дружков. Им хочется чего-то обычного и повседневного. Все они боятся сюрпризов. Но я молчу. Моё дело оставаться верным псом до назначенного часа.
— Какая красивая коробка с конфетами! Придётся по вкусу маленькому Яше. — Как ты себе это представляешь? У него же куча всяких аллергий! — Ох! Ты бываешь такой скучный с этими своими аллегориями. — Аллергия! У мальчика аллергия! И если...
Она останавливает меня движением худосочной ладони: — Так! Поверь, я всё преподнесу, как нельзя лучше.
Совсем забыл, что надо молчать, послушно виляя хвостиком. Иначе всё это ещё больше затянется. Спокойно! Спокойно... вот так, славный пёс. Мы ещё проходимся по бакалее с продуктами, где она набирает всякой ерунды вроде взбитых сливок и мороженой вишни с косточками. Даже заскакиваем в бытовую химию. Уникальное воображение.
Наконец, мы подходим к кассе. Следом за нами встаёт мужчина с грубым лицом, похожим на морду кабана. Странно, у него в руках совсем нет покупок. За спиной кассирши замечаю телевизор, там Гурченко поёт "5 минут".
Моя почти бывшая ставит корзину с подарками на ленту и суёт руку под мантию в поисках кошелька: — О, чёрт! Похоже, забыла... Ты не одолжишь?
Касса методично пикает, пока я разглядываю облик своей подруги. Ничего в нём нет запоминающегося, кроме неестественной бледности. Остальное… всего лишь нескончаемые атрибуты, всюду её сопровождающие. И ещё игра больного воображения тех, кому достаются её подарки.
— С вас 2490 человеческих душ, — бесстрастно сообщает кассирша.
Позади уже нетерпеливо переминается мужчина со свиным лицом. Моя подруга Смерть выжидающе смотрит на меня. Говорю: — Какие души? Мы оба знаем, что мне секунды остались до ухода. Лучше бы проводила меня по-дружески.
Смерть испытующе смотрит мне в глаза: — Действительно хочешь, чтобы я оставила все свои подарки на ленте судьбы? — Не вижу других вариантов…
Я приобнимаю её за плечо, и незаметно протягиваю кошелёк Смерти свинолицему. Он кивает.
Да. Такой я хитрый пёс. Уходя, забираю с собой Смерть. Побуду с ней ещё. Но помните, это не навсегда.
Под бой курантов мы выходим из магазина с надписью: "Небесные промыслы 24". Такой есть в каждом мире. Просто не всякий его найдёт. Вокруг снуёте суетливые вы. Люди, не замечающие собственной смерти, шагающей в обнимку с уходящим годом.
Так или иначе, но она снова вернётся. Надеюсь, это случится не скоро. А пока: любите, предпринимайте и живите, как будто завтра к вам должны постучаться с «подарком».
Пролопатил тыщу картинок, но подходящего изображения "того" пирожного не нашёл. А оно было, было!..
Основа - тривиальный коржик небольшого размера из песочного теста, а на нём густым начёсом торчит кок белкового крема.
Где-то году в 80-м я открыл (в школьном буфете, и стоило оно сущие копейки) это пирожное для себя и сразу выбился в лидеры-сладкоежки. Потому что от одного пирожного получал три удовольствия. С пролонгацией.
Сначала ме-едленно слизываешь кок. Он приторно-сладкий. Зато большой. Потом (предварительно разглядев белёсый след от крема - эстетам можно и лизнуть пару раз) берёшься за сам коржик. Готово. Ум-м-м...
Но был и третий этап. Прозвучал звонок с перемены, и ты несёшься на урок. Но вместо того, чтобы внимать и бродить по дебрям алгебры, начинаешь водить языком по губам - там прилип крем (он вообще был дивно липуч). Не забываешь и про заеды. Там скапливалось немало сладкого добра.
Минут пятнадцать кайфа гарантировано. Иногда коком крема пачкался нос или подбородок. О-о-о! Каково оно достать языком до носа? Каково высунуть язык так, чтобы лизнуть подбородок?
Внимание к себе обеспечено. Вот она, слава! Двойка в дневнике по поведению - пустяки. А сколько зависти и вздохов!..
Крем прекрасно отстирывался. По крайней мере я помню, что в форме проходил целый учебный год, и никто не тыкал пальцами, мол, замарашка.
Позже я встречал более апгрейдовую модификацию того пирожного. Корж был не круглым, а овальным, а в кок втыкалась гнутая соломка в виде крылышек и изогнутой шеи ( не сладкая, подчёркиваю) и вся эта конструкция называлась - "Лебедь".
Жаль, что пирожное исчезло. Оно и понятно. Штучные экземпляры. В плёнку не завернёшь, сверху ничего не наложишь.
Привозились пирожные те в деревянных лотках для хлеба. Только снизу вощёная бумага. Выкладывались на подносы. И улетали, как журавли осенью.
Места, понятное дело, много занимали, а прибыли децл. Ассортимент, угу.
Всё понимаю. Но хочу ещё хоть разок. Вот так вот, три в одном. И пофиг, что нос испачкан или заеды.
Хочу, и всё тут.
А вы едали такое? А у вас есть сладкое воспоминание?
УНИВЕРСАЛЬНАЯ копилочка
С волками жить...
Я хотел взять полярную волчицу. А мне вынесли его — мощные чёрные лапы, шипит, кусается, глаза — жёлтые-жёлтые.
— Ты чего без перчаток? Укусит.
— Укусит? Месячный волчок?..
Парни нашли переноску, загнали в неё волка. Поехали. Воняло от волчонка страшно, но не от шерсти — из пасти. Похоже, в зоопарке его кормили тухлым мясом или чем-то таким.
Когда добрались до дома, волчок весь дрожал, но скалился, не подпускал к себе, искусал меня в кровь, пока я нёс его до вольера. Вообще я планировал назвать волчицу Колли, но этот детёныш был такой чёрный, что имя пришло само собой: Уголёк. Уголь.
От еды Уголёк отказался; я оставил ему миску с мясом и творогом, думал, до утра оприходует. С наступлением темноты волк тонко затявкал на луну.
— Скулёжник! Ну ты чего, скулёжник?..
Уголь угомонился только глубокой ночью, а утром миска стояла на том же месте — творог пожелтел, кусок говядины заветрел. Волчонок не съел ни крошки ни в обед, ни к вечеру: вскарабкался на будку в углу вольера и сидел там, ворча и посверкивая глазами.
Когда он и на следующее утро отказался от еды, пришлось принимать меры: я взял свой завтрак, вошёл в вольер и устроился на ящике в противоположном углу.
Принялся есть. Уголёк смотрел на меня янтарными бусинами, порыкивал, но нападать или отобирать еду не пытался. Я уже дожёвывал горбушку, когда волчонок наконец сполз с будки и медленно, не сводя с меня глаз, подошёл к миске. Я добавил немного яблок, немного мяса; Уголёк обнюхал мясо, оттолкнул носом яблоки и заурчал.
***
Человек пах лесом. Крепкие чёрные руки выглядели тонкими, как ветки, но зубами было не прокусить. Человек был ловок. Я пытался его достать — оказалось не так-то просто. В наказание меня загнали в коробку, коробка затряслась. Это продолжалось долго, почти всю жизнь.
Потом я попал в новую клетку. Пытался прорыть пол. Лапа снова закровоточила, пришлось перестать. Затем человек принёс нечто. Нечто пахло пищей, но я не мог быть в этом уверен.
Ночью пришёл Серый Волк. Он всегда приходил, стоило закрыть глаза. Я боялся, что он не найдёт меня в новом гнезде.
Но Волк нашёл. Он вышел из леса, мощный, похожий на снег. Волк разрешил есть; Волк велел не поддаваться человеку. Он стерёг меня до самой зари.
***
Охотники забрали Уголька из логова — ослабевшего, с глубокой раной. Видимо, голодная волчица ушла к людям, оставив детей. Других волчат растащили, а на этого кто-то напал. Но рана заживала быстро, уже через месяц Уголёк перестал хромать и мало смахивал на больного волчонка: бегал быстро, ел много, рычал раскатисто.
От его шерсти пахло тайгой. Природой. На него не было никаких документов, но и без всяких бумаг было ясно: чистый волк. В прыжке он летел, вытягиваясь стрелой, — идеально балансирующий, ловкий, поджарый… Длинные, мосластые лапы, скорость, агрессия, никакого виляния хвостом.
Единственным существом, к которому Уголёк проявлял необъяснимую, диковатую нежность, была мелкая сучка Вьюжка. На ночь я никогда не оставлял волка в вольере с другими псами, их всегда разгораживали решётки.
Но Вьюжка была такая вертлявая и худая, что просачивалась сквозь прутья и проникала к Угольку в любое время; правда, ходить к нему после заката опасалась и она. В темноте глаза Уголька отражали что-то, не свойственное собаке; может быть, Вьюжка чувствовала это.
— Уй! Не грызи меня, Уголёк! А ну перестань! У-уй-ё!
Впервые я зашёл к нему без перчаток только через три месяца; но штаны и куртка всё равно были ватные, в несколько слоёв. Уголёк уже не забивался в угол и не выжидал сутки, прежде чем накинуться на еду, но… Я часто возился с ним; с собакой это можно назвать игрой, но волк — волк никогда не играл. Я шутил — но для него это была борьба.
Он покусывал, прыгал на меня, вертелся, пытаясь сбить с ног, — словно пробовал силу, пробовал меня на прочность, искал предел, за который нельзя… Он всегда чувствовал, когда переходил этот предел. Приходил потом, тыкался лбом в бедро — извинялся.
Я всё ещё носился с мыслью приучить его к охоте — для того ведь и покупал. Каждый месяц мы ходили гулять всей стаей: Уголёк, вившаяся вокруг него Вьюжка, белая пушистая Весна, коротконогая Тоффи и четверо чистокровных лаек — Джесси, Несси, Каспер и Дункан. Уголёк сразу же убегал далеко вперёд — мощными скачками, больше похожими на бег гепарда.
Собаки не рисковали заглядывать глубоко в лес, жались у обочины и, нарезвившись вначале, до самого конца прогулки почти не отходили. Уголёк же мчался, как угорелый, уматывая за горизонт, зарывался в снег, уходил далеко в тайгу, стараясь держаться подальше от всей компании. После таких выходов он подолгу сидел притихший и, как на первых порах, отказывался от еды.
— Уй, да не грызи меня, Уголь! Ишь ты! На кого лапу поднимаешь, волчара?!
***
Серый Волк приходил каждую ночь. Вьюга к его приходу визжала и убегала. Когда Серый Волк узнал про неё, рассердился. Зарычал, что я не должен поддаваться человеку, а собаки — человечьи друзья. Мы слегка покусались. Он хватанул меня за плечо, но остался доволен:
— Растёшь.
Человек повадился забираться ко мне в вольер, тереться, нюхать. Человек пах пищей, мясом, чем-то прелым. А ещё он пах страхом. Этот запах перекрывал все другие, забивал глотку и ноздри. Я едва выносил его присутствие. Чтобы человек перестал лазать в вольер, пришлось его укусить.
Серый Волк одобрительно кивнул, когда узнал. Горели звёзды. От Волка тянуло ледяным снегом, мокрой землёй, мелким разодранным зверьём и сладким соком зимней древесины. Я цепанул зубами решётки. Хотел уйти с ним.
— Набирайся сил, — велел он. — Не время.
Рана почти зажила. Если бы можно было чаще бывать в лесу, дело совсем бы пошло на лад. Лес лечил. Но он темнел недоступной грядой — прогулки отчего-то прекратили. Да ещё человек стал приносить меньше и меньше мяса.
***
После того, как Уголь едва не задушил Дункана, пришлось перестать брать волка с собой. Постоянно сидеть в клетке плохо для любого зверя, но рисковать я больше не мог. Когда Уголь набросился на вожака, следом на Дункана накинулась и стая — волк уже успел подмять под себя всех псов.
Обратно Дуньку пришлось везти в машине, отдельно от собак. С тех пор, когда Уголь видел, что мы собираемся на прогулку, — страшно рычал из будки и бил по миске лапой. С псами, забегавшими в течение дня, вёл себя агрессивней обычного — видимо, выплёскивал злобу.
Со слов деда я знал, что эти укусы, оскалы, стремительные броски — нормальные волчьи игры. Но верить в это было сложно.
— Ай! Отстань, Уголь! А ну прекрати, сучонок! Стой!
Как-то мне удалось по дешёвке урвать коровью голову. Я кинул её Углю; за ночь он обглодал всё до черепушки, сгрыз даже рога — вместе со шкурой, шерстью. Ладно, волку это полезно для желудка. Курицу он съедал за три минуты, морковь грыз, только сильно оголодав. Когда я попытался вычесать Угля, то едва не поплатился куском ягодицы. Видимо, он решил, что моё мясо не хуже коровьего. После этого жена впервые предложила его застрелить.
***
Серый Волк всё сильней пах лесом, рычал всё громче. Когда на рассвете он уходил, и я открывал глаза, сердце колотилось, и в пасти собиралась слюна. Волк много раз велел не поддаваться человеку.
Но человек помогал мне. Он делал так, что лапа болела всё меньше. Кроме того, он приносил еду. Только это была не та еда. Мертвечина. Постоянно, всегда, каждую минуту хотелось есть. Не смазливой сладкой мякоти. Мяса. Свежего мяса.
Серый Волк рычал, когда видел других собак. Замахивался на Вьюгу. Однажды долго смотрел, как она спит. Затем перевёл на меня жёлтый горящий взгляд.
***
Когда Уголь задрал Вьюжку, выбора не осталось.
— Ну куда ты его денешь? В лесу он подохнет. А здесь… Сегодня Вьюжку задрал, а завтра кого? Тебя? Это волк! Он псом не станет!
— Застрелю. Завтра.
— Иди и сейчас застрели!
— Завтра, я сказал! Завтра!
Дёрнул по столу кулаком, раскровил о занозистый край руку. Боль была как комариный укус по сравнению с играми Угля.
Ушёл. Сел в хрустящий, свежий снег перед волчьим вольером. Уголь метался по клетке, огрызался на меня; луна отражалась в выпуклых, белых в темноте склерах.
С какого-то момента — месяц или два назад — я перестал смотреть ему в глаза. Нельзя заглядывать в глаза волку. Даже если кажется, что ты не боишься, — он разглядит внутри тебя страх. И нападёт. Вне клетки я могу признаться, что боюсь. Внутри — никогда.
Я подобрал снежный камушек — поздняя осень подморозила крепко, — бросил между прутьев вольера. Уголь вскочил, с утробным рыком бросился на стенку. Загремел, заходил ходуном шифер, залаяли другие собаки.
Я вспомнил, как, глядя на него впервые, не поверил: как из этого пушистого уголька вырастет дура под восемьдесят кило? А вот, выросла. Только не дура, нет, не дура… Волк смекалистый зверь, очень разумный. Хитёр, осторожен, расчётлив.
Я кивнул на лес. Спросил его:
— Побежишь?
Уголь примолк, будто понял.
— Куда ты побежишь, дура… Как ты там выживешь, ду-ура… Ну, чего скулишь? Скулёжник...
Реветь на холоде — дурное дело; слёзы замерзают, щиплют, недолго обморозиться. Я и не ревел. Сунул ему замёрзшую четвертинку яблока, которую он сам носом вышвырнул между прутьев. Уголь едва не цапнул меня за пальцы.
Той ночью я спал плохо, ворочался; снился громадный волк с седой гривой. Всё чудилось, что он прыгает на вольеры, рычит, пытается забраться в дом.
***
У меня мощные лапы. Я чувствую, как толчками струится кровь. Я знаю, как пахнет кровь; я знаю, каков на вкус снег. Теперь я знаю, какова на вкус свежая, разорванная дичь. Это не те розовые куски, не деревянные палки. Это — плоть.
Человек, — хрупкий и рыхлый. Через толстые штаны трудно добраться до мяса. Но он слаб, он заискивает, он не смотрит в глаза. Он не вожак. Почему я должен подчиняться? Он хочет, чтобы я играл, чтобы ел эти оранжевые стружки.
Нет, человек. Нет.
— Идём, — велел Серый Волк той ночью.
Затявкала Несси. Серый посмотрел на неё жёлтыми глазами. Несси захлебнулась лаем.
Звенел лес.
***
Я проснулся от гавканья, визга, страшной собачьей многоголосицы.
— Уголь убежал!
Бросился к вольерам; собаки скулили, захлёбываясь и заливаясь. С ночи стояли пыльные сиреневые сумерки, в глазах мельтешили огни.
В резких белых лучах я увидел лиловые пятна на снегу; пахло железом, воняло шерстью и страхом. Сетка, ограждавшая двор с вольерами, щетинилась прогрызенной дыркой — достаточной, чтобы протиснулся взрослый волк. У самой дыры исходила паром разодранная курица.
...Уголь бегал по лесу около месяца. Охотники не раз замечали чёрного, гривастого волка на гребне холма, но трогать не трогали — не нарывались. А однажды морозной ночью Уголь вернулся и задавил соседского Пушка. Утром нашли только следы и развороченную собачью тушу.
Уголь приходил ещё три раза, и каждый раз в деревне не досчитывались пса. Местные устраивали облавы, но поймать волка не могли — я сам учил Угля обходить ловушки.
Хозяева начали забирать скот в дома; волка не останавливали хлипкие деревянные заборы. Я ловил на себе озлобленные, косые взгляды. Слышал за спиной: волк собакой не станет. Что за идиот заводит волков? Волчатник хренов...
Судя по всему, Уголь так и не прибился к стае. К февралю набеги участились, волк спускался с холмов каждую ночь. Выращенный в неволе, он не боялся людей и хуже всего лютовал, когда видел детей — самых беззащитных в стае. После того, как Уголь задрал ещё одного пса, деревенские решились на большую засаду. Сговорились встретиться под рассвет — именно в это время Уголь совершал свои разбои.
— Попробую сам его отвадить, — сказал я жене. — Вперёд пойду...
— Ружьё возьми.
Я не собирался убивать Угля; но если волк видит, что человек безопасен, волк нападает. А человек безопасен, если у него нет ружья.
Словно что-то почуяв, в этот раз Уголь пришёл раньше — в самый тёмный, дрожащий ледяным маревом час. Я наткнулся на него у калитки; всегда подвижный и шумный, волк стоял, не двигаясь. В лунном свете глаза отливали белым.
Замерев, я зачем-то ждал, пока он приблизится.
Не отводя взгляда, мягко ступая, Уголь подходил ближе. Если в нём и было что-то от собаки — ничего не осталось. Скупая, звериная грация. Клыкастый оскал.
В груди болезненно трепыхнулось; кто его разберёт, страх это был или какая-то жалость к выкормышу… Рука на курке дрогнула, пальцы сковало.
Нельзя заглядывать в глаза волку. Даже если кажется, что ты не боишься, — он разглядит внутри тебя страх. Малейшая ошибка — руками, ногами, взглядом, — и волк может атаковать.
Уголь оскалился, коротко рыкнул и прыгнул на меня. Приклад долбанул о плечо, снег заволокло дымом. Я услышал звук выстрела много позже, почти одновременно с коротким визгом.
Волка сразило одним ударом, но не намертво. Видимо, перебило что-то внутри. Уголь осел на задние лапы, но по-прежнему не сводил с меня ослепительно-белых глаз. С уголка пасти свисала кровавая слюна; снег быстро чернел.
Мы смотрели друг на друга, может быть, минуту, прежде чем он тяжело повалился в горячий сугроб. Меня вывернуло прямо тут; в нос ударил тот самый запах, каким от Угля несло в первые дни: тухлятина. Тухлое мясо.
Мир казался ненастоящим. Блестели слои слюды в дальних скалах; оскалился щербатой каменной пастью утёс. Медвежий пик набрасывал на округу густую, плотную тень. Ни звука не раздавалось вокруг; ни скрипа, ни всхрапа. В этой тишине Уголь отчётливо, протяжно тявкнул и замолк.
— Скулёжник...
© Дарина Стрельченко
Просто в один прекрасный день ушел и домой не вернулся.
Надоело ему с этой женщиной жить. А стал он жить с Карлом, потому что Карл ему мозги не выносит. Женщина эта очень горевала. Не так, конечно, как если бы он к Кларе ушел, но все–таки. Страдала очень сильно, прямо хоть в петлю.
Вот, подруги, глядя на ее страдания, ей и говорят: «Зачем тебе муж? Купи себе лучше жабу».
«Какую жабу?» — удивилась женщина.
«Колорадскую», — ответили подруги, — «Мы все так теперь делаем. И никакие мужики нам больше не нужны. И очень удобно».
Женщина удивилась. Купила она жабу. И заодно бутылку вермута, чтобы отпраздновать покупку.
«И что теперь дальше делать?» — спрашивает.
«А теперь ее надо поцеловать, как в сказке», — подруги отвечают.
И женщина эту жабу поцеловала, страстно и нежно. Откупорила вермут, поставила бутылку с жабой на стол с драной клеенкой, налила вино в бокал, и с лягушкой целуется.
А она того не знала, что эта жаба выделяет 5–метоксидиметилтриптамин. И женщина этого триптамина наглоталась, прямо как Иван Царевич.
И видит она, что жаба ударилась оземь, встает, скидывает с себя лягушачью кожу и превращается в юношу прекрасной наружности. И говорит:
— Привет, женщина.
Женщина обалдела и спрашивает:
— Ты кто?
— Я – Царевич–Лягушка.
— Что же мне теперь делать? — говорит женщина.
— Ничего не делай, раздевайся, ложись в кроватку и закрывай глазки. Я все сам сделаю в лучшем виде.
Женщина так и сделала. Легла в кровать, коленки раздвинула, а Царевич–Лягушка кувырк рядом и начал с женщиной такие чудеса выделывать, какие только в порнофильмах бывают. И даже еще лучше.
Стала женщина жить, как в сказке. Утром Царевич–Лягушка обратно в жабу превращается. Женщина его в аквариум засовывает и на работу уходит, в свою бухгалтерию. А вечером приходит домой, целует жабу, та кожу скидывает и превращается в прекрасного юношу. Садятся они телевизор смотреть, пусть говорят и танцы со звездами, и салатик кушать, который им жаба приготовила. И женщина пьет вино, а жаба ей ступни массирует и всякие смешные вещи рассказывает.
А потом Царевич–Лягушка целует ей пяточки и берет на ручки и несет в постель и раскладывает там женщину и начинает играть с ней в разные игры, о которых она даже и помыслить не могла. А утром женщина просыпается, а рядом никого и нет. Только жаба на подушке сидит и смотрит на женщину своими жабьими глазами, прости Господи. Женщина вздыхает, кладет лягушку в аквариум и идет собираться на ненавистную работу.
И вот в одно прекрасное утро эта женщина и думает: «А **** я хожу на эту работу?» Взяла, да и не пошла. А снова поцеловала жабу. И жаба превратилась в Квадрат Малевича. И он ей и говорит:
— Иди, женщина, в магазин, и купи там холст и акриловые краски и кисточки такого–то номера, и бутылку каберне.
И женщина пошла и купила. Приносит холст домой, положила его на стол.
А Квадрат ей и говорит:
— А теперь рисуй.
Женщина отвечает:
— Я не умею.
— А ****, рисуй, как рисуется.
— А что?
— Что хочется.
Женщина удивилась:
— А разве так можно?
— Конечно, — улыбнулся Квадрат Малевича. — Так теперь только и рисуют.
Стала женщина рисовать всякую ****, как умеет. Пьет каберне, целуется с Квадратом Малевича и рисует. Нарисовала она ужасную абстракцию фиолетового цвета с оранжевыми кругами.
Квадрат Малевича встал с дивана, подошел к холсту, и так и этак на него смотрит, и вдруг восклицает:
— Это почти гениально, дорогая!
Схватил холст подмышку, надел шарф и шляпу на голову и выбежал из квартиры. Женщина сидит дома, ждет, что дальше будет. Вечером включила телевизор, а там передают по новостям, что одна женщина нарисовала вчера абстрактную живопись, и ее только что продали на аукционе Sotheby's за сто двадцать миллионов долларов. И ее портрет показывают. Женщина очень удивилась.
На другой день вернулся Квадрат Малевича, без шляпы и слегка подшофе, принес деньги в рюкзаке:
— Это, — говорит, — тебе, а это – мне. Все по–честному.
Поняла женщина, что ей теперь ни на какую работу ходить не надо. А нужно живописью заниматься. И что она теперь за один день может сто двадцать миллионов долларов зарабатывать. Минус комиссионные.
Ничего делать почти что и не надо, а только пей себе вино и целуйся с жабой, и рисуй акриловыми красками всякие каракули, все равно никто ничего не понимает.
Тут эта женщина вдруг видит, что ей бывший муж звонит, который с Карлом теперь. И она испугалась, и трубку снимать не стала. И он ей пишет СМС, что хочет с ней снова встречаться, и что какой он дурак, что сразу не понял, какое сокровище потерял, и какой у нее глубокий внутренний мир. А она ему пишет: «Иди ты ****, Роберт». И заблокировала везде.
Потом эта женщина продала свою хрущевку, и купила себе дом под Парижем по интернету, и всю новую мебель в икее, а старую выбросила, весь этот хлам, ну его ****. И заказала себе много новых платьев и юбок и шалей, и серег и колец, и поехала в аэропорт на такси с чемоданами и аквариумом.
И она надевает туфли на десятисантиметровых каблуках и оранжевое платье, и входит на трап в самолет, который летит в Париж, а ей говорят: «Милочка, с лягушками в салон нельзя!» И она удивилась и заявляет: «У меня для жабы оплачено место в бизнес–классе». А ей отвечают: «Таковы правила, ничем помочь вам не можем».
Тогда женщина вынимает из сумочки пистолет и стреляет стюардессе прямо в сердце. И та заваливается набок и падает, и вторая начинает кричать, а женщина берет ее за горло и говорит: «Вводи, сука, код!» И та вводит пароль, чтобы попасть в кабину пилотов. И они обе входят внутрь, а там сидит первый пилот и пьет коньяк мартель прямо из бутылки, потому что боится высоты. А второй пилот пошел в туалет.
И женщина вышвыривает стюардессу из кабины пилотов и садится в кресло. А первый пилот улыбается, потому что уже пьяный вговно, и говорит:
— Ничего у тебя не получится, потому что нужно два ключа.
А женщина достает из аквариума жабу и целует ее, и жаба ударяется оземь, и скидывает кожу и превращается в прекрасную обнаженную блондинку, которая садится напротив первого пилота на приборную панель и раздвигает ножки и слюнявит пальчики и засовывает их туда, и вынимает второй ключ.
И первый пилот смотрит, ничего не понимая, и женщина ему говорит:
— Заводи мотор.
И он вставляет оба ключа, и включает навигацию, и продувает сопла, и начинает выруливать. И женщина сидит в кресле второго пилота и целуется страстно с блондинкой, и держит пилота под прицелом пистолета и не сводит с него глаз.
И первый пилот спрашивает:
— Куда летим? В Париж.
А женщина ему отвечает:
— Не твоего ума дела. Взлетай.
Самолет взлетел, а женщина и командует: «Рули в сторону Москвы». Первый пилот понял, что женщина хочет направить самолет на Кремль и так убить Путина и войти в историю спасителем человечества. Пролетают они над Красной площадью. Женщина и говорит:
— Сбрасывай бомбу!
Пилот удивился и отвечает:
— Ты чего–то путаешь, женщина, у меня никакой бомбы нет. Это пассажирский самолет.
— А это что? — говорит женщина и нажимает белую кнопочку.
Внизу самолета открывается люк и оттуда вываливается небольшая атомная бомба и летит на Кремль, падает на голову Путину и взрывается.
В это время блондинка надела на голову фуражку второго пилота и пьет мартель из бутылки и выпивка течет у нее по подбородку и капает на прекрасную обнаженную грудь и женщина слизывает у нее коньяк с сосков.
И думает: «Этот коньяк подозрительно похож на тот самый вермут, который я взяла в тот день, когда купила жабу. И что–то тут не так».
И женщина открывает глаза и видит, что она стоит на коленях перед столом с драной клеенкой, а на нем сидит колорадская жаба и лежит бутылка, и женщина слизывает у нее с горлышка вермут.
И женщина встала с коленок, покачиваясь на десятисантиметровых каблуках, и пошла на кровать. Легла в постель и думает: «И вправду, с такой жабой никакой мужик мне не нужен. Ну, их ****». Закрыла глаза и заснула сладким сном.
Мой друг Федя подрабатывал Дедом Морозом. Много лет. Феде было уже за сорок, и, честно говоря, это была единственная его стабильная работа. Весь год он занимался разным: то таксистом, то курьером, то в ремонтной бригаде. Но уже в конце ноября Федя начинал получать заказы на Деда Мороза. Федю ценили и передавали друг другу родители. Федя был замечательным Дедом Морозом.
Что странно: своих детей у него не было. Три развода было, а детей не было. Федя детей любил, он их сходу располагал, знал какие-то шифры и коды детских душ. Как-то пришел ко мне в гости, сын и дочь еще были маленькие. Федя улыбнулся им с порога: «Здорово, черти!». И они сразу его полюбили. В тот вечер мне не удалось с ним поговорить, его унесли черти. То есть мои дети. Он играл с ними в тигра, потом в колдуна, потом в динозавра, дальше не помню.
Думаю, Федя сам был ребенком. Большим ребенком. Да, он много умел, даже класть плитку, но оставался ребенком. Потому и семейная жизнь не сложилась.
Эта история случилась с Федей пять лет назад. Весь декабрь он мотался по городу на своей дряхлой «тойоте», потея под алой синтетической шубой, не успевая даже поесть.
У Феди был только один святой день – 31 декабря. На который он никогда не брал заказов, как его ни просили, какие ни сулили деньги. Это был день его второго рождения. Однажды, еще в юности, он напился, уехал на электричке невесть куда. Его вынесли на дальней станции, оставили на ночной платформе. Федя бы там околел, но по небесной случайности его заметил машинист товарного, затормозил, втащил в кабину. Машинист нарушал все инструкции, но он спас Феде жизнь. После этого Федя бросил пить, а детям машиниста отправлял подарки. Мелочь, конфеты, но регулярно.
С той поры 31 декабря Федя оставался дома. Пил чай, играл в компьютерные игры, заказывал на дом огромную пиццу.
Итак, вечером 30 декабря, пять лет назад Федя ехал на последний заказ. Детей звали Галя и Толя. Раньше Федя у них не бывал. По дороге он изучил «досье» в мобильном. Вере пять лет, Толе – семь. Толя в Деда Мороза не верит, играет в роботов и любит Илона Маска.
Как было условлено, Федя позвонил маме от подъезда. Та быстро спустилась, в большом мужском пальто на плечах:
– Добрый вечер! Меня зовут Вера, вот подарки. Толе, конечно, робот. А Гале – наряд принцессы, – Вера протянула коробки. – Только большая просьба. Толя будет грубить... не обращайте внимания. Они с папой оба упертые материалисты, понимаете? А Галечка – вот она совсем не такая. Вы больше с ней.
– Не волнуйтесь! – усмехнулся Федя. – Бегите, замерзнете.
Через пятнадцать минут Федя звонил в дверь. И услышал мерзкий голос мальчика:
– Явился! Актеришка с синтетической бородой! Галька, это к тебе!
Неприятный мальчик открыл дверь, оглядел Деда Мороза:
– Странно. Трезвый. В прошлом году был совсем...
К счастью, в прихожую выбежала сестричка, в нарядном розовом платье с мишками:
– Здгаствуй, догогой Дедушка Могоз! – девочка не выговаривала «Р».
– Здравствуй, Галя! – улыбнулся ей Федя. И незаметно дал легкого пинка мальчику. – И тебе привет от Илона Маска!
Мальчик быстро обернулся, недоуменно оглядел Деда: неужели он дал пинка? Но Федя подкрутил синтетические усы и важно прошагал внутрь.
Было поздно, Федя очень устал и надеялся провести этот сеанс за 15 минут. Он вручил девочке коробку с платьем, та запрыгала. Протянул гнусному мальчику коробку с роботом:
– Это тебе, нигилист!
– Как ты меня назвал? Глистом?
– Нигилистом, умник. Латинское слово. Когда-то я жил в Древнем Риме.
Мальчик подошел ближе:
– Хорош врать! А будешь выступать – мой папа тебя побьет.
Мама Вера тут же вмешалась:
– Так, хватит! Сейчас Галечка споет песенку и мы отпустим Дедушку.
Но Дед Мороз Федя вдруг раззадорился:
– Нет, а где ваш папа? Я бы с ним устроил бой на татами. Я жил в Древней Японии и занимался дзюдо триста лет.
– Папа на работе! – ответил мальчик. – Но он тебя точно побьет.
В это время у мамы Веры зазвонил телефон. Она взяла трубку и стала охать: «Прости, я забыла... Ну я дура! Сейчас забегу!». И схватила Деда Федю за алый рукав:
– Умоляю, дедушка! Ради всех древних японцев! Посидите с ними 15 минут. Мне надо к подруге в соседний подъезд, отдать деньги. Заняла и забыла... ну понимаете...
Феде совсем не хотелось потеть еще пятнадцать минут, но он же был очень добрый. Он согласился.
И остался с романтической Галей, и нигилистом Толей. Галя спела ему песенку. А Толя вдруг присмирел. Он подошел к Феде и сказал:
– Ладно, извини... Но было бы лучше, если бы ты починил на кухне кран. Капает, я спать не могу.
– Кран? – удивился Федя. – А папа на что?
– Он занят, он бизнесмен.
Когда мама Вера пришла, Федя, прямо в бороде и алой шубе, раскручивал кран. Мальчик Толя стоял рядом, подавал инструменты и говорил деду:
– Снял бы ты бороду...
– Не могу. Я же Дед Мороз, ты забыл?
– Ладно-ладно. Ты крутой Мороз.
Мама Вера умоляла Федю все бросить, завтра они вызовут слесаря, и вообще детям спать... Но Федя что-то мычал в бороду, а дети прыгали рядом и кричали: «Мы не хотим спать! К нам пришел крутой Мороз, вау!»
Наконец, Федя закончил с краном. Вытер пот алой шапкой. И тут девочка Галя сказала: «И еще моя кроватка вся расшаталась...» А брат добавил: «Всё у нас тут расшаталось».
Но Федя ответил:
– Дети, милые! Если бы я пришел к вам с утра...
– Что вы! – воскликнула Вера. – Они шутят.
До лифта Деда Мороза вызывалась провожать девочка Галя, в наряде романтической принцессы. Когда Федя уже стоял в лифте, она вдруг сказала:
– Нет у нас никакого папы. Мама повесила в шкаф мужские вещи. Мама врет, что папа бизнесмен, в долгой командировке, мама думает, что мы в это верим. Толик верит, как дурак. Но папы нет. Я никогда его не видела. До свиданья, Дедушка Мороз!
Следующим утром, 31 декабря в квартире Веры, Толи и Гали раздался звонок. На пороге стоял Федя, в обычной своей куртке.
– Вы курьер? – спросила Вера.
Но тут выбежал Толя:
– Мам, ты совсем? Это наш Дед Мороз, не узнала?
– Ага, – улыбнулся Федя. – Я сегодня так, без церемоний. И день свободный. Так что у вас там расшаталось?
...Федя, Вера, Галя и Толя живут вместе уже пять лет. Еще появилась сестричка Аня, ей уже три года. А Вера и Толя, когда в школе спрашивают, кто их папа, отвечают спокойно: «Дед Мороз. Не верите?»
© Алексей Беляков
Шоб в Одессе сварить холодец, то надо быть просто одесситом. Не жадным, но экономным, не скупым, но предусмотрительным, иметь связи и варить всего на два.
В смысле "на два"? Ну, на два раза больше, чем ты хотела. Как почему? Потому что ты накануне всему двору впроброс и нехотя, вешая бельё, сообщала, что у тебя завтра холодец. Хоть и не праздник. Но ты ж дама с примхами, тебе можно допустить каприз. А это значит шо? Шо завтра ты будешь варить холодца в два раза больше, чем нужно твоему Мойше, Бене, Сарочке и даже бабе Розе, включая тебя. Ты будешь должна дать соседям хоть по тарелочке! Хоть умри, но фасон есть фасон, и его надо держать!
А завтра рано утром тебе надо разорваться на две части. Одну часть рано утром отправить на Привоз за куриными лапками (они там самые чистые во всей Одессе и самые недорогие) и яйцами. А потом, не заезжая домой, с пересадками добраться до Нового рынка в полном уже трамвае. Потому как коровью голяшку тебе подберут и правильно разрубят только на Новом.
И ещё мясо на ней будет, и еще "в поход", щедро забросят в пакет коровьей обрези. Там же , на Новом, ты купишь единственную в Одессе мытую морковь за те же деньги, шо и грязную в остальных местах и хорошую зелень от тех, кто её привозит реально с Кавказа, а не выдрючивает в холода в смешных теплицах - бледную и в курином помёте. Короче, аромат одной и второй - это как наш Тройной Одеколон и французские духи - такие запахи выбираются носом, а не пропагандой родной Украины.
До кучи, кавказцы тебе подарят лимон, а он тебе понадобится, потому что для "бедного холодца" одно время было модно ложить в тарэлочки для дам лимон. И шоб его, заразу, было видно, и не просто видно, а ещё и всякими ромашками и хризантемами....
-Дядь Миш, значит 2 кило куриных ног... Три? А!!! Поняла. Мы ж на два же ж умножаем... Записала. Одну голяшку рубим на три части, но следим, чтоб мясо на ней было. Ага! Яиц по количеству тарелок холодца? Понятно! Морковок - 4? Ага! Зелени какой? Укроп, петрушка, сельдерей, чуток кинзы и разделить на два пучка? Понятно. 4 луковицы, 1 лимон. А специи? А свинину не добавляем? А соль? Чеснока 1 головку?
-Свинину добавлять можно. Если твоя фамилия Москаленко, а не Хаит. Как на счёт Метельской - не скажу.... Оно вроде как и... Но чего-то не хватает. Существенного... Специи берём любые, какие любим. Но лучше черный горошек от души, душистый горошек от души, чуть тмина, чуть кориандра (по четверти чайной ложки) и всего 2 лавровых листа. И всё это пестиком разбить как бы с ненавистью к своему злейшему врагу - то есть в хлам. Но только в ступке и вручную.
Теперь смотри. Дома моем куриные лапы в сильно горячей воде и кусачками делаем им маникюр. Они должны лежать перед тобой беленькими и чистыми, как поцелуй соблазнённой тобой невинной Розочки и таки проситься каяться в холодец.
Голяшку просто споласкиваем. Обрезь (мяско) тоже. Кладем всё это в выварку (кастрюлю от 10 литров) и заливаем водой так, чтобы вся наша мясная красота была покрыта водой на ладонь сверху. Прямо в холодную воду кидаем первый пучок зелени. Накрываем крышку, зажигаем газ и начинаем курить и смотреть по телевизору последние новости. Новости смотрим не сильно внимательно, потому что нам важно не пропустить шум. Какой шум? Пену, девочка, моя, пену. Как только эта нечисть в достаточном количестве начнёт собираться сверЬху, ты её шумовкой и снимай.
Последним выкидывай пучок зелени, который уже всосал в себя всё ненужное. Но есть второй этап. Ты теперь снова ложишь пучок зелени, 4 луковицы и закрываешь крышку. Снова куришь, или кофэ пьёшь, или пасьянс раскладываешь, но как только появится новый шум, снимаешь его, а потом, через час где-то вылавливаешь луковицы.
Всё! Считай, холодец у тебя в кармане! Ты в отдельной каструльке ставишь вариться морковку с яйцами (только яйца не забудь вынуть пораньше), огонь под холодцом уменьшаешь и отдыхаешь до вечера. Часов через 5 ты ложишь в холодец 2 столовые ложки соли (пока без горки), все специи, тобой размолотые в ступке и ещё полчасика даёшь соседям понюхать через щелки, форточки и дырки под дверью аромат твоего холодца.
Можешь не тянуть время, а вытащить голяшки. Надеваешь прихватку, обрубаешь с голяшки мясо и выбиваешь мозги. Тоненько всё пластуешь и ложишь на тарелочки или в судочки. Слюнки? Слюнки ты заглатываешь, девочка, ибо аромат на кухне будет стоять такой, что поднимет с кровати больного и заставит пригласить даму на потанцевать.
Аккуратно режешь яйцо на кружочки. Подчёркиваю - кружочки, а не колечки и остальное там. В нашем бедном холодце - эстетика - почти главное. Сверху кладёшь кружки морковки. Если ты виртуоз типа Штрауса, то из морковки тоже делаешь звёздочки и всякие сердечки и кладёшь сверху яиц. Ну а для дам - тонюсенькие долечки лимона. Он им нужен? Точно нет! Но для форсу - самое оно!
А теперь, когда весь оркестр в одном концерте собран, выдавливаешь прэссом головку чеснока и чайной серебряной ложечкой распределяешь красоту по тарелкам.
Берёшь большое сито, в маленькую кастрюльку процеживаешь бульон (его там останется не слишком много) и поварёшкой по тарелочкам разливаешь липкий бульон.
Да! В каструльке отцеженный бульон солишь до чуть с лишком... Ну, ты должна понять, что чуть пересолила. Куриные лапки смакуешь до утра в одиночестве, и никому не открываешь двер. Поверь, этим залётным Бредам Питам, нужна не ты, а пососать твои лапки. Они могут прийти даже с Нового Рынка...
Потом вся эта красота ставится в холодильник, а утром ты умытая и с кудрями встречаешь соседей. Ой, кто тока не придёт к тебе... И Сара с тюлькой (спасибо - вот вам холодец), и Таня с нотами (мы нашли во дворе - не ваши ли? Не наши, но спасибо - вот вам холодец).
Раздавай тарелки - не жидись. Только первой сама попробуй - если опозоришься, если будет не "тот вкус", то тебе этого не простят, как бы это по минимум посчитать - года четыре!!!!
Автор: DiDinfo
31 декабря. Поздний вечер. Мы с подругой присматриваем подарки друзьям на Новый Год. Вернее, присматривает она. Я здесь больше для антуража. Да и друзья все её. Мои уже рассчитались со мной. Никто никому ничего не должен. Свобода. Такое странное ощущение.
Как будто, никому и не нужен. В моём случае, пожалуй, так и есть.
Честно говоря, я и с подругой планирую расстаться. Причём в самый бой курантов. Да. Такой я хитрый пёс. Ни друзей. Ни любви. Ни жалости. Что же дальше? Не важно. Может, и ничего. И я таскаюсь за ней в предвкушении полной свободы. Наблюдаю за тем, как она щебечет над всякими безделушками:
— Гляди, какой самолётик. Артёмке понравится. Он всю жизнь мечтает на таком полетать. Представляю себе выражение его лица, — и смеётся, дурёха. Как будто ребёнку игрушку подарить собирается. Знаю я этого Артёма. Глава корпорации и отец троих детей. Вряд ли такой подарок оценит… впрочем, всем на всё плевать. Этот год пройдёт, и забудут.
Моя подружка кладёт самолёт в корзину и шагает дальше. Проводит пальцами по подоконнику, мечтательно глядя в окно. Там ёлки горят, люди мельтешат, и снежище валит, будто на небе генеральную уборку затеяли.
— Подумать только! Такой чудесный вечер чтобы… надо поторапливаться. Им всем так понравится! Вот, кстати, чудесный пистолетик. Возьму несколько. Мальчишки любят такие штучки. Ну а если что — передарят...
— Да, дорогая... — незаметно увожу её подальше из отдела игрушек.
— О-о-о! Две по цене одной! — она разглядывает бритвенные станки, — можно подарить Павлику и… Ксюхе! Она почему-то любит мужские станки. Прекрасно!
Я не выдерживаю:
— Много тебе ещё этого барахла набирать? Большинство просто будут рады, что ты пришла. У тебя столько друзей, которые ждут-не-дождутся твоего прихода.
Моя будущая бывшая хихикает в ладошку:
— Ну, прекрати увиливать от дел. Хвостик ты мой. Знаю, что тебе не терпится закончить со всем этим, но мне нравится удивлять людей. Такое у меня кредо. Мой подарок должен быть неожиданным! Бум! — она подбегает к витрине с хлопушками, — Вот! Тоже неплохо! А внутри сюрприз!
Да. У неё богатая фантазия. И если она хочет стать неожиданной, то станет. Только вот радовать людей она так и не научилась. Я с ней относительно недолго, но знаю всех этих её дружков. Им хочется чего-то обычного и повседневного. Все они боятся сюрпризов. Но я молчу. Моё дело оставаться верным псом до назначенного часа.
— Какая красивая коробка с конфетами! Придётся по вкусу маленькому Яше.
— Как ты себе это представляешь? У него же куча всяких аллергий!
— Ох! Ты бываешь такой скучный с этими своими аллегориями.
— Аллергия! У мальчика аллергия! И если...
Она останавливает меня движением худосочной ладони:
— Так! Поверь, я всё преподнесу, как нельзя лучше.
Совсем забыл, что надо молчать, послушно виляя хвостиком. Иначе всё это ещё больше затянется. Спокойно! Спокойно... вот так, славный пёс.
Мы ещё проходимся по бакалее с продуктами, где она набирает всякой ерунды вроде взбитых сливок и мороженой вишни с косточками. Даже заскакиваем в бытовую химию. Уникальное воображение.
Наконец, мы подходим к кассе. Следом за нами встаёт мужчина с грубым лицом, похожим на морду кабана. Странно, у него в руках совсем нет покупок. За спиной кассирши замечаю телевизор, там Гурченко поёт "5 минут".
Моя почти бывшая ставит корзину с подарками на ленту и суёт руку под мантию в поисках кошелька:
— О, чёрт! Похоже, забыла... Ты не одолжишь?
Касса методично пикает, пока я разглядываю облик своей подруги. Ничего в нём нет запоминающегося, кроме неестественной бледности. Остальное… всего лишь нескончаемые атрибуты, всюду её сопровождающие. И ещё игра больного воображения тех, кому достаются её подарки.
— С вас 2490 человеческих душ, — бесстрастно сообщает кассирша.
Позади уже нетерпеливо переминается мужчина со свиным лицом. Моя подруга Смерть выжидающе смотрит на меня. Говорю:
— Какие души? Мы оба знаем, что мне секунды остались до ухода. Лучше бы проводила меня по-дружески.
Смерть испытующе смотрит мне в глаза:
— Действительно хочешь, чтобы я оставила все свои подарки на ленте судьбы?
— Не вижу других вариантов…
Я приобнимаю её за плечо, и незаметно протягиваю кошелёк Смерти свинолицему. Он кивает.
Да. Такой я хитрый пёс. Уходя, забираю с собой Смерть. Побуду с ней ещё. Но помните, это не навсегда.
Под бой курантов мы выходим из магазина с надписью: "Небесные промыслы 24". Такой есть в каждом мире. Просто не всякий его найдёт.
Вокруг снуёте суетливые вы. Люди, не замечающие собственной смерти, шагающей в обнимку с уходящим годом.
Так или иначе, но она снова вернётся. Надеюсь, это случится не скоро. А пока: любите, предпринимайте и живите, как будто завтра к вам должны постучаться с «подарком».
Прощайте! Ваш Старый Год.
© Лёнька Сгинь
Пролопатил тыщу картинок, но подходящего изображения "того" пирожного не нашёл. А оно было, было!..
Основа - тривиальный коржик небольшого размера из песочного теста, а на нём густым начёсом торчит кок белкового крема.
Где-то году в 80-м я открыл (в школьном буфете, и стоило оно сущие копейки) это пирожное для себя и сразу выбился в лидеры-сладкоежки. Потому что от одного пирожного получал три удовольствия. С пролонгацией.
Сначала ме-едленно слизываешь кок. Он приторно-сладкий. Зато большой. Потом (предварительно разглядев белёсый след от крема - эстетам можно и лизнуть пару раз) берёшься за сам коржик. Готово. Ум-м-м...
Но был и третий этап. Прозвучал звонок с перемены, и ты несёшься на урок. Но вместо того, чтобы внимать и бродить по дебрям алгебры, начинаешь водить языком по губам - там прилип крем (он вообще был дивно липуч). Не забываешь и про заеды. Там скапливалось немало сладкого добра.
Минут пятнадцать кайфа гарантировано. Иногда коком крема пачкался нос или подбородок. О-о-о! Каково оно достать языком до носа? Каково высунуть язык так, чтобы лизнуть подбородок?
Внимание к себе обеспечено. Вот она, слава! Двойка в дневнике по поведению - пустяки. А сколько зависти и вздохов!..
Крем прекрасно отстирывался. По крайней мере я помню, что в форме проходил целый учебный год, и никто не тыкал пальцами, мол, замарашка.
Позже я встречал более апгрейдовую модификацию того пирожного. Корж был не круглым, а овальным, а в кок втыкалась гнутая соломка в виде крылышек и изогнутой шеи ( не сладкая, подчёркиваю) и вся эта конструкция называлась - "Лебедь".
Жаль, что пирожное исчезло. Оно и понятно. Штучные экземпляры. В плёнку не завернёшь, сверху ничего не наложишь.
Привозились пирожные те в деревянных лотках для хлеба. Только снизу вощёная бумага. Выкладывались на подносы. И улетали, как журавли осенью.
Места, понятное дело, много занимали, а прибыли децл. Ассортимент, угу.
Всё понимаю. Но хочу ещё хоть разок. Вот так вот, три в одном. И пофиг, что нос испачкан или заеды.
Хочу, и всё тут.
А вы едали такое? А у вас есть сладкое воспоминание?