Хранитель времени скучал.

Принцессы спали на горохе. Прошла ревизия эпохи — нашли четырнадцать начал и краснокнижного бобра. Бобра назвали Сигизмундом. Очеловеченным секундам вручили бронзовые бра — слегка подсвечивать с высот лицеприятные моменты. Цвели (махрово) суккуленты. Какой-то маленький сексот к полé пристрачивал донос. Искусство требовало кружев, ничем себя не обнаружив. Пророки делали прогноз то наобум, то наугад, то пальцем в небо номер восемь.
Яга вздыхала: бьётся оземь архетипичный агрегат.
Хранитель тоже повздыхал. На всякий случай — вдруг поможет? Который век совместно прожит. Над веком вроде опахал куда-то плыли облака. Прошла инспекция соседства — застали два счастливых детства, бидон парного молока, удачный карточный расклад и неудачное коленце.
У лифта в банном полотенце топтался Цезарь — не салат. Ключи от Рима позабыл. Хранитель сдуру крикнул "аве", потом подумал, что не вправе, прибавил шаг, убавил пыл. Закрылся дома. Сел на пульт (неразбериха доконала), открыв подобие канала и развенчав какой-то культ.
Звонил разгневанный Нерон. Шкаф не понравился скелету. Грустил Хранитель — кануть в Лету, ну или кануть в Ахерон? Развесил звезды
по местам, добавил фтора и азота. Направил к лешему сексота. Пошёл
на улицу — а там произрастала благодать крапивы, мяты, чистотела. Подумал: вон какое дело — зла тоже может не хватать. Ещё Яге менять тосол, еще Создатель милосерден. Опять же, вспомнил, что бессмертен.
К тому же вспомнил, что не зол.
Ползли минуты по стеклу, и море высекли в граните. Смеялся времени Хранитель, но перепрятывал иглу.