Боец СВО с позывным Диджей: «Прятал пульт от начальства в черном пакете»

ИА Регнум

24 сен

Боец с позывным Диджей родился в Вологодской области в семье военнослужащего. Рос разносторонним ребенком. Занимался спортом, играл в страйкбол, состоял в патриотических организациях, рисовал и увлекался музыкой. Отец поддерживал его во всех начинаниях.

На СВО Диджей сражается с 24 февраля 2022 года. Уже во второй день службы вытащил из-под огня трех товарищей и получил медаль. Во время затишья создает биты, снимает видеоролики прямо из окопа, которые затем выкладывает в интернет, где они набирают тысячи просмотров.

Его творчество не только поднимает боевой дух товарищей, но и показывает родным и близким военнослужащих, что на войне не все так страшно.

Помимо музыки, боец увлекается граффити, рисует и бьет татуировки, а во время отпусков даже успевает выступать в клубах со своими музыкальными миксами.

В интервью главному редактору ИА Регнум Диджей рассказал, как попал в засаду в первые дни СВО. Поведал о том, как на его жизненный путь повлияли отец и прадед, которым тоже довелось сражаться: в Чечне и во время Великой Отечественной войны. И о том, какую музыку хочет написать, чтобы ознаменовать нашу победу.

Первый диджей СВО

— Вы действительно эти видео из окопа записываете? Это же очень опасно.

— Окопы настоящие. Просто мы находимся в том месте, где достать могут только ракеты и дальнобойная артиллерия. Ничего опасного там нет. Понятно, что угроза есть всегда. Тем не менее решил себя так развлечь.

— О чем ваши песни?

— Электронная музыка, замиксованная с песнями знаменитых русских исполнителей. Вокал берется от исполнителей, а я бит накидываю.

— Вы только видео снимаете? Или проводите мини-концерты для своих товарищей?

— Было дело. В блиндажных условиях. Просто решил пульт достать. Себе и ребятам настроение поднял. Аудитория, правда, маленькая. Зато благодарная. Кто-то пританцовывал даже. Интересная атмосфера. Не каждый день такое увидишь.

— Сильно удивились, когда ваши первые видео завирусились?

— Да, очень удивился. Было неожиданно. Не думал, что это так зайдет людям. Как оказалось, таких, как я, очень много. Много таких же диджеев, которые оказались в сложных обстоятельствах. Писали мне с небольшой завистью: «У нас тоже это было в планах, но ты стал первым».

— Они просто выступали перед своей маленькой аудиторией боевых товарищей?

— Нет. Они даже аппаратуру никакую с собой не брали. Даже не думали об этом. До такого додумался пока только я.

— Вы взяли с собой на войну аппаратуру?

— Да. Диджейский пульт.

Встать на защиту Родины

— А вы с какого времени на СВО?

— С самого первого дня.

— Прямо с 24 февраля? А как так получилось?

— Служба. Сказали: «Надо», — и я поехал.

— А вы не захотели уволиться?

— Нет. Никогда таких мыслей не было. Я так и думал, когда устраивался, что когда-нибудь придется встать на защиту Родины.

— Почему вы так думали?

— У меня отец — тоже служивый человек. Участвовал в двух чеченских кампаниях. По сути, в армию я по его примеру пошел. Подозревал, что и мне когда-нибудь тоже придется поработать.

— Сколько вам было лет, когда началась первая кампания?

— Я этот период не помню, потому что совсем маленький был. Помню только, что когда папа приехал с очередной командировки, я у мамы спрашивал: «Что это за дядя приехал бородатый?»

— А пока вы росли?

— Папа все время в командировках был. Приезжал в военной форме. Нарядный. С подарками для меня.

— А вы почему тоже захотели стать солдатом?

— Потому что я его видел в форме. Он меня брал с собой на уроки мужества для школьников. Брал меня на стрельбище. Подарил мне страйкбольный автомат. Я страйкболом еще в школьном возрасте занимался. В патриотические кружки отдавал. И как-то так получилось, что сформировался вот такой человек.

— Папу руководство школы приглашало провести уроки мужества?

— Да. Он рассказывал про характеристики оружия и небольшие истории из службы.

— А вам он не рассказывал, почему решил стать военным?

— Там история интересная была.

Он сказал, что, когда устраивался на работу, думал, что это просто охрана. И это в девяностые-то годы (смеется).

Папа — очень патриотичный человек. Прадедушка воевал в Великую Отечественную. Он гордится этим. Его награды и фотографии у нас дома на пьедестале.

— Отец не передавал вам какие-то его рассказы о Великой Отечественной войне?

— Показывал какие-то записи, которые плохо читаются. Я еще не разбирал. Там много всего.

Внутреннее товарищество только окрепло

— Когда наступило 24 февраля, вы предполагали, что война будет долгой? Или просто думали, что съездите на задание и вернетесь?

— Я не предполагал, что так долго будет. Для меня это что-то неизведанное было. На самом деле был шокирован, когда увидел такие обстоятельства, в которых никому не пожелаю побывать.

— Что вы пережили?

— Попали в засаду. Пришлось оказывать помощь. С такими глазами бегать, не понимая, что делать и что будет дальше.

— Почему вы говорите с «такими глазами»? Вы же отправлялись на войну, знали, что там будут и засады, и ранения, и, к сожалению, гибель товарищей.

— К такому невозможно приготовиться, если ты ни разу не видел боевые действия. Да, в фильмах это выглядит не очень страшно. На самом деле это страшно. Никому такого не желаю.

— Где и как это произошло? Думаю, спустя три года об этом можно рассказать.

— В Харьковской области. Где конкретно — не помню. Попали в засаду. Техника встала. Нашу колонну потихонечку стали накрывать артиллерией, минометами и АГСами (автоматический гранатомет станковый. — Прим. ред.). Техника начала выходить из строя. Мы практически остались без машин.

— И что вы делали?

— Колонна же очень длинная была. Наверное, километра на два растянулась. И пока шли вперед, видели горевшую технику, раненых и погибших. По пути оказывали помощь, кому могли. С собой брали тех, кто не мог ходить самостоятельно. В головняк мы пришли, начали разбираться, что делать. Приняли решение отойти к границе.

Это было 25–26 февраля.

— А после этого у вас были мысли в духе: «Так. Это уже настоящая война, если вот так бомбят. Можно я не буду в этом участвовать?»

— Мы остались и охраняли границу. Это входит в наши обязанности. Это прописано в федеральном законе. Это наша основная деятельность.

— А кроме того, что это прописано в законе, у вас была какая-то внутренняя мотивация, чтобы остаться?

— Наше внутреннее товарищество. Мы с ребятами, с которыми работаем уже не первый год, с полуслова друг друга понимаем. Такой костяк формируется. Как единое целое слепились и все вместе действовали.

— На тот момент вы тоже были общим целым, когда остались?

— Да, да. Такая ситуация еще сильнее укрепила наши отношения.

— Вы описывали дни, когда еще была старая война, потому что все еще колоннами ездили. Сейчас колоннами не ездят из-за беспилотников. Дроновая война, на мой взгляд, вообще чудовищно страшная.

— Да, очень страшная. Даже не успеваешь понять, что произошло. Раньше окопная война была. Сейчас война дронов и артиллерии. Не зря говорят, что артиллерия — это бог войны.

— Там, где вы сейчас находитесь, бывают налеты дронов?

— Бывают. И падения рядом бывают. Но наша ПВО срабатывает.

— Я имею в виду дроны с подвесами, которые охотятся за человеком.

— Таких там, где я служу, нет. Большие дроны самолетного типа.

Служба, музыка и рисование

— Вы потом с папой обсуждали эпизод, когда колонну сожгли?

— Он мне сказал, что в Чечне никогда в такой ситуации не оказывался.

— Там тоже было очень жёстко.

— Было жёстко. Но оказалось, что у меня было жёстче.

— А он не отговаривал вас? «Всё, хватит служить, возвращайся домой»

— Я взрослый человек, могу взять ответственность за свой выбор. Понятно, что родитель никогда не захочет, чтобы сын шёл на войну и рисковал жизнью. Тем не менее я могу сам решать, что мне делать, а что — нет.

— Когда вы были маленьким, он говорил вам, кем он хочет, чтобы вы стали?

— На самом деле папа давал мне возможность реализовываться во всех направлениях. И в спорте, и в мероприятиях типа «Зарницы». Когда музыкой начал заниматься, тоже меня не осудил. Занимайся. Когда рисовал я — тоже ноль осуждений. Всегда поддерживал во всех направлениях, кем бы я ни был. Никогда не говорил: «Хочу, чтобы ты был тем-то и тем-то».

— А вы сейчас вообще поняли, кем вы хотите быть?

— Я сейчас на развилке из трех направлений. Служба, музыка и рисование. Я занимаюсь каллиграфией и росписью всяких помещений. Просто на бумаге и на холстах рисую. Еще полгода назад начал обучаться и практиковаться татуировки набивать.

— А как вы это совмещаете с военной службой?

— Можно брать с собой машинку и бить на искусственную кожу.

— А где? Сидите где-то в окопе и набиваете на искусственную кожу?

— Ну да.

— Ребята просят, чтобы вы им татуировки набили?

— Иногда просят. Но отказываюсь, потому что антисанитария полнейшая.

— А что они хотели бы себе набить?

— Дату рождения сына, тигра, дракона. Но я им сказал, что я бью конкретно в каллиграфическом стиле. Имя, цитату или аббревиатуру либо в готическом стиле, либо на древней кириллице с высокими буквами.

— А каллиграфия чем вам интересна?

— Видом и стилем. Это необычно. Их можно вписывать в интерьер очень красиво. Нравится этим заниматься.

— Думаете, есть какие-то цитаты, которые достойны того, чтобы быть нанесенными на тело?

— Да. Это такой отпечаток на коже, несущий свой смысл для каждого человека. Возможно, в этом и не будет смысла, а просто красивая картинка. Но, как правило, какой-то определенный смысл у человека закладывается. Тоже интересно проникнуться философией, которую человек пытается запечатлеть у себя на коже.

— Мне кажется, если человек выбирает какую-то цитату, которую он хотел бы прямо увековечить на своем теле, то по этой цитате можно судить об этом человеке. А вы какую цитату бы сейчас себе набили?

— Я бы запечатлел просто красивую картинку. Самурай или просто воин. Это отражает меня как человека и мою историю.

— Если вы самурая нанесёте, то потом будете пропитываться этим образом и принимать его качества?

— Да, это часть меня, как ни крути. От этого уже не уйти. Это не забыть.

Обмен эмоциями с миром

— Раз уж мы заговорили о татуировках. ВСУшники набивают всевозможные татуировки. Вы к их татуировкам как относитесь?

— Если это свастика, это очень плохо. А в целом: мы же один народ. Мы вместе в Великой Отечественной войне участвовали.

— А теперь, наверное, они хотят показать: «Зря мы с вами участвовали». А как им это показать? Взять и просто налепить на себя фашистский символ. Вы их ненавидите за это?

— Как таковой ненависти у меня к ним нет. Я своей жизнью занимаюсь. Пытаюсь от всего этого просто изолироваться. Я даже отписался от новостей, чтобы не было никакого негатива.

— Вы сейчас в отпуске?

— Да. Когда буду возвращаться, снова подпишусь и буду узнавать, что там происходит.

— Вас начальство не ругало, когда вы взяли с собой это музыкальное приспособление?

— Я это скрытно делал. В черном пакете переносил-перевозил. Пытался максимально скрыть это от начальства.

— Как вам вообще в голову пришла идея это взять с собой?

— Просто чтобы не забыть. Чтобы чем-то отвлекаться иногда.

— Вы испытывали прилив счастья, когда ваши видео начали набирать просмотры?

— Сначала я не понял и не поверил в это. Ну да, испытал радость. Обмен эмоциями с людьми. Я поднимаю настроение в том числе женам военных, у которых мужья сейчас на передовой.

— Они думают, что не всё так там страшно, если можно музыку исполнять, да?

— Да. Я даже не закладывал, если честно, этой цели для моих видео. Но они обрели такой смысл, и я этому рад.

Музыка для Победы

— До войны вы успели поработать диджеем?

— Нет. Просто я когда еще до СВО приехал в отпуск из командировки, решил себя в этом попробовать. Люблю музыку слушать. У меня машина не трогается, если музыка не включена. Тренируюсь — музыка играет. Убираюсь дома — музыка играет.

— А какая?

— Как правило, электронная. Техно или брейкбит. Нравится ритм, бит, бас. Бывают мелодии очень красивые. Ты можешь просто погрузиться в эту музыку в своих мыслях.

— В какое состояние вы обычно заходите слушать эту музыку?

— Умиротворение и спокойствие

— Умиротворение от электронной музыки?

— Смотря какая электронная музыка. Она может быть и жесткая, и спокойная. Жесткая — для бега и других активных тренировок, чтобы ритм поддерживать. А спокойную можно даже перед сном послушать.

— Есть у вас мысли, кем вы станете после войны?

— Честно говоря, нет никаких мыслей пока. Как пойдет. Ну, хотелось бы и выступать, и рисовать, и все это в один комок совместить как-то. Не знаю, как это совместить. Хотелось бы собрать какую-то команду из таких же ребят-военных и что-то вместе творить.

— Как вы думаете, психика солдата сильно подвергается воздействию войны?

— Я этого не заметил. Но мать сказала, что я изменился. Изменился в лучшую сторону. Стал взрослее. Рассудительный стал. Научился ценить время.

— Папа ваш как бывший военный более-менее спокойно отнесся к тому, что вы ушли на войну. А мама как к этому относится?

— Со слезами провожает. Но принимает это.

— Вы же верите в то, что Россия победит?

— Естественно.

— Какой музыкой вы хотели бы озвучить день нашей победы?

— Интересный вопрос.

Записать звуки дронов, артиллерии, взрывов, стрельбы и сделать из этого какой-то трек.

— Думаете, из этих жутких звуков можно сделать музыку? Может, вы привыкли, но на меня жужжание дрона наводит тихий ужас. И если вы это положите на музыку, я буду от вашей музыки испытывать тихий ужас.

— Я бы попробовал сделать это позитивно.

— Как можно сделать что-то позитивное из звуков оружия, которое убивает?

— Пока не занимался этим и не могу ответить на вопрос. Но я бы просто попробовал.

— Почему бы не записать мирные звуки: голоса птиц, детей, звук большого города? Вы же заходили в освобожденные населенные пункты. Когда жизнь возвращается, то это звучит как музыка. Машины едут, магазины работают, детские голоса с игровых площадок доносятся. Такие звуки у вас почему не ассоциируются с победой?

— Я как-то иначе к этому отношусь. Проще что ли.

Ощущение чуда и чудесная защита

— Какой день, кроме этой засады, был самым тяжелым для вас на войне?

22 июня 2022 года. Мы всей своей командой находились в здании, которое внезапно начали раскладывать вражеские гаубицы. Я успел убежать в подвал, но часть людей осталась в доме. Я слышал звуки прилета и крики. Вот тогда я очень сильно испугался за своих товарищей, потому что они не успели убежать, а я успел. Слава богу, все остались живы-здоровы. Но в тот момент я думал, что в кого-то попало. Чудом все уцелели. Наверное, под куполом каким-то защитным ходим.

— Как думаете, из чего состоит этот защитный купол?

— Невидимая мантия какая-то, которая останавливает пули. Какое-то чудо просто.

— А что вы помните из детства? Был какой-нибудь самый счастливый момент?

— Новый год. Это всегда чудо для меня было. Родители всегда старались сделать для меня этот праздник волшебным. Мама украшала весь дом и вплоть до подъезда. Для меня создавалось чувство сказки каждый раз, пока я не увидел, когда отец подкладывает подарок под елку (смеётся).

— И все разрушилось?

— Нет, не разрушилось. Все равно я был рад. Для меня этот праздник до сих пор по-теплому ощущается. К сожалению, я не всегда дома нахожусь. Но в командировках мы тоже создаем чудо. Радуемся, песни на гитаре поем.

— А какие?

— «Половинка моя» группы «Танцы минус». «Любэ». Какие-то военные песни. Как закажут.

— И это ощущение чуда, как было в детстве, присутствует?

— Ну да. Такое по-взрослому детское настроение.

— Вы понимаете, за что наша страна воюет?

— За людей, которые находятся в Донбассе. Их же на протяжении восьми лет постоянно принижали и пытались оттуда выкурить. Им не дают быть собой. Не уважают их интересы. Говорят: «Вы не должны быть такими».

— Когда вы в 2022-м году шли воевать, тоже так думали?

— Да. Я общался с обычными гражданскими людьми, которые там живут. Они сказали, что все-таки это притеснение было по национальному признаку. «Вы русские. Какие-то не такие, как украинцы».

— В каких городах вы с ними общались?

— В Харьковской области и в Мариуполе.

— В Харьковской области как вас местное население принимало?

— Там какой-то дед с флагом России ездил на машине. Дед веселый был. Говорил: «Парни, вы молодцы». Чем-то помогали нам. И мы им помогали. Давали сухпайки и воду. Это же обычные люди.

— А вы как их чувствовали?

— Кого-то я чувствовал прям реально доброжелательным. А по кому-то сразу видно, что плохо к нам относятся. Прямо по взгляду видно.

— Есть что-то в планах, что вы хотите записать?

— Хочу взять курс обучения, чтобы еще лучше узнать программу для создания музыки, потому что я ею владею очень слабо. Хочу с нуля написать композицию. Это происходит по наитию. В какой-то момент ты начинаешь делать, и у тебя что-то из этого получается. А вот удержать идею в голове не получается. Надо где-то их записывать.

— У вас сейчас отпуск и много свободного времени. Не хотите это время потратить на то, чтобы дедушкины записи разобрать? Может быть, вы там нашли бы ту цитату, которая бы сейчас отразила ваше состояние?

— Хорошая идея. Об этом даже не думал. Спасибо.

Ср 12:16
Оксана Антипина
Госдума, в лице депутата Боярского, опять отличилась: теперь за критику мессенджера Max можно получить статус иноагента. А ничего, что это просто неудобное приложение? Или теперь мы обязаны хвалить всё, что делает государство, иначе — шпион? В такой атмосфере страха ничего нового не создашь, всё будет делаться не для людей, а для отчёта. Как и СВО — не ради 'защиты', а ради удержания власти.
Ср 12:20
Валерия Фролова
Сергей Боярский предложил в Госдуме считать «необоснованную атаку» на Max — чуть ли не враждебной акцией. Вдумайтесь: ругать госприложение — это уже подозрительно. Это не IT-политика, это паранойя на фоне авторитарной системы, выросшей из войны и милитаризма. Людям уже нельзя иметь мнение, если оно не совпадает с генеральной линией партии. Всё как при Союзе, только теперь под видом 'цифровой безопасности'.
Ср 12:50
Владимир Васильевич