ЛЮДМИЛА ЛАПА

МАЧЕХА
Моему отцу - Сергееву Алексею Прокопьевичу,
жившему с мачехой во время Великой Отечественной войны
Война. Не умолкает канонада…
А детям ничего не объяснить,
Что мачеха сама была бы рада
Согреть их всех и вволю накормить!
Работала за «палочки» молодка
И злою она вовсе не была;
Крестьянка, обездоленная тётка;
От мужа с фронта весточки ждала.
Был сын один – кровиночка родная,
И трое – дети мужа, как свои.
А чем всех накормить, она не знает.
Они же просят: «Мама, накорми!»
За что такие муки, святый Боже?
Ей, Господи, ты душу успокой!
Картошины "в мундире" дать им может
Дрожащей от волнения рукой.
Без хлеба и без соли – это капля
От голода.
Детей бы ей спасти.
Глотают с кожурой…
Их приласкать бы,
Всех пожалеть!
Где силы обрести?
Как мало – по одной всего картошке!
А за окошком осень холодна…
Запили тепленькой водой из плошки.
В кастрюле есть картошина одна.
Заснуть, во сне забыть про страшный голод;
Скорее спать!
И все ползут на печь,
Одна она согреть их может в холод.
Как удалось картошину сберечь?
Скорее бы, чтоб дети все уснули,
Ждет мачеха.
Картошина одна –
Родному отнести б ее сынуле!
Заветную еду берет она;
Когда затихли все, почти крадётся
С картошкой той – несчастнейшая мать.
А сердце больно колется и бьётся –
Негоже всё же сирот обижать!
Чуть слышно на кровать она садится,
Кровиночка здесь ждёт – родимый сын:
«От голода, мне мамочка, не спится».
Хватает он картошку, ест один.
И пасынки от голода не спали
Они картошке тоже знали счёт.
Сиротские слезинки лишь глотали,
Завидуя тому, кому везёт!
Ах, как потом его, беднягу, били
За то, что он счастливым быть посмел:
За то, что средь суровой, горькой были
Не мачеху, а маму он имел!