Помимо смертных грехов есть еще и иные согрешения, свершаемые как бы по немощи, по недостатку внимательности, по суетности - грехи мысли, грехи слова, и, конечно же, многоразличные сердечные пристрастия, - которые всегда сосуществуют с семью главными страстями, и называемыми обыкновенно смертными грехами.

Вот об этих пристрастиях уместно сегодня сказать несколько слов.
Иной человек вознамерился приготовить землю для пашни. Но, придя на участок, увидел, что посреди него растет огромное дерево, корни которого глубоко вошли в почву, пронизали ее. Так что и нет никакой возможности возрастить землю, приготовить ее для засева. Подобным древом является смертный нераскаянный грех, грех ли блудного падения, грех ли срамословия кощунственного, грех ли ненависти, которая погружает душу в непроницаемый мрак. Но вот дерево срезано, пень выкорчеван, корни извлечены. Однако, если этот участок будет оставлен без внимания, то весьма скоро появятся плевелы, сорняки, так что покроют полностью свежевскопанную землю и подавят полезные семена. Такими плевелами, терниями являются многоразличные пристрастия, живущие в нашей душе и привязывающие эту душу к земле.
К сожалению, часто бывает так, что, омывшись от скверны в таинстве покаяния, ощутив начаток нравственной свободы, христианин, облегченно вздыхая, с благодарным сердцем уходя после такой исповеди, полагает, что дело сделано, милость получена, и впадает в некое небрежение о душе своей. Во всяком случае, легко прощает себе, извиняет пристрастия, возникающие там и сям в течение дня. Мы легко примиряемся с этими сердечными влечениями, утешая себя тем, что это же не смертный грех. Позволяем себе, не впадая в явный грех блудодеяния или блуда, задержать взор на постыдном зрелище. Или, прислушиваясь к какой-нибудь скабрезной, пошлой шутке, позволяем себе посмеяться над ней, находя нечто остроумное, хотя и не безобидное в словах собеседника. Приходя домой, тотчас ложимся спать, надеясь, что, отдохнув немного, затем совершим вечерние молитвы, но так получается вовсе не всегда. Садясь за трапезу, не отказываем себе в том и в этом и часто с трудом можем оставить трапезу, хотя уже чувствуем насыщение. И многое-многое другое, что именуется пристрастиями. На деле они столь же вредоносны, как и явные убийственные грехи.
Другое дело, что яд пристрастий действует незаметно. Сильнодействующий яд убивает тотчас, а более слабый как бы усыпляет человека. Но когда мы спрашиваем себя, почему наше сердце с таким трудом молится? Почему нам нужно прилагать неимоверные труды, дабы оно всецело прониклось молитвой? Почему часто мы бываем бесчувственны в самые священные минуты богослужения, слегка завидуя тем, кто весь отдается, как бы воспламеняется, молитве? Почему, слыша Священное Писание как будто внимательно, едва лишь замолкли слова, забываем о том, что мы слышали, во всяком случае, не можем пересказать и двух слов? Почему? Как раз по причине этих самых многочисленных пристрастий, которые, живя в душе, делают ее бескрылой, делают ее тяжелой, делают ее тяжелой на духовный подъем.
Особенно гибельное значение этих многоразличных мирских присосок, которые притягивают к себе сердце, раскроется для нас в час кончины. Говорит об этом святитель епископ Игнатий, какой тяжелой темной ямой, бездной явит себя обманщик мир в час, когда душе нужно будет отрешиться от тела и перейти в Вечность. Сама Вечность покажется грозной и неумолимой, как бы карающей того, кто здесь, на земле, позволял себе прилепляться всецело к миру, скоро преходящему.
Вспомним сказочного персонажа Гулливера, который, будучи гигантом, заснул когда-то, а в это время крошечные обитатели страны, лилипуты, каждую из волосинок прибили колышком к земле, так что, когда тот попытался было встать, не смог сделать этого. Примерно так или точно так почувствует себя душа в час, когда ей восхотелось бы взлететь, взойти к Богу Своему, но она не сможет этого по причине дебелости, вещественности, тяжести, образованной в нас многочисленными пристрастиями. Бороться с ними легче, чем со смертными грехами и страстями. Потому что, безусловно, выдернуть из земли терния куда легче, чем укрепившееся в почве дерево. С другой стороны, и труднее. Потому что вся наша жизнь соткана из этих пристрастий.
Человеческое сердце, упокоевающееся лишь в Боге, имеет парадоксальную способность прилепляться к самым случайным вещам. Даже такие высоко и свято духовно настроенные люди, наподобие святого праведного отца Иоанна Кронштадского, в своих дневниковых записях признавались и исповедывались, как сердце мгновенно прилеплялось к красивой безделушке, к элементу священнического облачения, теряло покой и мир в случае, если данная вещичка почему-то уходила от своего обладателя.
#Протоиерей #АртемийВладимиров