Глава девятая. Бублик с маком Пашка проснулся от острого, точно укол, укуса. Кусала блоха - жирная, злая, - впилась своими мандибулами ему в руку, и он её тут же прихлопнул, схватил пальцами и, твёрдую, раздавил. Укус зачесался. Пашка почувствовал чьё-то присутствие, поднял глаза и обнаружил белого кота, который сидел на приступочке в позе копилки и смотрел на него в упор, не мигая. "Прости, эти блохи тут всюду", - услышал Пашка у себя в голове тонкий девичий голосок. - Блохи, - повторил он, продолжая чесать руку. Затем замер и переспросил: - Ты разговариваешь со мной в голове? "А ты хочешь, чтоб я мяукал?" - снова раздался мысленно мелодичный голос. - Павел, - представился Пашка. "Снежок", - отрапортовал кот тем же тенором. - Какой-то у тебя голосок... эм... ****... - вымолвил Пашка, на удивление вспомнив и произнеся столь сложное слово: искусство говорить словами через рот постепенно возвращалось к нему. "Не толерантно это, Павел, - сконфуженно фыркнул кот. - Неуважительно так про своих ангелов говорить". Пашка зашуршал сеном, приподнимаясь и садясь вертикально. - Слушай, Снежок, или как там... - он шмыгнул носом. - У тебя случайно в мушкетёрах родни не было? Знаю я одного такого же... "Есть хошь?" - перебил его кот. - Да, я бы сейчас от бублика с маком не отказался. "Ещё батон с гaшишoм скажи", - пошутил Снежок, поднялся с места и, хромая, приблизился к стене коровника. И прошёл сквозь неё. Да так и исчез. Пашка вытаращил глаза, заморгал с усилием, замотал головой. - Что за бред, галлюцинации, - забубнил он под нос сам себе и снова завалился на спину. Да так и уснул опять. ....... Алмаз-дальнобой знал все придорожные закусочные, как облупленные, и заезжал поесть только в проверенные. Мучимый голодом, он пропустил две из них, попавшиеся по дороге, и зарулил к третьей, где подавали отличный суп харчо, шурпу, сочный прожаренный кебаб на шпажках и компот из сухофруктов, который он едал ещё в детстве. Ради такой ностальгии можно было и голод чуток потерпеть. Набрав на поднос всякого такого вкусного, он подошёл к кассе и полез в задний карман штанов за бумажником, уставившись взглядом в листок бумаги, наклеенный на оргалитовом листе, ограждающем кассу. С листа на него смотрел улыбающийся паренёк. Алмаз застыл, перевёл взгляд на кассиршу, ткнул пальцем на пацана и сказал: - А я его видел. Чуть беднягу не раздавил. На дороге, возле Малиновки. Там железка ещё рядом проходит. Ищут его? Натворил чтоль чего? И только после этого вчитался в плохо пропечатанный текст. Особые приметы... Был одет в джинсы и серую толстовку с капюшоном... - Там телефон указан, позвоните, - интенсивно закивала кассирша. - Я сфоткаю, потом позвоню, в дороге, - согласился Алмаз. - Есть больно уж хочется. Он сфотографировал номер телефона с ориентировки, расплатился за еду и отправился к столику пировать. А когда вышел из закусочной, напрочь забыл про то, что пообещал позвонить. ...... Пашка проснулся повторно от запаха свежей выпечки. Ваниль и поджаренный мак смешались с ароматом тёплой сдобы и сена, проникнув к нему в ноздри, возбудив воспоминания о далёком-далёком детстве. Он не хотел отпускать это забытое ощущение. Светлая кухня, солнце ровно светит в окно, закрытое тюлем, и от этого на стене лежат мягкие полутени. Мама намесила теста - белый и пышный ком - и оставила его на столе под вафельным полотенцем, наказав не бегать, не сотрясать полов. И он, маленький мальчик, сидел и смотрел, как незаметно это тесто растёт, источая запах дрожжей, под мерное тиканье ходиков на стене. Казалось, будто если силой взгляда поднимать это тесто, то оно и взойдёт быстрее, и Пашка усиленно делал это, уставившись на полотенце. Казалось, стоит ему перестать - и тесто тоже осядет, упадёт, и вкусные бублики не получатся. Он считал себя великим поднимателем теста, без которого магия не удастся, и вся семья останется без ароматной выпечки. А потом в один распрекрасный день эта иллюзия рухнула. Пашка тогда вернулся со школы и обнаружил, что тесто взошло без него. Получается, оно взошло бы и так, и эдак; с ним или без. Он не имел никакого значения ни для теста, ни для бубликов, ни для этого мира! Весь целый мир тогда для него разрушился, опал, словно тесто, которое тряханули и с размаху выкинули на холод. Пашка открыл глаза. Перед ним сидел Снежок, который держал в вытянутой лапе крупный румяный бублик, густо покрытый маком. "Держи свой бублик, - сказал кот и философски заметил: - Ты умрёшь, а для мира это будет совершенно обычный день". - Прям утешил, - вздохнул Пашка. Кот продолжил свою мысль: "... если только ты сам не являешься чьим-то миром". Пашка взял бублик и откусил его - бублик был настоящий. - Шпашиба. Пожевал его, проглотил комок. И тут же вспомнил Тосю, как она рассказывала про летающего белого котоангела и сухари, и которой он тогда, дурак, не поверил. И как они тогда разругались.
Часть десятая. Тайлер
Что имеем - не храним, потерявши - плачем.
Тося, закрыв за соседкой дверь, вернулась в комнату бабы Мани. Та, порасчесав растрепавшиеся волосы костяным гребнем, собрала их в пучок, спрятала колдовскую тетрадку в обложку Чехова и прежним голосом, доброжелательно сказала: - Будь дружечкой, убери обратно. Тося взяла "книгу", отнесла её в соседнюю комнату и поставила на полку с синими корешками, не до конца притопив её в общий ряд. Интересно, какие ещё сюрпризы хранила эта библиотека?
Тайсон, царапая когтями линолеум, вылез из-под кровати и, как ни в чём не бывало, занялся своей новой игрушкой - резиновым кольцом, - с таким видом, будто не было сейчас настолько незаурядного, что аж соседка на шум прибежала. Баба Маня деловито сказала: - Итак, что мы имеем? Что Паша живой, и он под охраной - видимо, ангел ему явился и помогает. А обратно прийти не может, потому что память отшибло. Видимо, всё же нашёл себе приключений. - Живой, - закивала Тося. - Хорошая новость. Живой. И не в лесу, а где-то в тепле. Там, где... Корова есть? - Здесь в округе много деревенек раскидано, кто чем живёт. Может и козы. Может молоко покупное вообще, - развела руками баба Маня. Тося вздохнула. ....... Пашка лежал на сене и размышлял, как он тут оказался. В коровник заходили трижды в день - утром и вечером женщина доила корову, а в обед приходил Семёныч, которого хозяйка откостерила тогда почём зря: убрать навоз, да закинуть в кормушку сена. Пашка в такие моменты забирался в особенно дальний угол и закапывался, как крот, чтобы его ненароком не ткнули вилами.
Снежок и его тонкий голосок в голове напрягали Пашку. Он не верил во все эти экстрасенсорные вещи: чтение мыслей, ангелов и прочее, но бублик с маком был не только настоящим, но и довольно сытным. Пашке предстояло решить - это у него так нехило крыша поехала, что он с ангелами стал разговаривать, или есть просто белый кот, которому Семёныч отдавил лапу или даже ткнул его вилами невзначай, а Пашка додумывает эти странные диалоги в своей голове? Он с усилием потёр виски, пощупал затылок с запёкшейся кровью. Предположим, от удара по голове он стал слишком чувствителен и теперь различает тонкие сферы мироздания. Что котоангелы с медовыми глазами существуют, даже хромые. И их можно попросить о чём угодно, да хотя бы о плюшке с корицей или о мармеладке со вкусом дыни. Ну не бред? Бред.
Так что, скорее всего, у него просто галлюцинации, и это просто кот. И нет никаких бубликов с маком, - бублик ему приснился. И сон такой прям реалистичный. Или у него кукуха уехала, и он теперь вылитый Тайлер из фильма... Как там его... Пашка взял в рот сухую травинку мятлика и принялся её обмусоливать. Крепко приложился башкой, крепко. Но главное, что живой.
В этот момент у стены возникло движение, и из неё материализовался Снежок. Он что-то нёс. Пашка протёр глаза и уставился на кота - тот запрыгнул на деревянную перегородку, отделяющую сеновал от коровы, виртуозно прошёл по краю и спрыгнул к нему на колени. Выплюнул на грязные джинсы плюшку и размякшую мармеладку. - Прости, кроме плюшки с корицей и мармелада со вкусом дыни не было ничего... И, принимаясь старательно умываться, пробубнил в усы: - Как вы только едите такую гадость. Землеройки же есть. Кроты. На худой конец - мыши ещё. ..... Что ж, когда ты сошёл с ума - это очевидно всем, кроме тебя.
Часть одиннадцатая. Достоевский
Неизвестно, что там нашло на Тосю в библиотеке бабМани, - может черти опять чего нашептали, то есть как говорят "бес попутал", - но оттуда она утащила без разрешения "Преступление и наказание" Достоевского. Которое стояло рядом с Чеховым, который оказался не Чеховым.
Она принесла книгу домой; дождалась, когда все домашние улягутся спать, и достала её из рюкзака. - Я только почитаю и незаметно верну, - твердила Тося, как мантру, не переставая пялиться на обложку и не решаясь открыть заветное нутро Фёдора Михалыча. - Почитаю. Верну, говорю же. Только почитаю. И сразу верну. В школе, мол, задали. Да она бы сама разрешила, чё спрашивать... Наконец, ужас и любопытство смешались в единый ком, и Тося, не в силах больше ни терпеть, ни сопротивляться, резко открыла книгу на середине.
Там был написан текст. От руки. И не про Родиона и старушку-процентщицу, а про неё, про Тосю. Девочка уставилась на слова, выведенные гусиным пером: фиолетовые чернила кое-где проступали нечётко, как будто выцвели. Фраза заканчивалась на полуслове: "Пашка, друг Тоси, ушёл и не вернулся до..." - ...Домой, - продолжила она недописанное. В голове зазвучал рингтон с его телефона.
Постарайтесь мне простить сухие глаза Я бы мог вам наплести, что буду писать, Но во мне уже живёт, как немой укор Сердце северных гор Сердце северных гор.
Добрая половина книги была пустая - чистые листы, свободные от букв, манили и призывали взять в руку ручку или карандаш и дописать счастливое продолжение. Как Пашка нашёлся, вернулся, и они снова идут вместе кормить банду котов. И она бы рассказала ему, как сегодня отобрала у Дианы свою линейку и отлупасила ею же эту дуру по плоской спине - вот визгу-то было! А нечего воровать чужое! Тося покосилась на книгу, которую сама только что стырила без всякого спроса, и вымолвила скороговоркой: - Верну, отдам, говорю же, почитаю, и сразу отдам, замолчи уже, замолчи.
Она с треском выдвинула тугой ящик стола и выгребла оттуда карандаши, целую стопку. Все они были тупы или с отломанным грифелем. Тося запыхтела, пошарила в глубине ящика в поисках точилки - не нашла - и тогда уже нырнула узкой рукой в щель раззявленного школьного рюкзака. Там на дне лежал перочинный нож. На кой ляд девочке было таскать в портфеле ножик - неизвестно, но он придавал ей спокойствия и весомости, как если идти по незнакомой местности с хорошей дубиной в руке. Успокаивает, знаете ли.
Тося методично наточила ножиком все карандаши, сложила его и убрала обратно в рюкзак. И на чистой странице начала рисовать. Там были коты - все четверо - и они с Пашкой. Тося вырисовывала детали одежды, усы котов, стену дома, в подвале которого эти коты ютились, ветки сирени, растущей рядом, солнечные лучи... Тщательно, несколько часов кряду. Она очнулась глубоко заполночь, когда весь дом уже спал крепким сном.
Тося закрыла книгу, убрала её в портфель и сложила карандаши в стол. И рухнула головой в подушку в полном изнеможении. Ночью ей ничего не снилось. ....... В полдень, на перемене, ей позвонила мама. - Тось, - сказала она, - про Пашку новости передали. В кафешку придорожную рядом с Мартышкино, участковый поесть зашёл, и ему буфетчица рассказала, что дальнобойщик один видел его на дороге. Мол, чуть не задавил. И приметы все сходятся, это точно был он! - Дальнобойщик? - переспросила Тося. - А где он его видел-то, не сказал? Мама ответила, что сам водитель собирался позвонить по номеру в ориентировке, но, очевидно, забыл. Но трасса там одна, и участковый сказал, что опросит местных жителей, живущих рядом с дорогой. - Он с железки шёл, - перебила Тося её. - Ты сказала ему про это? Про наушники? - Да, конечно, - уверила Тосю мама. - Мы сразу же сообщили. Оттуда он и начнёт. - Там корова ещё живёт. Или коза, - брякнула Тося и тут же смутилась. - Ну, мне так кажется. Мама ответила, чтоб дочка не волновалась, и скоро её друг отыщется. Чай, не иголка он в стоге сена. ....... Пашка сидел, погрузившись спиной и филейной частью в стог сена, и ел плюшку с корицей. Плюшка была покрыта засахаренной корочкой и потому царапала рот. И она была, чёрт возьми, настоящей. Как и кот. Снежок сидел на приступочке, долго и медитативно пялился прямо перед собой, почти что уснул, и почти повалился набок. Это его и разбудило. Ничуть не смутившись, кот спрыгнул на пол, смачно потянулся, зевнул, повернулся к Пашке и сказал, точно хозяин гостю, который пришёл без предупреждения и до неприличия засиделся: - Ты как бы домой-то ещё не алё? Не собираешься? Тебя там ждут ащет. - Слушай, Снежок, - Пашка потёр ладонью лицо. - А где мой дом? Я ж забыл. - Я тоже не знаю, - кот пошевелил усами. - Могу только одно сказать - что через пятнадцать минут в калитку Федька постучит. - Федька? Это кто ещё? - Сменщик мой, - хмыкнул Снежок. - И твой проводник домой. Хозяев нет дома, и если его не встретит никто, то он и уйдёт. А ты на безмышиной диете долго тут не протянешь. Так что жёпу свою от сена оторви, чувак, и иди решай что-нибудь с поленом, которым Семёныч дверь снаружи припёр. Так и сказал ведь, "жёпу", через "ё".
Часть двенадцатая. Федька
Пашка нашёлся уже назавтра. Участковый Федька рассказал, как зашёл к Семёнычу, а к нему прямо в руки шагнул худой, как велосипед, паренёк: с берёзовым поленом в руке, в грязной одежде с прилипшим сеном и со слегка сумасшедшим взглядом из-под надвинутого на глаза капюшона. - Ты, чтоль, Федька? - поприветствовал парень участкового так, что тот даже опешил: первая мысль была арестовать это чудо. Потом Федька таки сравнил мягкое с тёплым, вытащил из пустой кобуры мятую ориентировку, бросил на неё короткий взгляд и ответил: - А ну улыбнись. Пашка слепил на лице гримасу улыбки. - Павел, - утвердительно спросил участковый таким официальным тоном, что Пашка выдал в ответ: - Так точно. Федька зыркнул на метлу, подпирающую входную дверь дома, - знак, что хозяева отлучились, - вздохнул и сказал на "Вы": - Пройдёмте со мной в машину. И указал на косо стоящий в сотне метров УАЗик, едва не увязший в весенней распутице деревенской дороги. Они пошли к машине, и Пашка уже не хромал. Так с поленом в руке он и залез в УАЗик. ..... Женщина с ведром парного, свеженадоенного молока зашла в сени и разругалась на чём свет стоит: - Семёныч, ну сколько тебе говорить? Закрывай сарай! Опять ведь открытым оставил! - Да не оставлял я! - взъелся тот. - Поленом подпираю всегда, может упало полено-то! - Я те скажу, что у тебя там и где упало! - взбеленилась женщина. - Полена там и рядом не лежало! - Может кот твой унёс! - фыркнул Семёныч. - Развела нахлебников! Путается под ногами. Женщина поставила ведро на табуретку, достала чистые банки и через марлю принялась процеживать молоко. Спустя две минуты сосредоточенной тишины вдруг сказала: - Вчера смотрю: Снежок-то уж не хромает. А пришёл - ногу аж волочил. Как на собаке зажило, вот ведь. Где он ходит, был да пропал, одно слово - кот. - Весна у котов сейчас, - подмигнул Семёныч и так ущипнул её за зад, что женщина взвизгнула и несколько раз отходила мужика полотенцем. - Ещё раз сарай не закроешь, я тебя в дом не пущу, охальник! - но как-то зарделась потом, заулыбалась до ямочек на щеках и вымолвила: - Молока налить, штоль? ........ Пашка неделю провалялся в больничке, где его всячески сканировали на предмет сотрясения мозга, и брали отовсюду анализы. Наконец они с Тосей встретились у него дома. Тося полушёпотом поведала Пашке про колдовство бабы Мани, и какие книги хранятся у неё в библиотеке. И как одну она, Тося, свистнула и нарисовала там счастливое будущее, которое сбылось. Еле-еле потом смогла незаметно поставить на место этого "Достоевского". - Мне одно непонятно, - всё так же шёпотом продолжала говорить Тося. - Если она колдунья такая и ведьма, то почему не может себя от паралича исцелить?
Пашка задумчиво созерцал подругу и молчал. Она, лихорадочно блестя глазами, продолжала: - Я придумала! Я нарисую на Достоевском картинку, где она ходит! Это должно сработать! Пашка ещё какое-то время помолчал, а затем сказал: - Слушай, Тось. Ты меня прости, конечно. Но... У меня такое ощущение, что это не я головой ударился. Та вспылила, вскочила на ноги и закричала: - Пойдём! Прямо сейчас пойдём, я тебе покажу! - Куда? - Пашка опешил. - К бабе Мане, куда-куда. Я тебе покажу Чехова! Покажу Достоевского! - Звучит угрожающе, - усмехнулся Пашка. - Прям как от училки литературы. ..... Баба Маня как будто и не удивилась внеурочному приходу ребят. Тайсон так тот вообще обрадовался - забегал кругами, заклацал когтями по линолеуму. - БабМань, - спросила Тося с места в карьер. - Если Вы ведьма и колдунья, то почему... - Как-как ты меня назвала? - с доброй усмешкой переспросила баба Маня, с трудом садясь на кровати. - Ну как же... - смутилась Тося. - Мы же с Вами... В четверг вот... Черти ещё болтали... Соседка ещё со скалкой... Пашка перебил её: - БабМань, не обращайте внимания. Переволновалась она, похоже.
Тося посмотрела на Тайсона, но этот свидетель, распластавшись на прикроватном коврике, только с увлечением грыз игрушку - резиновое кольцо. - Так... - сказала Тося, стиснув пальчиками виски. - Так... - Тось, ну пойдём уже, - позвал её Пашка. Вместо ответа она сказала, обращаясь к хозяйке дома: - Нам там по литературе назадавали читать всякого. Можно мы у Вас в библиотеке книги посмотрим? И замерла в испуге. Баба Маня с готовностью отвечала: - Конечно же, ну конечно. - Пшли, - сделав круглые глаза, Тося потащила Пашку в соседнюю комнату.
Библиотека выглядела как и прежде, с книгами, разложенными по цвету корешков. Разве что пыли прибавилось: всё было покрыто густым серым слоем - книги, полки, - словно здесь никто не прибирал и не протирал ничего много лет. - Вот! - Тося без труда нашла и "Чехова" и "Достоевского" - синие корешки, на уровне глаз, посередине ряда. Она вытащила Достоевского - книга оставила на пыльной полке ползущий след. Тося заглянула к бабе Мане в комнату: - Мы вот эту возьмём, хорошо? Та пожала плечами: - Да хоть все бери, Тосечка. Можешь не спрашивать разрешения даже. ....... Пока ребята шагали до дому Тоси, она всё ощупывала в нетерпеньи рюкзак, приговаривая: - Я тебе покажу! Это волшебство! Это работает! Я сама нарисовала, и это сработало! И дома, едва скинув обувь, она устремилась в комнату, вытащила книгу на стол, достала из ящика карандаши. Включила настольный свет. И, затаив дыхание, открыла-таки "Преступление и наказание". Вперившись в напечатанные строчки, Тося перелистнула книгу в одну сторону, затем в другую... Поднесла к глазам, словно так можно было лучше видеть написанное. - Не может быть, - зашептала она. - Но как же так? Не может этого быть!
Она закрыла книгу и положила её на стол так, словно это было нечто хрупкое, ненастоящее. На Пашкином лице отразилось: "Тут понел, тут не понел". Он взял Фёдора Михалыча в руки, открыл наугад и принялся читать: - "Он был хмелен, но говорил речисто и бойко, изредка только местами сбиваясь немного и затягивая речь. С какою-то даже жадностию накинулся он на Раскольникова, точно целый месяц тоже ни с кем не говорил.— Милостивый государь, — начал он почти с торжественностию, — бедность не порок, это истина. Знаю я, что и пьянство не добродетель, и это тем паче. Но нищета, милостивый государь, нищета — порок-с. В бедности вы ещё сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто. За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой, чтобы тем оскорбительнее было..."
- Замолчи, - пискнула Тося умоляюще. - Да что не так-то? - Пашка схлопнул книгу и положил её обратно на стол. - Вот ты странная. Тося сунула книгу в рюкзак. ...... Потом они поехали кормить банду. День был солнечный, с веток черёмухи осыпались белые лепестки, и коты, едва заслышав разговор ребят, гурьбой выскочили из окошка подвала, сбивая друг друга с ног. - Ах, вот ты и явился, Д'Артаньяша, - кивнула Тося на белого кота, выскочившего последним. - Ну и где его Величество изволили шастать? - она повернулась к Пашке: - Неделю пропадал, и вот явился - не запылился. У Пашки на лице отразилось: "Так, вот теперь вообще ничего не понел".
Тося насыпала в миски корм, и коты, сунувшись туда мордами, принялись его уплетать. - Снежок? - вдруг спросил Пашка. Белый кот оторвался от миски, зыркнул на него и выдал хриплое: - Мяу!? - Это ж Снежок! - крикнул Пашка, тыча в кота пальцем. - Снежок, Снежок, аха, - успокоительно забормотала Тося и затем похлопала ладонью по рюкзаку: - А тут у нас Достоевский... ..... Конец
ОНИ УХОДЯТ ПО РАДУГЕ
Пашка, Тося и коты (продолжение)
Глава девятая. Бублик с маком
Пашка проснулся от острого, точно укол, укуса. Кусала блоха - жирная, злая, - впилась своими мандибулами ему в руку, и он её тут же прихлопнул, схватил пальцами и, твёрдую, раздавил.
Укус зачесался.
Пашка почувствовал чьё-то присутствие, поднял глаза и обнаружил белого кота, который сидел на приступочке в позе копилки и смотрел на него в упор, не мигая.
"Прости, эти блохи тут всюду", - услышал Пашка у себя в голове тонкий девичий голосок.
- Блохи, - повторил он, продолжая чесать руку. Затем замер и переспросил: - Ты разговариваешь со мной в голове?
"А ты хочешь, чтоб я мяукал?" - снова раздался мысленно мелодичный голос.
- Павел, - представился Пашка.
"Снежок", - отрапортовал кот тем же тенором.
- Какой-то у тебя голосок... эм... ****... - вымолвил Пашка, на удивление вспомнив и произнеся столь сложное слово: искусство говорить словами через рот постепенно возвращалось к нему.
"Не толерантно это, Павел, - сконфуженно фыркнул кот. - Неуважительно так про своих ангелов говорить".
Пашка зашуршал сеном, приподнимаясь и садясь вертикально.
- Слушай, Снежок, или как там... - он шмыгнул носом. - У тебя случайно в мушкетёрах родни не было? Знаю я одного такого же...
"Есть хошь?" - перебил его кот.
- Да, я бы сейчас от бублика с маком не отказался.
"Ещё батон с гaшишoм скажи", - пошутил Снежок, поднялся с места и, хромая, приблизился к стене коровника. И прошёл сквозь неё. Да так и исчез.
Пашка вытаращил глаза, заморгал с усилием, замотал головой.
- Что за бред, галлюцинации, - забубнил он под нос сам себе и снова завалился на спину. Да так и уснул опять.
.......
Алмаз-дальнобой знал все придорожные закусочные, как облупленные, и заезжал поесть только в проверенные. Мучимый голодом, он пропустил две из них, попавшиеся по дороге, и зарулил к третьей, где подавали отличный суп харчо, шурпу, сочный прожаренный кебаб на шпажках и компот из сухофруктов, который он едал ещё в детстве. Ради такой ностальгии можно было и голод чуток потерпеть.
Набрав на поднос всякого такого вкусного, он подошёл к кассе и полез в задний карман штанов за бумажником, уставившись взглядом в листок бумаги, наклеенный на оргалитовом листе, ограждающем кассу. С листа на него смотрел улыбающийся паренёк.
Алмаз застыл, перевёл взгляд на кассиршу, ткнул пальцем на пацана и сказал:
- А я его видел. Чуть беднягу не раздавил. На дороге, возле Малиновки. Там железка ещё рядом проходит. Ищут его? Натворил чтоль чего?
И только после этого вчитался в плохо пропечатанный текст. Особые приметы... Был одет в джинсы и серую толстовку с капюшоном...
- Там телефон указан, позвоните, - интенсивно закивала кассирша.
- Я сфоткаю, потом позвоню, в дороге, - согласился Алмаз. - Есть больно уж хочется.
Он сфотографировал номер телефона с ориентировки, расплатился за еду и отправился к столику пировать.
А когда вышел из закусочной, напрочь забыл про то, что пообещал позвонить.
......
Пашка проснулся повторно от запаха свежей выпечки.
Ваниль и поджаренный мак смешались с ароматом тёплой сдобы и сена, проникнув к нему в ноздри, возбудив воспоминания о далёком-далёком детстве. Он не хотел отпускать это забытое ощущение.
Светлая кухня, солнце ровно светит в окно, закрытое тюлем, и от этого на стене лежат мягкие полутени. Мама намесила теста - белый и пышный ком - и оставила его на столе под вафельным полотенцем, наказав не бегать, не сотрясать полов. И он, маленький мальчик, сидел и смотрел, как незаметно это тесто растёт, источая запах дрожжей, под мерное тиканье ходиков на стене. Казалось, будто если силой взгляда поднимать это тесто, то оно и взойдёт быстрее, и Пашка усиленно делал это, уставившись на полотенце. Казалось, стоит ему перестать - и тесто тоже осядет, упадёт, и вкусные бублики не получатся. Он считал себя великим поднимателем теста, без которого магия не удастся, и вся семья останется без ароматной выпечки.
А потом в один распрекрасный день эта иллюзия рухнула.
Пашка тогда вернулся со школы и обнаружил, что тесто взошло без него. Получается, оно взошло бы и так, и эдак; с ним или без. Он не имел никакого значения ни для теста, ни для бубликов, ни для этого мира!
Весь целый мир тогда для него разрушился, опал, словно тесто, которое тряханули и с размаху выкинули на холод.
Пашка открыл глаза. Перед ним сидел Снежок, который держал в вытянутой лапе крупный румяный бублик, густо покрытый маком.
"Держи свой бублик, - сказал кот и философски заметил: - Ты умрёшь, а для мира это будет совершенно обычный день".
- Прям утешил, - вздохнул Пашка.
Кот продолжил свою мысль: "... если только ты сам не являешься чьим-то миром".
Пашка взял бублик и откусил его - бублик был настоящий.
- Шпашиба.
Пожевал его, проглотил комок. И тут же вспомнил Тосю, как она рассказывала про летающего белого котоангела и сухари, и которой он тогда, дурак, не поверил. И как они тогда разругались.
Что имеем - не храним, потерявши - плачем.
Тося, закрыв за соседкой дверь, вернулась в комнату бабы Мани. Та, порасчесав растрепавшиеся волосы костяным гребнем, собрала их в пучок, спрятала колдовскую тетрадку в обложку Чехова и прежним голосом, доброжелательно сказала:
- Будь дружечкой, убери обратно.
Тося взяла "книгу", отнесла её в соседнюю комнату и поставила на полку с синими корешками, не до конца притопив её в общий ряд. Интересно, какие ещё сюрпризы хранила эта библиотека?
Тайсон, царапая когтями линолеум, вылез из-под кровати и, как ни в чём не бывало, занялся своей новой игрушкой - резиновым кольцом, - с таким видом, будто не было сейчас настолько незаурядного, что аж соседка на шум прибежала.
Баба Маня деловито сказала:
- Итак, что мы имеем? Что Паша живой, и он под охраной - видимо, ангел ему явился и помогает. А обратно прийти не может, потому что память отшибло. Видимо, всё же нашёл себе приключений.
- Живой, - закивала Тося. - Хорошая новость. Живой. И не в лесу, а где-то в тепле. Там, где... Корова есть?
- Здесь в округе много деревенек раскидано, кто чем живёт. Может и козы. Может молоко покупное вообще, - развела руками баба Маня.
Тося вздохнула.
.......
Пашка лежал на сене и размышлял, как он тут оказался. В коровник заходили трижды в день - утром и вечером женщина доила корову, а в обед приходил Семёныч, которого хозяйка откостерила тогда почём зря: убрать навоз, да закинуть в кормушку сена.
Пашка в такие моменты забирался в особенно дальний угол и закапывался, как крот, чтобы его ненароком не ткнули вилами.
Снежок и его тонкий голосок в голове напрягали Пашку. Он не верил во все эти экстрасенсорные вещи: чтение мыслей, ангелов и прочее, но бублик с маком был не только настоящим, но и довольно сытным.
Пашке предстояло решить - это у него так нехило крыша поехала, что он с ангелами стал разговаривать, или есть просто белый кот, которому Семёныч отдавил лапу или даже ткнул его вилами невзначай, а Пашка додумывает эти странные диалоги в своей голове?
Он с усилием потёр виски, пощупал затылок с запёкшейся кровью.
Предположим, от удара по голове он стал слишком чувствителен и теперь различает тонкие сферы мироздания. Что котоангелы с медовыми глазами существуют, даже хромые.
И их можно попросить о чём угодно, да хотя бы о плюшке с корицей или о мармеладке со вкусом дыни.
Ну не бред? Бред.
Так что, скорее всего, у него просто галлюцинации, и это просто кот. И нет никаких бубликов с маком, - бублик ему приснился. И сон такой прям реалистичный. Или у него кукуха уехала, и он теперь вылитый Тайлер из фильма... Как там его...
Пашка взял в рот сухую травинку мятлика и принялся её обмусоливать.
Крепко приложился башкой, крепко.
Но главное, что живой.
В этот момент у стены возникло движение, и из неё материализовался Снежок. Он что-то нёс.
Пашка протёр глаза и уставился на кота - тот запрыгнул на деревянную перегородку, отделяющую сеновал от коровы, виртуозно прошёл по краю и спрыгнул к нему на колени.
Выплюнул на грязные джинсы плюшку и размякшую мармеладку.
- Прости, кроме плюшки с корицей и мармелада со вкусом дыни не было ничего...
И, принимаясь старательно умываться, пробубнил в усы:
- Как вы только едите такую гадость. Землеройки же есть. Кроты. На худой конец - мыши ещё.
.....
Что ж, когда ты сошёл с ума - это очевидно всем, кроме тебя.
Неизвестно, что там нашло на Тосю в библиотеке бабМани, - может черти опять чего нашептали, то есть как говорят "бес попутал", - но оттуда она утащила без разрешения "Преступление и наказание" Достоевского. Которое стояло рядом с Чеховым, который оказался не Чеховым.
Она принесла книгу домой; дождалась, когда все домашние улягутся спать, и достала её из рюкзака.
- Я только почитаю и незаметно верну, - твердила Тося, как мантру, не переставая пялиться на обложку и не решаясь открыть заветное нутро Фёдора Михалыча. - Почитаю. Верну, говорю же. Только почитаю. И сразу верну. В школе, мол, задали. Да она бы сама разрешила, чё спрашивать...
Наконец, ужас и любопытство смешались в единый ком, и Тося, не в силах больше ни терпеть, ни сопротивляться, резко открыла книгу на середине.
Там был написан текст. От руки. И не про Родиона и старушку-процентщицу, а про неё, про Тосю.
Девочка уставилась на слова, выведенные гусиным пером: фиолетовые чернила кое-где проступали нечётко, как будто выцвели.
Фраза заканчивалась на полуслове: "Пашка, друг Тоси, ушёл и не вернулся до..."
- ...Домой, - продолжила она недописанное.
В голове зазвучал рингтон с его телефона.
Постарайтесь мне простить сухие глаза
Я бы мог вам наплести, что буду писать,
Но во мне уже живёт, как немой укор
Сердце северных гор
Сердце северных гор.
Добрая половина книги была пустая - чистые листы, свободные от букв, манили и призывали взять в руку ручку или карандаш и дописать счастливое продолжение. Как Пашка нашёлся, вернулся, и они снова идут вместе кормить банду котов. И она бы рассказала ему, как сегодня отобрала у Дианы свою линейку и отлупасила ею же эту дуру по плоской спине - вот визгу-то было! А нечего воровать чужое!
Тося покосилась на книгу, которую сама только что стырила без всякого спроса, и вымолвила скороговоркой:
- Верну, отдам, говорю же, почитаю, и сразу отдам, замолчи уже, замолчи.
Она с треском выдвинула тугой ящик стола и выгребла оттуда карандаши, целую стопку. Все они были тупы или с отломанным грифелем. Тося запыхтела, пошарила в глубине ящика в поисках точилки - не нашла - и тогда уже нырнула узкой рукой в щель раззявленного школьного рюкзака. Там на дне лежал перочинный нож.
На кой ляд девочке было таскать в портфеле ножик - неизвестно, но он придавал ей спокойствия и весомости, как если идти по незнакомой местности с хорошей дубиной в руке. Успокаивает, знаете ли.
Тося методично наточила ножиком все карандаши, сложила его и убрала обратно в рюкзак. И на чистой странице начала рисовать.
Там были коты - все четверо - и они с Пашкой. Тося вырисовывала детали одежды, усы котов, стену дома, в подвале которого эти коты ютились, ветки сирени, растущей рядом, солнечные лучи... Тщательно, несколько часов кряду. Она очнулась глубоко заполночь, когда весь дом уже спал крепким сном.
Тося закрыла книгу, убрала её в портфель и сложила карандаши в стол. И рухнула головой в подушку в полном изнеможении.
Ночью ей ничего не снилось.
.......
В полдень, на перемене, ей позвонила мама.
- Тось, - сказала она, - про Пашку новости передали. В кафешку придорожную рядом с Мартышкино, участковый поесть зашёл, и ему буфетчица рассказала, что дальнобойщик один видел его на дороге. Мол, чуть не задавил. И приметы все сходятся, это точно был он!
- Дальнобойщик? - переспросила Тося. - А где он его видел-то, не сказал?
Мама ответила, что сам водитель собирался позвонить по номеру в ориентировке, но, очевидно, забыл. Но трасса там одна, и участковый сказал, что опросит местных жителей, живущих рядом с дорогой.
- Он с железки шёл, - перебила Тося её. - Ты сказала ему про это? Про наушники?
- Да, конечно, - уверила Тосю мама. - Мы сразу же сообщили. Оттуда он и начнёт.
- Там корова ещё живёт. Или коза, - брякнула Тося и тут же смутилась. - Ну, мне так кажется.
Мама ответила, чтоб дочка не волновалась, и скоро её друг отыщется. Чай, не иголка он в стоге сена.
.......
Пашка сидел, погрузившись спиной и филейной частью в стог сена, и ел плюшку с корицей. Плюшка была покрыта засахаренной корочкой и потому царапала рот. И она была, чёрт возьми, настоящей. Как и кот.
Снежок сидел на приступочке, долго и медитативно пялился прямо перед собой, почти что уснул, и почти повалился набок. Это его и разбудило.
Ничуть не смутившись, кот спрыгнул на пол, смачно потянулся, зевнул, повернулся к Пашке и сказал, точно хозяин гостю, который пришёл без предупреждения и до неприличия засиделся:
- Ты как бы домой-то ещё не алё? Не собираешься? Тебя там ждут ащет.
- Слушай, Снежок, - Пашка потёр ладонью лицо. - А где мой дом? Я ж забыл.
- Я тоже не знаю, - кот пошевелил усами. - Могу только одно сказать - что через пятнадцать минут в калитку Федька постучит.
- Федька? Это кто ещё?
- Сменщик мой, - хмыкнул Снежок. - И твой проводник домой. Хозяев нет дома, и если его не встретит никто, то он и уйдёт. А ты на безмышиной диете долго тут не протянешь. Так что жёпу свою от сена оторви, чувак, и иди решай что-нибудь с поленом, которым Семёныч дверь снаружи припёр.
Так и сказал ведь, "жёпу", через "ё".
Пашка нашёлся уже назавтра. Участковый Федька рассказал, как зашёл к Семёнычу, а к нему прямо в руки шагнул худой, как велосипед, паренёк: с берёзовым поленом в руке, в грязной одежде с прилипшим сеном и со слегка сумасшедшим взглядом из-под надвинутого на глаза капюшона.
- Ты, чтоль, Федька? - поприветствовал парень участкового так, что тот даже опешил: первая мысль была арестовать это чудо.
Потом Федька таки сравнил мягкое с тёплым, вытащил из пустой кобуры мятую ориентировку, бросил на неё короткий взгляд и ответил:
- А ну улыбнись.
Пашка слепил на лице гримасу улыбки.
- Павел, - утвердительно спросил участковый таким официальным тоном, что Пашка выдал в ответ:
- Так точно.
Федька зыркнул на метлу, подпирающую входную дверь дома, - знак, что хозяева отлучились, - вздохнул и сказал на "Вы":
- Пройдёмте со мной в машину.
И указал на косо стоящий в сотне метров УАЗик, едва не увязший в весенней распутице деревенской дороги.
Они пошли к машине, и Пашка уже не хромал. Так с поленом в руке он и залез в УАЗик.
.....
Женщина с ведром парного, свеженадоенного молока зашла в сени и разругалась на чём свет стоит:
- Семёныч, ну сколько тебе говорить? Закрывай сарай! Опять ведь открытым оставил!
- Да не оставлял я! - взъелся тот. - Поленом подпираю всегда, может упало полено-то!
- Я те скажу, что у тебя там и где упало! - взбеленилась женщина. - Полена там и рядом не лежало!
- Может кот твой унёс! - фыркнул Семёныч. - Развела нахлебников! Путается под ногами.
Женщина поставила ведро на табуретку, достала чистые банки и через марлю принялась процеживать молоко.
Спустя две минуты сосредоточенной тишины вдруг сказала:
- Вчера смотрю: Снежок-то уж не хромает. А пришёл - ногу аж волочил. Как на собаке зажило, вот ведь. Где он ходит, был да пропал, одно слово - кот.
- Весна у котов сейчас, - подмигнул Семёныч и так ущипнул её за зад, что женщина взвизгнула и несколько раз отходила мужика полотенцем.
- Ещё раз сарай не закроешь, я тебя в дом не пущу, охальник! - но как-то зарделась потом, заулыбалась до ямочек на щеках и вымолвила: - Молока налить, штоль?
........
Пашка неделю провалялся в больничке, где его всячески сканировали на предмет сотрясения мозга, и брали отовсюду анализы.
Наконец они с Тосей встретились у него дома.
Тося полушёпотом поведала Пашке про колдовство бабы Мани, и какие книги хранятся у неё в библиотеке. И как одну она, Тося, свистнула и нарисовала там счастливое будущее, которое сбылось. Еле-еле потом смогла незаметно поставить на место этого "Достоевского".
- Мне одно непонятно, - всё так же шёпотом продолжала говорить Тося. - Если она колдунья такая и ведьма, то почему не может себя от паралича исцелить?
Пашка задумчиво созерцал подругу и молчал. Она, лихорадочно блестя глазами, продолжала:
- Я придумала! Я нарисую на Достоевском картинку, где она ходит! Это должно сработать!
Пашка ещё какое-то время помолчал, а затем сказал:
- Слушай, Тось. Ты меня прости, конечно. Но... У меня такое ощущение, что это не я головой ударился.
Та вспылила, вскочила на ноги и закричала:
- Пойдём! Прямо сейчас пойдём, я тебе покажу!
- Куда? - Пашка опешил.
- К бабе Мане, куда-куда. Я тебе покажу Чехова! Покажу Достоевского!
- Звучит угрожающе, - усмехнулся Пашка. - Прям как от училки литературы.
.....
Баба Маня как будто и не удивилась внеурочному приходу ребят. Тайсон так тот вообще обрадовался - забегал кругами, заклацал когтями по линолеуму.
- БабМань, - спросила Тося с места в карьер. - Если Вы ведьма и колдунья, то почему...
- Как-как ты меня назвала? - с доброй усмешкой переспросила баба Маня, с трудом садясь на кровати.
- Ну как же... - смутилась Тося. - Мы же с Вами... В четверг вот... Черти ещё болтали... Соседка ещё со скалкой...
Пашка перебил её:
- БабМань, не обращайте внимания. Переволновалась она, похоже.
Тося посмотрела на Тайсона, но этот свидетель, распластавшись на прикроватном коврике, только с увлечением грыз игрушку - резиновое кольцо.
- Так... - сказала Тося, стиснув пальчиками виски. - Так...
- Тось, ну пойдём уже, - позвал её Пашка.
Вместо ответа она сказала, обращаясь к хозяйке дома:
- Нам там по литературе назадавали читать всякого. Можно мы у Вас в библиотеке книги посмотрим?
И замерла в испуге.
Баба Маня с готовностью отвечала:
- Конечно же, ну конечно.
- Пшли, - сделав круглые глаза, Тося потащила Пашку в соседнюю комнату.
Библиотека выглядела как и прежде, с книгами, разложенными по цвету корешков. Разве что пыли прибавилось: всё было покрыто густым серым слоем - книги, полки, - словно здесь никто не прибирал и не протирал ничего много лет.
- Вот! - Тося без труда нашла и "Чехова" и "Достоевского" - синие корешки, на уровне глаз, посередине ряда. Она вытащила Достоевского - книга оставила на пыльной полке ползущий след.
Тося заглянула к бабе Мане в комнату:
- Мы вот эту возьмём, хорошо?
Та пожала плечами:
- Да хоть все бери, Тосечка. Можешь не спрашивать разрешения даже.
.......
Пока ребята шагали до дому Тоси, она всё ощупывала в нетерпеньи рюкзак, приговаривая:
- Я тебе покажу! Это волшебство! Это работает! Я сама нарисовала, и это сработало!
И дома, едва скинув обувь, она устремилась в комнату, вытащила книгу на стол, достала из ящика карандаши. Включила настольный свет. И, затаив дыхание, открыла-таки "Преступление и наказание". Вперившись в напечатанные строчки, Тося перелистнула книгу в одну сторону, затем в другую... Поднесла к глазам, словно так можно было лучше видеть написанное.
- Не может быть, - зашептала она. - Но как же так? Не может этого быть!
Она закрыла книгу и положила её на стол так, словно это было нечто хрупкое, ненастоящее.
На Пашкином лице отразилось: "Тут понел, тут не понел". Он взял Фёдора Михалыча в руки, открыл наугад и принялся читать:
- "Он был хмелен, но говорил речисто и бойко, изредка только местами сбиваясь немного и затягивая речь. С какою-то даже жадностию накинулся он на Раскольникова, точно целый месяц тоже ни с кем не говорил.— Милостивый государь, — начал он почти с торжественностию, — бедность не порок, это истина. Знаю я, что и пьянство не добродетель, и это тем паче. Но нищета, милостивый государь, нищета — порок-с. В бедности вы ещё сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто. За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой, чтобы тем оскорбительнее было..."
- Замолчи, - пискнула Тося умоляюще.
- Да что не так-то? - Пашка схлопнул книгу и положил её обратно на стол. - Вот ты странная.
Тося сунула книгу в рюкзак.
......
Потом они поехали кормить банду.
День был солнечный, с веток черёмухи осыпались белые лепестки, и коты, едва заслышав разговор ребят, гурьбой выскочили из окошка подвала, сбивая друг друга с ног.
- Ах, вот ты и явился, Д'Артаньяша, - кивнула Тося на белого кота, выскочившего последним. - Ну и где его Величество изволили шастать? - она повернулась к Пашке: - Неделю пропадал, и вот явился - не запылился.
У Пашки на лице отразилось: "Так, вот теперь вообще ничего не понел".
Тося насыпала в миски корм, и коты, сунувшись туда мордами, принялись его уплетать.
- Снежок? - вдруг спросил Пашка.
Белый кот оторвался от миски, зыркнул на него и выдал хриплое:
- Мяу!?
- Это ж Снежок! - крикнул Пашка, тыча в кота пальцем.
- Снежок, Снежок, аха, - успокоительно забормотала Тося и затем похлопала ладонью по рюкзаку: - А тут у нас Достоевский...
.....
Конец
Ольга Овчинникова
#Пашка_Тося_ИКоты #Продолжение_Конец #ОльгаОвчинникова