Света не верила глазам - любимая собака смотрела на нее спустя 20 лет
Автобус затрясся на последних километрах — дорога в Березники всегда была кошмарной. Света прижала к груди сумочку и смотрела в окно на знакомые с детства поля. Двадцать лет пролетело. Господи, неужели столько не была здесь?
— Березники! Конечная! — прокричал водитель, и сердце екнуло где-то под ложечкой.
Сошла последней. Ноги почему-то дрожали — будто не шестьдесят ей, а шестнадцать, и она снова едет к бабушке на каникулы. Только бабушки давно нет. И мамы нет. И дома того нет — снесли под новую застройку.
Но улица Речная осталась. Та самая, где детство прошло.
Идет по знакомым дорожкам, а в голове карусель воспоминаний крутится. Вот тут с Катей Ивановой в классики играли. А там — качели были, на которых до звезд долетала. А вот этот дом. Боже мой, как же он обветшал!
Света остановилась посреди дороги.
Что она здесь делает? Зачем приехала? После выхода на пенсию время будто остановилось. Квартира молчит, телевизор болтает про чужие жизни, а своя — куда подевалась?
Может, поэтому и потянуло в деревню? Туда, где была настоящей? Где была просто Светкой, а не Светланой Михайловной из отдела учета?
— Тьфу, глупости какие, — буркнула себе под нос и пошла дальше.
Дом Петровых узнала сразу — тот же покосившийся забор, те же наличники с облупившейся краской.
И тут Света замерла как вкопанная.
Во дворе лежала собака. Рыжая, с белой грудкой, с умными карими глазами. Точь-в-точь как ее Жуся! Та самая Жуся, которая более двадцати лет назад от старости умерла у нее на руках.
— Не может быть, — прошептала Света, и сумочка выскользнула из рук.
Собака подняла голову. Посмотрела. И в этом взгляде было что-то до боли знакомое — та же преданность, та же безграничная любовь, которую только животные умеют дарить.
Сердце колотилось как бешеное. Руки тряслись.
— Жуся? — позвала негромко, чувствуя себя полной дурой.
И собака встала. Подошла к забору. Положила морду на перекладину и смотрела — так же, как смотрела когда-то ее Жуся, когда Света с работы возвращалась.
Слезы покатились сами собой.
— Эй, чего тут разнюнилась? — грубый мужской голос заставил вздрогнуть.
Света обернулась. Из дома вышел мужик лет сорока пяти — грязный, небритый, с красными от алкоголя глазами.
— Это ваша собака? — еле выговорила.
— А то чья же? Дворняжка обычная. Не кусается. Чего разорались-то?
Света вытерла глаза рукавом. Посмотрела на собаку, потом на этого... хозяина. И что-то внутри оборвалось.
Жуся — пусть даже не Жуся, а ее двойник — заслуживала лучшего.
— Славик я, — мужик вытер нос рукавом. — А ты кто такая будешь? Чего у моего забора стоишь?
— Я. Света. Светлана Михайловна. Здесь раньше жила, — она не могла оторвать взгляд от собаки. — А как ее зовут?
— Кого? — Славик проследил ее взгляд. — А, эту дуру? Рыжей зову. Или просто — эй, ты! Она понимает.
Рыжая. Боже, какое заезженное имя для такой красавицы!
— Можно я ее поглажу?
— Да бог с тобой, гладь. Только не кормить вздумай — и так на шею села. Жрет, как не в себя.
Света осторожно протянула руку через забор. Собака доверчиво потянулась к ладони, и когда коснулась носом — по коже пробежали мурашки. Точно такой же влажный, холодный нос был у Жуси.
— Умная-то умная, — Славик плюнул в сторону. — Только толку? Сторож из нее никакой — всех подряд хвостом встречает. А жрать просит постоянно.
Света посмотрела внимательнее. Собака и правда худовата. Ребра просвечивают сквозь рыжую шерсть. А в миске возле конуры — вода мутная, с зеленым налетом.
— А чем кормите?
— Да чем бог пошлет. Остатками. Кости иногда принесу с работы. Она не привередливая.
Остатками. Света сжала кулаки. У нее в детстве Жуся каждый день кашу с мясом получала. Свежую воду. Витамины даже давали.
— Слушайте, Славик, — решилась она. — А вы собаку эту, не продадите случайно?
Мужик удивленно поднял брови:
— Продать? Эту дворняжку? Да ты что, тетка, с ума сошла? Кому она нужна-то?
— Мне нужна, — твердо сказала Света. — Очень нужна.
Славик почесал затылок. В глазах его заиграли хитрые огоньки — видать, учуял выгоду.
— Ну, если очень нужна. Тысяч пятнадцать, и твоя.
Пятнадцать тысяч! За дворнягу, которую он костями кормит!
— Это же грабеж! — не выдержала Света.
— Не хочешь — не бери. Я ее и не навязываю. — Славик развернулся к дому. — Мне-то какая разница?
Собака тихонько заскулила, глядя на Свету. Словно поняла, о чем речь. Словно просила: забери меня отсюда.
— Подождите! — крикнула Света. — А можно я завтра приду? Денег с собой нет столько.
— Можно. Никуда она не денется. — Славик ухмыльнулся. — Только цену завтра подниму. Двадцать тысяч будет.
— За что?!
— А за то, что раздумывать будешь. Либо бери сейчас, либо завтра дороже.
Света растерялась. Пятнадцать тысяч — это половина ее пенсии! А если завтра двадцать. Но что делать? В кошельке всего две тысячи.
— У меня нет таких денег при себе, — призналась она. — Честное слово.
— А где есть?
— Дома. В городе.
— Далеко?
— В областном центре живу.
Славик задумался, потом хлопнул в ладоши:
— Ладно, так и быть. Оставишь сейчас эти две тысячи в залог, а остальное — как привезешь. Но если завтра до обеда не явишься — залог сгорает, собака остается.
Света посмотрела на Рыжую. Та смотрела в ответ с такой надеждой, что сердце сжалось.
— Хорошо, — кивнула она. — Беру.
Славик протянул грязную ладонь, и Света, превозмогая отвращение, отсчитала две тысячи. Деньги на обратную дорогу у нее были отложены отдельно.
— Значит, до завтрашнего обеда, — напомнил Славик, пряча купюры в карман. — А то знаешь, как бывает — пообещают, а потом концы в воду.
Света еще раз погладила собаку:
— Я вернусь. Обязательно вернусь.
И пошла к автобусной остановке пешком — денег на такси теперь не было.
Всю дорогу домой думала одно: где взять деньги? В банке кредит не дадут — пенсионерка все-таки. Занять не у кого — подруги сами небогатые. Драгоценности продать? Но что там у нее — только мамины сережки остались, да и те не такие дорогие.
Зашла в квартиру, села на кухне и заплакала от отчаяния.
А потом решилась залезть в заначку. В ту самую, которую на «черный день» копила — по тысяче-две в месяц откладывала. Бежала к шкафу, дрожащими руками вынимала конверт.
Тринадцать тысяч. Всего тринадцать.
А ведь еще нужно на билеты, на продукты – до пенсии еще несколько дней.
Села на пол прямо в прихожей и рыдала, как ребенок.
А утром собрала все, что могла продать — мамино кольцо, серебряную цепочку. В ломбарде дали три тысячи. Хватало с лихвой.
В автобусе сжимала конверт с деньгами и молилась: только бы Славик не передумал. Только бы собака была жива-здорова.
— А, городская вернулась, — встретил ее Славик довольной ухмылкой. — Думал, испугаешься и не приедешь.
— Вот деньги, — протянула Света конверт. — Считайте.
Славик пересчитал дважды, кивнул:
— Порядок. Забирай свою дворняжку.
Рыжая сидела привязанная к конуре. Увидела Свету — залаяла радостно, хвостом замолотила.
— У вас поводок есть? — спросила Света.
— Какой поводок? Веревка вон валяется, возьми.
Света подняла грязную веревку, скривилась, но привязала к ошейнику.
Автобус до областного центра отходил через полчаса. Света сидела на остановке, Рыжая лежала у ее ног, положив морду на сумку. Такая спокойная, доверчивая.
— Ну что, красавица, поехали знакомиться с новой жизнью? — Света погладила рыжую голову.
Собака подняла глаза — и в них было столько благодарности, что защемило в груди.
Подошел автобус. Водитель — молодой парень с недовольным лицом — окинул взглядом Свету с собакой:
— Животных без намордника не берем. Правила.
— Но у меня нет намордника, — растерялась Света. — А собака спокойная, не будет никого беспокоить.
— Правила есть правила. Либо намордник, либо пешком.
Света почувствовала, как к горлу подступает ком. Пешком до города? Сорок километров? С собакой?
— Молодой человек, ну пожалуйста, — попробовала она умолять. — Я всю пенсию потратила, чтобы ее выкупить. Она голодала.
— Мне все равно. Не я правила придумывал.
Двери автобуса захлопнулись. Света осталась одна на пустой остановке с собакой на грязной веревке.
Рыжая тихонько заскулила, словно поняла — что-то идет не так.
Но что? До вечера следующего автобуса не будет. Такси не поймать — здесь их просто нет.
— Эй, Света!
Она обернулась. К остановке подходила Нина Сергеевна — соседка бабушки, которая ее в детстве конфетами угощала.
— Нина? — не поверила Света. — Живая? Здоровая?
— Как огурчик! — засмеялась пожилая женщина. — А ты-то откуда? И с собакой?
Света в двух словах рассказала про Рыжую, про Славика, про автобус.
— Так это ты у нашего алкоголика псину выкупила? — ахнула Нина Сергеевна. — Да все село об этом судачит! Говорят, городская дура приехала, деньги на ветер швыряет.
— Не на ветер, — твердо сказала Света. — Посмотрите на нее — разве можно было оставить?
Нина Сергеевна присмотрелась к Рыжей, и лицо ее смягчилось:
— Действительно красавица. И умная такая. На кого-то похожа. — Она вдруг хлопнула в ладоши: — Да это же Жуся! То есть не Жуся, конечно, а как две капли воды!
— Вы помните мою Жусю?
— Еще бы! Лучшей собаки в округе не было. Преданная до последнего вздоха. — Нина Сергеевна задумалась. — Слушай, а не внучка ли это ее? Жуся-то щенилась не раз. Наверное, родня твоей Жуси!
Сердце екнуло. Родня Жуси! Вот почему такое сходство, вот почему так на душе защемило при первой встрече.
— Нина Сергеевна, а вы случайно не знаете, как до города добраться? Собаку в автобус не пускают.
— Знаю. Сынок мой, Витя, грузовики водит. Как раз сегодня в область едет. Завезет вас. Правда, в кабине тесновато будет, но доедете.
— Правда? — не поверила Света. — А он согласится?
— Согласится, куда денется. Я ему сейчас позвоню.
Через час подъехал старенький грузовик. Из кабины вылез мужчина лет сорока — копия Нины Сергеевны, только в мужском варианте.
— Мам, ну ты даешь, — буркнул Витя. — У меня рейс горит, а ты пассажирку с собакой подкидываешь.
— Ладно, садитесь. Только чтобы ваша псина мне в кабине не нагадила.
— Не нагадит, — поспешно заверила Света. — Она воспитанная.
Забрались втроем в тесную кабину. Рыжая устроилась в ногах у Светы, свернулась калачиком и задремала. По дороге Витя неожиданно разговорился:
— Знаете, правильно сделали, что собаку забрали. Славик — скотина редкостная. У него уже третья собака. Первые две сдохли — не кормил, не поил. А эту, говорят, кто-то подкармливал.
— Кто? — заинтересовалась Света.
— Да соседи добрые. Тетя Маня остатки носила, дед Федор кости с бойни. Все жалели.
Значит, не только она заметила. Значит, и другие понимали — животное страдает.
— Витя, а почему тогда никто раньше не забрал?
— Да кому она нужна в деревне? У всех свои собаки. А городским — так те редко к нам заглядывают. Вы вот первая такая сердобольная.
Так, за разговорами и доехали до города. Света сунула Вите в руку пятьсот рублей — последние деньги.
— Да ладно, тетя Света, — замахал он руками. — Мама убьет, если узнает, что я с вас деньги взял.
— Возьмите, на бензин, — настаивала Света.
Вите пришлось взять.
Вышли возле Светиной многоэтажки. Рыжая с любопытством оглядывалась — наверное, первый раз видела такие высокие дома.
— Ну что, девочка, добро пожаловать домой, — сказала Света.
В подъезде их встретила соседка — вредная тетка Зина, которая всегда всем недовольна.
— Это еще что за зверюга? — возмутилась она.
Света промолчала. Сил спорить не было.
Поднялись на четвертый этаж. Ключи дрожали в руках — от волнения, от усталости, от того, что вся жизнь за один день перевернулась.
— Заходи, не бойся, — позвала Света. — Теперь это и твой дом тоже.
Собака прошла в коридор, села и посмотрела на Свету.
И только осмотревшись, Рыжая расслабилась, легла на коврик у двери и закрыла глаза.
Прошел месяц.
Света просыпалась каждое утро от того, что кто-то тихонько тыкал ее в руку холодным носом. Открывала глаза — а рядом морда рыжая, умная, с вопросом в глазах: «Можно уже вставать? На прогулку пора?»
Жуля. Так назвала собаку — в честь первой Жуси, но по-современному. И Рыжая, то есть Жуля, быстро привыкла к новому имени.
За месяц изменилось все. Квартира наполнилась жизнью — лаем, топотом лап, звуками, которые делают дом домом. Жуля оказалась идеальной соседкой: тихая, чистоплотная, ласковая.
Даже тетка Зина перестала возмущаться, особенно после того, как Жуля помогла найти ее потерявшуюся внучку во дворе.
— Умная собака, — призналась соседка. — И красивая. А я думала, дворняжка обычная.
Света улыбалась, расчесывая Жуле шерсть — теперь блестящую, густую. Хороший корм, витамины, любовь — и не узнать прежнюю замученную собаку.
Но главное изменение произошло с самой Светой.
Пенсия больше не казалась концом жизни. Наоборот — начинался новый этап. С Жулей гуляли по утрам в парке, знакомились с другими собачниками, ездили к ветеринару. Жизнь обрела смысл и распорядок.
— Знаешь, девочка, — говорила Света, глядя в умные карие глаза, — если бы мне год назад сказали, что я всю пенсию на собаку потрачу, рассмеялась бы. А теперь понимаю — это были лучшие траты в моей жизни.
Жуля слушала, наклонив голову набок. Понимала каждое слово.
А вечером, когда они устраивались на диване — Света с книжкой, Жуля рядом, — по телевизору показывали новости. Что-то про экономику, про политику.
— Выключу эту ерунду, — буркнула Света в сторону пульта. — Лучше о нас с тобой передачу сделали бы. Как две одинокие души друг друга нашли.
И выключала. А Жуля укладывала морду ей на колени и засыпала. И снились ей, наверное, не кошмары из прежней жизни, а зеленые луга и мячики, которые можно ловить бесконечно.
Света гладила рыжую голову и думала: вот оно, счастье. В том, что рядом есть кто-то, кому ты нужна каждый день. Кто встречает тебя как самого дорогого человека на свете.
ОНИ УХОДЯТ ПО РАДУГЕ
Света не верила глазам - любимая собака смотрела на нее спустя 20 лет
Автобус затрясся на последних километрах — дорога в Березники всегда была кошмарной. Света прижала к груди сумочку и смотрела в окно на знакомые с детства поля. Двадцать лет пролетело. Господи, неужели столько не была здесь?
— Березники! Конечная! — прокричал водитель, и сердце екнуло где-то под ложечкой.
Сошла последней. Ноги почему-то дрожали — будто не шестьдесят ей, а шестнадцать, и она снова едет к бабушке на каникулы. Только бабушки давно нет. И мамы нет. И дома того нет — снесли под новую застройку.
Но улица Речная осталась. Та самая, где детство прошло.
Идет по знакомым дорожкам, а в голове карусель воспоминаний крутится. Вот тут с Катей Ивановой в классики играли. А там — качели были, на которых до звезд долетала. А вот этот дом. Боже мой, как же он обветшал!
Света остановилась посреди дороги.
Что она здесь делает? Зачем приехала? После выхода на пенсию время будто остановилось. Квартира молчит, телевизор болтает про чужие жизни, а своя — куда подевалась?
Может, поэтому и потянуло в деревню? Туда, где была настоящей? Где была просто Светкой, а не Светланой Михайловной из отдела учета?
— Тьфу, глупости какие, — буркнула себе под нос и пошла дальше.
Дом Петровых узнала сразу — тот же покосившийся забор, те же наличники с облупившейся краской.
И тут Света замерла как вкопанная.
Во дворе лежала собака. Рыжая, с белой грудкой, с умными карими глазами. Точь-в-точь как ее Жуся! Та самая Жуся, которая более двадцати лет назад от старости умерла у нее на руках.
— Не может быть, — прошептала Света, и сумочка выскользнула из рук.
Собака подняла голову. Посмотрела. И в этом взгляде было что-то до боли знакомое — та же преданность, та же безграничная любовь, которую только животные умеют дарить.
Сердце колотилось как бешеное. Руки тряслись.
— Жуся? — позвала негромко, чувствуя себя полной дурой.
И собака встала. Подошла к забору. Положила морду на перекладину и смотрела — так же, как смотрела когда-то ее Жуся, когда Света с работы возвращалась.
Слезы покатились сами собой.
— Эй, чего тут разнюнилась? — грубый мужской голос заставил вздрогнуть.
Света обернулась. Из дома вышел мужик лет сорока пяти — грязный, небритый, с красными от алкоголя глазами.
— Это ваша собака? — еле выговорила.
— А то чья же? Дворняжка обычная. Не кусается. Чего разорались-то?
Света вытерла глаза рукавом. Посмотрела на собаку, потом на этого... хозяина. И что-то внутри оборвалось.
Жуся — пусть даже не Жуся, а ее двойник — заслуживала лучшего.
— Славик я, — мужик вытер нос рукавом. — А ты кто такая будешь? Чего у моего забора стоишь?
— Я. Света. Светлана Михайловна. Здесь раньше жила, — она не могла оторвать взгляд от собаки. — А как ее зовут?
— Кого? — Славик проследил ее взгляд. — А, эту дуру? Рыжей зову. Или просто — эй, ты! Она понимает.
Рыжая. Боже, какое заезженное имя для такой красавицы!
— Можно я ее поглажу?
— Да бог с тобой, гладь. Только не кормить вздумай — и так на шею села. Жрет, как не в себя.
Света осторожно протянула руку через забор. Собака доверчиво потянулась к ладони, и когда коснулась носом — по коже пробежали мурашки. Точно такой же влажный, холодный нос был у Жуси.
— Красивая какая, — прошептала, поглаживая рыжую голову. — И умная. Смотри, какие глаза!
— Умная-то умная, — Славик плюнул в сторону. — Только толку? Сторож из нее никакой — всех подряд хвостом встречает. А жрать просит постоянно.
Света посмотрела внимательнее. Собака и правда худовата. Ребра просвечивают сквозь рыжую шерсть. А в миске возле конуры — вода мутная, с зеленым налетом.
— А чем кормите?
— Да чем бог пошлет. Остатками. Кости иногда принесу с работы. Она не привередливая.
Остатками. Света сжала кулаки. У нее в детстве Жуся каждый день кашу с мясом получала. Свежую воду. Витамины даже давали.
— Слушайте, Славик, — решилась она. — А вы собаку эту, не продадите случайно?
Мужик удивленно поднял брови:
— Продать? Эту дворняжку? Да ты что, тетка, с ума сошла? Кому она нужна-то?
— Мне нужна, — твердо сказала Света. — Очень нужна.
Славик почесал затылок. В глазах его заиграли хитрые огоньки — видать, учуял выгоду.
— Ну, если очень нужна. Тысяч пятнадцать, и твоя.
Пятнадцать тысяч! За дворнягу, которую он костями кормит!
— Это же грабеж! — не выдержала Света.
— Не хочешь — не бери. Я ее и не навязываю. — Славик развернулся к дому. — Мне-то какая разница?
Собака тихонько заскулила, глядя на Свету. Словно поняла, о чем речь. Словно просила: забери меня отсюда.
— Подождите! — крикнула Света. — А можно я завтра приду? Денег с собой нет столько.
— Можно. Никуда она не денется. — Славик ухмыльнулся. — Только цену завтра подниму. Двадцать тысяч будет.
— За что?!
— А за то, что раздумывать будешь. Либо бери сейчас, либо завтра дороже.
Света растерялась. Пятнадцать тысяч — это половина ее пенсии! А если завтра двадцать. Но что делать? В кошельке всего две тысячи.
— У меня нет таких денег при себе, — призналась она. — Честное слово.
— А где есть?
— Дома. В городе.
— Далеко?
— В областном центре живу.
Славик задумался, потом хлопнул в ладоши:
— Ладно, так и быть. Оставишь сейчас эти две тысячи в залог, а остальное — как привезешь. Но если завтра до обеда не явишься — залог сгорает, собака остается.
Света посмотрела на Рыжую. Та смотрела в ответ с такой надеждой, что сердце сжалось.
— Хорошо, — кивнула она. — Беру.
Славик протянул грязную ладонь, и Света, превозмогая отвращение, отсчитала две тысячи. Деньги на обратную дорогу у нее были отложены отдельно.
— Значит, до завтрашнего обеда, — напомнил Славик, пряча купюры в карман. — А то знаешь, как бывает — пообещают, а потом концы в воду.
Света еще раз погладила собаку:
— Я вернусь. Обязательно вернусь.
И пошла к автобусной остановке пешком — денег на такси теперь не было.
Всю дорогу домой думала одно: где взять деньги? В банке кредит не дадут — пенсионерка все-таки. Занять не у кого — подруги сами небогатые. Драгоценности продать? Но что там у нее — только мамины сережки остались, да и те не такие дорогие.
Зашла в квартиру, села на кухне и заплакала от отчаяния.
А потом решилась залезть в заначку. В ту самую, которую на «черный день» копила — по тысяче-две в месяц откладывала. Бежала к шкафу, дрожащими руками вынимала конверт.
Тринадцать тысяч. Всего тринадцать.
А ведь еще нужно на билеты, на продукты – до пенсии еще несколько дней.
Села на пол прямо в прихожей и рыдала, как ребенок.
А утром собрала все, что могла продать — мамино кольцо, серебряную цепочку. В ломбарде дали три тысячи. Хватало с лихвой.
В автобусе сжимала конверт с деньгами и молилась: только бы Славик не передумал. Только бы собака была жива-здорова.
— А, городская вернулась, — встретил ее Славик довольной ухмылкой. — Думал, испугаешься и не приедешь.
— Вот деньги, — протянула Света конверт. — Считайте.
Славик пересчитал дважды, кивнул:
— Порядок. Забирай свою дворняжку.
Рыжая сидела привязанная к конуре. Увидела Свету — залаяла радостно, хвостом замолотила.
— У вас поводок есть? — спросила Света.
— Какой поводок? Веревка вон валяется, возьми.
Света подняла грязную веревку, скривилась, но привязала к ошейнику.
Автобус до областного центра отходил через полчаса. Света сидела на остановке, Рыжая лежала у ее ног, положив морду на сумку. Такая спокойная, доверчивая.
— Ну что, красавица, поехали знакомиться с новой жизнью? — Света погладила рыжую голову.
Собака подняла глаза — и в них было столько благодарности, что защемило в груди.
Подошел автобус. Водитель — молодой парень с недовольным лицом — окинул взглядом Свету с собакой:
— Животных без намордника не берем. Правила.
— Но у меня нет намордника, — растерялась Света. — А собака спокойная, не будет никого беспокоить.
— Правила есть правила. Либо намордник, либо пешком.
Света почувствовала, как к горлу подступает ком. Пешком до города? Сорок километров? С собакой?
— Молодой человек, ну пожалуйста, — попробовала она умолять. — Я всю пенсию потратила, чтобы ее выкупить. Она голодала.
— Мне все равно. Не я правила придумывал.
Двери автобуса захлопнулись. Света осталась одна на пустой остановке с собакой на грязной веревке.
Рыжая тихонько заскулила, словно поняла — что-то идет не так.
— Ничего, девочка, — прошептала Света, стараясь не расплакаться. — Что-нибудь придумаем.
Но что? До вечера следующего автобуса не будет. Такси не поймать — здесь их просто нет.
— Эй, Света!
Она обернулась. К остановке подходила Нина Сергеевна — соседка бабушки, которая ее в детстве конфетами угощала.
— Нина? — не поверила Света. — Живая? Здоровая?
— Как огурчик! — засмеялась пожилая женщина. — А ты-то откуда? И с собакой?
Света в двух словах рассказала про Рыжую, про Славика, про автобус.
— Так это ты у нашего алкоголика псину выкупила? — ахнула Нина Сергеевна. — Да все село об этом судачит! Говорят, городская дура приехала, деньги на ветер швыряет.
— Не на ветер, — твердо сказала Света. — Посмотрите на нее — разве можно было оставить?
Нина Сергеевна присмотрелась к Рыжей, и лицо ее смягчилось:
— Действительно красавица. И умная такая. На кого-то похожа. — Она вдруг хлопнула в ладоши: — Да это же Жуся! То есть не Жуся, конечно, а как две капли воды!
— Вы помните мою Жусю?
— Еще бы! Лучшей собаки в округе не было. Преданная до последнего вздоха. — Нина Сергеевна задумалась. — Слушай, а не внучка ли это ее? Жуся-то щенилась не раз. Наверное, родня твоей Жуси!
Сердце екнуло. Родня Жуси! Вот почему такое сходство, вот почему так на душе защемило при первой встрече.
— Нина Сергеевна, а вы случайно не знаете, как до города добраться? Собаку в автобус не пускают.
— Знаю. Сынок мой, Витя, грузовики водит. Как раз сегодня в область едет. Завезет вас. Правда, в кабине тесновато будет, но доедете.
— Правда? — не поверила Света. — А он согласится?
— Согласится, куда денется. Я ему сейчас позвоню.
Через час подъехал старенький грузовик. Из кабины вылез мужчина лет сорока — копия Нины Сергеевны, только в мужском варианте.
— Мам, ну ты даешь, — буркнул Витя. — У меня рейс горит, а ты пассажирку с собакой подкидываешь.
— Витенька, ну сделай доброе дело, — заныла мама. — Света хорошая.
Витя посмотрел на Свету, потом на собаку:
— Ладно, садитесь. Только чтобы ваша псина мне в кабине не нагадила.
— Не нагадит, — поспешно заверила Света. — Она воспитанная.
Забрались втроем в тесную кабину. Рыжая устроилась в ногах у Светы, свернулась калачиком и задремала. По дороге Витя неожиданно разговорился:
— Знаете, правильно сделали, что собаку забрали. Славик — скотина редкостная. У него уже третья собака. Первые две сдохли — не кормил, не поил. А эту, говорят, кто-то подкармливал.
— Кто? — заинтересовалась Света.
— Да соседи добрые. Тетя Маня остатки носила, дед Федор кости с бойни. Все жалели.
Значит, не только она заметила. Значит, и другие понимали — животное страдает.
— Витя, а почему тогда никто раньше не забрал?
— Да кому она нужна в деревне? У всех свои собаки. А городским — так те редко к нам заглядывают. Вы вот первая такая сердобольная.
Так, за разговорами и доехали до города. Света сунула Вите в руку пятьсот рублей — последние деньги.
— Да ладно, тетя Света, — замахал он руками. — Мама убьет, если узнает, что я с вас деньги взял.
— Возьмите, на бензин, — настаивала Света.
Вите пришлось взять.
Вышли возле Светиной многоэтажки. Рыжая с любопытством оглядывалась — наверное, первый раз видела такие высокие дома.
— Ну что, девочка, добро пожаловать домой, — сказала Света.
В подъезде их встретила соседка — вредная тетка Зина, которая всегда всем недовольна.
— Это еще что за зверюга? — возмутилась она.
Света промолчала. Сил спорить не было.
Поднялись на четвертый этаж. Ключи дрожали в руках — от волнения, от усталости, от того, что вся жизнь за один день перевернулась.
Открыла дверь. Рыжая осторожно переступила порог, принюхалась.
— Заходи, не бойся, — позвала Света. — Теперь это и твой дом тоже.
Собака прошла в коридор, села и посмотрела на Свету.
И только осмотревшись, Рыжая расслабилась, легла на коврик у двери и закрыла глаза.
Прошел месяц.
Света просыпалась каждое утро от того, что кто-то тихонько тыкал ее в руку холодным носом. Открывала глаза — а рядом морда рыжая, умная, с вопросом в глазах: «Можно уже вставать? На прогулку пора?»
— Доброе утро, Жуля, — шептала Света, поглаживая теплую шерсть.
Жуля. Так назвала собаку — в честь первой Жуси, но по-современному. И Рыжая, то есть Жуля, быстро привыкла к новому имени.
За месяц изменилось все. Квартира наполнилась жизнью — лаем, топотом лап, звуками, которые делают дом домом. Жуля оказалась идеальной соседкой: тихая, чистоплотная, ласковая.
Даже тетка Зина перестала возмущаться, особенно после того, как Жуля помогла найти ее потерявшуюся внучку во дворе.
— Умная собака, — призналась соседка. — И красивая. А я думала, дворняжка обычная.
Света улыбалась, расчесывая Жуле шерсть — теперь блестящую, густую. Хороший корм, витамины, любовь — и не узнать прежнюю замученную собаку.
Но главное изменение произошло с самой Светой.
Пенсия больше не казалась концом жизни. Наоборот — начинался новый этап. С Жулей гуляли по утрам в парке, знакомились с другими собачниками, ездили к ветеринару. Жизнь обрела смысл и распорядок.
— Знаешь, девочка, — говорила Света, глядя в умные карие глаза, — если бы мне год назад сказали, что я всю пенсию на собаку потрачу, рассмеялась бы. А теперь понимаю — это были лучшие траты в моей жизни.
Жуля слушала, наклонив голову набок. Понимала каждое слово.
А вечером, когда они устраивались на диване — Света с книжкой, Жуля рядом, — по телевизору показывали новости. Что-то про экономику, про политику.
— Выключу эту ерунду, — буркнула Света в сторону пульта. — Лучше о нас с тобой передачу сделали бы. Как две одинокие души друг друга нашли.
И выключала. А Жуля укладывала морду ей на колени и засыпала. И снились ей, наверное, не кошмары из прежней жизни, а зеленые луга и мячики, которые можно ловить бесконечно.
Света гладила рыжую голову и думала: вот оно, счастье. В том, что рядом есть кто-то, кому ты нужна каждый день. Кто встречает тебя как самого дорогого человека на свете.
Даже если этот кто-то — собака.
Котофеня