ИНТЕРНЫ

интервю
Иван Охлобыстин рассказывает о своём отношении к сериалам, цифровым камерам, деревенским батюшкам и каратистам.
Иван прекратил служение в церкви после того, как сыграл инфернального шута в фильме "Царь". По его собственной просьбе ему запретили исповедовать и венчать. Теперь он временно только актёр и сейчас снимается в сериале Интерны – первом смешном русском сериале без закадрового смеха. При ноже и жёлтых очках, Охлобыстин рассказывает о сериальной культуре и о кривых путях, которыми всё равно придется прийти к православию.
― Вы любите сериалы? Вам близка эта культура?
― Обожаю. "Остаться в живых", "Побег из тюрьмы", "Доктор Хаус", "Безумцы". Они превратили формат сериала в формат романа. А "Сестра Джеки" – это вершина романного жанра, но долго она продолжаться не будет, так как нет литераторов для того, чтобы соответствовать этой бедной женщине. Я себя в какой-то момент поймал на мысли, что сериалы сдвигают кино, по вине жадности самого же кино, в нишу экспериментального, художественного, на этот раз по-настоящему художественного. Надо быть Рубенсом, чтобы тебя пошли смотреть. Но может оно и к лучшему, пусть режиссёр оттачивает своё искусство на хороших сериалах, и заслуживает своё право снимать эталонный фильм, который всем откроет глаза. "Интернов", например, впервые в России снимают так, как будто это полнометражный фильм. И никакого закадрового смеха. "Интерны" и так очень смешные. Съёмки ведутся на цифровую камеру "Red One", которая даёт картинку, близкую по качеству к киноплёнке.
― Вы ведь сценарист? Вы занимаетесь сценарием "Интернов"?
― Нет. Я в это не вмешиваюсь совсем. Сценарий – волшебный литературный материал. Океан юмора и при этом добрая нотка есть. Сценаристы – врачи. Генеральный продюсер тоже пишущий. Тоже врач. Они тему эту знают, причём изнутри.
― А создатель сериала Вячеслав Дусмухаметов сказал, что вы вместе дорабатывали сценарий.
― Бывает ситуация, когда текст мне неудобен, нелогично так играть для моего аппарата. Я могу немного изменить конструкцию слова, при этом полностью сохранив суть. Иногда мне приходит в голову что-то своё, я говорю об этом Славе, а если это что-то глобальное, он уже договаривается со сценаристами. Раньше у нас довольно часто был сценарист на площадке, но затем они увидели, что мы не издеваемся над текстом, не меняем его кардинально, и расслабились. Им невероятно тяжело, потому что материал большой, а жанр деликатный. Он испохаблен предшественниками. И поэтому надо сохранить какой-то уровень качества. Даже если это не будет самый смешной сериал в России, пусть он будет улыбчивый и интеллигентный.
― Вы ориентировались на каких-то великих сериальных врачей прошлого?
― Я с удовольствием посмотрел сериал "Доктор Хаус", это один из счастливых периодов моей жизни. К тому моменту я уже подсел на сериалы. "Доктор Хаус" – это чистой воды детектив с великолепной игрой Хью Лори. У него огромное обаяние, конкурировать с ним это всё равно, что с Олегом Далем: совершенно другая антропология и подача юмора. Затем я начал смотреть сериал "Клиника". Честно говоря, не понравилась. Она динамичная, смешная, есть отличные репризы. Но клиника там совсем другая. Не на них надо ориентироваться. Вот у меня есть друзья в 67-й больнице, там один друг бесконечно похож на нашего героя, венеролога Купитмана. Он врач со степенью, над ним уже вся больница смеется. Это всё, что я могу сказать о своём отношении к великим сериальным врачам прошлого. Надо отдать им должное, но они совсем из другой оперы. В нашей больнице ни один Хаус не справится.
― А насколько эта больница похожа на обычные больницы? Таких чистых и пустых больниц с новыми кроватями я что-то не видел.
― То, что пустовато – это правда. Но это закон жанра, такое допущение. Что до остального – я тоже разделял ваше мнение, что у нас бюджетные больницы ужасны. А потом я вспомнил. Я детей периодически вожу на диспансеризации. Потом, если мы куда-то едем, я всегда узнаю, где здесь больница. Я вспомнил: даже в провинции все резко делится. Либо совсем плохая бюджетная больница, либо такие, как у нас. Примерно двадцать процентов таких. Областная больница, например.
― С вашей, с актерской стороны – лучше работать с цифровой камерой "Red One" или с пленочной?
― Мне с цифровой камерой больше нравится. Дублей больше, возможностей больше. Я сам себе как объект актерской гордости и тщеславия не интересен, мне литературную гордыню нужно смирять. Но возможность поэкспериментировать в видео гораздо больше, чем в кино. В кино ты можешь всего несколько вариантов сделать, а здесь — сколько угодно, диапазон мимики и интонации велик. Другое дело, стал бы я сам такой камерой снимать? Но я и другой бы не стал снимать, я отказался от этого ещё давно. Безо всякой истерики отказался от профессии режиссёра, перешел в профессию сценариста. Мне не понравилось, что быть режиссером — очень тяжело по организации, я не отдыхал и не думал.
― Почему после выхода фильма "Царь" вы написали письмо Патриарху с просьбой запретить вам служение?
― Я тогда написал, что несмотря на то, что у меня имеется благословение святейшего патриарха Алексия, а благодать обратной силы не имеет. Но вот я снялся в фильме "Царь". Честно выполнил всё, что от меня требовалось. Сверхзадача этого фильма – показать святого человека, митрополита Филиппа. Я должен был обеспечить резкий, неприятный контраст его святости. Что я и сделал. Это вызвало резонанс. Несмотря на то, что вроде бы всё хорошо, общая реакция была – чересчур. И тогда я написал Святейшему, как верный солдат докладывает о приближении неприятеля. Эта ситуация вызывает определенного рода шум, возможность критиковать церковь. Начинаем ругать шута Вассиана, переходим на Охлобыстина, а затем и на всю церковь. Как же можно, чтобы чёрта такого играл русский православный священник? И я доложил честно Святейшему, что может быть, на период, пока я буду сниматься, запретить меня к служению. А я же не могу назад повернуть, я не выплачу все эти неустойки. Тогда через меня не смогут критиковать церковь.
― Что делать, если церковное искусство, которое должно возвышать, оказывается просто очень плохим? Нарисовано левой задней ногой?
― Это плохо, но не страшно. Вот я ездил в Тамбов, не по церковной линии, а по каратистской, на дан-тест. Получил гигантское удовольствие, вдохнул России. Никто не поймёт все возможности духовного падения и духовного взлёта русского человека, не столкнувшись с этими просторами, не вдохнув их. И меня там повели к батюшке, к отцу Николаю. Дивный человек. Но всё у него по-деревенски – просто. Некоторые иконы очень качественные, а остальное – что-то самодельное, что-то бабушки принесли. У нас же не поощрялась в Советском союзе иконопись. Не все могли себе позволить, это только для иностранных туристов. Шедевров у него нет, но мне так понравился этот человек, так понравилась обстановка, здоровые каратисты, которые деду в ножки кланяются, сам он похож на Деда Мороза. И он с ними разговаривал, как с внучатами. Здоровые мужики, 40 лет, которые считаются авторитетами в мире каратистов, которые только что крушили кирпичи, рассказывали ему о своих проблемах. Это так умилительно было. А с другой стороны, сидим мы с Домогаровым в храме, глядим на высоты этих сводов и понимаем, что это шедевр! И сам он по себе роскошный, в золоте весь. Гигантские пространства, всё сделано основательно, каждая дверная ручка – какой-то архангел. И мы выходим из храма и стоят халабуды, и мы понимаем, что как пятьсот лет назад, когда строили этот храм, они так же и стояли.